Из докладных записок прокуратуры следовало, что жертва окончательно запуталась в паутине: «вели на посадку». Во времена Сталина Зощенко, попавший в кандидаты на посадку, завидев издалека знакомого человека, переходил на другую сторону улицы, чтобы не столкнуться с ним лицом к лицу и избавиться от необходимости здороваться. Я последовал его примеру и стал замечать на лицах многих вчерашних друзей облегчение. Всесилие Генеральной прокуратуры было очевидным: она сама возбуждала уголовные дела, сама их расследовала и сама же надзирала за соблюдением законности.

17 августа 1998 года новейшая история России выдала очередную крутую загогулину. Правительство и Центральный банк объявили дефолт по основным видам государственных ценных бумаг, которые к тому времени превратились в основной инструмент спекуляций на рынке. Пирамида ГКО рухнула, вслед за ней рухнул рубль, подешевевший по отношению к доллару в три с лишним раза. Еще толком не сформировавшийся средний класс оказался разорен – в Москве можно было увидеть вчерашних «новых русских» в малиновых пиджаках и на «Мерседесах», подрабатывающих «бомбилами».

Финансовый крах привел к отставке правительства «молодых технократов» во главе с Сергеем Кириенко. С подачи Явлинского и при поддержке коммунистического большинства в Госдуме к власти пришла команда Евгения Примакова. Ельцин окончательно превратился в «хромую утку», очередные президентские выборы были уже не за горами, и в стране развернулась очередная схватка за Кремль.

Сложился своеобразный неформальный триумвират, в который вошли премьер-министр Примаков, мэр Москвы Лужков и генпрокурор Скуратов. Каждый из них метил в президентское кресло, но вопрос о том, кто именно станет главным кандидатом, должен был решиться ближе к выборам. Скуратов начал мощную атаку на ближайшее окружение Ельцина и его семью, возбудив сразу несколько уголовных дел, в том числе об игре чиновников на рынке ГКО перед дефолтом и «дело Mabetex» – швейцарской фирмы будущего президента Косово Бехджета Паколли, который платил взятки за подряды на реконструкцию Кремля. Скуратов тогда активно сотрудничал с генеральным прокурором Швейцарии Карлой дель Понте, а его следователи зачастили в альпийскую республику. Стало ясно, что в откровениях Федорова генпрокурора особенно заинтересовали «показания» относительно Черномырдина (то есть откровенная ложь). Через эту «ступеньку» Скуратов хотел пролезть в Кремль.

Национальный резервный банк, который доблестные налоговики и правоохранители трясли на протяжении двух лет, из которого была увезена вся документация, а менеджеры проводили на допросах в прокуратуре больше времени, чем в переговорных комнатах с клиентами, оказался одним из немногих частных (и честных) банков, переживших дефолт. Тех, кто решил бороться за спасение своего бизнеса, можно пересчитать по пальцам – Альфа-банк например. Большинство «системообразующих» предпочло вывести активы и объявить себя банкротами. Среди тех, кто в 1998 году почил в бозе, были такие казавшиеся непотопляемыми гиганты, как «Менатеп» Ходорковского, «СБС-Агро» Смоленского, Инкомбанк, Онэксимбанк и «Национальный кредит», в которых обслуживалась вся федеральная бюрократия.

Пришлось принимать экстраординарные меры, чтобы сохранить платежеспособность и расплачиваться с клиентами, которые бросились забирать деньги. Продавали личное имущество, отказывались от зарплат. Ситуацию усугубил жесткий конфликт с французским банком Crédit Agricole Indosuez (CAI). НРБ отказался исполнить 14 сомнительных форвардных сделок, которые, по версии французского банка, были якобы заключены до кризиса 1998 года в России. Все инстанции российского Арбитражного суда, включая высшую, признали эти сделки не заключенными из-за отсутствия подтверждающих их письменных документов и запретили CAI совершать действия, направленные на списание средств со счетов НРБ в России и за рубежом.

Вопреки этому Верховный суд штата Нью-Йорк, куда Crédit Agricole подал иск на НРБ, вынес решение в пользу французов и обязал нас выплатить в соответствии с исковыми требованиями около 120 миллионов долларов. На основании этого решения CAI инициировал арест находящихся на зарубежных счетах наших средств на общую сумму около 400 миллионов долларов. Война с Crédit Agricole продолжалась четыре года и закончилась только после того, как в дело вмешался уже новый президент России Владимир Путин. Он обратился с письмом к президенту Французской Республики Жаку Шираку, была создана межправительственная экспертная группа, которая занималась этим вопросом. НРБ не удалось в полной мере отстоять свои позиции, однако спор был урегулирован. Заплатить нас заставили чиновники российского правительства, имевшие тайные счета во французском банке и лоббировавшие его интересы.

К весне 1999 года удалось преодолеть кризис с ликвидностью, возникший в банке из-за дефолта. Ситуация вокруг непотопляемого генпрокурора, которого Кремль не мог снять из-за фронды во главе с Лужковым в Совете Федерации (губернаторская должность тогда означала в том числе членство в верхней палате парламента), изменилась в одночасье. 18 марта в вечернем эфире телеканала «Россия» Михаил Швыдкой, в то время генеральный директор ВГТРК, попросил взрослых телезрителей убрать детей от экранов. На всю страну был показан видеофильм, снятый скрытой камерой, в котором «человек, похожий на генерального прокурора» занимался сексом с двумя «девушками с пониженной социальной ответственностью». Вскоре сам Скуратов стал фигурантом уголовного дела и был отстранен от должности. На этом карьера «борца с коррупцией» и несостоявшегося президента России закончилась. Еще через год исчезло и само дело, которое стоило мне седых волос и нескольких лет походов на допросы, будто в школу.

Прочитав этот документ, я вспомнил шутку про эпитафию на могиле старого большевика, расстрелянного в ходе репрессий 1937 г.: «Спи спокойно, дорогой товарищ! Обвинения не подтвердились». По-разному сложилась судьба людей и организаций, которые имели отношение к этой истории. У Мосбизнесбанка в июле 1999 года была отозвана лицензия, а еще через полгода банк признан банкротом. Вкладчики, которым Букато остался должен более 10 миллиардов рублей, были в шоке, однако сам Виктор Иванович, отметивший к тому времени 60-летний юбилей, похоже, не очень переживал по этому поводу. Уже через полгода он вошел в руководство Внешагробанка, а в июле 2002-го возглавил его. Спустя некоторое время после этого смелого кадрового решения, утвержденного, как и положено, Центральным банком, во Внешагробанке начали происходить чудеса. В течение месяца из него были выведены все ликвидные активы более чем на миллиард рублей с такой же непринужденностью, как и из Мосбизнесбанка.

Временная администрация ЦБ, пришедшая во Внешагробанк после объявления о его неплатежеспособности, обнаружила, что из офиса исчезли все компьютеры, сервер, где хранилась вся финансовая информация о денежных переводах, платежах и активах, а также большая часть бумажной документации. Впрочем, следователям удалось установить следующее:

«Букато В.И. путем подписания договоров купли-продажи в период с 29.09.04 года по 01.10.04 года приобрел неликвидные векселя, выпущенные организациями, не имеющими фактических активов. Приобретенные векселя, выданные более чем 15 различными организациями, зарегистрированными в Москве, Московской области, Рязани, Туле, Пензе, Чебоксарах, Санкт-Петербурге и других городах, представляют собой одинаковые, выполненные типографским способом бланки и имеют сквозную нумерацию, что свидетельствует о том, что оформлялись все эти ценные бумаги в одно время и в одном месте… Из этого можно сделать вывод, что и векселя эти фальшивые. Таким образом, Букато В. И. создал и увеличил неплатежеспособность Внешагробанка, то есть совершил преднамеренное банкротство путем вывода активов из банка в личных интересах и интересах других лиц на общую сумму 1 228 158 000 рублей, чем причинил ущерб акционерам банка…»

От действий Букато пострадали такие вкладчики, как Университет дружбы народов, Союз театральных деятелей России и администрация Омской области. Было возбуждено дело по статье 196 УК РФ «Преднамеренное банкротство». Газеты писали, что Букато во всей этой афере играл роль зиц-председателя Фунта, а главным бенефициаром был основной акционер и председатель совета директоров Илья Хайкин. Однако, как и положено Фунтам, отдуваться пришлось именно нашему герою – Виктор Букато стал первым в российской банковской истории главой кредитной организации, осужденным за преднамеренное банкротство. В декабре 2007 года Хамовнический районный суд приговорил Букато к двум годам лишения свободы условно. При этом по иску Агентства по страхованию вкладов с него взыскали ущерб в размере 951 миллиона рублей, наложив арест на все имущество, в том числе на недвижимость площадью 180 квадратных метров в подмосковных Горках-2.

Поучительна и судьба «героя-подводника». Украденные у нас деньги не принесли ему счастья на чужбине ни в бизнесе, ни в личной жизни. Только Россия, из которой меня так настойчиво выпроваживал Скуратов, приняла Федорова обратно.

Генеральному прокурору Российской Федерации

Г-ну Устинову В.В.

Копия:

Центральный банк Российской Федерации

Г-ну Геращенко В.В.

От гр-на Федорова И.И.

Почтовыйадрес: 573 Virginia Dare Dr.

Virginia Dare Dr, Virginia Beach VA, 23451

25 февраля 2002 года

Уважаемый господин Генеральный прокурор,

Написать это письмо было для меня нелегким решением, ибо оно абсолютно дезавуирует мое послание в адрес Вашего предшественника г-на Скуратова от 19 ноября 1996 года и опровергает содержавшиеся в нем факты. Тем не менее я иду на это, чтобы искупить свою вину перед оболганными мною людьми и восстановить покаянием свое доброе имя.

Я официально заявляю, что приведенные мною в письме от 19.11.06 факты в отношении якобы имевших место противоправных действий со стороны главы Национального резервного банка А.Е. Лебедева и главы Внешэкономбанка A.Л. Костина не имеют под собой никаких оснований и являются плодом измышлений, вызванных моим тяжелым моральным состоянием в те годы.

Я вынужден признать не соответствующими действительности выдвинутые мной обвинения в адрес российских банкиров по поводу «махинаций» с 5-м, 6-м и 7-м траншами валютных облигаций Минфина России, угроз в мой адрес и членов моей семьи, а также других якобы противоправных деяний, в которых я обвинял господ Лебедева и Костина. Очень надеюсь, что по возвращении в Россию я смогу лично извиниться перед вышеупомянутыми господами за причиненный ущерб их бизнесу и репутации и смогу рассказать о тех людях, которые использовали меня в этой нечистоплотной игре.

Федоров действительно приехал и рассказал. Кухня, на которой стряпалось данное уголовное дело, как оказалось, находилась в той самой «нехорошей квартире» на Большой Полянке, где снимали хоум-видео развлечений с проститутками «человека, похожего на генерального прокурора». «Хата» принадлежала брату Егиазаряна, Сурену, и была куплена на деньги Уникомбанка. Ашот регулярно организовывал такой тематический досуг для Скуратова. Платил за все сам, а попутно оказывал и другие услуги. Связующим звеном между ними был Хапсироков. В промежутках между любовными утехами «решали вопросы» – здесь и придумали наезд на НРБ, и руководили им. Гангстеры – проститутки в виде взяток генпроркурору – рэкет. Все очень просто.

Со слов Федорова, именно к Егиазаряну он обратился как к потенциальной «крыше», задумав нас «швырнуть». Для Ашота жалкие федоровские семь миллионов долларов были не очень интересной добычей, они с Хапсироковым решили сорвать большой куш под названием «Национальный резервный банк». Для исполнения замысла привлекалась прокуратура, налоговики и милиционеры, продажные журналисты и ореховская братва. Предполагалось, что объекты уголовного преследования, как принято в таких случаях, уедут за границу и взять банк можно будет голыми руками.

Что касается Егиазаряна, то в 1998 году оба его финансовых детища – Уникомбанк и Моснацбанк – с треском обанкротились. Точнее, их обанкротили преднамеренно. На прощанье из Уникомбанка было выведено все, что там еще оставалось ценного, – в том числе офисный комплекс «Даев Плаза» в районе Сухаревской площади. В один прекрасный день оказалось, что 16 тысяч квадратных метров апартаментов, построенных «Уникомом» под собственный офис, принадлежат уже не банку, а ООО «Даев Плаза», которой, в свою очередь, владеет зарегистрированная на Бермудах фирма Wyndham Limited. Фирмой в то время управляли два доверенных лица Ашота – зампред правления Уникомбанка Константин Мерзликин и начальник управления ценных бумаг банка Михаил Ананьев.

С Моснацбанком случилась еще одна любопытная история. Он был назначен правительством в качестве уполномоченного по ведению расчетов «Росвооружения» (ныне «Рособоронэкспорт») – государственного монополиста в сфере экспорта продукции российского ВПК. После банкротства Моснацбанка выяснилось, что лежавшие на его счетах 120 миллионов долларов «Росвооружения» бесследно исчезли. Точнее, не совсем бесследно: деньги были выданы в виде липовых кредитов двум офшорным банкам – Veksnark Bank Inc. и AKO Bank Corp., зарегистрированным в Республике Науру. Попав на коралловый остров в Тихом океане, средства российской оборонки моментально растворились.

По обоим эпизодам были возбуждены уголовные дела, и многие мелкие подручные Егиазаряна разбежались по заграницам. Один из них, Константин Колоян, спустя 10 лет случайно попался: проживая в Молдавии, он решил жениться, однако обнаружил, что имеет лишь паспорт советского образца. Чтобы поменять документы, он прилетел в Москву, где был арестован и получил четыре года колонии. Сам Егиазарян, как и Мерзликин с Ананьевым, продолжили трудовую деятельность на политическом поприще. Ашот в 1999 году был избран в Государственную Думу по списку ЛДПР Жириновского, Константин сначала работал в секретариате Юрия Маслюкова – первого заместителя премьер-министра Примакова, а затем, уже при Михаиле Касьянове, дослужился до руководителя аппарата правительства России. Михаил Ананьев в 2000 году стал заместителем председателя Российского фонда федерального имущества.

Наши с Егиазаряном судьбы вновь пересеклись несколько лет спустя, когда я тоже стал депутатом Госдумы. В отличие от меня, Ашот не боролся с игорным бизнесом и «лужковской батуринщиной» с ее точечной застройкой, не пытался изменить Уголовный и Уголовно-процессуальный кодексы, введя туда институт досудебного соглашения со следствием, не предлагал тему «материнского капитала». Он вообще не ходил на пленарные заседания. Зато окна его кабинета на седьмом этаже старого здания парламента выходили как раз на Охотный Ряд, где сначала сносили «до основанья», а потом отстраивали заново знаменитую гостиницу «Москва». Это стало главным делом Ашота Геворковича.

Стройка принадлежала Егиазаряну, и ему было очень удобно наблюдать за ходом работ «на объекте». В 2005 году, когда гостиницу снесли, я вместе с группой депутатов «Столица» выступил против того, чтобы ее восстанавливать. Историческое здание, построенное в 30-х годах ХХ века по проекту Алексея Щусева, было утрачено. Зато после сноса образовалось огромное пространство и открылся потрясающий вид на Кремль. Даже мэр Лужков во время одного из своих субботних объездов признал, что у него от этого вида «дух захватывает».

Я собрал подписи коллег под обращением к мэру и президенту с призывом разбить на месте бывшей гостиницы Парк согласия и примирения и решил провести пресс-конференцию. Мероприятие попыталась сорвать группа молодых людей, которые изображали представителей нетрадиционной сексуальной ориентации и задавали шумные вопросы про гей-парад. Надо сказать, что замысел не удался – провокаторов вывели из зала. Но сама эта акция была организована по заказу Ашота Егиазаряна его пресс-секретарем Анной Заяриной. Вот как это было:

Анна: А у нас все… значит, рассказываю теперь тебе. Там были сложности с проходом. Мы там их решили, эти проблемы… втащили этих ребят, значит, у нас было достаточно нашего страхового народа. Но у нас первый задал вопрос этот парень в шарфе, да, который мы писали… Он на него не ответил, там началась такая потасовка, типа «нет, вы ответьте на мой вопрос», его снимали все камеры ‹…›. И ОРТ, и НТВ, потом наши «голуби» тоже, значит… он стал улыбаться (это я. – А.Л.), тоже ничего не отвечал, они его опять такие: «Нет, мы еще раз зададим этот вопрос, куда нам деваться». В общем, там была такая небольшая потасовка… народ уже весь ржал… в принципе, снимали на камеру, я думаю, что если это как бы да, то должно в новостях даже пойти.

Ашот: Ах, все держит…

Анна: Да, да, все очень хорошо прошло, ребята сами вообще, они, видишь, хорошо, что они актеры, они его задавили, то есть они знают, что это по-актерски. Вот, но… там была, конечно, жуткая порнография, просто ужасная, какие-то люди в шарфах, педерасты, которых не пускали. Ну, в общем, кошмар, так что вот так.

Ашот: Нужно будет ребят отблагодарить за работу…

Анна: Да… вот смотри, давай мы вот что… значит, надо будет там ребятам какую-то небольшую денежку подкинуть, там совсем чуть-чуть.

Ашот: Сделаем, как ты скажешь.

Анна: Вот… там, знаешь, там было два актера, которые «голубей» изображали, один, который в шарфе, ну там, в общем, штуку я на них там раскидаю, будем там по 200, по 300 долларов, нормально.

Ашот: Давай по 500 дадим.

Анна: Ну да, что-нибудь, ну давай полторашку… и смотри, мне нужно понять, у меня были там корреспонденты, которые задавали серьезные, актуальные вопросы, и нужно понять, мы размещаем, потому что я хочу на «Скандалы. Ру», вот лучше сейчас это поставить на «Скандалы. Ру», например, и поставить там где-то на «Дни. Ру». Вот два сайта… чтобы это вот их растиражировать. Что ты думаешь?

Ашот: Да, конечно, надо делать. Давай сделаем и проверим то, что еще есть, отдельно как второе направление, что флаг в Думе голубой поднял – он наш рулевой, и мы теперь за него. ‹…› И теперь он не побоялся выйти из тени…

Анна: Да. Но это мы на «Скандалах» можем написать, вот эту историю теперь.

Ашот: Давай, давай, что не побоялся выйти из тени!

Анна: А на «Дни. Ру» повесим этот, с оранжевыми нашими ребятами.

Ашот: Я знаю его, чтобы ему просто неповадно было дальше заниматься этой ху…

Анна: Да, да, да, да… Значит, слушай, Ашотик, единственное, что мне просто нужно будет, ты сможешь мне каких-то денег дать, чтобы я сразу ребятам раздала.

Ашот: Не каких-то, а мы сейчас дадим сколько скажешь, в ту же секунду дам все.

Анна: Знаешь, сколько у меня получается, за сайт, за два сайта, получается четверка и плюс тогда… ну, полторашку ребятам. Соответственно, пять пятьсот мне надо будет…

Ашот: Ну давай шесть дадим на всякий случай.

Анна: Ну да, да, да. Если что, мы тогда сейчас раскидаем, отлично.

Ашот: Да, давай напишем только вот про это, про оранжевых…

‹…›

Анна: Я напишу сейчас что-нибудь красиво. Я тебе позвоню тогда, когда мы тексты начнем согласовывать.

Ашот: …и про это, что он герой, что не побоялся выйти из тени, в отличие от депутатов… ‹…› …и открыто позвал за собой этих…

Анна: …всякие массы…

Ашот: …да, голубые, то, что он молодец, не боится своих сексуальных привязанностей.

Анна: Да, да, да… открыто продемонстрировал, ну отлично, тогда мы сейчас начинаем писать, вот, и я тебе тогда чуть попозднее перезвоню и скажу, что у нас получается, ладно?

‹…›

Ашот: А может быть, завтра разместим там про голубых что-нибудь на «Компромате. Ру»?

Анна: Давай, давай на «Компромате». Давай сейчас вот это сделаем – «Скандалы» и это, а потом компромат завтра вывесим. Давай.

Ашот: И даже заплатим, чтобы там висело постоянно справа, рядом с рекламкой…

Анна: Да, хорошо.

Ашот: Голубая тематика.

Анна: Хорошо, договорились, ага.

Ашот: Голубая Дума, что-нибудь такое сделай. ‹…› А чем там закончилось уже?

Анна: Ну ты знаешь, там была уже такая потасовка, что там вообще всем было уже не до серьезных вопросов, вот, там как бы народ так разошелся, знаешь… ну, сначала все повеселились, поржали, а этот, он фактически прервал пресс-конференцию. ‹…› То есть да, она такая рваная получилась из-за всего этого. То есть он, конечно, перепугался этих вопросов, но, во-первых, он их реально просто игнорировал, вот, ребята говорят, что они ему по два раза задавали вопросы: «Нет, вы ответьте на наш вопрос, а как же вот быть?» В общем, все хорошо прошло.

Ашот: А результаты, а будут результаты по другим агентствам?

Анна: Я думаю, да. Я сейчас начну мониторить, давай посмотрим, может, еще даже в эфире что-то проскочит, мы сейчас посмотрим, что выйдет само по себе, и после чего добавим.

Ашот: Это же МК устраивала, может, МК завтра напишет.

Анна: Да, вполне вероятно. Вполне вероятно, что напишет. Это мы сфотографировали. Так что все будет хорошо.

Ашот: А МК же лужковская газета, почему она устраивала вот это, интересно? А Лужков-то открыто выступил, что будет строительство.

Анна: МК уже давно не лужковская газета… уже давно «Московский комсомолец» к нему никакого отношения не имеет. Они, видимо, просто, знаешь, ну как бы…

Ашот: Ну, наверное, он будет заказывать, чтобы там не писали вот эту фигню.

‹…›

Анна: Ну да. МК такая, без башни, она может фотографию веселую поставить, в принципе, им же все равно рейтинг важен. Во, посмотрим…

Ашот: Молодец!

По иронии судьбы, именно гостиница «Москва» в конечном счете и погубила «блестящую» карьеру Егиазаряна. В 2009 году у него возник конфликт по поводу этого проекта с давними партнерами – мэром Москвы Юрием Лужковым и его женой Еленой Батуриной. Затем в правоохранительные органы пришел старый друг Михаил Ананьев. К тому времени уже бывший чиновник обвинил Егиазаряна в том, что тот «на доверии» украл у него 18 миллионов долларов, пошедших на возведение торгового комплекса «Европарк» и реконструкцию «Москвы».

По словам Ананьева, работая в РФФИ, он не мог заниматься бизнесом, но Егиазарян предложил «просто дать ему деньги», чтобы после ухода с госслужбы вернуть его долю «в виде процентов в уставных капиталах компаний». В результате Ананьеву удалось оформить на себя всего лишь четыре процента «Европарка». Однако владевшая комплексом фирма была в лучших традициях финансовых манипуляций переоформлена на других людей, после чего доля экс-чиновника вообще исчезла.

Против Егиазаряна возбудили уголовное дело. В Госдуме не поверили в «политические мотивы» преследования вечно отсутствующего коллеги и подавляющим большинством голосов лишили его депутатской неприкосновенности. Правда, к тому времени Ашот уже скрылся в США. Поселившись в Лос-Анджелесе, он нанял за немалые деньги адвокатов, которые стали добиваться для него политического убежища, доказывая, что их клиент, ясное дело, стал «жертвой кровавого режима Путина».

Осенью 2010-го я подготовил документы для Федерального бюро расследований с требованием привлечь Егиазаряна к уголовной ответственности в Штатах. Дело в том, что его деятельность идеально подходила под формулировки антимафиозного закона 1970 года, известного как RICO (Racketeer Influenced and Corrupt Organizations Act). Однако новые бурные события заставили меня отложить в сторону заявление. А жаль.