Louis Jacolliot. «The Initiates of the Ancient Temples».

A. Franck. «Die Kabbala».

См. Draper, John William. «History of the Conflict between Religion and Science». P. 224.

См. «Sohar»; «Kabbala Denudata»; «Книга Тайны», древнейшая книга каббалистов; Milman. «History of Christianity». Pp. 212, 213–215.

Milman. «History of Christianity». P. 280; Куриос и Кора повторно упоминаются в «Justin Martyr», см. c. 97.

См. Olshausen. «Biblischer Commentar über sammtliche Schriften des Neuen Testaments», Vol. II.

Существует широко распространенное суеверие (?), в особенности среди славян и русских, что маг или колдун не может умереть, пока он не передал «слово» своему преемнику. Это популярное верование настолько укоренилось в народе, что вряд ли в России найдется человек, который об этом не слышал. Но очень легко проследить происхождение этого верования до мистерий древности, которые веками были распространены по всему земному шару. Древняя «Варяжская» Русь имела свои мистерии как на Севере, так и на юге Руси; и много реликвий угаснувшей веры рассеяно по землям, омываемым священным Днепром, этим Иорданом крещения Руси. Никакой знахарь или колдун, мужчина или женщина, фактически не может умереть, пока он не передал тайное слово кому-либо. Популярное верование говорит, что если он этого не сделает, он не сможет умереть и будет страдать неделями и месяцами, и если даже в конце концов он освободится, то не будет в состоянии покинуть землю и будет бродить по ней, пока не найдет преемника даже после смерти. Насколько это верование может быть проверено другими – мы не знаем, но были свидетелем одного случая, который по своей трагической и таинственной denoument [развязке] заслуживает того, чтобы о нем рассказать в качестве иллюстрации к разбираемому вопросу. Про старика, которому было более ста лет от роду, крепостного крестьянина С. губернии, прослывшего колдуном и целителем, – стали говорить, что он уже несколько дней при смерти, но умереть никак не может. Слух этот распространился с молниеносной быстротой, и бедного старика стали избегать даже члены его собственной семьи, так как они опасались получить от него совсем не желательное наследие. Наконец пошли слухи, что он послал за своим коллегой, менее преуспевшим, чем он, в этом мастерстве, и что тот, несмотря на то, что жил в отдаленном районе, все же по призыву спешит прийти и прибудет на следующий день рано утром. В то время у помещика, владельца имения, гостил молодой врач, который принадлежал к знаменитой в те дни школе нигилистов и издевательски смеялся над этой ситуацией. Хозяин имения, будучи очень набожным человеком, но лишь наполовину склонным смеяться над «суеверием», улыбался – как в поговорке говорится – только одним уголком рта. Тем временем молодой скептик, чтобы удовлетворить свое любопытство, посетил умирающего человека. Обнаружив, что тот не в состоянии прожить более двадцати четырех часов, и решив доказать нелепость «суеверия», он принял меры, чтобы задержать спешащего к старику

«преемника» в соседней деревне. Рано утром компания в составе четырех человек: врача, владельца имения, его дочери и автора этих строк – направились в деревенскую избу, где должен был восторжествовать скептицизм. Умирающий человек каждое мгновение ожидал прихода своего избавителя, и его агония из-за этой задержки была чрезвычайна. Мы пытались уговорить врача, чтобы он пошел навстречу желаниям старика, хотя бы человечности ради. Но он только хохотал. Щупая одной рукой пульс старого колдуна, он вынул другой часы и, говоря нам по-французски, что смерть наступит через несколько минут, весь погрузился в свой профессиональный эксперимент. Сцена была и торжественна и ужасна. Вдруг открылась дверь, и вошел молодой парень с вестью для доктора, что «кум» лежит мертвецки пьяный в соседней деревне и, согласно его приказаниям, не сможет прийти к «дедушке» раньше следующего дня. Молодой доктор смутился и только что собирался сказать старику, как вдруг знахарь с молниеносной быстротой вырвал свою руку из руки доктора и поднялся в кровати. Его глубоко ввалившиеся глаза вспыхнули, его желто-белая борода и волосы, свисавшие вокруг его мертвенно-бледного лица, придали ему страшный вид. Еще один миг, и его длинные мускулистые руки сомкнулись вокруг шеи врача, и со сверхъестественной силой он стал притягивать к себе его голову все ближе и ближе; он держал ее как в тисках и нашептывал ему в ухо слова, не слышимые для нас. Скептик боролся, чтобы освободиться, но прежде чем ему это удалось, дело, по-видимому, уже было сделано; руки старого колдуна отпали и он упал на спину – уже трупом! Странная и ужасная улыбка застыла на его неподвижных губах – улыбка злорадного торжества и удовлетворенной мести; но доктор выглядел бледнее и ужаснее самого мертвеца. Он озирался вокруг с выражением такого ужаса, какой трудно описать, и, не отвечая на наши вопросы, как безумный бросился вон из избы и побежал по направлению к лесу. Нарочных послали разыскать его, но его нигде не могли найти. К заходу солнца услышали выстрел в лесу, и через час принесли его тело с простреленной головой – скептик размозжил ее! Что заставило его совершить самоубийство? Какие магические чары «слово» умирающего колдуна оставило в его уме – кто может сказать?