Глава 39
На следующий день мы приехали в дом Аглаи Борисовны и Ларисы.
Когда Горелова узнала, какие гости к ней заявились, она вмиг велела:
– Уходите! Я вас не приглашала!
Лариса, которая стояла у окна, повернулась к матери.
– Нет. Пусть останутся. Это я им позвонила.
– Зачем? – возмутилась Аглая. – С ума сошла?
– У нас остались вопросы, – спокойно пояснила я, – ваша дочь любезно согласилась на них ответить.
Честно говоря, я ожидала, что вдова закричит на меня что есть сил. Но она почему-то молча села в кресло.
Коробков вынул из портфеля коричневый бумажный пакет и похлопал по нему рукой.
– Начнем с того момента, где остановились вчера. Здесь книга из библиотеки Сиракузова. Вчера вами были заданы вопросы: кто разрешил ее взять, как наш человек проник в особняк. Ну это уже не интересно. Главное, письмо дьяволу написано на листе из тома, который тут лежит. Вывод: послание состряпал кто-то из домочадцев. И опять вопрос! Аглая Борисовна, дама не самого юного возраста, ни разу после кончины брата не обратилась к врачам, отчего она перестала следить за здоровьем? И почему Лариса не сидит в клинике у постели мужа? Она ни разу не приехала к супругу. И вот вам самый лакомый кусочек. Екатерина, та, что утащила ковер, хорошо его помыла, сверху ворс чистый. Но когда наш эксперт полез специальным прибором внутрь, там осталось немного красной субстанции. Провести анализ не составило труда…
Лариса прижала руки к груди.
– Хватит! Это я!
Аглая схватила дочь за плечо.
– Лара! Уймись. Молчи. Они врут. Книгу не могли изъять. Крови на ковре нет. А если и есть, то она уже непригодна для исследования. Нас берут на испуг!
– Кто вам сказал про кровь? – встрепенулась я. – Вчера речь шла о вине.
Дочь вывернулась из рук матери.
– Пусть так! Пусть они соврали! В лабораторию ничего не отнесут. Но они все знают. Играют с нами сейчас, как кот с мышью. Хватит, я больше не могу. Устала. Я убийца! Только я! Одна я! Остальные меня спасали. Владимир мне не муж. Он был для прикрытия. Вот!
Лариса посмотрела на мать.
– Ты можешь уйти в свою комнату. Я останусь. Прости, я очень люблю тебя, но жить так более не могу.
Аглая Борисовна прикрыла глаза рукой.
– «Но если в ваших обвиненьях есть и правда, то к слабостям ее не будьте вы строги».
Лариса вскинула подбородок и начала рассказ.
Аглая Борисовна отличалась на редкость стервозным характером. Сколько Лариса себя помнит, столько в их доме стоял крик. Орала всегда Аглая. Лариса с малого возраста усвоила: если возразить маме или ослушаться ее, случится взрыв похуже атомного. И дело не ограничится руганью, мать может надавать ей затрещин. Госпожа Горелова никогда не отличалась стройностью, она была крепкая, ширококостная, с тяжелой рукой. Когда маленькая Лара получала смачный подзатыльник или затрещину, у нее потом долго гудела и кружилась голова, начиналась тошнота. Девочка приходила в ужас от воплей родительницы. Чтобы не слышать ее истерического визга, малышка никогда не вступала с ней в дискуссию.
Аглая в разговоре со всеми членами семьи употребляла только глаголы в повелительном наклонении: «принеси, замолчи, сделай, убери, прекрати…» Слов «пожалуйста», «спасибо» она никогда не произносила. Маленькую Лару мать не хвалила, не обнимала, не целовала. «Уйди», «Не мешай», «Не лезь» – самые частые фразы, которые дочь слышала в детстве от матушки. Отец молчал. Если жена начинала кружить на метле и пикировать на голову мужа, тот никогда не огрызался, в самый разгар побоища мог сказать: «Мамочка, у тебя в ушках старые сережки. Поехали купим новые!» Аглая переставала орать и бежала одеваться. Лет в двенадцать после очередной взбучки от матери Лариса пришла к отцу в кабинет и заплакала:
– Почему ты все маме позволяешь? Угодить ей невозможно. Сижу на стуле – плохо. Стою – отвратительно. Лежу – я лентяйка. Жаль, я не умею в воздухе висеть, но и это ей не по вкусу придется.
– Она твоя мать, – сказал отец, – родителей не выбирают, их просто надо любить.
– Детей тоже надо любить, – возразила девочка, – а вы меня терпеть не можете. Мать орет, а ты ей за скандалы подарки даришь. Тебе фиолетово, что меня бьют.
– Я тебе тоже презенты приношу, – напомнил Николай, – вся комната в игрушках, в шкафу одежда красивая.
Лариса рассмеялась:
– Да только я могу надеть лишь то, что мать позволит, а играть надо в то, что она разрешит. Маман меня полностью контролирует, а ты своего ребенка не защищаешь, потому что трус, опасаешься взбучку получить.
Николай показал на кресло.
– Сядь. Когда мы с твоей мамой стали встречаться, я был мастером цеха, где производили эксклюзивные торты. Делал фигуры из шоколада, о большем не мечтал. А у Аглаи было не женское, а мужское честолюбие, желание разбогатеть, добиться успеха. Она меня заставила в самом начале перестройки открыть кафе-кондитерскую. Я заартачился, денег нет, где их взять? Аглая ответила: «Продаем квартиру, снимаем однушку». Вот с этого весь мой бизнес и начался. Я благодарен жене, хотя признаю, часто она бывает невыносимой. Но Аглая твоя мать. И этим все сказано.
Лариса поняла, что отец не примет ее сторону, и более к нему с разговорами не подходила. Поддержку она нашла там, где совсем не ожидала.
К Аглае иногда приезжал ее брат Игорь. Сестра тут же налетала на близнеца с гневными упреками. Темы для скандалов были стандартными. Аглая требовала от брата переехать в Москву, жить вместе с Гореловыми, работать в столичном театре.
– Гниешь в провинции, – орала она, – слизень, лентяй! Играешь в убогой дыре! Гамлет на задворках. Одет, как урод! И живешь в деревне!
Неконфликтный Игорь молча слушал ее вопли. Его смирение только сильнее заводило Аглаю, чтобы дать выход гневу, она накидывалась на других членов семьи. Но супруга часто не оказывалась дома, поэтому весь удар обрушивался на Ларису. Та начинала тихо плакать, дрожать, один раз ее стошнило прямо в комнате.
И вот тогда Игорь вскочил и гневно закричал:
– А ну заткнись! Не трогай девочку!
Дальше пошли непечатные выражения. Поведение брата было таким неожиданным, что Аглая замерла с открытым ртом. Он схватил племянницу за руку и повел к двери. Игорь, у которого не было своих детей, не знал, чем интересуются подростки. Он поехал с племянницей в парк, купил ей мороженое, предложил покататься на карусели. Лара посмотрела на лошадок-слонов, на которых сидели детсадовцы, и расхохоталась.
– Подо мной конь развалится. Лучше пойдем на американские горки. Дядя, мне семнадцать лет исполнится через месяц.
– Правда, – ахнул Игорь, – вот время бежит.
С того дня Игорь и Лариса стали дружить. Девочка врала матери, что готовится к урокам в библиотеке, а сама ехала в Гольяновск. Дома никто о ее визитах не знал, Игорь встречал ее на вокзале и вез куда-нибудь гулять. У племянницы и дяди сложились доверительные отношения, они оба чувствовали себя никому не нужными. Игорь, которого Сазонова женила на себе обманом, не пытался избавиться от супруги лишь по одной причине: благодаря присутствию в его жизни Юлии местные фанатки перестали вешаться на него. А в обоих театрах, где он успешно работал, прекратили шептаться о том, что «наш синтетический гений великолепно исполняет женские роли, потому что сам гей. Обратите внимание, он ни с кем интрижку ни разу не завел».
Через год первого августа, это число Лариса запомнила на всю жизнь, у Аглаи Борисовны случился приступ желчекаменной болезни, ее спешно госпитализировали. Врачи заговорили об операции. Николай не хотел отдавать жену в руки российских врачей, он улетел с ней в Германию. Лариса осталась в Москве, потому что второго числа ей предстояло писать сочинение.
После экзамена Лара позвонила Игорю и сообщила:
– Тема легкая, я получу хорошую отметку. Приезжай скорей, погуляем по Москве. Я одна дома. Папа отпустил прислугу на неделю в отпуск, осталась только охрана, но она сидит в своем домике, в особняк не сунется. Посидим, поболтаем!
Игорь прикатил в кратчайший срок. Дядя с племянницей погуляли по округе, вышли на шоссе, увидели придорожную гостиницу, пошли в тамошний ресторан, выпили вина за удачно написанное сочинение, долго болтали и…
Утром они проснулись в номере в одной постели. Если вы думаете, что Игорь пришел в ужас от того, что вступил в интимную связь с юной племянницей, а Лариса решила покончить жизнь самоубийством после ночи с братом матери, то ошибаетесь.
Любовники обнялись, Игорь сказал Ларе, что она самая прекрасная девушка на свете, а она призналась, как давно и страстно его любит.
Игорь пообещал в ближайшее время оформить развод. Но и он, и Лариса прекрасно понимали, что, живя в Москве и вообще в России, они никогда не поженятся. Наверное, не стоит объяснять почему. Хоть на секунду представьте себе реакцию Аглаи на сообщение о свадьбе. Пара обсудила планы на будущее и решила: когда Ларисе исполнится двадцать пять, они улетят на постоянное жительство в другую страну и там поженятся. Почему надо так долго ждать? Потому что за связь с несовершеннолетней в России предусмотрено уголовное наказание? Но восемнадцать Ларе уже исполнилось! Дело в том, что Николай положил на имя дочери в зарубежный банк большую сумму денег. На нее набежали немалые проценты. Когда Ларе исполнилось шестнадцать лет, отец показал ей финансовые документы и объяснил:
– Справишь четверть века, станешь богатой, сможешь уехать в любую страну мира и жить там припеваючи. Вклад оформлен на двадцать пять лет под рекордно большие проценты. Их уже много набежало. Будешь вести жизнь рантье. Но матери об этом рассказывать не надо. Просто потерпи несколько лет и обретешь свободу. Завидую тебе, у меня в этом возрасте только драные носки имелись.
Справив девятнадцатилетие, Лариса поняла, что мать довела мужа почти до ручки. У отца, похоже, иссякли его любовь и благодарность к жене, а терпение дало трещину. Она оказалась права. Николай стал огрызаться, говорил Аглае не очень приятные слова.
Чтобы родители ничего не заподозрили, Лариса и Игорь встречались тайком в Москве. Артист снял маленькую квартиру на окраине столицы. Он перестал отказываться от предложений проводить разные мероприятия, не гнушался работать на свадьбах, днях рождения. Гонорары он копил, потом покупал Ларочке драгоценности. Она пошла в какую-то клинику, не туда, где наблюдалась вся семья, и поставила спираль. Ромео и Джульетта жили надеждой на будущее счастье. Ночами они разговаривали по скайпу, у них не было тайн друг от друга. Лариса рассказывала, что дома обстановка становится все невыносимее, Аглая окончательно озверела, отец кричит на нее, скандалы гремят постоянно, одна ссора плавно перетекает в другую. В пылу выяснения отношений родители говорят то, что нельзя никому слышать. Лара вскоре поняла, почему отец не ушел от жены даже тогда, когда она превратилась в сумасшедшую фурию. У Аглаи были какие-то документы, они могли скомпрометировать мужа. Ранее она о них помалкивала, но однажды в пылу скандала завопила:
– Если не заткнешься и не поступишь, как я велю, то кое-что вылезет на свет. Все у меня собрано и припрятано.
И Николай замолчал.
А еще, оказывается, на супругу была оформлена большая часть бизнеса.
Прошло несколько лет. Жить в доме стало невыносимо. Аглая становилась все агрессивнее. Как-то раз за завтраком мать велела Ларе:
– Налей мне кофе.
Взяв чашку, госпожа Горелова разъярилась.
– Капучино холодный.
– Я его только что сварила, – сказала Лара.
В ту же секунду чашка полетела в девушку. Лариса не ожидала ничего подобного, не успела увернуться, и фарфоровый бокал угодил ей прямо в лицо. Обжигающий кофе потек по щекам, носу, попал в глаза. Лариса выбежала из комнаты и в чем была укатила в Гольяновск на автобусе, забыв про свою машину.
Игорь встретил ее на остановке. Лариса очень удивилась, увидев его, а он объяснил, что ему позвонил Николай. Тот рассказал ему, что случилось, и предупредил:
– Лара унеслась в тапочках и домашнем костюме, автомобиль ее в гараже остался. Куртку она не надела. Подруг у нее нет. Думаю, она покатила к тебе в Гольяновск. Иди на станцию да прихвати теплую одежду, потом сопроводи ее к Марфе, я позвоню ей.
Игорь отвел любимую к Неписайкиной, рассказал ей об ужасе, который творится в доме Гореловых. Вечером в Гольяновск примчался Николай, он сказал дочери:
– Я оформил тебе академический отпуск. Останешься временно здесь. Я все решу.
Утром отец снял дочке дом в самом престижном поселке, Валентина Неписайкина взяла Горелову к себе внештатным корреспондентом, Марфа выписала ей таблетки. Но Ларисе стало совсем плохо, сначала она плакала сутки напролет, потом спала, не помнит сколько. Затем опять рыдала. В конце концов Игорь взломал дверь, нашел Ларису, у которой остались одни глаза, и спросил:
– Когда ты ела в последний раз?
– В Москве, – всхлипнула Лариса, – утром не позавтракала, Аглая в меня чашкой швырнула.
Парамонов схватился за голову:
– Несколько суток прошло! Я уезжал в столицу! Коля попросил его с Аглаей до самолета проводить.
Оказалось, что у скандалистки случился нервный припадок, она дооралась до потери сознания.
Горелов увез жену в Швейцарию, где поместил ее в клинику. Ларису реабилитировала Марфа. Через несколько месяцев Аглая вернулась в Москву тихой, скандалов она не устраивала, пила таблетки, занималась фитнесом, шила кукол. Каждый день к ней приходил делать массаж Володя, сын Натальи Сиракузовой. Николаю казалось, что швейцарские врачи сумели обуздать нрав Аглаи. Но когда перед ее днем рождения домой приехала Лара, мать словно очнулась от сна. Вид дочери вызвал у нее взрыв недовольства. Спустя пару дней Аглая стала прежней, начала орать по каждому поводу. Лариса молчала, потом почти перестала есть, плакала в своей комнате. Но вскоре взяла себя в руки и сказала отцу:
– Я буду жить в Гольяновске и работать там.
Николай не протестовал, Лариса опять отправилась на службу к Неписайкиной. В институте ее не восстановили, но она и не переживала.
Следующий год был ужасен. Гольяновск небольшой город. Игорю с Ларой там негде было спрятаться. О том, чтобы остаться на ночь у любимого, и речи не было. Игорь опять снял квартиру в столице, они стали встречаться там. У Лары была своя машина, Игорь тоже на колесах, но мотаться туда-сюда они устали. В конце концов девушка решила вернуться домой. Ей в Гольяновске стало неуютно. Да, там нет Аглаи, зато есть местные кумушки, сплетники и Марфа, которая каждый день по десять раз звонила Ларе с вопросом:
– Как дела?
Лариса перебралась в столицу. Отец предложил ей пойти в другой вуз, она отказалась. Ларе не требовалось образования, она понимала: им с Игорем надо дождаться дня, когда ей исполнится двадцать пять лет. Не так уж и долго ждать осталось, можно потерпеть. А потом они улетят куда-нибудь подальше от этого мрака. У Игоря тоже было непростое время, ему трепала нервы Юля, которая категорически не желала давать супругу развод, отказывалась уезжать из его квартиры. А еще она один раз сказала мужу:
– Ты настаиваешь на разводе? Хорошо. Ты его получишь. Но одновременно на свет выплывет правда, которая тебя убьет. Из любимца местных баб ты станешь объектом их ненависти. У меня есть глаза и уши. Я кое-что знаю, но молчу, потому что жена должна помогать мужу. Но как только ты оформишь развод, мой язык развяжется. А вот теперь думай, что мне известно, и соображай: выгодно ли тебе законную супругу из квартиры гнать? Идиот! Эсэмэски по ночам строчишь.
Игорь понял, что жена читает его переписку с Ларой. Парамонов сам никогда не взял бы ее телефон, читать чужие сообщения для него было немыслимо. Вот ему и не пришло в голову, что Юля сует свой любопытный нос повсюду. Игорь беспечно оставлял трубку дома где попало и поплатился за свою наивность. В придачу ко всем его неприятностям активировалась Аглая, сестра стала исполнять старую песню о переезде брата в Москву и переводе в столичный театр.
Время шло, Игорь и Лариса устали невероятно. А потом настал день, когда Аги звякнула брату и отрезала:
– Николай договорился с главным режиссером. Тебя берут в театр. Жду тебя через два часа. Не приедешь? Пеняй на себя.
