И все-таки неужели по прошествии тысяч лет, в течение которых собаки служили объектом отбора — иногда сознательного, иногда нет, — который и привел к их видимому многообразию, не могло сохраниться ни одной изолированной собачьей популяции, веками остававшейся в стороне от других линий благодаря человеку и многократно повторяемой селекции? Конечно, бóльшая часть пород не имеет под собой реальной биологической основы, и все-таки, может быть, вопреки всему какой-то одной из них удалось пережить века, отгородившись от других собачьих популяций репродуктивными барьерами, созданными человеком? Чтобы лучше понять, почему вероятность развития такого сценария очень мала, нужно уловить разницу между селекцией, происходившей практически по всему миру вплоть до XIX века, и тем, во что она превратилась после, благодаря усилиям клубов собаководства, которые опирались на появившиеся как раз в это время теории о расах и породах.

Прежде всего, как показывают исследования в области молекулярной биологии и исторические данные, селекция, объектом которой служили собаки в далеком прошлом, например в Древнем Риме или в эпоху Средневековья, не могла состоять в репродукции, ограниченной рамками закрытой популяции, она всегда содержала какую-то долю гибридизации. Это происходило по многим причинам. Начать с того, что, если бы даже римляне или средневековые сеньоры, занимавшиеся собаководством, и захотели удержать под строгим контролем популяцию животных, у них бы ничего не получилось. Чтобы такая затея увенчалась успехом, необходимо было создать обширную административную сеть, достаточно развитую и влиятельную, чтобы систематически вести учет данных о каждой собаке, ее происхождении и потомстве, то есть осуществлять деятельность, которая стала возможна лишь к концу XIX века, и то лишь в отношении человека. Далее, было необходимо, чтобы эта работа продолжалась непрерывно вплоть до наших дней, пережив крах цивилизаций и глубокие культурные трансформации человеческого общества. И наконец, доподлинно известно, что в те времена селекция собак проводилась по большей части небрежно. Она основывалась в основном на чисто эмпирических методах, поскольку тогда еще не была движима идеей породы как единого морфологического и поведенческого типа, четко отделенного от других. Как известно, эта идея появилась только в XIX веке.

Все прежние классификации собак отличает одно общее качество: они основывались не на перечне характерных для группы признаков, а — как, например, классификация Плиния — на критерии функциональности (сторожевые собаки, пастушьи собаки, боевые собаки и т.д.), игнорируя морфологию. До XIX века направленная селекция преследовала не слишком определенные цели, руководствуясь одним или несколькими критериями, эстетическими или функциональными, например наличием охотничьих качеств. То есть, если принимать во внимание только один критерий — или ограниченное их количество, — можно прекрасно использовать для репродукции множество собак всех видов и мастей. Например, если цель состоит в том, чтобы получить хорошую собаку для охоты, для разведения подойдут кандидаты с достаточно широким спектром морфологических характеристик. В случае необходимости вполне допускалось скрещивание с производителями из совершенно другой предковой линии, если они славились как хорошие охотники. Подобная практика была весьма широко распространена среди заводчиков собак того времени.

Чтобы подчеркнуть особенности восприятия собак и отношения к ним, появившиеся в XIX веке вместе с концепцией собачьей породы, противопоставим для сравнения две фигуры, умышленно, для большей наглядности, утрируя их качества: с одной стороны, это будет заводчик, с другой — собаковод-любитель. Разумеется, эти образы не обозначают две конкретные группы людей, поскольку относятся к разным историческим эпохам. К тому же цели и представления нынешних собаководов, особенно охотников, могут соответствовать и тому и другому образу. И тем не менее противопоставление этих фигур позволит подчеркнуть перемены, произошедшие с собаками к настоящему моменту. Действительно, мотивы и методы селекции, проводимой заводчиками и любителями породистых собак, совершенно различны.

Цель заводчика в рамках того образа, который я здесь представляю, состоит в том, чтобы получить группу особей со сходными характеристиками, отвечающими его потребностям. Это может быть, например, способность пасти стадо или успешно охотиться на норных животных, мягкий нрав, верность, масть, которая ему нравится, или пропорции тела, которые он считает гармоничными. Подобная цель не предполагает никакого запрета на скрещивание собак из разных генеалогических линий, другими словами, она абстрагируется от понятия родства. Для достижения своих целей заводчик может время от времени прибегать к гибридизации популяций. В скотоводстве, например, такая практика действительно в течение долгого времени была распространена. Таким образом владельцы скота пытались избежать пагубных последствий близкородственного скрещивания.

Собаковод-любитель стремится к обратному: он требует, чтобы к размножению допускались только собаки, принадлежащие к совершенно определенной, зарегистрированной линии. Поскольку его цель состоит в том, чтобы получить и увековечить тип, который, по его мнению, представляют его собаки, достичь ее он может, только скрещивая собак строго внутри популяции, границы которой он сам же и очертил. Самой главной характеристикой собак, пригодных для воспроизводства типа, свойственного данной породе, он считает их генеалогическое происхождение. Так, например, щенка, рожденного от веймарской легавой с заверенной родословной и собаки, не имеющей соответствующей регистрации в LOF, никогда не признают породистым, даже если его незарегистрированный родитель полностью отвечает требованиям экстерьера веймарской легавой.

Для любителя породистых собак именно их происхождение становится отправной точкой, то есть селекция из средства превращается в самоцель. Цель селекции — сама селекция; порода легитимируется и обретает славу «исконной» уже самим фактом своего существования, берущим начало, как полагают, от самых «истоков». Иными словами, цель собаковода-любителя не относительная, как у заводчика, то есть отвечающая потребностям и вкусам человека и воспринимаемая им именно так: она абсолютная, поскольку ее принцип лежит в ней самой. Порода становится целью, которая достигается посредством сохранения породы. Идеал, которым движим любитель породистых собак, — идеал чистоты и постоянства, а вовсе не пользы; это идеал сохранения благородной сущности от угрозы быть запятнанной, а не стремление к удовлетворению потребностей. В таком ракурсе эта идея выглядит особенно странно, и ее сходство с евгеникой и расовой теорией прошлого века проявляется со всей остротой. С той только разницей, разумеется, что применялась она в отношении собак, а не людей.