7
Шри Хон–Оуэн не узнала новость до тех пор, пока та не разошлась по городской сети: краткое известие о том, что захвачена Юли, дочь Авернус. Операция удалась благодаря взаимодействию военной администрации и гражданских властей Дионы. Звук шел поверх видео, показывающего рослую девочку в оранжевом комбинезоне, сидящую между двумя коренастыми морпехами. Конечно, это пропаганда ради деморализации сопротивления. Ничего про то, где и как удалось захватить Юли, и про то, рассказала ли она о своей матери. Шри попыталась связаться с Пейшоту, но не прошла дальше адъютанта. Тот отказался разглашать сведения, ссылаясь на конфиденциальность и боязнь утечки, хотя линия связи была шифрованная.
Шри находилась на Титане, исследовала один из садов Авернус. Всего шесть недель назад его нашел автономный дрон, заметивший маленькую палатку над скважиной, пробуренной в куполе вулкана к западу от Дуги Хотэя и дающей доступ к озеру богатой аммиаком воды, где существовала обильная и сложная экосистема квазиживых прокариотов. Шри проигнорировала совет Вандера Риса, поставила его во главе команды до своего возвращения и полетела на дирижабле на север к Танк–тауну.
Путешествие в семь тысяч километров заняло чуть более двух дней. Дирижабль плыл под мутным оранжевым небом над огромной пустыней, перпендикулярно аккуратным ровным рядам дюн в сотни километров длиной. Дюны состояли из углеводородного песка. Сформировал их постоянный ветер, дующий с запада на восток. Под ветром — длинные, пологие, плавные склоны, а с наветренной стороны — крутые обрывы. Солнце — бледный, размытый атмосферой фонарь в кольцах гало, свет с трудом просачивался сквозь густой оранжевый смог, застлавший небо. Вечера были немыслимо долги, солнце медленно тянулось к западному горизонту.
Наконец из тумана выплыла гряда низких холмов — предгорья рваных северных хребтов, обители водо–аммиачного льда, разрубленного ветвящимися руслами пересохших рек и усеянного тысячами озер, одни — чуть больше мелкой лужи, другие — не уступали Великим озерам Америки.
Была середина зимы. Накопленный после летних дождей метан испарялся с поверхности озер, оставляя этан, разбавленный бензолом и сложными углеводородами. Было заметно, как сильно опустился уровень больших озер, мелкие же пересохли полностью. В речных руслах тоже не было жидкого метана. Мрачный рваный пейзаж расстилался до горизонта, окутанный вездесущей оранжевой дымкой, бледно поблескивали верхушки хребтов и покатых холмов — метановые дожди и ветер, несущий песок, ободрали с них закрывавшую аммиачный лед органику.
Танк–таун примостился на берегу одного из самых больших озер, Моря Люнайна. Бразильская база располагалась в нескольких километрах к северу — скопище разрозненных жилищ, переделанных из грузовых контейнеров, приподнятых на толстых подпорках и обернутых пухлой серебристой оболочкой теормоизоляции. Реактор базы постоянно выбрасывал высокий столб пара, согнутый ветром. Транспортное управление отказалось выделить шаттл специально для Шри, и той пришлось застрять на базе. Она изнывала от безделья и беспомощно металась, будто пчела в бутылке, дожидаясь рейсового корабля с припасами. Шри безуспешно пыталась узнать хоть что–нибудь о захвате дочери Авернус, упорядочила собранные материалы и нанесла визит мэру города, Гунтеру Ласки.
Старик был из первого поколения — того, что удрало с Луны во Внешнюю систему. Он первым устроил постоянное жилище на Титане. Гунтеру было сто тридцать восемь лет. Он пережил трех жен, его дети, внуки и правнуки составляли значительную долю населения Танк–тауна. Хвастливый, тщеславный, эдакий старый пират, актер собственной легенды о необыкновенной хитрости, изворотливости, идеализме и крепости потрохов. Однако в политической жизни Титана он оставался важной фигурой. Он и два его сына заключили сделку с Тремя Силами, пообещали нейтралитет и заявляли, что знают чуть ли не больше всех в системах Юпитера и Сатурна про Авернус. Но Шри мэр сказал, что про дочь, Юли, ему известно очень мало. Девочка никогда не была на Титане.
— Но точно знаю: она не такая юная, какой кажется, — сообщил старый пират. — Ты когда–нибудь встречалась с ней?
— Однажды я видела ее издали, — призналась Шри.
Это случилось за два года до войны, на церемонии открытия биома в Радужном Мосте на Каллисто. Шри спроектировала экосистемы биома и предвкушала то, как покажет их Авернус — та помогла обеспечить финансирование постройки. Но церемонию прервало появление трупа, который дроны несли над поверхностью центрального озера биома. Последовала суматоха, Авернус с дочерью сбежали. Шри гналась за ними до Европы, но не смогла продолжить погоню. Шри отозвали. О той неудаче до сих пор было неприятно вспоминать. Она все еще представлялась чуть ли не самой горькой из всех неприятностей, которые случились с профессором-доктором Шри Хон–Оуэн. Иногда казалось, что она преследует Авернус уже полжизни.
— На сколько лет тогда выглядела Юли? — спросил Гунтер. — На восемь? Девять? Могу поспорить, сейчас она выглядит не старше, хотя Авернус вытащила ее из эктогенетического бака уже двадцать лет назад. Авернус вырастила ее в своем саду, словно на необитаемом острове. Авернус любила подолгу исчезать. До того как включиться в движение за мир, до того как вернуться на публику и поселиться в Париже, Авернус была нелюдимой отшельницей. Ее никто никогда не видел. Общалась она через людей своей свиты, хотя и те вряд ли видели ее чаще остальных. Не то чтобы Авернус не выносила людей или не могла находиться рядом. Попросту люди не были нужны ей. Однако она, наверное, по–своему страдала от одиночества и потому сделала себе дочь.
Старик умолк — задумался, погрузившись в воспоминания, глядя на хтонический пейзаж за большим алмазным окном. Там среди ярко–зеленых цилиндров ферм вздымались трех– и четырехэтажные барабаны жилищ, увенчанные острыми куполами, поднятыми на опорах. Над городком утыкался в небо лес черных разломов, шпилей и гигантских плавников, окутанных оранжевым туманом, тянущихся до берега сухого Моря Люнайна. Гунтер и Шри возлежали рядом на горе мягких подушек среди крупнолистных тропических растений и лоз, растущих в засыпанных гравием клумбах посреди пола. Шри вертела в пальцах стакан с лимонным чаем, Гунтер посасывал вино, сделанное из винограда, выращенного им самим. Он один растил виноград на Титане — тощий бледнокожий сатир с белой гривой и бородой, переплетенной цветными лентами, в одних шортах, вырезанных из поддевки для скафандра. На груди — черная татуировка мандалы, серьги в ушах, кольца в верхней губе и в одной брови, а между ними — цепочка.
— Вы говорите, что Авернус сделала себе дочь. Значит, Юли — клон? — спросила Шри, подталкивая старика продолжать.
— Хм, так говорит большинство. Но я не верю. Молодежь, которая боготворит Авернус, не верит, что такая старуха могла заниматься сексом. Но мы с ней когда–то были любовниками. Я разве не рассказывал тебе про это?
— Вы говорили мне, что давно знали ее, — напомнила Шри, заинтригованная неожиданным откровением — но и полная сомнений.
Старик умел и любил приврать, мастерски смешивал правду с ложью, чтобы отвлечь внимание от важного.
— Наша интрижка случилась лет восемьдесят назад, задолго до того, как я остепенился и обзавелся первой женой. Но по мне, как будто оно было вчера. Да, на пару сезонов, когда этот мир еще был почти не исследованным, а будущий Танк–таун состоял из посадочной платформы и единственного купола, мы были коллегами и любовниками. Я научил ее любви, а она мне рассказывала про вакуумные организмы. Думаю, вполне возможно и то, что Авернус забеременела сама обычным образом — хотя, скорее, она использовала какого–нибудь бедолагу как донора спермы, ничего больше. Авернус — женщина холодная и прагматичная.
Гунтер хмыкнул.
— Хотя любви она предавалась со страстью, — сообщил он и с нарочитой похабностью подмигнул. — Но после она всегда замыкалась, и не скажешь вовсе, о чем задумалась. Гений, само собой. Хотя очень живая и забавная — когда ей хотелось, конечно. Но чаще она оставалась угрюмой и замкнутой до невозможности. Однако мы все–таки прожили немного вместе и работали вместе, строили новый дом в новом мире. И этот мир мы исследовали рука об руку, как говорится, и сделали своим. Но у Авернус были другие интересы. Ничто и никто не интересовали ее подолгу. Даже я. Думаю, ты меня поймешь. Ты в чем–то похожа на нее.
— Она когда–нибудь говорила с вами о дочери? — спросила Шри.
— После рождения Юли я и видел–то Авернус всего с полдюжины раз. Хотя, возможно, ты удивишься — но я всегда уважал ее право делать что она хочет и ничего никому не говорить. Конечно, я много раз слышал истории про то, что Юли — клон, что она создана бессмертным сверхчеловеком. Гора полнейшей чуши, и отдаленно не похожей на правду. Хотя скажу, что Авернус к старости сделалась чудаковатой. Конечно, она такая вся таинственная, бросает намеки, которые простые смертные расшифровывают годами, заставляет тяжело задумываться над всем, что она сказала. Я не всегда это ценил в свое время, но теперь думаю, это было для нас хорошей тренировкой. В конце–то концов, умение думать и делает нас людьми, правильно? Заставляя нас больше думать, она делала нас человечнее. А сама стала, хм, не то чтобы менее человечной — но другой. Потому–то молодежь, с ее странными идеями насчет движения человеческой эволюции в разные стороны, просто боготворит Авернус… Так что у Юли, думаю, было странное детство. Она росла с одной матерью, а мне трудно представить Авернус в роли матери. Ты же знаешь, конечно, откуда ее имя. Ирония, право слово. Авернус — вулкан в Италии, место, где из–за ядовитых газов падали замертво пролетающие птицы. Авернус значит «без птиц». Без жизни. Понимаешь, зачем та, кто создает жизнь в местах, где атмосфера ядовита либо ее вовсе нет, взяла себе такое имя? Потому что она превращает яд в жизнь. Умная женщина. Гений. Да! Этого отрицать нельзя. Но чудаковатая, живущая перпендикулярно людям, в своем личном мире, со своими законами и принципами.
Шри заподозрила, что Гунтер знает о Юли больше, чем говорит, но как раскусить старика? Он рассказал про Юли несколько историй, которые слышал от других, расспрашивал, как поймали Юли, где держат, какие там условия.
— Я уверена, что с ней обращаются гуманно, — заверила Шри. — Что бы дальние ни думали, бразильцы — не варвары.
— Не надейтесь, она не расскажет о том, где прячется ее мать, — предупредил Гунтер. — Скорее всего, она не знает. А если и знает, не скажет, что бы с ней ни делали.
— Я рано или поздно отыщу Авернус, — пообещала Шри, — с помощью ее дочери или нет.
Гунтер расхохотался.
— Ты такая серьезная и самоуверенная! Прямо как она!
— Я знаю доподлинно, что ваши дела и дела остальных дальних могут обернуться скверно, если я не отыщу Авернус в ближайшем будущем. Мы уже говорили почему.
Шри знала, что старик умалчивает о многих важных вещах. Они с Авернус были любовниками, исследовали Титан вместе, Авернус периодически наведывалась на Титан еще целое столетие. Она брала строительных роботов и дирижабли у жителей Танк–тауна. Гунтер наверняка следил за ее делами и визитами — и, несомненно, не один раз выезжал вместе с ней. Да, он знает об Авернус и ее дочери намного больше, чем рассказал, — но ведь он упрямый, хитрый и умный, угрозами его ни к чему не понудишь. Он хорошо понимал, что в его владениях бразильцы — не завоеватели, но гости, которым стоит извинить грубые манеры и высокомерие и обращаться с ними терпеливо и вежливо. Гунтер выдаст лишь то, что решил выдать. И ни на гран больше.
— Как и Авернус, ты по–настоящему не понимаешь людей. Позволь дать тебе небольшой совет. Тебе не терпится выведать, что же знает Юли, не только из–за Авернус. Чем дальше, тем больше ты злишь своего генерала. Ты ведь проводишь столько времени, изучая сады Авернус, а не работая на него. Ты думаешь, что сможешь помочь ему, поговорив с Юли. Но она не ответит тебе, как не ответила его людям. Я никогда не встречал Юли — но уж в этом я не сомневаюсь. Ведь она — истинная дочь своей матери. Потому я бы посоветовал набраться терпения. Пусть генералу ничего не удастся и так — без твоего участия. Не позволяй своим амбициям и тревоге сделать тебя частью его поражения.
— У меня получится, — сказала Шри.
— Увы, не могу пожелать тебе удачи, — заметил Гунтер Ласки. — Но могу сказать, что хотел бы повидать тебя снова.
Его добрая, мягкая, немного грустная улыбка задела Шри. Ведь в глубине души она еще любила — не могла не любить — своего убитого учителя. Но сейчас не время для сентиментальности. Время работать.
Наконец прибыл шаттл. Шри прошла на нем сквозь оранжевое мутное небо и поплыла к Сатурну. Ледяной серпик Дионы одиноко и резко светился за внешними кольцами. Описав петлю вокруг нее, шаттл опустился на космодроме невдалеке от Парижа. Шри пришлось пересесть на экваториальную железную дорогу, ехать на восток, а потом — на роллигон и катить по новому четырехполосному шоссе до затянутого куполом кратера, когда–то бывшего владением клана Джонс–Трукс–Бакалейникофф. Генерал Арвам Пейшоту конфисковал кратер и превратил в свою штаб–квартиру.
Да, так типично для показушного генеральского высокомерия — устроить свою официальную резиденцию на луне, жители которой возглавили сопротивление вторжению землян в систему Сатурна, причем в месте, далеком от городов и уязвимом для атак. Генерал подал недвусмысленный сигнал дальним: Три Силы могут управлять чем хотят и откуда хотят. Занять резиденцию клана было в высшей степени символичным. Его глава, матриарх Эбби Джонс, имела просто звездный кредит из–за своих подвигов в исследовании окраин Солнечной системы. Именно под крыло Эбби Джонс сбежала печально знаменитая предательница Мэси Миннот после дезертирства.
Прилегающие к куполу районы были разворочены и перекопаны. В десяти километрах к северо–востоку сооружали военный космопорт. Соединявшее его с поселением четырехполосное шоссе шло мимо укрепленных бункеров, полей спутниковых антенн и башен радиосвязи командного центра, управляющего движением и отслеживающего корабли по всей системе Сатурна, мимо ледяных хребтов, преображенных фантазией дальних в животных, героев и сказочные замки, теперь, правда, изрядно побитые военными учениями и стрельбой по мишеням. Затем показался купол, аккуратно вписанный в покатый край метеоритного кратера. Под ним высоко над землей висели в паутине из алмазных панелей и фуллереновых композитов огромные люстры, словно слепящие — ярче солнца — дыры в кромешно–черном небе. Зеленая кайма леса у кромки купола казалась психоделическим обманом зрения на фоне пепельной пустыни Дионы. Прекрасное жилище — но такое хрупкое. Единственная ракета или умело направленный метеорит могли разрушить купол, и все живое если бы и не погибло от взрыва, то замерзло бы от ворвавшегося внутрь лютого космического холода.
Арвам со штабом занимали особняк среди местных садов, рощиц, прудов и лугов. Строение выглядело так, будто росло по частям. Башни, арки и флигеля, выполненные в дюжине разнородных стилей, наобум состыковали друг с другом и связали кривыми, опасными на вид проходами, эскалаторами, верандами. Генеральский кабинет — большая белая комната, наполненная спортивным инвентарем, включая штангу с набором блинов и беговое колесо. А еще — несколько планшетов для записей, исцарапанный стол, заваленный всевозможными ружьями и пистолетами, и длинная низкая клетка. В ней ходил туда–сюда на цыпочках карликовый тигр, хлестал по бокам хвостом, скалил клыки на адъютантов и секретарей, ненароком подходивших близко. Посреди этого правильно организованного хаоса лежал на кушетке полуголый генерал Арвам Пейшоту. Массажист втирал масло ему в плечи. Из–за ничтожной гравитации Дионы Арвам был привязан к кушетке ремнями, а ноги массажиста цеплялись за вделанные в пол петли.
Генерал пребывал в хорошем настроении. Он приветливо поздоровался со Шри, спросил, хочет ли она выпить чего–нибудь после долгого путешествия.
— Мы только что отыскали запасец прекрасного белого вина в оазисе в двухстах километрах отсюда. Налить вам бокал?
— Где она? Я могу ее видеть?
Арвам улыбнулся, уперев подбородок в сцепленные руки, холодно и резко посмотрел на генетика.
— Всегда прямо к делу, никакой поблажки. Надо же. То я не слышу о вас месяцами, и невозможно наладить связь. А то вы вдруг появляетесь здесь и требуете.
— Я пришла помочь вам.
— Если вы знаете что–то, чего не знаем мы, — напишите мемо. Уверяю вас, оно будет тщательно рассмотрено людьми, которых я поставил работать над делом.
— Я знаю больше, чем кто–либо, о ее матери. Я знаю, что девочка может быть намного старше, чем кажется. Я знаю, что она — не человек. А еще я знаю, что у ваших людей ничего не получится.
Генерал закрыл глаза — массажист принялся разминать узлы мышц на плечах. Наконец Арвам выговорил:
— Профессор–доктор, дело не в вашей донкихотской миссии поймать Авернус. У нас на руках серьезная проблема оборонного значения.
— О которой вы раструбили на весь свет.
— Чтобы показать сомневающимся: от нас не скроется никто.
— Что проку с того, если девочка не заговорит, — сказала Шри. — А она ведь не говорит?
— Мои люди в точности знают, что делают. У них колются даже камни.
Арвам охнул — массажист засадил локтем между лопаток.
— Но вы можете кое–что сделать для меня прямо сейчас, раз вы уже здесь. Поговорите с командой, обследующей ее убежище, и с людьми, изучающими ее геном. Переведите то, что они скажут, на нормальный человеческий язык, и сообщите мне.
— А потом?
— А потом мы посмотрим, нужна ли нам ваша помощь. Но вам нужно сделать еще кое–что перед тем, как вы приступите к работе, — сказал Арвам и посмотрел прямо в глаза Шри. — Навестите сына.
Встреча вышла не слишком приятной. Шри не видела Берри полгода. Она была слишком занята разгадыванием секрета фенотипических джунглей на Янусе и обследованием садов Титана. Гувернантке, стройной девушке в военной униформе, пришлось подталкивать мальчика к матери. Тот, раздраженный и злой, напрягся, когда Шри обняла его, и только бурчал да пожимал плечами в ответ на расспросы. Он вырос на три сантиметра, раздался в плечах и груди. Полумальчик–полумужчина с буйной черной шевелюрой, бледной кожей. Он искоса поглядывал на мать и тут же отворачивался. Хитрый и робкий подросток.
Шри отпустила гувернантку и отправилась гулять с сыном по лесу, опоясывающему купол. Повсюду были веревки, чтобы хвататься при движении. Но Берри уже полностью приспособился к низкой гравитации Дионы — одна шестая гравитации Титана, одна тридцатая — Земли — и скакал впереди, точно газель. Он показал маме стадо миниатюрных косматых животных, пасущихся среди высокой травы в каштановой роще, фазана–альбиноса, вереницу утят, ковыляющих вслед за матерью–уткой, заросший тростником пруд, где на притопленном бревне сидели черепашки, а над испещренной рябью водой метались огромные стрекозы.
Шри подумала о том, что заботливо распланированный лес выдает ностальгию по Земле и потому — скудость воображения создателей. Но ради сына Шри восторгалась этой крошечной пародией на рай, карликовыми животными, выведенными, чтобы быть симпатичными покорными игрушками, садами, разбитыми по учебнику, и фальшивой глухоманью. Берри, как обычно, капризничал и хулиганил. Он гонялся за коровами размером с собаку и разогнал их по всему лесу, кидал в фазана камни и растоптал бы утят, если бы Шри не удержала его. Маме пришлось лезть в пруд вслед за сыном, когда он захотел изловить черепашку.
Шри подавила желание отругать сына, но решила всерьез переговорить с гувернанткой. Берри нуждался в дисциплине, в строгом распорядке, а девушка, очевидно, ленилась воспитывать мальчика.
Тем временем Берри повел маму по долгой тропинке через рощу карликовых дубов и белых сосен к заросшему травой хребту, откуда открывался чудесный вид на утопающий в зелени поселок. Берри показал деревянный помост над высоким обрывом с верхушками деревьев внизу и сказал, что летал оттуда. Запросто. Тебя привязывают под чем–то вроде воздушного змея, ты разбегаешься, и воздух подхватывает тебя.
— Ты и в самом деле летал? — изумилась Шри.
Тот посерьезнел и ответил, что да, конечно. Другие вообще надевают костюмы с крыльями от запястий до щиколоток и летают как птицы. Так хотелось попробовать, но генерал приказал ждать, пока не Берри повзрослеет.
— Но я не хочу ждать! Я хочу стать птицей! — закричал мальчик и помчался вниз по склону, кидаясь то вправо, то влево, гудя, вопя и завывая, будто штурмовик, утюжащий вражеские позиции.
Шри успокоила сына, они вернулись, поужинали, поплескались вместе в теплом бассейне. Затем Шри позволила гувернантке уложить мальчика в постель — и прочитала девушке суровую лекцию о расхлябанности и лени. Нельзя позволять сыну рисковать жизнью! Отныне всякие полеты — запрещены.
Девушка–солдат гордо выпятила подбородок и заявила:
— Мэм, обсудите это с генералом. Он руководит образованием Берри.
Но генерал улетел на Рею, в Шамбу, встречаться с мэром города и командиром европейских сил, чтобы обсудить активное и пассивное сопротивление дальних. Потому Шри умерила гнев и приступила к заданной работе.
Шри прочла отчет об укрытии Юли на мертвом корабле дальних, об устройстве, позволившем пережить год гибернации внутри пустого топливного бака. Подумать только, тот самый Лок Ифрахим не дал девочке удрать из госпиталя. Бак, в котором она пряталась, отсоединили от корабля и доставили на поверхность Дионы. Теперь бак лежал под куполом в особо охраняемой зоне военного аэропорта — сфера шести метров диаметром, наполовину покрытая бородой вакуумного лишайника, подпертая балками и похожая на гигантскую елочную игрушку. Шри показали прорезанный люк, гнездо Юли внутри бака, уютно устроенное между антирасплескивателями. Вакуумный лишайник на баке был черный и лоснящийся, как антрацит, местами гладкий, как застывшая краска, местами вздыбленный тонкими плотными пластинками, складчатыми фигурами, похожими на вазы и траурные венки. Техник, секвенировавший псевдо-ДНК лишайника, сказал, что это быстрорастущая разновидность обычного штамма, выведенного, чтобы поглощать свет и вырабатывать электричество.
— Приблизительно шесть десятых ватта на всю поверхность. Немного — но хватает, чтобы подпитывать батарею, от которой работала аппаратура жизнеобеспечения. И, само собой, лишайник рос. Еще год, и он бы покрыл почти весь шаттл.
— Используя углерод и прочие материалы оболочки шаттла, — добавила Шри.
— Да, мэм. Но его грибница не проникает глубоко и вряд ли могла бы нарушить герметичность корпуса.
— Она планировала спать долго, — заметила Шри.
— Мы думаем, она могла бы выжить еще, самое малое, десять лет.
— А изменение вектора скорости запустило пробуждение.
— Да, мэм. Простейший сенсор ускорения. К счастью, ее нашли до того, как она проснулась, — сказал техник.
— Она тщательно спряталась, не осталась внутри корабля. Наверняка она понимала, что его подберут враги, а не друзья.
Она попыталась представить, как команда и пассажиры готовили девочку к долговременному выживанию на погибающем корабле. Поразительно! Свита Авернус пожертвовала ради этого жизнями. Шаттл был полон замерзшими телами. Шри изучила насосы и дрожжевую культуру, так долго поддерживавшую жизнь Юли, а потом много и интересно беседовала с исследователями, изучавшими геном и протеом.
Похоже, Юли в самом деле была биологической дочерью Авернус, а не клоном и обладала несколькими интригующе необычными вставками в генах, контролирующими развитие мозга и нервной системы. Гиппокамп Юли был больше обычного, синаптические связи в ретикулярной формации, зрительной коре и новой коре, а в особенности в области Вернике, управляющей обработкой языка и речью, оказались необыкновенно развитыми. Был аккуратно и малозаметно изменен миелин, закрывавший аксоны двигательных и сенсорных нервов. Короче говоря, ее нервы быстрее передавали данные, рефлексы и обработка информации на разных уровнях по скорости существенно превосходили нормальные человеческие. Были и другие изменения. Часть — обычная для всех дальних: физиологическая адаптация к низкой гравитации, изменение в радужке для лучшего видения в сумерках. Однако были модифицированы и мускульные волокна Юли, синтез и хранение АТФ, способность гемоглобина переносить кислород. Метаболизм был тоже существенно модифицирован. Девочка сама могла синтезировать нужные аминокислоты.
Шри обсудила находки с исследователями, предложила два способа определить возраст девочки и написала отчет для Арвама Пейшоту.
Шри не сообщила о проведенном ею тесте. Простой кросс-чек ДНК девочки и образца, привезенного с Титана, показал: Юли — биологическая дочь Авернус и Гунтера Ласки. Если бы старый пират не наврал о своих отношениях с Авернус, если бы он не подозревал, что он — отец дочери гения генетики, информацию можно было неплохо использовать. Хотя, если девочка не знает об отце, информацию можно применить как рычаг на переговорах, как способ завоевать доверие.
Шри пустили поговорить с Арвамом спустя день после того, как генерал вернулся в свою заросшую зеленью штаб–квартиру. Аудиенция началась с разговора о Берри. Генерал отмахнулся от жалоб на гувернантку и сказал, что летать вполне безопасно, а мальчику нужно позволить небольшой риск.
— У меня три сына, — сказал Арвам. — У всех было активное здоровое детство, проведенное большей частью на природе. Они путешествовали пешком, охотились, ездили верхом, ходили на яхтах… и да, летали в аэрокостюмах. Ребята заработали несколько царапин и шишек, но ведь так важно узнать свои пределы. Узнавать, на что ты способен, — важная часть взросления.
— Но Берри слабенький. И такой неуклюжий. С ним то и дело что–нибудь случается.
— Упражнения закалят его и повысят самооценку. Здесь для того самое место. Есть что угодно — и безопасно. Замечу: когда ему дали хоть немного свободы побыть самим собой, у него заметно исправились и характер, и манеры.
— Ему нужна интеллектуальная стимуляция, — возразила Шри. — А здесь он ее не получает.
Оба знали: речь идет не о риске для сына Шри, а о власти над ним. Генерал с генетиком были словно разведенные супруги, спорящие о праве на ребенка.
— Мне очень любопытно, отчего вы не попытались, хм, исправить его, э-э, мелкие недостатки, — заметил генерал.
— Это нелегально. Антиэволюционно.
— Это не помешало вам изменить геном другого сына, — возразил Арвам.
Шри похолодела. Она считала, что никто не знал о работе, проделанной над Альдером. Шри очень аккуратно подредактировала геном, особо стараясь, чтобы красота, обаяние и притягательность сына не превосходили обычные человеческие, а затем уничтожила все улики.
— Не бойтесь, со мной ваши тайны в безопасности. К тому же за вами числится кое–что похуже небольшой генной косметики. Потому скажите правду: отчего вы не подарили такие же преимущества Берри?
— Я оставила его в естественном состоянии из уважения к его отцу.
— О да. Бедняга Стамаунт. Я вижу, вы еще носите его кольцо.
Она носила на среднем пальце левой руки кусок кости, выращенной из культуры остеобластов Стамаунта Хорна после того, как его убили бандиты в Андах. Шри не то чтобы любила его — но уважала и восхищалась. Они были хорошей парой и много добились бы вместе, если бы Стамаунт выжил. Временами он был таким же жестоким и вздорным, как Арвам, но жестокость Стамаунта всегда имела смысл. Стамаунт бывал безжалостен — но всегда тонок и точен, в отличие от сокрушительно грубого Арвама.
— Он был отличный парень, — заметил генерал. — Я уверен, ваш сын вырастет таким же. Ну а теперь, если у вас больше нет жалоб, я, как и обещал, позволю вам глянуть на нашу пленницу.
— А, так она не заговорила.
— О, она говорит. Но до сих пор не сказала ничего важного. Вы можете обсуждать что угодно с допрашивающей бригадой. Кстати, ее глава ожидает вас прямо сейчас в отделении допросов.
Комната, где допрашивали Юли, была чистой и стерильной, как операционная. Белые стены, белый пол и потолок, равномерно светящийся белым светом. Никаких теней, все высвечено с безжалостной резкостью. Девочка была заключена в подобие гроба или «железное легкое» далекого прошлого. Снаружи оставалась лишь бритая голова, а на ней — шапочка для магнитно–резонансной томографии. Кожа бледна и безупречна, как фарфор. Глаза — большие, зеленые. Веки оттянуты, так что глаза не могли закрыться, небольшой изящный аппаратик поставлял искусственные слезы, чтобы не высохла роговица. Голова зафиксирована так, что Юли вынуждена смотреть на экран. По нему медленно проползала вереница лиц, шепелявый голос просил опознать их. Юли молчала, стиснув челюсти. На щеке вздрагивал мускул — единственный признак того, что девочка терпела чудовищную, раздирающую нутро боль. Машина играла с нервными окончаниями, как пианист на концерте, постоянно модифицировала тон и аккорды, чтобы жертва не привыкла к боли.
В соседней комнате стояла за поляризующим стеклом, вделанным в стену, капитан–доктор Астер Гавилан, глава команды допросчиков. Она рассказала Шри, что девочка терпит индукцию боли уже двадцать часов, но не проявила склонности к сотрудничеству.
— Конечно, мы начали с наркотиков, но они не сработали, — продолжила капитан. — Ее метаболизм необычен, нервная система — крайне необычна. Теперь мы используем боль. Но девочка выносит больше боли, чем кто–либо, испытывавшийся на этом приборе. Я знаю, она ощущает боль. В крови — повышенный уровень гистамина, большая активность нервной и эндокринной систем, сканы мозга тоже показывают активность… Девочка не блокирует боль. Совсем. Но не сдается. Поразительно.
— Я бы назвала это по–другому, — заметила Шри.
Капитан–доктор Гавилан была мулаткой средних лет, полногрудой и похожей на голубя. Она, по–птичьи склонив голову набок, уставилась на Шри и сообщила:
— Если вы разочарованы нашей работой, уверяю, в нашем распоряжении есть и другие методы. Например, нанесение увечий. Невежи обычно говорят о том, что дух и тело разделены. По моему опыту, дух быстро сдается, когда уничтожают тело. Самые упрямые и выносливые говорят, когда их начинают резать и жечь.
Шри передернуло от омерзения при виде жадного блеска в глазах женщины.
— Капитан–доктор, я разочарована вашими успехами. И у меня вызывают отвращение ваши методы.
— Эта девочка — живое доказательство плана дальних ускорить человеческую эволюцию, устремить ее в неприемлемом направлении. Эту девочку сделали монстром. Она — преступление против бога и Геи. Мы пришли сюда, чтобы покончить с богохульной мерзостью. Это — священная задача, мы не должны колебаться, выполняя ее. Думайте о ней лишь как о биологическом объекте, средстве найти Авернус, — выговорила капитан–доктор Гавилан слащавым, липким, ядовитым голосом.
Шри посмотрела на девочку, заключенную в блестящий аппарат, на мускул, подрагивающий на щеке — снова и снова.
— Пытка редко дает полезную информацию.
— Генерал полагает, что она заговорит, — напомнила Гавилан.
— Генерал ошибается, — отрезала Шри.
Она позвонила Арваму Пейшоту, объяснила, что хочет предпринять, причем только на своих условиях, без всякого вмешательства со стороны.
— Осторожнее, — предупредил генерал, — приказываю здесь я и только я.
— Вам нужна моя помощь. Капитан–доктор Гавилан — фанатичная дура. Ее методы нелепы. Она не смогла ничего добиться, потому что не понимает природы той, кого мучает.
— А вы гарантируете, что ваш метод принесет плоды?
— Я гарантирую лишь то, что приложу все возможные усилия. Если не получится, я никогда более не попрошу вас ни о чем. Я уйду, и пусть капитан–доктор и ее команда палачей делают, что хотят.
Генерал выделил Шри ровно неделю. Юли перевели из центра допросов в обычный гостиничный номер и подвергали лишь не очень утомительным рутинным беседам с парой психологов. Тем временем Шри дала группе, изучавшей геном Юли, новое задание: идентифицировать и синтезировать феромон, который, в отличие от обычных наркотиков и «сывороток правды», смог бы вписаться в модифицированный метаболизм девочки и сделал бы ее более восприимчивой к внушению.
К счастью, Шри имела подходящую для адаптации модель: смесь сложных веществ, которые выделяли потовые железы старшего сына. Шри с группой разработали виртуальную модель обонятельных рецепторов Юли и проверили мириады модификаций феромонного коктейля Альдера, заменяя атомы, например азот на серу, добавляя кислотные остатки, разрывая связи и так далее, и тому подобное. Лучших кандидатов испробовали на самой Юли: добавляли по очереди крошечные количества в комнату и проверяли результат по ответам на вопросы, которые задавали психологи, и по общей физиологической реакции: расширению зрачков, проводимости и температуре кожи.
Шри безжалостно подгоняла группу. Четыре дня они работали круглые сутки, поддерживаемые протеиновыми смесями, кофеином и специальными препаратами. Наконец группа синтезировала лучший из кандидатов. Он производил лишь небольшое снижение отрицательности реакций и ответов и соответственное возрастание дружелюбия и желания сотрудничать — но ничего сильнее в отведенную горстку дней получить не удалось. Затем Шри поспала шесть часов, провела интенсивный сеанс кондиционирования с психологами и впервые вступила в номер Юли.
Маленькие комнаты были неярко освещены, выдержаны в успокаивающих сине–зеленых тонах. В горшках — настоящие цветы, на полу — роскошный квазиживой ковер, слышалось чириканье птиц. Маленькая девочка, одетая в чистый белый комбинезон, лежала на животе на мягком кресле и читала древний роман, «Моби Дик», перелистывая страницы размеренными быстрыми движениями.
Она не подняла головы, когда вошла Шри, и лишь пожала плечами, когда та попросила разрешения сесть.
Шри примостилась на краешке подвесного кресла и сложила руки на коленях.
— Я хочу извиниться за то, что с тобой делали. Это было ошибкой. Они не понимали тебя.
— А вы понимаете.
— Конечно, нет. Но я хочу попробовать.
— Вы хотите подружиться со мной, потому что хотите залезть в мою голову. А туда вы хотите залезть, чтобы выведать секреты моей матери. Профессор–доктор, я знаю, кто вы. Вы сотрудничали с ней, работали над биомом Радужного Моста. Вы были на барже в то день, когда озеро собирались засеять жизнью. Вы сгорали от нетерпения, желая встретиться с моей матерью. Вы даже дрожали от возбуждения. Ведь вы и сейчас подрагиваете — и не только потому, что боитесь меня — хоть вы и в самом деле боитесь. Вы страстно желаете того, чтобы я хоть на шаг приблизила вас к вашей самой заветной цели.
Юли говорила чуть насмешливо, немножко самодовольно. Ее глаза, почти в точности оттенка хлорофилла, по–прежнему глядели в книгу. Начали отрастать волосы — черная щетина на гладкой коже. На шее — пластиковый ошейник. Он выдаст мощный парализующий импульс, если Юли попытается напасть на Шри либо как–нибудь иначе спровоцирует солдата, наблюдающего за ней.
— Юли, ты умеешь видеть людскую натуру, — заметила Шри. — Используй эту способность, чтобы проанализировать ситуацию. Подумай над тем, как я могу помочь тебе. И твоей матери тоже.
— В тот день мертвец пошел по водам, и забавная церемония быстро превратилась в хаос. Налет так называемой цивилизованности в людях очень тонкий и хрупкий. Мы сейчас вежливы и обходительны друг с другом. Но ведь все может измениться в считаные секунды.
— Юли, я не такая, как остальные. Я не часть здешней военной машины. Я ученый, как и твоя мать.
Девочка зевнула, показав аккуратные, ровно расставленные белые зубки в чистых розовых деснах.
— Моя мать — не ученый. Она — гений генетики. Если вы не понимаете разницы, вам бесполезно что–либо объяснять.
— Да, наука — лишь один из ее инструментов. Другой ее инструмент — воображение, умение видеть мир под иным, уникальным углом. Но наука важна для ее работы, как ничто иное. Юли, я восхищаюсь работой твоей матери. Я хочу понять и ее, и ее труды.
— Я не похожа на мою мать, — сказала Юли. — Я даже не ученый, не говоря уже о гении генетики. Простите, но что есть — то есть. Я не лгу. Вы считаете, что я — ключ к самому заветному в вашей жизни, самому вожделенному. Увы, вы ошибаетесь. Но никакие ваши слова это не изменят. Вы можете избавить себя от ненужных усилий и вернуть меня военным.
— У вас с вашей матерью, по крайней мере, одно общее — вы обе видите мир под уникальным углом, — сказала Шри.
С пугающей внезапностью Юли перекатилась на спину, задрала ноги и сцепила большие пальцы ног.
— Хм, она ведь прячется? — спросила девочка.
— Да.
— Где?
— Я догнала ее на Титане. Но она сбежала.
— Это было во время войны, — заметила Юли.
— Да.
— После того как мы сбежали из глупой тюрьмы, от тех жутких людей.
— Да, после того как она покинула Диону, — подтвердила Шри.
— С кем она?
— На Титане я встретила ее одну. Но, думаю, убежать на Титан ей помогли двое: Мэси Миннот и Ньютон Джонс.
Юли сцепила и расцепила большие пальцы ног.
— И где были эти герои в то время, когда вы пытались захватить мою мать?
— Когда я прибыла, они летели прочь от Титана, — призналась Шри.
Она заколебалась. Они никому не рассказывала всю историю целиком, даже Арваму Пейшоту. Но сейчас надо быть до конца прямой и откровенной. Если вилять, приукрашивать и скрывать, Юли почувствует. А искренность — основа доверия. Потому Шри рассказала о том, как попытка захватить Авернус в одном из ее садов окончилась полнейшим унизительным поражением. Секретарь отказался подчиняться Шри, и пришлось браться за оружие. Шри убила его. А потом Шри попала в плен к твари, созданной Авернус.
— После того как твоя мать победила меня, я заметила неподалеку от сада садящийся дирижабль. Наверное, Мэси Миннот и Ньютон Джонс вернулись, чтобы помочь твоей матери. Но ей помощь не потребовалась. Вскоре снялся и улетел маленький самолет, затем отчалил и дирижабль.
— Моя мать пилотировала самолет? — спросила девочка.
— Думаю, да. Я хочу отыскать ее, чтобы помочь ей. К тому же я думаю, что вместе мы сможем создать удивительные творения.
— У вас есть дети? — спросила Юли.
— Да. Двое сыновей.
— Вы их модифицировали?
— Я дала старшему сыну, э-э, пару преимуществ, — призналась Шри.
— Он здесь?
— Он возглавляет исследовательский комплекс в Антарктиде.
— Жаль, — заметила девочка. — У меня с ним много общего.
— Здесь живет мой второй сын, Берри. Думаю, тебе можно будет повстречаться с ним.
— Меня создала моя мать, — сказала Юли. — Доброй и мягкосердечной ее не назовешь. Вообще–то она совсем не понимает людей. Она и себя–то почти никогда не понимает. Но когда десять лет назад Великая Бразилия начала заглядываться на Внешнюю систему, мать поверила в то, что впервые за век появилась возможность настоящего долговременного примирения с Землей. Мать решила поучаствовать в деле, создать полезное — как тот биом на Радужном Мосту. Она не хотела отвлекаться на политические маневры, она нашла группу советников и сделала меня — верней, сделала меня тем, что я есть. Мать хотела, чтобы я объясняла ей, чего люди хотят от нее и как реагировать на их просьбы. Но забавно: мать не слушалась меня. Я советовала, она слушала — и полностью игнорировала. Она вела себя абсолютно так же, как и прежде. Когда в систему Сатурна пришла так называемая совместная экспедиция и начала грубо провоцировать нас, я посоветовала матери расстаться со всякой мыслью о примирении с Землей. Я посоветовала держаться подальше от людей, агитирующих за примирение. Мать не послушалась. Она сделалась их символом и принесла свою свободу на алтарь их убеждений. Мою свободу, кстати, тоже. Когда началась война и мы сумели вырваться из тюрьмы, я посоветовала маме оставаться с Мэси Миннот. Пусть Мэси и не самая умная в окрестности, но выживать умеет. И снова мать не послушалась, решила, что знает лучше, и ушла сама по себе. Бьюсь об заклад, она пошла обижаться в одиночестве, зализывать раны и обдумывать, где и что сделала неправильно.
— Мои советы тоже часто не слушают, — вставила Шри. — Я уж знаю, как это обидно и горько.
Шри пыталась сблизиться с девочкой, посочувствовать, обозначить сходство ситуаций, как и посоветовали оба психолога. Но Юли рассмеялась и презрительно бросила:
— Вы что, и вправду считаете, будто мы хоть в чем–то похожи? Ну, может быть, вы похожи на маму, самую чуточку. Но со мной у вас нет ничего общего. Если хотите, я скажу почему.
— Пожалуйста, — разрешила Шри, изо всех сил стараясь оставаться спокойной.
— Профессор–доктор, ради вашего же блага, надеюсь, вы не слишком изменили своего сына и не сделали из него настоящего монстра–сверхчеловека, тварь, которой справедливо опасаются люди вроде вашего генерала. Если вы создали монстра — он уничтожит вас. Это дело монстров — уничтожать. Они вовсе не благодарны вам за то, что вы сделали их монстрами. Да, они могут любить свои способности, потому что они возвышают над человеческим стадом, могут ненавидеть по той же причине, но монстры никогда не бывают благодарными. Почему? Да потому что способности раз и навсегда отделили их от создателя и всех остальных. Да, та же самая старая история про Франкенштейна, изжеванная в сотнях дешевых сериалов. Но причина ее популярности как раз в том, что она содержит глубокую истину: монстры всегда одиноки. Они не могут сблизиться с обычными людьми обычным образом. Люди боятся чужаков–монстров и преследуют их, те презирают и мучают людей, потому что, вопреки слабости и ничтожности, люди обладают недоступным для чудовищ чувством общности, счастьем единства со стадом. Оттого в монстрах зреет презрение, оно обращается в ненависть, потом в ярость, вопли, агрессию, и вот уже бесчинства, убийства и разрушительный хаос. Я уж знаю, ведь я самый настоящий монстр!
Она выгнула спину, вскочила. Шри помимо воли сжалась — и тут девочка упала ничком, выгнулась, напряглась, захрипела и заскулила.
Шри поняла: наблюдатели активировали ошейник.
Несмотря на внезапное завершение беседы, психологи заверяли, что она прошла замечательно.
— Феромоны произвели совсем небольшой эффект, но он оказался решающим, — сказал один. — Юли открылась, выказала дружелюбие, поддержала разговор, искренне рассказала о себе. Отличное начало!
— Она пытается самоутвердиться, — добавил второй. — Было ясно с самого начала: она зла на мать и винит ее за свое теперешнее положение. Мы должны использовать ее раздражение, чтобы наладить связь между вами, выстроить доверие.
— Я не хочу дружбы с нею, а она — со мной, — заметила Шри. — Я полагаю, это ясно.
— Но она была дружелюбной, — возразил первый.
— Выясните, чего она хочет, — попросил второй. — Тогда она может раскрыться и дать вам то, чего хотите вы.
— Она хочет того, что не в моих силах дать: свободы. К тому же девочка уже отказалась от свободы в обмен на сведения о своей матери. Неужели вы верите в то, что она по–настоящему ненавидит Авернус? Если бы ненавидела, разве бы уже не предала?
— Внутренний конфликт, — объяснил первый. — Она винит мать за свои беды, но остается верной.
— К тому же она понимает: виня мать, она перекладывает ответственность за беду, — добавил второй. — Помогите девочке осознать, что она совсем не виновата в своих неприятностях, — и пройдете первый шаг на пути к доверию.
Шри это суждение показалось плоским и примитивным, вроде историй, которые в изобилии придумывают эволюционные биологи. Это была чрезмерно упрощенная рационализация человеческого поведения. Нелепо считать человеческие странности следствием прописанных в мозге древних стратегий выживания. Тем не менее Шри позволила психологам разыграть с нею пару сценариев. Рано утром Шри вернулась в номер девочки. Если раньше Шри была уверена в себе и даже высокомерна, то теперь она тревожилась, ощущала неприятные сомнения.
Юли ждала ее. Спокойная, безразличная девочка сидела, скрестив ноги, на большой подушке. Шри принесла планшет и показала видео сада на Титане, где работала в последнее время: разлохмаченные листы бактериальных колоний в богатой аммиаком воде под вулканическим куполом, зоопарк микроорганизмов с одним и тем же набором генов.
Юли зевнула и сказала, что ничего не знает о садах своей матери. Та сделала сады еще до рождения дочери, а потом была слишком занята для создания новых.
— Я уверена, ты посещала какие–то из них, — заметила Шри.
— Если хотите узнать, зачем мама делала их, спросите у растений, зачем они производят цветы. Спросите пчелу, зачем она делает мед. Они делают, потому что их суть в этом делании.
Юли помолчала, затем добавила:
— Ведь вы коллекционируете ее сады?
— Я пытаюсь понять их. Я верю, что, поняв их, я приближусь к пониманию того, как работает твоя мать и как думает. И я верю, что это поможет мне улучшить мою работу… Позволь мне показать кое–что еще, — сказала Шри и вызвала список изменений, сделанных в геноме Юли, а затем подчеркнула те, что меняют структуру мозга.
— Описание изменений в генах не даст вам понимания личности, — пожав плечами, сказала девочка.
— Юли, я не пытаюсь понять тебя. Я не настолько наивна. Но я пытаюсь понять работу твоей матери. Она изменила тебя, потому что ей свойственно изменять. Она сделала тебя из тех же побуждений, какие влекли ее разбивать сады. Все — одно целое.
— Я не знаю, где она, — сказала Юли.
— Я верю.
— Если она и прячется, то в саду, о котором не рассказала никому. Даже мне.
Шри показала еще несколько видео и кратко, но исчерпывающе описала свои находки в садах. Юли спокойно слушала, смотрела, затем спросила:
— Так вы знаете только об этих?
— Есть еще один на Япете. Я собираюсь наведаться туда.
— Садов гораздо больше, — заявила Юли с деланой беззаботностью. — Один — прямо здесь, на Дионе. Если хотите, я могу показать.
Арвам Пейшоту не пожелал даже выпускать Юли из ее комнаты, не то что позволить ей путешествие в отдаленный район Дионы. Мол, предложение провести Шри к саду — не более чем попытка создать возможность для бегства. Там окажется только пыль и лед. Или ловушка. Шри возразила, что девочка слишком умна для подобных нелепостей. К тому же на ней ошейник, способный парализовать ее в любой момент. Шри предложила несколько способов надежно удерживать Юли под контролем. Но Арвам уже решил.
Шри рассказала девочке о генеральском решении. Та пожала плечами и сказала, что на месте генерала поступила бы так же. И что, конечно, хотела бы оказаться на генеральском месте.
На прошлых встречах все шло так, словно Юли очертила защитное кольцо вокруг себя, холодную крепость, и обороняла ее сарказмом и едкими колкостями. А теперь ворота открылись, гарнизон ступил наружу — будто зима в одночасье стала весной. Юли казалась свободной, расслабленной, спокойно глядела Шри в глаза, улыбалась ее неловким шуткам.
— Извини, но я пока не могу сделать больше, — искренне призналась Шри.
— Не за что извиняться. Я и так расскажу, где сад. Сделаю подарок. Само собой, это проверка.
Юли назвала координаты.
— И кого же ты проверяешь?
— Вас, профессор–доктор. Я хочу видеть, как быстро вы поймете шутку моей мамы.
— А если я пойму? Я ведь, несомненно, пойму.
— Тогда поговорим еще, — заключила Юли.
Координаты привели Шри к выходу светлой скальной породы, возникшему из–за тектонического разлома к востоку от Палатинской пропасти. Проход, прорезанный между ледяными складками, вел в закупоренную изолированную пещеру бутылочной формы длиной в полкилометра. Шри сгорала от нетерпения, пока отделение морской пехоты впустую потратило полдня, обследуя сад и его окрестности дронами и глубинным радаром, обращаясь с садом, будто с неразорвавшейся бомбой или очагом инфекции. Наконец место объявили безопасным, и Шри смогла приступить к работе.
Шри быстро поняла: перед нею — очередной фенотипический сад, подобный джунглям на Янусе или микробному биому в вулканических источниках на Титане. Кажется, фенотипическое разнообразие при едином генокоде было излюбленной забавой гения генетики. Здесь базовой формой стал лишайник с разнообразными слоевищами: от толстых подушек до путаницы отростков либо побегов в метр высотой, похожих на дубинки, во всех оттенках зеленого и оранжевого, связанных между собой грибницей, — словно рисунок, созданный без отрыва карандаша от бумаги. Мох заполнял пол от стены до стены. Его ковер разрывали только глыбы черных силикатов, добытых, как показывал спектральный и изотопный анализ, в темном, изломанном кольце вокруг Реи. Сад заливал тусклый красный свет, воздух был прохладным и влажным. Из источников у входа, журча, стекала вода, сливалась в медленный, ленивый, едва ползущий при низкой гравитации ручей, петляющий по саду и питающий глубокие пруды на другом конце пещеры. Там и сям сквозь мох пробивалась трава или бамбук. У всего — один генотип, даже у бабочек, вылупляющихся из капсул–утолщений на верхушке побегов, порхающих повсюду, умирающих и выбрасывающих новые побеги плесени — словно в цикле о возрождении, смерти в огне и новом возрождении, о котором когда–то рассказывал Томми Табаджи.
Шри составила базовое описание сада всего за день. Конечно, требовалось выяснить пределы вариативности фенотипа, заложенные в геноме, проанализировать каскады транскрипции, секвенировать гомеобоксы — выяснить, что управляет превращением отростка в подушку, высокую траву или папоротник. Но с этим придется подождать. Хотя, скорее всего, схема окажется простой случайной вариацией исходного паттерна. Вернувшись в штаб–квартиру, Шри кратко и емко описала все генералу и сказала, что находка — проста, элегантна и изысканна, как древние сады камней в Японии. Арвам ответил, что сад — причудливая бесполезная шутка. Он был в дурном настроении. Нескольких солдат убило и искалечило, когда в Париже развалилось умело подпорченное здание. Его каркас был изъеден квазиживой культурой, превращавшей фуллереновый композит в сажу.
Шри уверяла генерала: фенотипические сады имеют огромный экономический потенциал.
— Изменить гены с тем, чтобы организм проявлял новое свойство, — тривиально. Но если понять, как именно происходит кажущееся случайным изменение фенотипа, я смогу создавать новые разновидности универсальных высокоадаптивных растений, способных давать те плоды, в которых есть нужда. Яблоки, помидоры, кукуруза будут расти на одной лозе. Либо один сезон — яблоки, а второй — помидоры.
Шри потратила много сил на попытку убедить. Но генерал по–прежнему сомневался.
— По крайней мере, вы прошли проверку этого мелкого монстра, — заключил он. — И что дальше?
— Мы снова поговорим. Надеюсь, более открыто.
— Она подбросила вам лакомый кусочек, и вы завиляли хвостом, как щенок. Кто тут кем командует? — буркнул генерал.
— Я с радостью позволю ей верить в то, что она проверяет меня. Это позволит ей считать, что у нее некая власть надо мной. А это сблизит нас.
— Психологи думают, что она пытается манипулировать вами.
— Конечно! — согласилась Шри. — Она ведь не хочет пытки. Девочка желает лучшего обращения. Quid pro quo.
— Если она хочет лучшего обращения, пусть дает лучшую информацию.
— Она уже дала сад. Со временем даст и больше.
— У вас еще семь дней, — сказал Арвам. — И больше никаких садов.
Психологи предупредили Шри, посоветовали не сближаться слишком быстро. Девочка заговорит более охотно и свободно и с большей вероятностью выдаст нужную информацию, если Шри будет заходить не каждый день. Она не вняла совету. Предложенный план — грубая вариация на тему принципа подкрепления, вроде случайной выдачи мыши кусочков пищи после выполнения заданий, поскольку в этом случае мышь работает интенсивней, чем при стабильном награждении за выполненную работу. Люди — не мыши, а Юли — не обычный человек. Она сразу разгадает нехитрую схему. К тому же если генерал назначил срок — он его не передвинет. Нужно проводить как можно больше времени с Юли, пусть и в ущерб Берри и остальной работе.
Шри обсудила с девочкой удивительные, изощренные детали устройства сада Авернус, рассказала о своем детстве: как росла застенчивой, робкой и одинокой в провинциальном городишке, где больше никто не интересовался наукой, как выбивалась из сил, стараясь вырваться оттуда, но из–за низкого происхождения смогла добиться лишь места на агрикультурной исследовательской станции в Сан–Луисе, как ее работа привлекла внимание «экологического святого» Оскара Финнегана Рамоса, давшего ей одну из своих знаменитых стипендий на обучение. Шри рассказала про свое первое озарение, про решение проблемы, критически важной для построения новой системы искусственного фотосинтеза. Шри рассказала о двоих своих сыновьях, об исследовательском институте, построенном на антарктическом полуострове, о созданном там биоме, о биомах, которые Шри создавала в других местах, включая печально известный проект на Радужном Мосту, на Каллисто.
Шри открывала свою жизнь и сердце перед Юли, рассказывала то, что не говорила никому. Шри пыталась наладить контакт, найти точки соприкосновения. Шри не упоминала об убийстве своего учителя, но попыталась объяснить отчаяние и амбиции, побудившие рискнуть всем и прилететь в систему Сатурна, оставить одного сына на Земле, а другого взять с собой и отдать его в заложники военным.
— Я одинока, — сказала Шри. — Все по–настоящему умные люди рано или поздно бывают одинокими. Хотя я не так умна, как твоя мать, я все–таки умнее большинства людей. И временами жалею об этом. Моя жизнь стала бы намного проще, если бы я могла принять обычную жизнь и обычные мелкие, банальные амбиции.
Юли задумалась, затем сказала:
— Я легко вижу сквозь маски, которые люди носят на публике. Я думаю быстрее их и чаще всего без труда угадываю их мысли. Оттого мне тяжело любить людей, и оттого я одинока. Мне кажется, будто я — единственный настоящий человек в игрушечной вселенной, слишком маленькой для меня. Вы так себя ощущаете?
— Иногда.
— А я — всегда. И со всеми.
— Включая твою мать? — спросила Шри.
На мгновение ей показалось, что девочка откроется, но та пожала плечами и сказала:
— Никто не понимает маму. Даже она сама.
В таком же духе это и продолжалось. Шри тратила часы, пытаясь отыскать точки соприкосновения, и как только они, казалось, находились — девочка отступала в холодную крепость безразличия. На четвертый день Шри пошла к полковнику, ведавшему охраной Юли, и рассказала о том, чего хочет. Полковник засомневался — он был осторожным благоразумным человеком, — но он не мог посоветоваться с генералом. Арвам Пейшоту посещал Багдад на Энцеладе, а Шри упорно гнула свое и обещала принять всю ответственность на себя.
Назавтра она встретилась с Юли на краю леса, окаймлявшего купол. Над головами, будто ястребы, висели дроны. Запястья девочки были связаны, она стояла перед шеренгой вооруженных солдат, одетых в в черную броню. Юли выглядела безмятежной, уверенной в себе — и очень маленькой.
— Я подумала, что тебе понравится прогулка, — призналась Шри.
— Почему нет? — беззаботно спросила Юли.
Охрана и роботы следовали по пятам, когда Юли со Шри пробирались под зеленой сенью леса. Юли сказала, что несколько раз уже была здесь. Мать дружила с Эбби Джонс, матриархом клана Джонс–Трукс–Бакалейникофф.
— Вряд ли Эбби живет здесь, — заключила девочка.
— Думаю, ее перевезли в Париж.
Эбби Джонс была политической узницей, одной из многих, посаженных в тюрьму без суда.
— Я рада тому, что она не умерла, — сказала девочка. — Эбби была почти такая же знаменитая, как моя мама, — но очень легко относилась к славе.
Они поговорили про исследование окраин Солнечной системы, принесшее Эбби славу и кредит среди дальних, о визитах Авернус и ее небольших подарках клану: о бродящих по лесу карликовых животных; о нескольких новых видах цветов, растущих в ухоженных садах за жилищами; о перепланированной системе утилизации отходов. Шри с Юли присели в тени большого пробкового дуба и вместе выпили кувшин холодного гранатового сока, закусывая пао–де–кейжу и прочими лакомствами, приготовленными личным поваром Арвама Пейшоту.
— Очень приятно, — заметила Юли, — но было бы гораздо приятнее не быть скованной, будто животное, и под надзором вооруженных людей и машин. Разве недостаточно ошейника? Если я попытаюсь наделать глупостей, меня тут же оглушат. А я обещаю, что не буду их делать.
— Военные боятся тебя.
— А вы? Вы боитесь меня?
— Скажем так: я осторожна, потому что не знаю всех твоих способностей, — уточнила Шри.
— Да, вы не знаете, — с видимым удовольствием подтвердила Юли.
Шри договорилась встретиться с ней назавтра в том же месте. Когда Шри пришла, то обнаружила не только Юли с охраной, но и Арвама с Берри.
Генерал оскалился, завидев генетика, и процедил:
— Я подумал, нам полезно прогуляться вместе. Пусть дети познакомятся.
— Вы же знаете: она не ребенок, — сказала напуганная и рассерженная Шри.
Она отчаянно разозлилась на генерала за то, что он так наплевательски и халатно подвергает ее сына опасности, — и отчаянно испугалась наказания за давление на командира охраны. Ведь генерал приказывал не выпускать Юли.
— Чем бы она ни была, мы прекрасно управимся с нею, — сообщил генерал и вынул пульт. — Думаю, небольшая демонстрация не помешает. На всякий случай.
— Не надо, — попросила Шри.
Арвам повернулся к девочке, наставил пульт — и та упала наземь, свилась в клубок, раздираемая болью.
— Надо заставить мой штаб носить такие, — заметил генерал. — Это их научит шевелиться попроворней.
— Вы подходите под любое определение круглого дурака, — сказала Шри, пошла к Юли и помогла ей подняться.
Шри впервые дотронулась до девочки. Кожа — сухая, горячая, как при лихорадке. Казалось, она жжет сквозь бумагу комбинезона. На руках Юли — пластиковые наручники, сцепленные коротким шнуром.
— Это была не моя идея, — сказала Шри.
— Я не против боли. Она делает меня сильнее, показывает, насколько он боится меня, — ответила Юли.
Она была почти точно одного роста со Шри. В спокойных зеленых глазах девочки сияли золотые искорки.
— К тому же у меня появился шанс пообщаться с вашим сыном, — добавила Юли. — Возможно, я смогу узнать от него о вас так же, как вы узнавали о моей матери от меня.
— Это честно, — заметила Шри.
Она пыталась казаться спокойной, но чувствовала себя так, будто проглотила рой бабочек.
— Ты же хочешь показать своей новой подружке черепашек? — осведомился генерал.
Берри обвел пытливым взглядом мать и Юли, затем пожал плечами.
— Конечно, хочешь, — заключил Арвам.
Берри подобрал палку и на ходу лупил высокую траву по сторонам тропы. Серьезная и спокойная Юли плавно скользила рядом, задавала простые, с виду безобидные вопросы о поселении. Арвам, Шри и охрана шли позади, в небольшом отдалении. Берри пожимал плечами, давал односложные ответы. Когда компания подошла к овальной поляне, окаймляющей озеро, мальчик вдруг ринулся вперед, зашлепал по заросшему тростником мелководью и принялся швырять комья грязи в черепах, греющихся на подтопленном бревне. Юли пошла к мальчику. Шри вздрогнула, но генерал взял ее за руку и сказал, чтобы она позволила детям поговорить.
— А вдруг ваш сын подначит ее сказать что–нибудь полезное, а?
— Если хотите наказать меня — наказывайте меня. Никогда не вовлекайте моего сына.
— Профессор–доктор, чего вы испугались? Я думал, вы с девочкой стали добрыми друзьями.
— Мы понимаем друг друга. Но я никогда не забываю о том, что она — монстр.
Затем Шри стряхнула генеральскую руку и отошла, не желая в запальчивости сказать то, о чем позже пожалеет.
Берри с Юли сидели на корточках у самой воды, тихонько переговаривались, придвинувшись друг к другу. Шри попросила охранника подключить ее к дрону, чтобы слышать разговор. Берри вдруг вскочил и толкнул Юли. Она схватила его, оба упали в пруд, забарахтались, заплескались. Кто–то пронесся мимо Шри.
Генерал кинулся в пруд, зашлепал по воде, схватил Берри за руку и ногу, содрал его с Юли, бесцеремонно выбросил на берег. Затем Арвам нагнулся над Юли, протянул руку — и отшатнулся, закрыв руками лицо. Сквозь пальцы брызнула кровь. Юли балетным прыжком выскочила из воды, перенеслась на другой берег. Два охранника побежали к Арваму, остальные — за девочкой по обоим берегам пруда. Берри поднялся на ноги, завывая, захлебываясь слезами, Шри побежала к нему, крича охранникам:
— Не стреляйте! Используйте ошейник! Не стреляйте!
Юли бежала, как лесной олень, мечась влево и вправо, и через мгновение скрылась за деревьями. За ней кинулись дроны, пронесясь над солдатами. Эхом раскатился хлопок, за ним другой. Из леса взлетела голубиная стая, птицы заметались в ярком свете над верхушками деревьев.
Юли обломила кончик палки Берри и ударила обломком в правый генеральский глаз, проткнула глазное яблоко и раздробила дно глазницы. Еще сантиметр — и палка бы разорвала связь между полушариями мозга. Генерала срочно отправили в операционную, но глаз спасти не смогли.
Шри долго разговаривала с Берри. Но тот замкнулся и капризничал, перепуганный и обиженный, и отказался рассказывать, чем же его так разозлила Юли. Шри ожидала, что генерал обвинит ее в случившемся, пусть он сам и предложил познакомить ее сына с девочкой. Но Арвам, закрывший пустую глазницу черной повязкой, сказал, что лучше забыть об инциденте.
— Работайте над садами Авернус, — приказал генерал. — Найдите что–нибудь, способное привести меня к ней. Найдите что–нибудь, доказывающее, что ваш труд того стоит.
— А как с Берри?
— Конечно, он останется со мной.
Шри заговорила о том, что в случившемся нет вины мальчика. Ни в малейшей степени. Но Арвам прервал ее:
— Похоже, вы и в самом деле совсем не понимаете людей. Я не причиню ему вреда. Я люблю его, как собственного сына. А теперь идите попрощайтесь с ним и возвращайтесь к работе.
Значит, вот ее наказание. Она лишилась Альдера, когда покинула Землю. Теперь Шри потеряла и Берри.
Когда Шри выходила из здания, к ней подошел Лок Ифрахим. Он протолкался сквозь суетливую толпу военных, заполнившую внутренний дворик.
— Мне следовало догадаться, что вы имеете отношение к этому чудовищному и нелепому провалу, — обиженно процедил Лок.
Шри посмотрела ему в глаза и произнесла:
— Мистер Ифрахим, мои поздравления с поимкой. Наконец–то вы — настоящий герой. Уж этой славы у вас не отнимут.
— Если вы так считаете, то, похоже, совсем не знаете генерала. Меня точно ждет головомойка за дерьмо, которое сотворил не я. Мне придется расхлебывать, а вы свободно себе улетаете на Титан заниматься архиважными делами. Как оно, а — парить над презренной толпой? Мне очень интересно знать.
— Мистер Ифрахим, вам следует возвращаться домой. Очевидно, вы здесь несчастны. К тому же вы и так нанесли более чем достаточно вреда Внешней системе и ее людям. Возвращайтесь на Землю и занимайтесь личной жизнью.
На мгновение сквозь маску вежливости на холеном лице дипломата проскользнула гримаса откровенного презрения. Затем он улыбнулся и сказал:
— Мадам, удачи в работе. Надеюсь, вы отыщете искомое. Искренне надеюсь. Но если вы снова перейдете мне дорогу, вмешаетесь в то, что по праву — мое, я уничтожу вас.
— Я вам искренне обещаю держаться как можно дальше от вас, — выговорила Шри.
Она слишком устала, чтобы злиться. К тому же этот тип — круглый дурак. Какой смысл в том, чтобы преподавать ему урок? Она посмотрела на стоящую рядом с ним женщину.
Симпатичная, молодая, в синем комбинезоне, с ежиком черных волос на голове, с капитанскими полосками на груди. Шри посоветовала женщине держаться подальше от Лока.
— Его невезение заразно, — добавила Шри и ушла.
Лок Ифрахим окликнул ее. Наверное, он хотел, чтобы последнее слово осталось за ним, — но Шри не оглянулась.
Спустя два дня, на борту шаттла, направляющегося к Титану, Шри все еще не перестала удивляться стальным нервам и решительности Юли. Она почти добралась до аварийного шлюза, когда дроны подстрелили ее. Шоковый ошейник был исправен. Однако, когда охранник включил его, Юли непонятным образом блокировала боль. То есть Юли могла блокировать боль и во время пытки, но сканы мозга и анализы, проведенные командой палачей капитана доктора Гавилан, показывали, что Юли ничего не блокировала. Она день за днем терпела жуткие мучения, чтобы ее тюремщики поверили в возможность контроля над ней. Она позволила дважды подвергнуть себя шоку до того, как отомстила человеку, приказавшему пытать ее, и попытаться бежать. Да, Юли — истинное чудовище, но великолепное чудовище!
Шри не сказала ей об отце. Возможности поговорить наедине не представилось, а Шри не хотела, чтобы узнал Арвам. Но Шри должна была рассказать о случившемся тому, кто заслуживал знания, и потому, когда военный шаттл сел на платформу у военной бразильской базы близ северного полюса Титана, Шри направилась прямиком в Танк–таун.
Гунтер Ласки ни разу не перебил ее, когда слушал историю захвата Юли и ее смерти. Шри умолкла, и тогда старик спросил:
— Она мучилась?
— Она умерла быстро.
Шри не стала рассказывать про пытки. Нет смысла терзать старика. К тому же история во всех деталях — просто идеальная пропаганда для сопротивления дальних.
— И почему ты захотела рассказать мне? — спросил Гунтер. — Теперь–то какая разница?
— Вы заслуживаете этого знания. Я прилетела к вам не для того, чтобы выуживать информацию.
— Теперь–то какая разница? — повторил старик уже чуть резче. — Оттого я не стану больше любить тебя и не стану меньше любить Авернус. Ты и твои дружки явились топтаться по нашей жизни, раздавили все, что мы построили, уничтожили век истории, которой не понимаете. Да ты и не пробовала понять. Потому ваши и проиграют эту войну. Вы же ничего не понимаете.
Повисло молчание. Оба глядели сквозь большое алмазное окно на угольно–черные поля вакуумных организмов, уходящие за близкий горизонт в унылой оранжевой дымке. Но Шри впервые поняла, что она и старик видят за окном не одно и то же. Ей еще оставалось так много узнать о Титане и других лунах, где Авернус устроила сады.
— Я хочу понять, — сказала Шри. — Затем я и прилетела сюда.
— Во время нашей прошлой встречи я сказал, что ты немного похожа на Авернус. Думаю, я ошибся.
— Я хочу быть лучше, чем она.
— В тебе уж точно больше человека, чем в ней. Кстати, это комплимент. Но сомневаюсь, что тебе он понравится.
Шри оставила старика оплакивать дочь, которую он никогда не видел, и улетела на другую сторону Титана, к вулканическому куполу, где рос ожидающий исследования сад и где еще трудилась ее группа. Работы много. Ей нет конца и края… Но Шри уже узнала так много. Старик сказал, что она никогда не поймет дальних, а уж тем более Авернус. Старик ошибся. Шри докажет, что не уступает Авернус, и создаст свой шедевр.
Шри работала с группой, раскрывала секреты подземного королевства полиморфных прокариотов и подолгу размышляла о Юли и Авернус. А попутно Шри набрасывала первые эскизы своего будущего шедевра.
