— Это что такое?

Я стряхиваю с себя сон и сажусь. Оскар стоит у кровати с подносом в руках: — Завтрак в постель. В честь нашей годовщины.

Он ставит поднос мне на колени. Мной овладевает тихая паника. Неужели я забыла какую-то особенную дату?

— Мы женаты ровно три месяца, — приходит мне на помощь Оскар. — Точнее, три месяца и два дня. Но я решил, лучше отметить в воскресенье, правильно?

— Правильно! — смеюсь я. — Залезай ко мне в кровать.

Я ставлю поднос на кровать, Оскар устраивается рядом, вытянув загорелые ноги. Его кожа предрасположена к загару от природы и до сих пор сохраняет золотисто-коричневый оттенок, приобретенный на пляже во время медового месяца. А мой загар лондонские зимние ветры давно слизнули без остатка. Кстати, медовый месяц, точнее, три блаженные босоногие недели мы провели не в Таиланде, а на Мальдивах, в настоящем земном раю. И все же я предпочла бы Таиланд. Понимаю, что это звучит смешно. Понимаю, что утверждать так — значит строить из себя избалованную примадонну. К тому же на Мальдивах мне понравилось ничуть не меньше. Просто я надеялась… надеялась, что Оскар разделяет мое желание вернуться в те места, где зародилась наша любовь. Надеялась, он догадается, что мое романтическое сердце рвется в наше бунгало на берегу океана. В аэропорту Хитроу, когда мы пристроились в очередь на регистрацию рейса на Мальдивы, сердце мое упало, и я тут же почувствовала себя самой неблагодарной женой на свете. Роскошный отель, который забронировал для нас Оскар, не имел ничего общего с тайской пляжной хижиной. Мы обедали, как короли, в шикарных плавучих ресторанах, нежились в двойном гамаке на закрытом пляже отеля, и дворецкий — да, именно дворецкий! — спешил исполнить любой наш каприз. Через три недели мы вернулись в квартиру Оскара, то есть, конечно же, в нашу квартиру. Но Оскар, похоже, полон решимости сделать наш медовый месяц бесконечным.

— Можно чашечку кофе?

— Пожалуйста.

Я протягиваю ему чашку и размешиваю сахар в своей. Оскар пьет кофе без сахара. Он вообще не любит сладкого, а я пытаюсь обуздать свою страсть к пирожным и пудингам, так как, поедая их в одиночестве, чувствую себя неловко. Оскар и не думает отучать меня от сладкого, но все же не хочется выглядеть обжорой в его глазах. Раньше я давала себе волю, когда мы с Сарой встречались в кафе. Увы, мы по-прежнему не разговариваем. Стоит мне подумать об этом, на сердце ложится свинцовая тяжесть. Во время медового месяца мне удалось загнать горькие мысли в подвал своего сознания, чтобы они не омрачали нашего чудесного путешествия. Вернувшись, я следую такому же принципу. Каждый день я все глубже зарываю голову в песок. Единственный плюс всего этого — надо мной больше не тяготеет груз моей тайны. То, чего я так долго боялась, произошло. Сара обо всем знает. Как ни странно, это принесло мне нечто вроде облегчения. По крайней мере, теперь я чувствую себя вправе с чистой совестью любить Оскара. За это право я заплатила высокую цену.

— Ты отлично сварил яйца, мистер О, — говорю я, осторожно постукивая ножом по скорлупе. — Мне никогда не удается довести их до нужной кондиции.

— Я позвонил маме и спросил, сколько времени их нужно варить.

Героическим усилием воли я сдерживаю желание метнуть в него насмешливый взгляд. Представляю, какую гримасу скорчила Люсиль, узнав, что я нежусь в постели, а мой бедный муж вкалывает на кухне, готовя мне завтрак. Сегодня воскресенье, сейчас всего восемь часов утра, но наверняка моя свекровь теперь причислит меня к разряду лежебок и бездельниц. Мне кажется, у нее в голове содержится целое досье, куда она вносит все мои промахи, просчеты и недостатки. Если бы она записывала их в тетрадь, у нее уже собралась бы целая стопка.

— Что ж, ты оказался способным учеником, — говорю я, с аппетитом принимаясь за яйцо. — Пожалуй, ты меня избалуешь.

— Мне нравится доставлять тебе удовольствие.

— Быть замужем за тобой — одно сплошное удовольствие.

Оскар улыбается, польщенный моим комплиментом.

— Как бы мне хотелось, чтобы так было всегда, — вздыхает он.

— Мне тоже.

— Все твердят, счастливыми бывают только первые несколько лет после свадьбы. А потом… радость как-то меркнет.

Не сомневаюсь, что за словом «все» скрывается один-единственный человек — ее королевское величество Люсиль.

Хотя, если честно, я со всех сторон слышу в точности то же самое. Что любовь — это ураган, который быстро утихает. И под напором реальности романтика исчезает без остатка.

— Пусть говорят что угодно, — пожимаю плечами я. — Люди ничего не знают про нас с тобой.

Я опускаю поднос с остатками завтрака на пол и обнимаю Оскара.

— Люди ничего не знают про нас тобой, — эхом повторяет он, рука его скользит мне под пижаму, нащупывая грудь.

Губы наши сливаются, пальцы Оскара ласкают мой сосок.

— Моя жена, — шепчет он.

Теперь он часто называет меня так, и мне это нравится. Но иногда все же хочется, чтобы он, как прежде, сказал «Морская Звезда».

Я обвиваю его спину ногами, и мы занимаемся любовью. После сладко дремлем, моя щека лежит на его груди. Я хочу, чтобы так было всегда. Чтобы все дни были похожи на этот.

За ужином, отведав жареного ягненка, которого я приготовила без всяких маминых советов, Оскар ставит бутылку с вином и стаканы на наш новый кухонный стол. Стол, кстати, металлический, что мне не слишком нравится. Но делать нечего, это свадебный подарок Джерри и Флисс.

— У меня есть небольшая новость, — сообщает Оскар.

Я удивленно смотрю на него. Мы провели вместе весь день, и он ухитрился приберечь свою новость до вечера? Когда у меня есть новость, меня так и распирает желание ее выложить. А Оскар долго и тщательно выбирал момент. Это настораживает. Я изображаю на лице радостное любопытство, но по спине моей пробегает холодок дурного предчувствия.

— Я получил в банке повышение.

Едва сдерживаю шумный вздох облегчения.

— Отличная новость! И чем ты теперь будешь заниматься?

Сама не знаю, зачем я об этом спрашиваю. Откровенно говоря, я очень туманно представляю, чем он занимался до сих пор.

— Капур в конце месяца переезжает в Штаты, и им нужен человек, который будет заниматься отделением в Брюсселе.

Пару раз в жизни я видела этого Капура. На вид стопроцентный банкир — серый костюм в узкую полоску, розовая рубашка и тонкие губы. Не слишком приятный тип.

— Это серьезное повышение?

В их банковской иерархии я не понимаю ровным счетом ничего, но улыбаюсь, давая понять, что в любом случае очень рада за Оскара.

— Более чем, — кивает Оскар. — Честно сказать, я прыгаю сразу через четыре ступеньки.

Он говорит это без всякого хвастовства. Одно из бесчисленных достоинств Оскара состоит в том, что он вообще не умеет хвастаться.

— Но прежде, чем принять это предложение, я хотел поговорить с тобой. Сама понимаешь, если я буду заниматься брюссельским отделением, мне придется проводить там значительную часть времени.

— В Брюсселе? — (Оскар кивает.) — Ты будешь ездить туда каждую неделю? — спрашиваю я, пытаясь скрыть тревогу.

— Скорее всего. Капур обычно проводил там три дня в неделю.

— Ничего себе! — выдыхаю я и тут же спохватываюсь, так как мне вовсе не хочется отравлять Оскару радость, наоборот, я должна показать, что горжусь им.

— Если тебе кажется, что это слишком, я могу отказаться, — говорит Оскар, и я чувствую себя последней тварью.

— Нет-нет, что ты! — Я вскакиваю, огибаю стол и сажусь ему на колени. — У меня самый умный муж на свете, — шепчу я, обвивая его шею руками. — Конечно, я буду по тебе скучать, но это ничего. Я страшно за тебя рада! — Я подтверждаю свои слова поцелуем. — Ты этого заслуживаешь. И я тобой горжусь.

Темные глаза Оскара неотрывно смотрят на меня, словно желая убедиться, что я не кривлю душой.

— Но «частичная занятость» на должности мужа меня совершенно не устраивает, — говорит он. — Обещаю, моя новая работа никак не отразится на нашей семье.

— Я в этом уверена, — откликаюсь я.

Хотя, если честно, я не представляю, как Оскар сумеет выполнить свое обещание. Но выбора у меня нет. Оскар очень амбициозен, и отказаться от повышения, которое открывает перед ним новые перспективы, — мягко говоря, абсурдный поступок. Значит, половину каждой недели я буду предоставлена сама себе, и с этим надо смириться. Невольно вспоминаю своих родителей. Они очень гордятся тем фактом, что никогда не разлучались больше чем на сутки, за исключением тех дней, которые мама провела в клинике, рожая нас. Люди затем и вступают в брак, чтобы быть вместе, разве нет?

Оскар расстегивает верхнюю пуговку на моей блузке, но я легонько ударяю его по руке:

— Знаю, мистер, что вы замышляете, но я еще не доела мясо. И к тому же мне вовсе не хочется, чтобы край этого стола впивался мне в спину. Так что умерьте свой пыл.

Оскар послушно опускает руку:

— Ты права. Давай доедим ягненка. Он чертовски хорош!

Надеюсь, так оно и есть. Но когда я вновь берусь за вилку, ягненок уже не кажется мне таким вкусным, как прежде. Три месяца блаженства закончились, теперь половину жизни мы будем проводить в разлуке.