ПРИЗРАКИ

Профессор Том оставил Джиму и Дженни домик, где жил после выхода на пенсию, коллекцию старых фильмов, которые любил пересматривать по вечерам, и мастерскую, где возился все последние годы.

Джим и Дженни похоронили профессора высоко на склоне долины — там, где весной разрастается жимолость, появляются первые полевые цветы и по утрам падают первые лучи Арктура. Джим произнес над могилой короткую речь. Дженни стояла рядом, силясь заплакать. Но ничего не получалось — слез у нее не было.

— Вверяем этого человека в твои руки, Господи, — сказал Джим, — сделай с ним что полагается. Вверяем тебе потому, что ты — его бог. А он был наш бог.

Вдвоем они быстро закидали землей грубо сколоченный гроб. Дженни положила на холм букетик весенних цветов. Потом они спустились в долину и направились через поле к белому каркасно-щитовому домику и мастерской из алюминиевого профиля.

— Вечером посмотрим кино? — спросила Дженни. — Или, по-твоему, это неуважение к памяти профессора?

— Не думаю, — ответил Джим. — Мне кажется, профессор Том не возражал бы.

Они выбрали фильм «Созданы друг для друга» с Кэрол Ломбард и Джеймсом Стюартом в главных ролях. Когда солнце скрылось за горизонтом, Джим зародил проектор и выключил свет. Они уселись на диван. Этот фильм они часто смотрели вместе с профессором Томом. Всякий раз, когда актеры на экране обнимались и целовались, Джин и Дженни повторяли их действия. Раньше они делали это тайком от профессора: а вдруг не одобрит? Но сейчас бояться было нечего, и не потому, что профессор умер, а потому, что теперь они муж и жена. Они сидели на диване в обнимку, и каждый раз, когда Кэрол Ломбард целовала Джеймса Стюарта, Дженни целовала Джима, а когда Стюарт целовал Кэрол Ломбард — Джим целовал Дженни.

После фильма они вышли на свежий воздух и сидели на ступеньках, вглядываясь в темноту неба, но за всю ночь так и не увидели ничего, кроме звезд.

Наконец настало утро. Из-за зеленой кромки долины показался прекрасный лик Арктура. Певчие птицы, лавируя в воздушных потоках, устремились в небо, чтобы испить нектар нового дня.

— Может, мы слишком торопимся? — спросила Дженни. — Может, нужно время?

— Возможно. А может, это произойдет сегодня вечером, — сказал Джим.

У профессора Тома Джим работал садовником и разнорабочим, а Дженни — поварихой и экономкой. На Земле, до выхода на пенсию, профессор занимался конструированием механизированной прислуги, поэтому Джим и Дженни были прекрасны, как звезды старого кино. Он любил обоих, но Дженни чуть больше. Иногда он смотрел на нее, и на глаза наворачивались непонятные ему самому слезы.

На смертном одре профессор сказал:

— Не знал, что все закончится так скоро. Всю жизнь проповедовал смиренность, но, как и остальные, был горд и высокомерен. Не верил, что смерть уже наступает на пятки… Но с вами все будет хорошо. Судно обеспечения прилетит меньше, чем через год. Капитан — мой старый друг, я написал записку, чтобы он позаботился о вас.

— Вы нас пожените? — спросила Дженни.

Профессор Том непонимающе уставился на нее.

— Вы же говорили, — сказал Джим, — что когда-то работали мировым судьей. А значит, у вас есть полномочия заключать браки.

— Это было очень давно, — ответил профессор, — но да, думаю, полномочия есть. И все же…

— Но вы же не хотите, — перебила его Дженни, — чтобы мы жили во грехе? Мы безумно любим друг друга. И никто не сможет наставит нас на путь истинный, когда вас не будет рядом.

Слеза скатилась по щеке профессора:

— Бедное дитя, что ты можешь знать о любви… и что бы ты делала, если бы она вдруг свалилась на тебя с неба? Но раз ты так хочешь…

В доме не нашлось Библии, но профессор справился и без нее. Он произнес красивые слова, которые они часто слышали в старых фильмах:

— В болезни и в здравии… Пока смерть не разлучит вас… Объявляю вас мужем и женой.

После смерти профессора жизнь в доме мало изменилась. Днем Джим, как и раньше, пропалывал в цветнике сорняки и ухаживал за огородом. Он по-прежнему добросовестно выполнял свои обязанности, хотя смысла в этом не было. Еда в холодильнике портилась. В конце концов, Дженни выбросила все продукты, и Джим выключил холодильник. Посуду они убрали подальше с глаз.

Дженни поддерживала порядок в доме, полировала мебель, скребла полы. За вычетом приготовления завтраков, обедов и ужинов, которые предназначались профессору Тому, ее распорядок дня мало изменился. Иногда во время работы она напевала песню из фильма, который они с Джимом смотрели накануне. А иногда, убираясь в гостиной, бросала тряпку и пускалась в пляс, как Руби Килер из «Сорок второй улицы». Это был ее любимый фильм, а «Мои голубые небеса» — любимая песня.

Сидя на диване, окутанные полутьмой и тихим жужжанием проектора, они обнимались, целовались, и Джим спрашивал:

— Как прошел день, дорогая?

И она отвечала:

— Великолепно, милый.

Он целовал ее глаза, уши и нос, а она — его подбородок. Они стискивали друг друга изо всех сил, но старания ни к чему не приводили: небо оставалось пустым.

Профессор Том щедро наполнил информацией память Джима и Дженни, но в основном это были сведения по электронике, машиностроению, садоводству и кулинарии. А жизнь Джим и Дженни познавали, просматривая старые киноленты. Большинство фильмов относилось к тридцатым годам прошлого века, но были и из двадцатых, а несколько — из сороковых и пятидесятых. Профессор собирал коллекцию долгие годы и потратил на нее кучу денег. Естественно, он взял ее с собой, когда удалился на Арктур-VI, где рассчитывал провести спокойную старость в купленной на пенсионные накопления уединенной долине. Как он говорил, «в нескольких световых годах от злокозненного человечества».

Однажды вечером, когда они с Джимом и Дженни смотрели «Колокола Святой Марии», профессор сказал:

— Да, вот так оно и было в те времена… хотя на самом деле все совсем было не так.

— Разве такое возможно? Было — и совсем не так? — удивилась Дженни.

Профессор рассмеялся.

— Я понимаю, моя дорогая, что, несмотря на совершенство твоего компьютеризированного образа мыслей — и даже скорее из-за него — ты неспособна к неаристотелевому мышлению. Многое может одновременно быть истинным и ложным. Миры, которые мы видим на экране, это искаженные отражения действительности, населенные призраками людей, чье реальное «я» часто было скрыто от них самих. Это действительность, растертая в порошок, надушенная и выхолощенная в самых важных моментах, созданная для тех, кто так и не перерос потребности в сказках на ночь, — профессор Том вздохнул. — Но мне эта придуманная реальность нужна, как воздух. Несмотря на всю свою благочестивую фальшь, на все недомолвки и ложные истины, она в тысячу раз лучше той действительности, в которой я жил и от которой в конце концов сбежал. Наверное, когда люди стареют, им хочется забиться в пещеру и видеть только отражения.

Кроме старых кинолент в коллекции профессора было много мультфильмов. Они совершенно очаровали Джима и Дженни. Некоторые животные в них походили на людей, а некоторые люди — на животных. Некоторые животные выглядели точно как животные, но разговаривали и вели себя, как люди. Кое в чем мультики оказались познавательнее, чем фильмы, потому что проливали свет на одну тайну, о которой фильмы умалчивали. Загадочные книги профессора, посвященные в основном электронике и машиностроению, даже не упоминали об этой тайне. Так что, не будь мультиков, Джим и Дженни никогда не узнали бы, в чем заключается главный Секрет Жизни.

Но одного знания Секрета Жизни, по-видимому, было недостаточно. Долина сменила зеленые одежды на летнее золотистое платье. Вереница теплых дней и ночей проплывала мимо каркасно-щитового домика. Джим и Дженни каждый вечер сидели на диване, копируя поведение теней на экране, но их объятия и поцелуи ни к чему не приводили. Рассвет нового дня неизменно находил их на пороге дома, разочарованных и по-прежнему одиноких.

— Может, это как в песне, которую Дон Амичи поет Соне Хени, — сказала Дженни. — Ты же понимаешь, о чем я? В любви везет одному на миллион. Или мы недостаточно стараемся.

— Не исключено, — ответил Джим. — А может, это потому, что между сценами они делают что-то такое, о чем мы не подозреваем.

— Например, что?

— Ну, раздеваются, целуются и обнимаются особым образом.

— Зачем им раздеваться? Какая разница, одет ты или раздет?

— Не знаю, — сказал Джим, — но стоит попробовать.

В тот вечер, прежде чем сесть на диван, они разделись. Профессор Том потерял интерес к сексу еще до того, как вышел на пенсию, так что тело Дженни мало отличалось от тела Джима.

Фильм, который они выбрали в этот раз, изобиловал любовными сценами. Джим и Дженни обнимались и целовались, повторяя действия главных героев, но их старания ни к чему не привели.

Однажды на рассвете, когда они, несчастные, сидели на пороге дома, Джим сказал:

— Кажется, я знаю, в чем дело. Мы другие. И этот мир другой. И все же у нас есть шанс. Профессор Том дал нам все необходимое. Научил всему, что знал. Возможно, он предвидел, что когда-нибудь наступит такой момент.

Они не стали откладывать дело в долгий ящик. Полистав книги профессора, Джим нарисовал чертежи, потом приступил к изготовлению частей. Дженни помогала с монтажом. Они работали день и ночь, прерываясь только для того, чтобы посмотреть очередной фильм. Они обрели надежду, и теперь вкладывали в объятья и поцелуи всю свою страсть.

— Я хочу мальчика, — говорила Дженни.

— Да, — соглашался Джим. — Я тоже хочу сына.

Они начали работу в середине лета и закончили с приближением осени, когда на холмах появились первые желтые и красные узоры. Джим собрал облегченный электродвигатель нужной мощности и сконструировал два легких аккумулятора, рассчитанных на долгий срок службы.

Они с Дженни поднялись по склону наверх.

— Запустим его с самой высокой точки, — сказал Джим. — Так больше шансов, что он доберется до места и вернется с голубым свертком.

Джим включил моторчик и, размахнувшись, отправил устройство в воздух. Оно медленно поднялось в небо, сделало, как и запрограммировал Джим, круг над долиной, набрало скорость и улетело на юг.

— А вдруг ясли совсем не в той стороне, — взволновалась Дженни.

— Значит, когда он вернется, мы подзарядим батареи и пошлем его на запад. А если понадобится, и на восток, и на север. Где-нибудь ясли да найдутся.

— Если все получится, пошлем еще за одним?

— Ну конечно. Но сначала займемся любовью — иначе не сработает.

Держась за руки, они спустились по склону и зашагали через поле к своему дому.

Полгода спустя капитан судна обеспечения обнаружил их в гостиной. Они сидели в обнимку на диване, их тела покрывал слой пыли, губы были соединены в прощальном поцелуе. Перед ними в полумраке висел пустой экран. Позади них стоял автоматический проектор, с помощью которого они проецировали свои грезы. Кусок медного провода, которым они закоротили свои цепи, лежал у их ног.

Капитан обошел дом. На тумбочке у кровати нашел записку профессора Тома и прочитал ее. Потом вернулся в гостиную и внимательно рассмотрел Дженни и Джима. Он знал Тома всю свою жизнь и хорошо помнил его рано умершую жену. В Дженни он увидел возлюбленную невесту молодого Тома, а в Джиме — самого профессора в юности.

«Могу поспорить, что создавая их, он и сам не подозревал…»

Сначала он хотел починить Дженни и Джима и попробовать вернуть в них жизнь. Потом нашел на дворе механического аиста: одно парусиновое крыло сломано, маленький электромоторчик покрыт копотью, аккумуляторы мертвы. Капитан понял, что произошло.

Он послал экипаж разыскать могилу профессора. Потом попросил перенести туда Дженни и Джима и похоронить рядом. Ему казалось, так будет правильно: творения рядом со своим творцом.

Над могилами он сказал несколько слов, и скорее, самому себе:

— Все мы оставляем позади себя призраков. В каком-то смысле, мы и сами призраки. Всю жизнь к чему-то стремимся, но, как бы ни старались, не можем осуществить свои мечты. Мы очень похожи на Дженни и Джима, а значит, в некотором смысле, они — люди. Покойтесь с миром.

Весной свежие могилы покрылись побегами жимолости и полевыми цветами — они торопились взойти, чтобы поприветствовать весеннее солнце.