8
Али

Али вышагивал перед отцовским кабинетом. Мунтадир обещал встретиться с ним здесь перед придворным собранием, но время уже поджимало, а его непунктуального брата до сих пор где-то носило.

Он бросил нервный взгляд на закрытую дверь кабинета. Джинны целый день входили и выходили, но Али никак не мог заставить себя переступить порог. Он чувствовал, что не готов к первому дню придворной службы, а вдобавок он всю ночь проворочался без сна. Огромная кровать в его теперешних роскошных покоях казалась слишком мягкой и была завалена возмутительным количеством расшитых бисером подушек. Али удалось заснуть, только устроившись на полу, и потом он до утра видел кошмары, в которых его бросали на растерзание каркаданну.

Али вздохнул. Он еще раз посмотрел по сторонам. Мунтадира по-прежнему не было.

Переступив порог кабинета, он застал отца в рабочей суете. Писцы и секретари, прихватив охапки свитков, сновали мимо кучи министров, споривших на дюжине разных языков. Отец сидел за столом и внимательно слушал Каве, в то время как один слуга водил у него над головой жаровней с курящимся фимиамом, а другой поправлял белый воротничок его дишдаши, поверх которой был надет безупречный черный кафтан.

Пока Али оставался незамеченным и был этому только рад. Чуть не врезавшись в виночерпия, он вжался в стену.

Как будто по предварительно оговоренному сигналу, сборище стало рассасываться. Слуги улизнули, а министры с секретарями двинулись к дверям, ведущим к королевскому тронному залу. Али видел, как Каве сделал какую-то пометку на бумаге и кивнул.

– Непременно передам верховным жрецам, что… – заметив Али, он осекся и резко выпрямился. Он рассвирепел. – Это что, шутка?

Али не мог взять в толк, где он уже успел оступиться.

– Я… я ведь должен был прийти сюда, верно?

Каве непочтительным жестом обвел его наряд.

– Вы должны были прийти в церемониальных одеждах, принц Ализейд. В парадной форме. Я ведь вчера вечером послал к вам портных.

Али мысленно укорил себя. Накануне перед ним действительно предстали два растерянных Дэва и проблеяли о каких-то мерках, но Али прогнал их, не придав значения их визиту. У него не было ни нужды, ни желания шить новую одежду.

Он осмотрел себя. На серой тунике без рукавов красовалась лишь пара порезов в тех местах, где он повредил ее во время тренировок, а набедренник цвета индиго был достаточно темным, чтобы скрыть подпалины от зульфикара. Али казалось, что все в полном порядке.

– Одежда чистая, – недоумевал он. – Я только один раз ее надевал.

Он указал на свой тюрбан. Его алая ткань символизировала назначение на должность каида.

– Это ведь главное, нет?

– Нет! – возразил Каве, не веря своим ушам. – Вы принц, вы не можете появиться при дворе в таком виде, будто вас только что выволокли со спортивного поединка!

Он всплеснул руками и повернулся к королю. Гасан молча наблюдал за их ссорой со странной искоркой в глазах.

– Вы видите? – возмутился Каве. – Придется теперь задержать церемонию, чтобы ваш сын мог достойно…

Гасан расхохотался.

В полный голос и от всей души. Али уже много лет не слышал, чтобы отец так смеялся.

– Ах, Каве, оставь его в покое, – король вышел из-за стола и похлопал Али по спине. – Ам-Гезира у него в крови, – заявил он гордо. – На родине мы всегда закрывали глаза на эти бестолковые церемонии. – Усмехаясь, он повел Али к дверям. – Ну, выглядит он так, будто только что отметелил кого-то зульфикаром, ну и что с того?

Обычно его отец был скуп на теплые слова, и Али воспрянул духом. Когда слуга потянулся распахнуть перед ними дверь в тронный зал, Али поглядел по сторонам.

– Аба, а где Мунтадир?

– У тохаристанского министра торговли. Он… ведет переговоры по сокращению нашего долга за новую униформу Королевской гвардии.

– Мунтадир ведет долговые переговоры? – недоверчиво переспросил Али. Его брат не особенно ладил с математикой. – Не замечал в нем экономической жилки.

– Это переговоры другого толка, – сказал Гасан и только покачал головой в ответ на непонимающее выражение Али. – Пойдем, сын.

Прошли годы с тех пор, когда Али в последний раз заходил в тронный зал своего отца. Он остановился на пороге, чтобы по достоинству оценить это зрелище. Обширный холл занимал весь первый этаж дворцового зиккурата. Крыша держалась на мраморных колоннах такой высоты, что они пропадали из виду под потолком. На колоннах еще виднелись следы выцветшей краски и осколки разбитых мозаик, в которых даже теперь можно было распознать цветочные лозы и древних дэвастанских существ, некогда украшавшие их поверхность, а в тех местах, откуда предки Али откололи драгоценные камни, остались щербинки. Не в характере Гезири разбазаривать сокровища на декор помещений.

С западной стороны зала открывался выход в ухоженный парк. В остальных стенах были вырублены гигантские, высотой почти под потолок, окна, прячущие солнце за искусно резными деревянными ставнями, что позволяло просторному помещению сохранять прохладу и в то же время пропускать свежий воздух и солнечный свет. Свежести способствовали и расставленные у стен цветочные фонтаны, заколдованные, чтобы вода безостановочно струилась по резным ледяным бороздкам. Зеркальные жаровни с кедровыми углями, слепя глаза, на серебряных цепях висели над полом из зеленого с белыми прожилками мрамора. Достигая дальней стены, пол приподнимался и расходился пятью ярусами, каждый из которых был отведен под отдельную ветвь правления.

Вместе с отцом они поднялись на верхнюю платформу и подошли к трону. Али невольно залюбовался им. Трон, вырезанный из небесно-голубого мрамора, был вдвое выше Али. Изначально он принадлежал Нахидам, и это чувствовалось. Настоящий памятник расточительности, которая и стала причиной их низвержения. Его спроектировали так, что сидящий на нем представал живым шеду: легендарным крылатым львом, фамильным талисманом Нахид. Рубины, сердолики, розовые и оранжевые топазы, выложенные на подголовнике, напоминали восходящее солнце. Подлокотники были похожим образом украшены в подражание крыльям, а ножки вырезаны в виде толстых когтистых лап.

Камни сверкали в солнечных лучах. Али вдруг заметил, что точно так же сверкают тысячи вперившихся в него глаз. Он опустил взгляд. Ничто так не объединяет племена, как сплетни об их правителях. Оставалось только догадываться, какие начнутся пересуды, если они заметят, что младший сын Гасана заглядывается на отцовский трон в свой первый день при дворе.

Отец кивнул на украшенную драгоценными камнями подушку у подножия трона.

– Твой брат отсутствует. Можешь занять его место.

– Я постою, – поспешил отказаться Али и отодвинулся от подушки Мунтадира.

Король пожал плечами:

– Как знаешь.

Он устроился на троне. Али и Каве встали у него по бокам. Али переступил через себя и поднял глаза на толпу. Тронный зал вмещал в себя десять тысяч человек, но Али показалось, что сейчас здесь присутствовала примерно половина от этого числа. Знать из всех племен, чье постоянное присутствие требовалось в знак доказательства их преданности королю, делила зал со священнослужителями в белых тюрбанах, а придворные писцы, младшие визири и казначеи сновали вокруг в головокружительном разнообразии парадных одежд.

А бо́льшую часть собравшихся представляли простолюдины. Никаких, разумеется, шафитов, если не считать слуг. Но многие были обладателями смешанной племенной крови – как Али. Все постарались принарядиться – никто не осмелился бы прийти ко двору как-то иначе, но бросалось в глаза, что многие здесь принадлежали к низшему сословию Дэвабада: кафтаны на них были чистые, но залатанные, а из украшений только металлические браслеты.

С места встала женщина Аяанле в кафтане горчичного цвета с черной лентой писца вокруг шеи.

– Именем короля Гасана ибн Хадера аль-Кахтани, защитника Веры, на восемьдесят восьмой раби ас-сани двадцать седьмого поколения с Сулейманова благословения объявляю собрание открытым!

Она зажгла масляную лампу в стеклянном цилиндрическом колпаке и поставила перед собой на помост. Али знал, что отец будет выслушивать обращения просителей, пока масло в лампе не закончится, но глядя, как придворные служители выстраивают толпу внизу в некое подобие очереди, он поразился их числу. Неужели его отцу придется выслушать каждого?

Пригласили и представили первых просителей: торговца шелком из Тохаристан и недовольного покупателя из Агниванши. Они бросились перед королем на колени и встали только после сигнала Гасана.

Первым заговорил Агниванши:

– Мир вашему дому, мой король. Смиренно и с почтением предстаю пред вами. – Он ткнул пальцем в торговца шелком, и жемчуга звякнули у него на шее. – Я прошу простить меня только за то, что вам приходится смотреть на этого отъявленного лгуна и бесстыжего вора!

Купец закатил глаза, а король вздохнул.

– Давай ты просто расскажешь о своей проблеме.

– Он продал мне полдюжины кип шелка в обмен на две бочки корицы и две бочки перцу. Я даже согласился добавить три ящика манго в знак моей доброй воли. – Он повернулся к купцу: – Я свое слово сдержал, но, вернувшись домой, обнаружил, что половина твоего шелка обратилась в дым!

Тохаристанец пожал плечами:

– Я всего лишь посредник. Я сразу сказал, что, если возникнут претензии к товару, обращаться к поставщику. – Он вяло шмыгнул носом. – А твои манго доброй воли были кислыми.

Агниванши вспыхнул, точно купец оскорбил его мать.

– Врешь!

Гасан поднял ладонь.

– Успокойтесь. – Он обратил свой ястребиный взгляд на торговца шелком. – Он говорит правду?

Тот заерзал.

– Не исключено.

– Тогда верни ему деньги за пропавший шелк. Требовать возмещения убытка от поставщика будешь сам. Цену назначит казначейство. А претензии к кислотности манго рассудит Бог. – Он махнул рукой. – Следующий!

Место сварливых торгашей заняла сахрейнская вдова, оставшаяся на улице после смерти мужа-транжиры. Гасан, недолго думая, определил небольшую пенсию и кров в Цитадели для вдовы и ее малолетнего сына. Затем были рассмотрены прошение ученого о гранте на изучение зажигательных свойств мочевого пузыря заххака (категорический отказ), просьба содействовать в борьбе против птицы Рух, разоряющей села западного Дэвастана, еще несколько обвинений в мошенничестве, в одном из которых фигурировали поддельные снадобья Нахид с весьма непристойным действием.

Много часов спустя жалобы слились в одну. В беспрерывном потоке требований попадались такие нелепицы, что Али хотелось встряхнуть просителя. Солнце поднялось над деревянными ставнями, в тронном зале стало жарко, и Али покачивался на ногах, печально поглядывая на подушку, от которой так недальновидно отказался.

Отцу, казалось, все было нипочем. Гасан оставался так же невозмутим, как и когда они только вошли в зал – чему, вероятно, способствовал виночерпий, который не давал опустеть отцовскому кубку с вином. Отец Али всегда отличался несдержанным нравом, но тем не менее он никак не выказывал своего недовольства подданными и внимательно выслушивал всех – от нищих вдов до богатых вельмож, которые не могли договориться о размерах своих владений. Откровенно говоря… Али был впечатлен.

Но Господи Боже, как он хотел, чтобы это поскорее закончилось!

Когда огонек лампы наконец затух, Али едва сдержался, чтобы не свалиться на пол от усталости. Как только король поднялся с трона, его проглотило толпой писцов и министров. Али не огорчился. Он торопился улизнуть и выпить чаю, желательно такого крепкого, чтоб ложка стояла. Он двинулся к выходу.

– Каид?

Али не обратил внимания на голос, пока его не окликнули во второй раз. Только тогда он с неловким чувством вспомнил, что теперь он каид. Обернувшись, он увидел перед собой низкорослого Гезири. Тот был одет в форму Королевской гвардии, а тюрбан с черной каймой указывал на то, что он состоял в должности военного секретаря. У него были ухоженная борода и добрые серые глаза. Али не узнал его, но это и неудивительно. В Королевской гвардии для службы при дворце делегировалось отдельное самостоятельное подразделение. Если сейчас джинн служил секретарем, могло пройти несколько десятилетий со времени его обучения в Цитадели.

Секретарь положил ладонь на сердце и бровь в традиционном гезирийском приветствии.

– Мир вашему дому, каид. Извините за беспокойство.

После многочасового марафона гражданских жалоб увидеть однополченца и соплеменника Гезири было как бальзам на душу. Али улыбнулся.

– Ну что ты, какое беспокойство. Чем я могу помочь?

Секретарь протянул тугой рулон свитков.

– Вот подробный отчет о подозреваемых в производстве бракованных ковров, потерпевших крушение в Бабили.

Али непонимающе уставился на него.

– Что?

Секретарь нахмурился.

– Происшествие в Бабили… ваш отец только что выписал компенсацию пострадавшим. Он отдал нам приказ арестовать производителей и конфисковать остаток партии ковров, пока их не успели распродать.

Али смутно припоминал что-то такое.

– Ах… конечно.

Он потянулся за свитками.

Секретарь помедлил.

– Может, мне стоит отдать это вашему секретарю, – предложил он деликатно. – Простите, мой принц, но на вас сегодня много всего свалилось…

Али смутился. Он не думал, что это будет так заметно.

– У меня нет секретаря.

– Тогда кто вел для вас записи в ходе аудиенции? – спросил секретарь с тревогой в голосе. – Обсуждалась, по меньшей мере, дюжина дел, требующих вмешательства Королевской гвардии.

Я должен был поручить кому-то ведение записей? Али покопался в памяти. Ваджед досконально объяснил Али его обязанности, прежде чем отбыть в Та-Нтри, но Али находился в таком потрясении после казни Анаса и вестей об оружии, что с трудом мог сосредоточиться.

– Никто, – сознался он.

Али обвел взглядом море писцов. У кого-нибудь из них наверняка найдется протокол сегодняшнего собрания.

Собеседник откашлялся.

– Простите мне мою дерзость, каид… я всегда веду записи обо всем, что касается Цитадели. С радостью поделюсь с вами конспектом. И хотя я уверен, что вы захотите назначить на должность вашего секретаря родственника или кого-то из вельмож, но, между тем, если вам понадобится…

– Да, – облегченно выпалил Али. – Пожалуйста… – Он смущенно осекся. – Извини. Кажется, я не поинтересовался, как твое имя.

Секретарь снова положил руку на сердце.

– Рашид бен Салх, принц, – ответил он с искоркой в глазах.

– Буду счастлив с тобой работать.

Возвращаясь в свои покои, Али чувствовал себя гораздо лучше. Если закрыть глаза на его форму одежды и прокол с ведением записей, можно сказать, что свой первый день при дворе он провел вполне достойно.

Но, Боже правый, эти взгляды… стоять и часами выслушивать жалобы и так оказалось не сахар, но терпеть пристальные взгляды тысяч незнакомцев было сущей пыткой. Он почти не винил отца за злоупотребление вином.

Завидев принца, привратник поклонился.

– Мир вашему дому, принц Ализейд.

Он открыл перед Али дверь и шагнул в сторону.

Может, брат с сестрой и выбирали для него покои попроще, но все-таки это были дворцовые покои. Только его комнаты занимали вдвое больше места, чем бараки, где он размещался с двумя дюжинами других кадетов. Огромная спальня была обставлена по-простому: одна кровать, которая казалась ему чересчур мягкой, и у стены сундук с вещами, которые Али забрал с собой из Цитадели. Спальня вела в кабинет, оборудованный полками, которые Али уже наполовину забил книгами, – раз уж пришлось жить во дворце, то неограниченным доступом к королевской библиотеке он намеревался пользоваться по полной.

Он вошел в кабинет и снял сандалии. Окна здесь выходили на настоящий уголок дикой природы в гаремных садах, вечнозеленые джунгли, оглашенные ансамблем ухающих мартышек и верещанием майн. За мраморной беседкой с качелями открывался вид на прохладно журчащие воды канала.

Али размотал тюрбан. Предвечерний свет проникал сквозь прозрачные льняные занавески. Стояла благодатная тишь. Ступая по ковру, Али подошел к столу, где его ждала кипа документов: криминальные сводки, заявки на ассигнования, приглашения на бесконечные светские рауты, которые он не собирался посещать, неожиданные личные записки с просьбами об одолжениях и помилованиях… Он перебрал бумаги, выбросил все, что казалось ему лишним и бессмысленным, и разложил документы в порядке важности.

Искры на воде манили и отвлекали его. В детстве мама учила его плавать, но Али не делал этого уже много лет. Ему казалось постыдным увлекаться чем-то, что так плотно ассоциировалось у всех с Аяанле, – тем более что в племени отца на это занятие смотрели с отвращением и ужасом.

Но здесь его никто не увидит. Он ослабил воротник и, потянувшись к подолу дишдаши, направился к беседке.

Али остановился. Он вернулся назад и еще раз заглянул в открытую арку, ведущую в спальню. Нет, глаза его не обманывали.

На его постели лежали две женщины.

Они прыснули со смеху.

– Кажется, он нас все-таки заметил, – сказала одна с улыбкой.

Она лежала на животе, задрав ноги с тонкими щиколотками. Али обвел взглядом ее многослойные прозрачные юбки, плавные изгибы тела, темные волосы и только потом смог сфокусироваться на ее лице.

Не помогло. Она была красавицей. Шафитка – это стало очевидно по округлым ушам и тускло-коричневой коже. Ее подведенные сажей глаза весело сияли. Она встала с кровати и приблизилась к нему, позвякивая браслетами на ногах. Девушка закусила накрашенную губку, и у Али часто забилось сердце.

– А мы все гадали, когда ты оторвешься от работы, – поддразнила она.

Она подошла к нему вплотную и стала пальцами водить по его запястью.

Али сглотнул.

– Это какая-то ошибка.

Она снова улыбнулась.

– Никакой ошибки, мой принц. Нас попросили продемонстрировать вам наше гостеприимство.

Она потянулась к узлу его набедренника. Али так резко отскочил назад, что чуть не споткнулся.

– Не стоит… это вовсе необязательно.

– Ах, Лина, прекрати пугать мальчика.

Вторая женщина встала и вышла на свет. Али похолодел. Пыл, который он с трудом пытался побороть, как ветром сдуло.

Это была куртизанка из таверны Тюрана.

В отличие от шафитки, походка Дэвы была исполнена грации. Куртизанка сверлила его своими влажными черными глазами, не узнавая его, но на Али нахлынули воспоминания той ночи: задымленная таверна, лезвие ножа в горле привратника, рука Анаса на плече Али.

Его крик, так резко оборвавшийся на арене.

Куртизанка смерила его взглядом.

– Он мне нравится, – сообщила она второй. – Он милее, чем все говорят.

Она ласково улыбнулась Али. Она мало напоминала ту женщину, которая развязно смеялась с подругами, весело проводя вечер. Сейчас она думала только о деле.

– Не стоит так нервничать, принц, – сказала она нежно. – Наш хозяин только желает, чтобы вы хорошо провели время.

Ее слова развеяли туман желания, застилавший Али разум, но он не успел ничего спросить, когда услышал женский смех со стороны беседки – на этот раз очень знакомый смех.

– Однако! Быстро ты освоился.

Али отпрянул от женщины. В комнату вошла его старшая сестра. Куртизанки немедленно упали на колени.

Серо-золотые глаза Зейнаб лучились ехидным удовольствием, которое хорошо знакомо всем, у кого есть сестры. У них с Али не было и десяти лет разницы, а пока они были подростками, их даже можно было принять за близнецов, хотя материнские острые скулы и продолговатые черты лица шли Зейнаб гораздо лучше. Сегодня она была одета по моде Аяанле: темно-лиловое с золотом платье и расшитая жемчугом чалма в тон. Золото окольцовывало ее запястья и шею, а в ушах сверкали драгоценные камни – даже за закрытыми дверями гарема единственная дочь Гасана выглядела как принцесса.

– Извини за вторжение. – Она продефилировала по спальне. – Мы пришли убедиться, что придворные не съели тебя заживо, но, как вижу, поддержка тебе не нужна. – Она упала на кровать и, закатив глаза, поддела ногой одеяло, аккуратно сложенное на полу. – Только не говори, что спал на полу, Ализейд.

– Я…

Вторая половина ее «мы» вошла в комнату, не успел Ализейд толком ничего возразить. Мунтадир выглядел еще более неряшливо, чем обычно. Верхние пуговицы дишдаши были расстегнуты, кудрявые волосы – непокрыты. Увидев такую картину, Мунтадир усмехнулся.

– Две сразу? Во всем нужно знать меру, Зейди.

Али был рад, что его брат и сестра веселятся на его счет.

– Все совсем не так, – рассердился он. – Я их не звал!

– Нет? – переспросил Мунтадир, посерьезнев, и перевел взгляд на куртизанок, которые так и стояли на коленях. – Встаньте, прошу вас. Не нужно церемоний.

– Мир вашему дому, эмир, – пробормотала, поднимаясь, куртизанка-Дэва.

– И вашему, – улыбнулся Мунтадир, хотя его глаза оставались серьезными. – Даже я удержался от такого искушения, но скажите мне… кто распорядился о таком очаровательном подарке для моего младшего брата?

Женщины переглянулись, позабыв о кокетстве. Дэва в конце концов неуверенно ответила:

– Старший визирь.

Али разозлился и хотел что-то сказать, но Мунтадир жестом руки помешал ему.

– Пожалуйста, поблагодарите Каве за жест, но боюсь, вынужден вас прервать, – Мунтадир кивнул на дверь. – Вы можете идти.

Женщины тихо попрощались и поспешили убраться восвояси.

Мунтадир посмотрел на сестру.

– Зейнаб, ты нас не оставишь? Кажется, нам с Али нужно поговорить.

– Он вырос в Цитадели, Диру, среди мужчин… думаю, с ним уже обо всем поговорили. – Зейнаб посмеялась своей шутке, но встала с кровати, игнорируя сердитый взгляд Али.

На пути к выходу она положила руку ему за плечо.

– Не ищи себе на голову неприятностей, Али. Погоди хотя бы недельку, прежде чем развязывать священные войны. И про меня не забывай, – бросила она через плечо, выходя в сад. – Заглядывай ко мне на огонек хотя бы раз в неделю.

Али оставил это без ответа и развернулся к выходу, ведущему во дворец.

– Извини, брат. Но, похоже, мне нужно сказать пару слов старшему визирю.

Мунтадир перегородил ему дорогу.

– И что же ты ему скажешь?

– Чтобы держал своих продажных огнепоклонниц при себе!

Мунтадир вскинул бровь.

– И как, по-твоему, это будет выглядеть? – спросил он. – Малолетний королевский отпрыск, о котором уже ходят слухи, будто он какой-то религиозный фанатик, нападает на одного из самых уважаемых Дэвов в городе, который десятилетиями верой и правдой служит его отцу? И за что? За подарок, которому обрадовался бы всякий мужчина?

– Я не такой, и Каве знает…

– Да, знает, – договорил Мунтадир. – Прекрасно знает и наверняка постарается оказаться в таком месте, где у скандала, который ты ему закатишь, будет масса свидетелей.

Али опешил.

– Что ты хочешь сказать?

Брат наградил его тяжелым взглядом.

– Он хочет выбить тебя из колеи, Али. Рассорить тебя с отцом, а в идеале – устранить из Дэвабада и вернуть в Ам-Гезиру, где ты ничем не сможешь навредить его народу.

Али всплеснул руками.

– Я ничего не сделал его народу!

– Пока нет. – Мунтадир скрестил руки на груди. – Но вы, верующие, никогда не скрывали своих чувств к Дэвам. Каве боится тебя. Вероятно, считает твое повышение прямой угрозой. Что ты превратишь гвардию в инквизицию и прикажешь солдатам колотить всех встречных с пепельными отметинами. – Мунтадир пожал плечами. – Я даже не могу его в этом винить. Обычно, когда такие, как ты, дорываются до власти, Дэвам приходится несладко.

Али устало прислонился к столу. Ему и без того тяжело было замещать Ваджеда, не выдавая своей причастности к «Танзиму». У него не оставалось сил на интриги параноидального Каве.

Он потер виски.

– Что мне делать?

Мунтадир присел у окна.

– Попробуй переспать со следующей подосланной куртизанкой, например, – ухмыльнулся он. – Ох, Зейди, не смотри на меня так. Это всяко собьет Каве с толку.

Мунтадир рассеянно крутил в пальцах язычок пламени.

– Потом он, конечно, одумается и разоблачит тебя как лицемера.

– Из тебя не очень-то хороший помощник.

– Тогда попробуй не трясти кулаками, точно королевская версия «Танзима», – предложил Мунтадир. – Или знаешь что… попробуй подружиться с Дэвом? Джамшид давно хотел научиться фехтовать зульфикаром. Не хочешь дать ему пару уроков?

Али не мог поверить своим ушам.

– Ты предлагаешь мне научить сына Каве владеть оружием Гезири?

– Не просто сына Каве, – ответил Мунтадир, начиная раздражаться. – Это мой лучший друг, и ты сам спросил моего совета.

Али вздохнул.

– Прости. Ты прав. Просто день был тяжелый. – Он переступил с ноги на ногу, столкнув со стола аккуратную стопку бумаг. – И не видно этому дню ни конца ни края.

– Все-таки нужно было оставить тебя с дамами. Они бы подняли тебе настроение, – Мунтадир встал с подоконника. – Я хотел посмотреть, как ты держишься после первого дня при дворе, но вижу, что у тебя еще много работы. Ты хотя бы подумай над моими словами о Дэвах. Я хочу помочь тебе, ты же знаешь.

– Знаю, – вздохнул Али. – Переговоры прошли успешно?

– Какие переговоры?

– Переговоры с тохаристанским министром, – напомнил Али. – Отец сказал, вы торговались за погашение нашего долга.

Глаза Мунтадира весело заискрились. Он закусил губы, как бы сдерживая улыбку.

– Да. Она была готова… пойти на уступки.

– Это хорошо. – Али собрал бумаги и принялся выравнивать стопки на столе. – Скажи, если захочешь, чтобы я перепроверил цифры, на которых вы сошлись. Я знаю, что математика не твоя…

Он удивленно замолчал, когда Мунтадир неожиданно поцеловал его в лоб.

– Ты чего?

Но Мунтадир только покачал головой с заботливой усталостью на лице.

– Ох, ахи… тебя же тут съедят заживо.