Чашка седьмая
«Ключ из желтого металла»
О Праге и об игре
История о настоящем баловне судьбы, между прочим.
История о том, как им стать, как удержаться на этом поприще и как продолжать доверять себе, миру и вдохновению даже тогда, когда смысл жизни, такой очевидный, оказывается не внутри и не снаружи, а где-то в неуловимом фокусе, неверном и дрожащем, как солнечный заяц.
Заяц мечется, скачет, не дается в руки, но воспламеняет все, на чем задержится чуть дольше, чем на минуту.
«Пусть играет, пусть. Пусть пугает, пусть сбивает с толку, пусть не разъясняет правил, – шептал я, прислонившись спиной к теплым от солнца камням Тынского храма. – Только бы продолжал играть, лишь бы Ему не надоело, хоть бы не передумал, не отвлекся на что-нибудь другое, потому что я уже не хочу жить как-то иначе. И, кажется, не смогу».
Очень полезное, между прочим, заклинание, и очень сильное.
Но, по моей прихоти, говорить я сегодня буду только об одном герое этой книги, а также герое сотен других книг. Я в нем живу, в этом герое.
Это заклинание, обладающее неимоверной силой, – потому что Он играет всегда, даже если отвлекается на что-то другое, – точно так же верно для Праги-как-героя, в которой разворачиваются эти события и еще множество других событий других книг. Она играет всегда.
Я живу в ней уже шесть лет, видел ее всякой, даже с высокой водой.
А до того – пробирался по ее узким и темным улочкам на множестве страниц прочитанных книг. Поэтому когда я здесь поселился, я некоторое время чувствовал себя эдаким книжным героем – такое иногда бывает в осознанных снах, ведешь себя сквозь реальность, в которой возможно все, и в то же время понимаешь, что это просто чей-то роман, отличный, к слову, роман, то ли детектив, то ли мистика, то ли кулинарно-архитектурный справочник, а ты в этом пространстве – как рыба в воде, но в любую минуту может случиться все, что угодно.
В Праге вообще хорошо побыть литературным персонажем.
Потому что у литературного персонажа непременно есть автор, и бывает очень интересно проследить за этим самым автором из пространства той книги, которую он пишет. Потому что автор, разумеется, тоже я.
А Прага – пространство, декорации и самый честный игрок на свете.
Я жил в чрезвычайно интересных городах. Некоторых – несомненно литературных. Я имею в виду города, которые активно вмешиваются в книги, где хотя бы упомянуты. Вот Питер, например. Абсолютно литературный персонаж. Но с ним играть надо очень аккуратно, хотя бы потому, что он довольно часто жульничает.
Венеция – не просто жульничает, она получает от этого огромное удовольствие.
А Прага играет предельно честно. Вот какие правила сам установишь, такие и будут. Она как тот ангел-хранитель из анекдота: «Так, жена – стерва, начальник – козел, дети – грубияны. И зачем ему все это? Но выполнять придется».
Скажешь Праге – хочу мучиться и видеть за каждым фонарем беспросветную тьму! Пожалуйста. Вот тебе мучения, вот тьма, все, как скажешь.
Скажешь – хочу мистики бессмысленной! – будет мистика бессмысленная. Скажешь – хочу смысла в каждом жесте, в каждой тени, – будет смысл.
Удивительное место.
Собственно, я совершенно уверен, что нигде больше ключ от дверей Гекаты найтись-проявиться не мог. Такое место. Кладешь слова – получаешь живое.
В этом смысле Прага – какой-то дальний родственник из клана Аддамсов. Чем эта семейка так прекрасна и притягательна? Да прежде всего тем, что их декларация совершенно не расходится с действительностью, во-первых, а поддержка членов семьи всегда абсолютна – во-вторых.
«Кальпурния Аддамс! Венсди все про нее знает, она ее просто боготворит. Кальпурния танцевала голой на площади и соблазнила священника, после чего была сожжена на костре как ведьма. Но вы, пожалуйста, не беспокойтесь, мы Венсди сказали: сначала закончи колледж».
И дело совершенно не в том, что они – маньяки-убийцы, хотя они (и Прага тоже), несомненно, маньяки-убийцы. Маньяк-убийца Дебби, которая не в силах признаться самой себе, что ей нравится убивать, никак не вписывается в клан и терпит полное поражение – потому что постоянно требует считать ее милой пай-девочкой, которую просто поставили в невыносимые условия.
Прагу нельзя поставить в невыносимые условия. Она сама кого хочешь в такие условия поставит.
Но она умеет играть.
И она очень азартный и честный игрок.
Причем, как всех действительно очень сильных игроков, процесс ее волнует гораздо больше, чем результат.
Можете как-нибудь попробовать встать под Орлоем или на узкой улочке и как можно убедительнее предложить: «пошути со мной».
Мало не покажется.
А теперь вопросы.
Вопрос читателя: Пан Болеслев очень убедительно просит у Фила ключ, рассказывает душераздирающую историю о близнецах. Вполне понятно, что Фил готов отдать ключ, который изначально не был чем-то жизненно важным для него. Но оказывается, что так делать ни в коем случае нельзя. Вопрос: как??? Как отличить то, что ни в коем случае нельзя отдать кому-то, оно предназначено тебе, оно для тебя, и ты для него – как ключ и замок – от того, чем нужно и можно поделиться, чтобы поддержать, спасти другого.
История ведь не о том, что «не дай никому ключ». То есть понятно, что ключ настоящий всегда создаешь сам. Но при этом изначально-то ему представляет Болеслев ситуацию так: у тебя есть то, что для меня является желанным ключом. Помоги. И если бы не сон, то естественно в этом случае таки помочь. Как не отдать свои ключи, кому не надо (бесполезность их в данном случае очевидна, но ведь бывает и правда ключ в твоих руках), но при этом же не превратиться в жлоба, который просто никому ничего никогда?
М.Ф.: Ну так нет же единого рецепта для всех. Потому что единого рецепта для всех не бывает. Все остальное бывает – то есть вообще все, прикиньте: драконы, черти, ангелы, колдуны, инопланетяне, подснежники в декабре, священный Грааль, лиловые динозавры и неразменные пятаки. Но только не универсальный рецепт правильного поведения во всех ситуациях. Человек рожден на этой прекрасной земле специально для того, чтобы пробовать, ошибаться, рисковать, набивать шишки, все портить, спасать ситуацию в последний момент, погибать под руинами, воскресать и сразу садиться на кнопку на глазах у заинтересованной публики, прибывшей полюбоваться воскрешением. Если кто-нибудь скажет вам, будто обладает тайным знанием, позволяющим избежать подобных ошибок, сразу вызывайте санитаров.
Как говорил персонаж другой книги, которую мы будем обсуждать не сегодня, а когда-нибудь потом: «Горе тому, кто посвятил себя изучению магии и при этом не знает, что такое вдохновение!» Только «изучением магии» следует считать не манипуляции с волшебной палочкой, а всю человеческую жизнь в целом. Потому что именно этим мы с вами тут и занимаемся, хотим того или нет. Такие вещи о себе лучше знать, потому что осознание их придает дополнительную глубину и смысл всем нашим поступкам, включая ошибки, которые, повторю, совершенно неизбежны.
А теперь, когда мы с вами худо-бедно смирились с отсутствием универсального рецепта, я вам его все-таки дам. Это очень простой рецепт, хотя на практике часто оказывается трудновыполнимым: следует слушать свое сердце и одновременно – весь мир. Поодиночке эти советчики могут ошибаться (вернее, быть неправильно понятыми), но в дуэте никогда не подведут. И полезный разъяснительный сон пошлют, будьте покойны. Ну или еще каким-нибудь способом выскажутся, с учетом способностей и склонностей клиента. И слушая их, в «жлоба» не превратишься, этот минимум нам гарантирован. Потому что жлоб уж точно руководствуется в своих решениях не сердцем, а личной корыстью. Ну или просто реализует хватательный рефлекс. Получив совет слушать сердце, жлоб будет гыгыкать или вежливо кивать, в зависимости от полученного воспитания, но в любом случае не поймет, о чем вообще речь.
И напоследок хорошая, обнадеживающая (хоть и разочаровывающая отчасти) новость. Пока человек не готов слушать свое сердце и весь мир, хрен ему в руки попадет мало-мальски серьезный ключ. Максимум – иллюзия, будто такой ключ у него есть. Но какая разница, как распорядиться иллюзией, от которой никакого проку, кроме дополнительного повода поговорить?
То-то и оно.
Вопрос читателя: У меня есть просьба к автору: еще раз поговорить о том, когда дверь – не дверь.
М.Ф.: Штука в том, что дверь – всегда дверь. Зачем усложнять? Просто за разными дверями нас ждут разные вещи. Дверь – хороший символ, понятная метафора, но это совершенно не гарантирует, что наши ожидания, связанные с дверью, непременно будут оправданы.
Ожидания – это та еще бомба, честно говоря. Знали бы вы, как много настоящих чудес и шансов упускает каждый человек в те моменты, когда сталкивается с чем-то, не соответствующим его ожиданиям. А за дверью они скрывались, или просто посреди улицы валялись – дело десятое.
Вопрос читателя: Нужно ли было стрелять в Абалкина?
Спрашиваю потому, что, кажется, в какой-то из книг уже было об этом.
М.Ф.: Не помню, честно говоря, в какой книге и что именно было на эту тему, и Абалкин, вообще-то, не имеет отношения к предмету текущего разговора, но стрелять в него, конечно, было не надо. Стрелять вообще лучше пореже, хотя руки порой чешутся, я понимаю это, как никто.
Но вообще, для меня «Жук в муравейнике» (любимая моя книга Стругацких, пожалуй) – такой символический роман о несостоявшемся просветлении, где Экселенц – ум, который, как известно, охотней убьет носителя и себя вместе с ним, чем согласится допустить выход на новый уровень развития, где ему (уму) будет отведена служебная роль.
Вопрос читателя: Мне показалось, что в книге фактически никто и ничто не противодействует Филиппу? Это же удивительно!
М.Ф.: Неудивительно!
Все препятствия создаются на его пути исключительно для того, чтобы еще больше раззадорить, чтобы он не бросил свою затею, то есть – помогают.
Так, кстати, всегда кажется, пока смотришь на чужие приключения со стороны. Потому что главное противодействие обычно идет изнутри. Да и внешние противодействия чаще всего – просто наглядная материализация последствий внутренней борьбы. Мы (люди) всегда меняем мир (как минимум, ближний), и редким счастливчикам удается делать это сознательно, хотя бы иногда.
Мне кажется, с книжными персонажами все-таки проще, потому что у читателя есть возможность за их внутренней борьбой проследить. Но это почему-то не помогает. Видимо, люди склонны обесценивать чужую внутреннюю борьбу, особенно если она не сопряжена с необходимостью ходить на постылую службу и прочими проблемами такого рода.
Вопрос читателя: А если бы из двери выскочил Ктулху и всех сожрал? В чем секрет, как открывать двери, чтобы Ктулху не вылез? Это Филипп – такой особенный, правильный парень (да, я думаю, что и это тоже. В конце концов, он же смог вывести автобус!) Или это просто – хорошая, правильная дверь? А как ее отличить от условно «плохой», за которой – беда?
М.Ф.: Если и есть секрет, то он совсем простой: поменьше думать о Ктулху. Ну, то есть на самом деле вообще о нем не думать. А если думать, то не испытывая страха, как о нейтральном погодном явлении. Ну да, может за дверью обнаружиться ветер, дождь или Ктулху, нормально, работаем с тем, что есть.
Потому что Ктулху страшен, только пока мы его боимся. Точнее так: Ктулху – это порождение нашего страха. И пока мы находимся в его власти настолько, что не можем прогнать его образ из собственной головы, никаких дверей нам открывать не следует. Даже дверь уютной домашней уборной, особенно в темноте. Потому что Ктулху, несомненно, уже там. Доедает наш месячный запас туалетной бумаги с запахом маргариток.
Сперва бесстрашие, основанное на полном и беззаветном доверии ко всему происходящему с нами, а потом двери. За всякой дверью, открытой в страхе перед бедой, нас будет поджидать беда. Это очень важное правило техники безопасности. Хотя соблюдать его бесконечно трудно, это я понимаю совсем не абстрактно, а опираясь на опыт – собственный, в том числе.
Вопрос читателя: Как и когда открылась дверь в этой (нашей) реальности? Она открылась?
М.Ф.: Она еще открывается. Это очень долгий процесс (все самые важные события парадоксальным образом растянуты во времени и не могут считаться окончательно свершившимися еще долгие годы после своего завершения). И каждый из нас может помочь его правильному течению – доверием к процессу и личным бесстрашием перед ним, о котором мы тут так много говорили.
