– Что ж, бой которого мы все ждали! Вызов брошенный Чемпиону! Бой к которому участники шли по трупам своих противников! Встречайте: непревзойденный, неподражаемый, бессменный Чемпион Арены – Валентин Кассель!! – кричал в микрофон коментатор, надрывая горло.

И в этот раз было от чего: ангар большой, просторный, но и в сравнении с его размерами толпа подобралась внушительная. Даже на вскидку больше трех сотен человек. «VIP-ложа» была заполнена «VIP-персонами» так, что на ней было тесно от телохранителей. Да и для простых смертных организаторы расщедрились на грубые, наспех собранные «трибуны».

Шум, крики, музыка, полуголые красотки, разносящие напитки, снующие букмекеры, принимающие ставки…

В клетке же уже стоял вышеозначенный Валентин Кассель. Был он где-то метр восемьдесят шесть ростом, весил немного за восемьдесят, долговязый, смуглый, кудрявый, черноволосый, с колючими черными глазками под тяжелыми надбровными дугами и горбатым, много раз ломанным и восстановленным медиками носом. Двигался он легко и пружинисто, с грацией опасного, хищного зверя.

Про него ходило много не самых хороших слухов, причем именно о его художествах за пределами арены. Поговаривали, что любвеобильный Валентин любит брать женщин силой. Причем объекты его любви довольными не были. Многие из них попали в больницы, кто-то в тяжелом состоянии, кто-то вовсе не выжил, кто-то угодил в психиатрическую лечебницу… Полиция не могла ничего поделать, так как заявлений от пострадавших не поступало. А от кого поступало, от тех они быстро забирались обратно. Ведь Кассель был не маленькой фигурой в теневом бизнесе авторитета Виктора Лабертовского. Он «работал» с должниками…

Но при всем при этом он все равно оставался Чемпионом Арены, исступленно сражаясь за это звание, жестоко карая в Клетке рискнувших бросить ему вызов, получая удовольствие от их страданий и боли, зверея от крови.

И вот к нему вошел новый претендент, новое мясо, совсем еще юный, такой невинный на вид: застенчивая улыбка, ясные добрые лучащиеся светом наивные глаза ангелочка, слегка растрепанные темные волосы, невысокий рост, ладная фигура гимнаста… Такие должны нравится девушкам.

– И его противник: юное дарование, абсолютно безжалостный убийца, кровью бойцов проложивший себе дорогу к этому бою, милый и хрупкий… Ангелочек Лео!!!! – выдал странное, противоречивое представление комментатор.

Бойцы сошлись на расстояние готовности. Прозвучал гонг и бой начался.

Кассель атаковал своими излюбленными размашистыми и сокрушительными ударами ног. Быстрыми и завораживающе красивыми. Лео на пределе сил уворачивался от них, подпрыгивая, подныривая, кувыркаясь… В какой-то момент он вообще отбежал от противника и как последний трус полез на стену клетки, быстро и ловко вскарабкался до самого ее верха.

Крики, смех и улюлюканье зрительской толпы были ему сопровождением. Но это клетка – тут нет правил, кроме одного: заходят двое – выходит один, второго выносят, хоть и необязательно мертвым.

Кассель задрав голову удивленно уставился на это «чудо» с ловкостью макаки висящее под потолком клетки – такое поведение он встречал впервые.

А в следующее мгновение Ангелочек воспарил… Точнее прыгнул. С пятиметровой высоты клетки.

И полетел точнехонько в Валентина. К чести того стоит заметить, что он почти успел отреагировать. И почти увернулся. И удар обеих ног Лео пришелся не в голову, куда был направлен изначально, а всего лишь в неопорную ногу… Вот только пять метров помноженные на шестьдесят пять килограммов и еще на ускорение свободного падения… Нога Касселя переломилась, словно сухая палка, и обломки костей пропороли кожу. А сам Лео откатился, гася инерцию и поднялся, словно ни в чем не бывало.

И лицо его оставалось все таким же по-детски добрым, наивным и открытым. Ни следа триумфа, ни следа злобы, ни следа азарта… Чистые глаза ангела.

А дальше было кроваво, мерзко, страшно, жестоко и медленно. Раненый Кассель не мог сбежать, увернуться или защититься, а Лео планомерно, с деловитостью хирурга на операции, настигал его и причинял боль: дробя мелкие косточки пальцев ног и рук, отрывая ухо, и выковырнув один глаз (второй был оставлен этим маленьким монстром до самого конца, дабы Кассель мог видеть и бояться), ломая кости покрупнее, нанося методичные, не очень сильные, но многократные удары по гениталиям, ломая позвоночник в поясничном отделе, ломая нижнюю челюсть и вырывая обломки кости, а после этими же обломками вскрывая брюшную полость и наматывая теплые кишки на шею жертвы. Собственно ими он Валентина и задушил, совершенно не меняясь в лице, все с тем же добрым и по-детски невинным лицом. Ни тени удовольствия, ни тени брезгливости, даже интереса или напряжения на нем не отражалось. Ничего…

Мало кто заметил, еще меньше кто запомнил и вообще уже никого, кто придал бы значение, но еще в самом начале медленного убийства Лео что-то сказал Валентину. На оставшееся целым ухо. Совсем немного. Буквально два слова. Имя. И фамилию. Но это осталось только между ними. Между Касселем и Ангелочком.

Когда Лео отошел от тела под все то же шокированное молчание толпы, выражение: «у него руки были по локоть в крови», было применимо к нему совершенно буквально.

И также в полной тишине юноша покинул клетку. И прошел сквозь толпу, что расступалась перед ним, как стая мелкой рыбешки перед акулой, в тишине. И в раздевалке скрылся в тишине. Шум поднялся как только за его спиной закрылась дверь. И ни секундой раньше…

Администратор боев приветливо улыбался подошедшему, уже принявшему душ и переодевшемуся Лео. Вот только руки, отсчитывающие пачки купюр, дрожали. И в глазах его плескался ужас.

Видя это, юноша не стал ничего говорить. Молча, грузил деньги в черный ученический ранец. Горячо пожал, холодную от страха руку, непосмевшему отказать в рукопожатии администратору.

– Многовато впечатлений для одного дня, Василий, – не отпуская руки, сказал юноша. – Снотворное хорошо помогает забыться. Напиться, уколоться и забыться, как пел один древний российский бард, – не совсем в тему пошутил Лео, впрочем, продолжая смотреть прямо в глаза застывшему, как кролик перед удавом потеющему от страха, человечку. – Поспи, Вася. Поспи, и все забудется, – юноша отпустил руку администратора и, не прощаясь, ушел из ангара.

Лабертовский и Стариков были немногословны. Первый передал деньги второму, и тот уехал в окружении своей охраны на бронированном флаере с двумя чемоданами, одним собственным, другим выиграным.

Утром полиция обводила тела восьми охранников и хозяина на асфальте перед особняком Старикова. Лабертовский был найден застрелившимся в рабочем кабинете своего собственного дома.

Василий Шнырев… Эту ночь тоже не пережил: наркотики, алкоголь и снотворное – плохое сочетание. Вредное для организма. Смертельно вредное. Просто сдали нервы у человека. Всего лишь нервы… и гипноз тут совершенно не при чем. Наверное. К делу его все равно не пришьешь.

Следующим утром в маленьком летнем кафе на набережной сидели за одним столиком двое парней примерно одного возраста. Один был в кадетской форме с нашивками выпускного курса, другой в светлой летней рубашке, такого же цвета летних брюках и макасинах. Пили сок и смотрели на воду.

– Ты намекнул утром, что разговор не телефонный, – обратился один к другому, впрочем, не отводя взгляда от поверхности воды.

– Я все сделал, Паша, – тихо ответил второй. – Как ты и просил.

– Что просил? – удивился юноша в кадетской форме, названный Пашей, поворачиваясь к соседу.

– Убил его. «…заставил страдать, мучиться, вырвал ему глаза… нет, один глаз! Чтобы он до конца видел, а потом задушил эту падаль его же собственными кишками!» – слово в слово процитировал тот.

– Ты… достал Касселя? – слегка дрогнувшим голосом спросил Паша.

– И его. И Лабертовского, – подтвердил второй юноша, отпивая из своего стакана сок фейхоа.

– Но как?…

– Как ты и сказал. Буквально. Слово в слово. И мне за это еще дали пятьдесят тысяч, – поднял юноша рюкзак, стоявший у ноги, и поставил его к ноге Паши. – Отдай их Настьке на лечение и вообще… Как она?

– Лучше. Врачи обещали, что скоро из комы выйдет. Лицо только…

– Вот на них, новое лицо и сделает.

– Лёнь, не надо, – попытался вернуть рукзак Паша. – Ты и так помог уже… Если бы ты тогда, три месяца назад с врачами не договорился, Настька бы…

– Оставь, – спокойно и уверенно остановил его Лёня. – Ей нужнее. Особенно теперь, когда она вот-вот очнется.

– Но…

– Паш, как я мог иначе поступить? Мы же с одного детдома все. С тобой и с Настькой. Я же знаю, что остальные ребята, как узнали, дали сколько смогли. Сивый с Щербатым даже точку Старикова накрыли, чтобы денег достать…

– Ищут их теперь, дураков… Стариков из-под земли достанет и туда же опять закопает, – печально вздохнул Паша.

– Не закопает. Не ссы, Одноглазый, – взлохматил Лёня волосы Пашке. – Умер Стариков. Вчера вечером.

– Умер? – удивился тот.

– Умер, – подтвердил Лёнька. – Но впредь думайте головой, кого и когда брать.

– Повезло нам, – ответил Паша. Повисло молчание. Оно не было тягостным. Просто, каждый о чем-то своем думал.

– И что, прямо так… кишками? – спросил Паша Одноглазый. Лёнька кивнул.

– Я ж, просто со злости тогда сказал… в запале, – Лёня пожал плечами. Вновь помолчали.

– Спасибо, – тихо сказал Паша.

– Не за что, – тихо ответил Лёня. – Обращайся. На то и нужны друзья.