Глава 25

Фели

Осунувшиеся лица, воспаленные глаза, худые, почти изможденные тела, люди со сложенными на коленях руками и устало поникшей головой.

Проходя по комнате ожидания и разглядывая пациентов клиники в Веддинге, Фели не могла отделаться от мысли, что своим заработком все сотрудники больницы обязаны личным трагедиям людей. Раковые опухоли, которые закреплялись в легких и пускали метастазы, резистентные к лучевой терапии, заболевания иммунной системы, лечение которых стоило как небольшой автомобиль. Конечно, это было несправедливо и цинично. Точно так же можно было бы утверждать, что полицейские извлекают выгоду из преступлений. И все равно Фели показалась подозрительной сдержанная роскошь, которая встретила ее за электрическими раздвижными стеклянными дверьми, ловко интегрированными в старое здание фабрики и не выглядевшими при этом чужеродным телом на фоне старинной кирпичной стены. Черно-белые фотографии на стенах на пути к регистратуре напоминали о первоначальном предназначении бывшей типографии – переоборудованная в клинику, она в основном использовалась сейчас профессором Андре Клопштоком, который лечил здесь хронических больных и обреченных на смерть.

Хотя пациент, нагло пролезший вперед Фели к турникетам, выглядел вполне энергично.

– Наберитесь смелости, Сольвейг, – обратился он к помощнице врача в регистратуре. – Взгляните на меня.

Худой темноволосый мужчина лет двадцати пяти отступил назад и до минимума сократил расстояние между ним и Фели, которая стала невольной свидетельницей театрального представления.

– Я изнемогаю. – Он театрально схватился за грудь, и помощница не смогла сдержать улыбку.

– Мне очень жаль, господин Кресс.

– Ливио, пожалуйста, называйте меня Ливио.

Фели закатила глаза от такого откровенного заигрывания.

– Я не могу вас никуда втиснуть, господин Кресс. И вы это знаете.

– Но мне необходим витаминный коктейль, Сольвейг. Посмотрите в эти карие глаза. В мое наполовину итальянское честнейшее лицо.

Мужчина опустился на колени, протянул сложенные в молитвенном жесте руки к помощнице врача, которая с сожалением покачала головой с высокой прической.

– Вам только позавчера поставили капельницу.

– И мне было та-а-ак хорошо.

Сольвейг приложила палец к губам и задумалась.

– Пригласите меня сегодня вечером на танцы?

– Вы серьезно? – спросил Ливио, ошарашенный тем, что его уловка возымела успех. Он поднялся и отряхнул пыль со своих черных брюк карго.

– Нет, – разочаровала его помощница врача с улыбкой. – Это была шутка. Послушайте, страховая компания не будет оплачивать все, что вам придет в голову. Если вы снова хотите капельницу, то эта медицинская услуга подлежит оплате в частном порядке.

Ливио вздохнул и сделал вид, что утирает слезы в уголках глаз.

– Тогда, наверное, мы в последний раз видимся с вами, Сольвейг. Пожалуйста, вспомните обо мне, когда прочитаете заголовок «Он умер в одиночестве под мостом. От нехватки витаминов».

Фели почувствовала сильный толчок, от которого содрогнулось все ее тело, когда молодой мужчина резко повернулся и налетел на нее. Она пошатнулась и ухватилась за стойку, чтобы не упасть. Боль снова пронзила ее поврежденную руку, и Фели с трудом сдержала крик.

– Ой, простите, пожалуйста, – с сожалением сказал мужчина и посмотрел на нее большими темно-карими глазами. Он поддержал ее обеими руками и спросил: – Вы ушиблись? Я этого не хотел.

Черты его лица представляли собой необычную, сложную комбинацию. Выражение лукавое, даже ушлое. И глаза – такие большие, и губы такие полные, что Фели не удивилась, если бы Сольвейг и правда ответила на его неуклюжие попытки флирта.

– Нет, нет. Все в порядке. – Она стряхнула его руки – одна лежала у нее на плече, другая на бедре, словно он собирался с ней танцевать.

– Правда?

– Все хорошо.

– Мне ужасно жаль.

Он распрощался, сильно жестикулируя, и еще раз подмигнул помощнице врача.

– Такой ловкач, – улыбнулась Сольвейг вслед мужчине, потом обратилась к Фели: – Чем я могу вам помочь?

Хороший вопрос.

Она хотела выяснить, что связывает мнимого таксиста и эту врачебную практику – если такая связь вообще существовала. Еще пять минут назад эта затея казалась ей авантюрной, но вполне логичной. А сейчас Фели не знала, с какой стороны к ней подступиться.

Она была психиатром, а не журналистом-разоблачителем и тем более не следователем. Единственные инвестигативные проблемы, которые должны ее сегодня интересовать, – это хорошо ли сидит свадебное платье и как в дождь сохранить прическу хотя бы до ЗАГСа. Вместо этого она играла в мисс Марпл по просьбе бывшего любовника. Разыскивая дочь Матса, она, по сути, помогала ему найти основную причину их тогдашнего расставания.

– Профессор Клопшток у себя?

– Вы записаны на прием?

Фели помотала головой.

– Я по личному делу. Мы коллеги.

Не обязательно сообщать Сольвейг с порога, что они незнакомы. В профессиональных кругах Клопштока знала каждая собака. Но не столько из-за его, надо признать, достойных уважения результатов лечения, сколько из-за удивительного коммерческого чутья. Он был не только онкологом, но и психотерапевтом, что оказалось очень полезным, потому что он мог лечить как органические, так и душевные расстройства своих часто смертельно больных пациентов. К тому же он владел одной из самых крупных лабораторий в городе и писал популярные медицинские бестселлеры с названиями типа «Метод Клопштока: победи рак в своей душе, и тогда душа победит рак».

– Мне очень жаль, – ответила помощница, – сегодня он в клинике на Курфюрстендамм.

Клопшток, который считал себя больше предпринимателем, чем врачом, имел несколько филиалов по всему городу, которые он высокопарно называл «клиниками», даже если они занимали один этаж какого-нибудь старого здания.

– Я могу ему что-нибудь передать?

– Нет, спасибо. – Фели хотела уже попрощаться, но, сунув руку в карман плаща за сотовым, натолкнулась на сложенный листок бумаги и передумала.

Раз она уже здесь, можно попробовать.

– Вы знаете этого мужчину? – спросила Фели и показала Сольвейг фотографию, которую ей дал аптекарь.

– Хм…

Помощница надела очки для чтения и с любопытством рассматривала листок с увеличенным черно-белым изображением. Качество так себе, но лучше, чем фотороботы, по которым полиция разыскивает хулиганов и прочих преступников, попавших на городские камеры видеонаблюдения.

– Таксиста? – Она ткнула в долговязого парня с худощавым лицом, которого Фели окрестила «студентом».

– Да.

Хотя ей показалось, что в глазах Сольвейг мелькнуло узнавание, помощница покачала головой и собиралась что-то сказать, как неожиданно снова появился Ливио.

– Посмотрите, моя дорогая Сольвейг, что я для вас собрал!

С обаятельной улыбкой он встал рядом с Фели, перегнулся через стойку и протянул помощнице врача букет хризантем.

– Немедленно поставьте их обратно в вазу у входа, – потребовала Сольвейг, на этот раз уже без улыбки.

Фели точно не знала, была ли ее неожиданная перемена настроения действительно связана с дерзостью пациента, или с фотографией, которую Сольвейг вернула ей, как только Ливио исчез.

– Сожалею, но я его не знаю. А сейчас мне нужно в лабораторию.

Сольвейг поставила на стойку табличку с надписью «Перерыв» и попрощалась.

– Хорошо, как скажете.

Фели услышала, как хлопнула входная дверь, за которой, вероятно, только что исчез Ливио. Когда она повернулась к стойке, Сольвейг уже скрылась в дальней комнате, и Фели оказалась одна в холле.

Ну и ладно, все равно уже давно пора домой, переодеваться.

Она убрала снимок обратно и хотела вызвать такси, но сотового в кармане не оказалось. Раздраженная, Фели обыскала все карманы одежды, но тщетно. Телефон исчез.

Нет. Она помнила, как, выходя, держала его в руке и сунула в карман.

Своего плаща.

Который она не снимала.

Ни на минуту.

Из которого ничего не выпадало – она бы услышала, тем более здесь, на паркете. А если бы телефон и выпал, то лежал бы сейчас под ногами, потому что это могло произойти лишь в тот момент, когда Ливио налетел на меня и схватил руками…

ЛИВИО!

Сердцебиение ускорилось, и она почувствовала, как в руке снова запульсировала боль.

– Проклятый мерзавец! – прошипела она, огляделась по сторонам и побежала к двери, за которой исчез пациент.