Ко всем характеристикам наших взаимоотношений с собакой, позволяющим признать за ними статус социальных, можно добавить еще одно качество, которое мы считаем особенно важным, когда говорим о социальных связях человека. Речь идет о том, что при помощи механизмов онтогенетической ритуализации в каждом из смешанных обществ, составленных двумя видами, формируется своя, свойственная только этому обществу, настоящая культура. На самом деле ритуалы, характерные для разных антропоканинных обществ, отвечают склонностям, ожиданиям и схемам поведения, которые не являются частью арсенала врожденных поведенческих реакций a priori не только у людей, но и у собак. Такие схемы формируются в процессе социальных взаимодействий и могут распространяться в обществе при помощи механизмов приобщения к определенной культуре — в широком смысле слова.

Таким образом, можно говорить, например, о существовании культуры, свойственной собакам и людям, принадлежащим к французскому антропоканинному обществу, или даже целого множества культур, если принять во внимание классовые различия. Эта культура будет существенно отличаться от культур деревенских антропоканинных обществ, скажем, в Андах или в Экваториальной Африке. Так, отношения между членами французской семьи и их собакой, в которых животному отводится роль компаньона, подчиняются принципиально иной схеме, чем, например, отношения жителей глухих деревень к «деревенским псам», описанным Коппингером. Соответственно, жесты, чувства, вокализация и навыки, как людей, так и собак, равно как и стереотипные схемы, регулирующие их взаимоотношения, в этих культурах также не могут быть идентичными.

Можно пойти еще дальше и подобно тому, как это делают антропологи в отношении человеческих обществ, допустить существование типичного представителя той или иной антропоканинной культуры — точнее, типичной пары человек—собака. Такой усредненный образ мог бы стать своего рода моделью, объединяющей наиболее характерные формы поведения и навыки, свойственные каждой конкретной социальной группе, сформированной представителями двух видов.

Попытки взглянуть на отношения человек—животное именно под таким углом зрения позволяют выявить феномены, которые при любом другом подходе выглядят гораздо менее четко очерченными. Если ограничиться классическими методами, применяемыми в социальных науках, предметом рассмотрения станет только гуманитарная составляющая этих отношений. Специфические культурные особенности взаимоотношений человек—собака будут освящены лишь с одной стороны — со стороны человека. Можно утверждать, например, что в японском городе люди относятся к собаке иначе и ведут себя с ней иначе, чем, скажем, в африканской деревне. Однако это всего лишь часть общей картины, что подтверждается, в частности, отношением переехавших в Европу африканцев к европейским собакам-компаньонам. Вопреки ожиданиям, у этих людей, которые прежде не знали никаких других собак, кроме бесхозных деревенских псов, вызывает удивление не только отношение европейцев к своим собакам, которое и впрямь достаточно сильно отличается от того, что они могли наблюдать у себя на родине. С не меньшим удивлением они замечают, что в Европе психология самих собак значительно отличается от психологии известных им деревенских псов. Здесь собаки заметно приспособились к той роли, которая им отводится в европейских семьях, — к роли животного-компаньона.

На самом деле собаки имеют разный статус, ведут разный образ жизни, подчиняются различным схемам межвидового взаимодействия в зависимости от того, идет ли речь о полубродячих деревенских псах, охотничьих собаках, собаках из приюта или домашних любимцах, гордо взирающих на своих хозяев с высоты дивана. Их психологические характеристики также будут различаться. Материальный мир, психологическая и социальная жизнь голодного и пугливого деревенского пса, живущего на помойке, имеют мало общего с жизнью ухоженного пуделя, окруженного нежной заботой всех членов семьи. Разумеется, взгляд на мир у этих двух собак не может быть одинаковым.

Конечно, процессы, приводящие к формированию культуры антропоканинного общества, гораздо менее симметричны, чем те, что формируют человеческую культуру, то есть культуру общества, образованного представителями одного вида. Действительно, тот факт, что разным обществам свойственны различные ритуалы взаимодействия и каждому из них — свой типичный образ собаки, по большей части обусловлен культурными различиями между людьми. Однако не исключено, что типичный образ собаки, во многом зависящий от той роли, которая ей отводится в обществе, в свою очередь оказывает влияние и на человеческую психологию. Так, например, вполне возможно, что повальное увлечение животными-компаньонами привело к изменению не только психологии нашего верного друга; оно могло в значительной степени изменить нашу собственную психологию и свойственную нам социабильность. Конечно, необходимы более глубокие исследования, чтобы в этом вопросе можно было всерьез претендовать на сколько-нибудь обоснованные выводы. Однако предположение о том, что сосуществование с собакой-компаньоном способно, при прочих равных, повлиять на некоторые аспекты наших отношений с другими людьми, выглядит вполне правдоподобным. Присутствие собаки может, к примеру, укрепить эти отношения, поскольку собака в данном случае будет выполнять функцию социального катализатора, или же, напротив, ослабить — если она до известной степени будет восполнять потребность человека в эмоциональных контактах с другими людьми. Несомненно, сосуществование с собакой отражается на наших жестах, позах и манере держаться с другими людьми. Оно оказывает влияние на формирование моральных ценностей человека — в частности, его этических установок в отношении животных, которые, в свою очередь, находят отражение и в его отношении к людям.

Продолжая использовать терминологию общественных наук применительно к смешанным сообществам, сформированным людьми и собаками, добавим, что культурная изменчивость таких антропоканинных обществ имеет свои пределы. Культурные различия между разными обществами находятся в диапазоне, ограниченном психологическими возможностями собак и людей, а также их способностями приспосабливаться друг к другу. И тем не менее диапазон изменчивости остается исключительно широким, что во многом объясняется выраженной пластичностью индивидуального развития и поведения как собак, так и людей, а также разнообразием человеческих культур.

Рискнем пойти чуть дальше и предположить, что даже в пределах одного антропоканинного сообщества существует социальное расслоение. С того момента, как мы признали существование истиной социальной связи между человеком и его лучшим другом, подобное предположение уже не выглядит настолько абсурдным. На самом деле даже в рамках французского антропоканинного общества будут наблюдаться различия в ритуалах взаимодействия или, коль скоро мы приняли это определение, культуре, свойственной различным социальным классам. Так, культура сельских охотников и их собак будет значительно отличаться от культуры других классов того же общества, например городских социальных групп, живущих в квартирах вместе со своими четвероногими друзьями. В этом смысле есть основания говорить о разделении антропоканинного общества на группы, которые можно было бы назвать трансвидовыми социальными классами.

И, наконец, антропоканинные общества имеют собственную историю, в которой были свои переломные моменты, такие как диверсификация собачьих разновидностей под влиянием селекции, начало которой было положено еще в Античности, бурный рост городов или бурный рост интереса к собакам-компаньонам, ставший причиной повышения социальной значимости очень многих собак.