Глава 32
Я выпила капучино и продолжила:
– Неизвестно, как сложилась бы жизнь Зямы после окончания академии. Мать, которая встречает во дворе школы дочь, чтобы проводить ее домой, вызывает у одноклассников смешки. Но приезжать за первокурсницей это уже психиатрическая клиника. Если Зяма не сдаст ЕГЭ, ей нечего и думать о поступлении в вуз. А девочка непременно получит низкие баллы. В академии балета на оценки по общим предметам смотрят сквозь пальцы. Будущим звездам не требуется высшее образование, для них главное сдать профессиональный экзамен. На выпускном концерте, как правило, присутствуют волонтеры, они присматриваются к талантливой молодежи, лучших приглашают в свои коллективы. Но Зяме-то лебедя не танцевать. Ее судьба после выпуска покрыта мраком, но у девочки была мать, у которой денег куры не клюют. Как я уже говорила, Алевтина могла создать для Зямы театр-студию, да что угодно. Приятно шуршащие купюры способны быстро решить любые проблемы.
И вдруг! Алевтина теряет сознание у нас в Ложкине. Зачем богатой даме, которая с огромным удовольствием, не для заработка, а для души, иллюстрирует детские книги, торговать пылесосами-роботами? Она просто хотела помочь Липе, которая решила заняться распространением этих агрегатов. Олимпиада договорилась о встрече с клиенткой в Ложкине, но у нее выпал штифтовый зуб, пришлось спешно ехать к дантисту. Алевтина отправилась вместо подруги, но перепутала улицы: Еловая – Сосновая. И попала к нам. Вообще-то она должна была умереть в доме Глобусовых.
– А зачем Олимпиаде, которой богатая подруга оплачивает коммуналку, делает подарки и платит деньги за службу домработницей, носиться по квартирам, показывая, как работает дурацкий пылесос? – впервые прервал мой рассказ Дегтярев.
Я сказала:
– Хороший вопрос. Аля обеспечила Липу прекрасным жильем, но сделала из нее прислугу. Олимпиада выполняла массу дел: стирка, уборка, готовка. Она присматривала за Зямой, когда мать отвозила рисунки в издательство. У Липы нет ни минуты отдыха, нет личной жизни, наверное, она решила сбросить ярмо горничной. Но снова служить медсестрой ей не хочется, это очень трудная работа, надо рано вставать, ходить в ночные смены. Вот она и решила посмотреть, можно ли заработать на ниве продаж роботов-пылесосов.
Я посмотрела на полковника.
– Думаю, Алевтину убили.
– Почему тебе эта мысль в голову пришла? – мигом осведомился Дегтярев.
– Многое указывает на насильственную смерть, – вздохнула я.
– Ясно, – проскрипел толстяк, – Семен, Кузя и Дарья, славная троица, порылась там, где никто их не просил.
– Тебе не интересно узнать, что мы накопали? – спросила я.
– Говори, – приказал полковник.
– Постараюсь коротенечко, минут на шестьсот, – усмехнулась я. – И, очевидно, часть того, что ты услышишь, тебе хорошо известна. Для начала. Алевтина была совершенно здоровой. Она регулярно проходила диспансеризацию. Никакой эпилепсии у нее не было. Но в последнее время вдруг начались судороги. Тот приступ, что случился у нас дома, был вызван приемом огромной дозы лекарства самран. Некогда очень популярное, оно сейчас не пользуется спросом, но все равно есть на рынке. Олимпиада работала в психиатрической лечебнице, где самран активно применяли. Медсестру с позором выгнали за то, что она воровала это лекарство. Липа и заведующая больничной аптекой Карина Яковлева работали в паре. Первая брала в аптеке самран, но до больных он не доходил, им медсестра вводила физраствор. Ампулы же продавала тем, кто тайком лечил психически больных родственников дома. Во время одной проверки инспектор выяснил, что происходит. Но главврач затоптал неприятность, у него тоже были липкие ручонки, он получал деньги на закупку дорогих импортных лекарств, а покупал самран, разницу же клал в свой карман. Во время беседы с начальником Липа свалила всю вину на Карину, но и Маркину, и Яковлеву уволили. К чему я это рассказала: Липа прекрасно знала, что такое самран, как он работает. Посторонним людям кажется, что Олимпиада плавала в золотом бассейне и выбрасывала недоеденные бутерброды с черной икрой. А в реальности она горничная, няня, повар, садовник, мастерица на все руки. Не самая приятная роль. Когда Аля внезапно умерла и ее тело еще не остыло, Маркина находит в шкафу завещание подруги и заявляет, что она по воле покойной станет приемной матерью Зямы. Все состояние Али плавно перетекает в цепкие ручонки Олимпиады. Александр Михайлович, ты сделал распоряжение на случай своей кончины?
– Нет, – удивился полковник. – Зачем оно мне? Ничего в собственности у меня нет. Миллионов я не накопил. И возраст еще не старческий.
– Тебя могут убить преступники, – напомнила я.
– Ну, спасибо! – воскликнул толстяк. – Надеюсь еще пожить. Идея составить завещание меня как-то не впечатляет. Еще смерть накликаю!
– Вот! – воскликнула я. – Русский человек не привык к завещаниям, он побаивается, как ты заметил, что вызовет бабку с косой. Алевтина же составляет его. Почему? Она следит за своим здоровьем. Когда у нее случились судороги, Аля отправилась к невропатологу, но тот ей объяснил: ерунда, у вас остеохондроз, анализы в порядке. Замечу, никто не делал пробы на наличие в организме Зиновьевой самрана. Извини, я отвлеклась. Доктор успокоил Алевтину, а она побежала к нотариусу. Почему? Скажи ей врач, что ее ждет операция, тогда это понятно.
Я перевела дух, потом рассказала то, что узнала от Баклана-Маркина, поведала полковнику историю со Светланой Шереметовой и кочергой, которую нашли в ее машине, сообщила про разговор с Кариной Яковлевой. Выложила все, что знаю.
Дегтярев только кряхтел и потирал затылок. Когда я замолчала, Александр Михайлович сказал:
– Молодец.
От неожиданности я чуть со стула не свалилась.
– Кто?
Полковник не стал растекаться мысью по древу.
– Ты!
Я ущипнула себя за запястье. Я сплю?
– Я молодец?
– Ты!
– Господи!
– Что не так?
– У тебя все в порядке?
– В каком смысле?
– В прямом! Ты здоров?
Дегтярев поднял бровь.
– Все отлично. И Собачкин с Кузей опытные специалисты.
Я замерла с открытым ртом. Нет, толстяк точно заболел! Мало того что он сказал мне доброе слово, так еще и Сеню лаской одарил. Прямо страшно стало.
Полковник побарабанил пальцами по столу.
– Но я тоже заинтересовался происходящим, все-таки у Зиновьевой приступ случился в нашем доме. И я многое раскопал. Нам надо научиться объединять усилия.
Я икнула и прошептала:
– Что нам надо делать?
– Объединять усилия, – повторил Дегтярев.
Я замерла. Что происходит? Какой диагноз поставили моему лучшему другу?
Полковник взглянул на часы.
– Скоро сюда войдет Олимпиада, если, конечно, не опоздает. Я пригласил ее, сказал: «Я обязан поговорить с вами. Все в порядке, вы получите разрешение на погребение тела. Но закон есть закон. Без нашего разговора не обойтись».
– Впервые слышу о таком распоряжении, – удивилась я.
– А его и нет, – усмехнулся толстяк, – но очень уж я хотел покалякать с госпожой Маркиной.
На столе Дегтярева зазвонил внутренний телефон. Полковник взял трубку.
– Минут через семь проведите ее.
Александр Михайлович встал.
– Пошли. Устрою тебя в наблюдательной комнате.
Я молча двинулась за приятелем в коридор. Трюк с зеркалом, которое висит в комнате для допросов, стар как мир. Почти во всех криминальных сериалах есть сцена, когда с преступником беседуют в помещении, одна из стен которого представляет собой зеркало, с обратной стороны оно прозрачное, в этой комнате находятся сотрудники, которые прекрасно видят, что происходит в допросной, и слышат разговор. Но от древности уловки она не перестала быть действенной. Старый конь, как говорится, борозды не портит!
