Глава 11

Берега речки Флюссранд соединял простой каменный мост, много сотен лет назад сложенный из булыжников размером примерно с человеческий череп, скрепленных в единое целое цементным раствором. Ширина моста позволяла двум всадникам пройти бок о бок, не задевая друг друга, и оставалось еще немного свободного места. Въехав на верхнюю точку горбатого моста, Бедект остановился, пораженно разглядывая внезапно сменившиеся декорации. Если Готлос выглядел так, как будто его основной экспорт – навоз и камни, то на той стороне реки, в теократическом городе Зельбстхасе, до самого горизонта шли холмы, покрытые сочной зеленью. Пусть его сознание и затуманено, потому что носовые пазухи забиты, а внутри черепа все пульсировало, но Бедект ясно понял: границы городов-государств, возможно, просто абстракция, порожденная человеческими заблуждениями, но все же убеждения масс обладают действительно огромной силой. Вихтиху и Штелен, которые ехали вслед за ним, постоянно пререкаясь, пришлось резко осадить коней, когда он остановился.

– А Бедект еще говорит, что не обладает душой художника, – пошутил Вихтих, обращаясь к Штелен. – И ведь сидит же теперь и любуется видом. Я же говорил тебе, что старик весьма сентиментален.

– Да не любуется он видом, – отозвалась Штелен, – он вот-вот свалится с лошади. Я же слышу, как он хрипит весь день.

– Да, мне тоже показалось, что он сегодня выглядит хуже, – согласился Вихтих.

– У него легкие наполняются жидкостью.

– А голос такой, как будто вся голова наполнена соплями.

– Нужно было ему остаться в Готлосе, – вздохнула Штелен. – Эта болезнь его прикончит.

– А я заберу его сапоги.

– Идиот.

– А ты все равно воровка.

Бедект, изо всех сил стараясь не обращать внимания на своих товарищей, потер обрубок кисти левой руки. Он с сожалением вспоминал обручальное кольцо: его ему недоставало больше, чем жены или утраченных пальцев. Оно напоминало ему о многом: о любви, чувстве единения, надежде и вере в то, что впереди, возможно, ждет будущее, ради которого стоит жить. Кольцо также служило постоянным напоминанием о его глупости. Так что, возможно, он не так уж сильно жалел о нем.

Чувствовал Бедект себя ужасно. Все болело, каждый сустав, каждая косточка и каждая мышца. От препирательств этой парочки, которые ему постоянно приходилось слушать, настроение у него становилось еще хуже.

Он повернулся и посмотрел через плечо на Вихтиха и Штелен. За их спинами он увидел казармы Готлоса, приземистое и некрасивое каменное здание, возведенное примерно тогда же, что и мост, но гораздо хуже сохранившееся. На стенах были пятна болезненно-желтого цвета, окна закоптились от дыма.

Стоявшие на вершине стены казармы два стражника смотрели на троих всадников на мосту, но не приветствовали их и не пытались им угрожать. Люди, покидающие Готлос, не представляли для них интереса.

Бедект откашлялся, сплюнул густой солоноватый сгусток в реку и понаблюдал, как красновато-бурый плевок уплывает, кружась в воде. В груди у него болело, а когда он кашлял, ему каждый раз казалось, будто внутри что-то обрывается. Внутри черепа у него стучало, горло горело так, как будто он наглотался пчел и теперь они его там жалили.

– Я не любуюсь видом, – прохрипел Бедект. – Я думаю, да и вам также не мешало бы иногда подумать, и нахожу, что меня беспокоит то, что я здесь вижу.

Вихтих изобразил оскорбленный вид, а у Штелен свирепо расправились ноздри. Оба посмотрели на открывавшийся за спиной Бедекта вид теократического государства Зельбстхас, а затем повернулись и глянули на Готлос.

Если в Зельбстхасе глаз радовали зеленые холмы, мощные деревья, гордыми кронами устремившиеся в небо, и дорога, гладко вымощенная булыжником, в Готлосе все было наоборот. Позади них простиралась неопрятного вида равнина. На низкорослых деревьях трепыхались немногочисленные листочки, а дорога была просто вытоптанной и кое-как расчищенной тропой.

– Ну да, Готлос – куча дерьма, – сказал Вихтих. – Это мы и так знаем. Если бы земля на южном берегу Флюссранда была так же хороша, как и на северном, Зельбстхас бы его захватил. Готлос сохранил свою независимость как город-государство только потому, что никто на него не польстился. Боги, ты стал боязлив, старый скотоложник.

– Дело в том, что с возрастом, – сказал Бедект, – начинаешь замечать, что некоторые вещи изменились. Я здесь уже бывал, лет двадцать назад, пожалуй. В Зельбстхасе правили теократы, но во всем остальном он не сильно отличался от Готлоса. Не до такой степени, как сейчас, конечно же. – Своей изувеченной рукой Бедект указал на северный берег реки. – Мы сейчас видим край, который стал таким, как он есть, благодаря вере его жителей. Жители Зельбстхаса начали иначе думать о самих себе. Они больше не считают, что живут в жалком городе-государстве, которому едва удается как-то выжить. Нет, они знают, что добились успеха, и осознают собственную значимость. Так изменить людей мог только могущественный гефаргайст – очень могущественный. Хотелось бы мне знать, что мы станем делать, когда попадем в столицу. Мы можем оказаться не в своей тарелке, и нам будет не по силам то, что мы задумали.

– Не в своей тарелке? – пораженно переспросил Вихтих, как будто уже одна мысль о том, что ему что-то может оказаться не по плечу, была просто смехотворна. Глаза у него округлились. – Подожди-ка, ты что, решил пойти на попятный?! Ты хочешь поджать хвост и дать деру из-за какой-то зеленой травки и миленьких холмов. Вот проклятье. Я-то думал, что сумасшедший здесь я.

На лице Штелен читалось сомнение.

– Двадцать лет назад – это очень давно.

– Правда, – усталым тоном согласился Бедект, – но тридцать лет назад о них никто не слышал, а двадцать лет назад их считали просто сумасшедшими, захватившими власть в никому не известном городе-государстве. А теперь их все знают, и их страна стала совершенно не такой, как прежде.

– Ты стараешься наговорить всякой всячины, чтобы спасти свою задницу, – сказал Вихтих. – Бывает, что плодородные земли оставляют незасеянными, а бывает, что на пересохшей почве снова начинает все расти. Везде и всегда такое случается.

– Дело не только в этих зеленых холмах. – Бедект пожалел, что им не попадается что-нибудь более убедительно подкреплявшее его точку зрения, потому что в словах Вихтиха была доля истины. – Если Ванфор узнают о плане Геборене, они сочтут это поводом для священной войны. Та жрица в Унбраухбаре совсем не умела хранить секретов.

– Так что, мы, возможно, ввязались в священную войну между двумя безумными религиями? – спросила Штелен. Похоже, эта мысль ее не обеспокоила, а приятно взволновала.

– Может быть, – ответил Бедект. – Нужно действовать потихоньку.

Вихтих сидел в седле прямо, из-за широких плеч торчали рукояти мечей, – все мелкие детали складывались в безупречный образ красивого героя. Взглядом серых глаз окинул он холмы Зельбстхаса. Ветер трепал его короткие рыжевато-русые волосы.

– Хреновы религии.

– Как всегда, глубокомысленно, и сказано в красивой позе. – Бедект улыбнулся Вихтиху. Получилась усталая гримаса со сломанными зубами. – Только не ляпни такого, когда будем в столице. А то нас разорвет на части толпа еще до того, как мы доберемся до ребенка.

– Если мы еще не передумали хватать того ребенка, – отметил Вихтих. – Нам уже давно не подворачивалось такой возможности, как эта; подобная работенка может принести нам неплохую выручку. После этого я, наверное, отойду от дел и снова стану поэтом. – Он наморщил лоб, будто погрузившись в глубокие раздумья. – Я был в Траурихе самым знаменитым поэтом, но потом мне все наскучило, и я уехал. Меня всегда тянуло вернуться.

– Ты это говоришь каждый раз, когда для нас находится работа, – проворчала Штелен. – Но ни одного твоего стихотворения я не слыхала.

– Клептик из Мюлль Лох, знавал я такую, страшась и желая огромного…

– Мне припоминается, что в Траурихе ты был скорее алкоголиком и частенько думал о том, чтобы покончить с собой, – прервал его Бедект. Он также припомнил, что жена выставила Вихтиха из дома как раз перед тем, как Бедект с ним познакомился.

– Вот так в мире относятся к поэтам, – согласился Вихтих. – Когда я был поэтом, чувствительной душой, люди относились ко мне неласково и причиняли мне не меньше боли, чем теперь, когда я лучший в мире фехтовальщик.

Штелен шумно харкнула и плюнула в лошадь Вихтиха, которая с укоризной посмотрела на нее. Узкое лицо Штелен исказилось в злобной усмешке, и Бедект видел, что она с трудом пытается подобрать слова.

– Ты сердишься на меня за то, что я с тобой не был ласков, – поддел ее Вихтих, в самоуверенной улыбке показав идеальные зубы, – или за то, что не написал для тебя стихов?

В лучах солнца у Штелен в руке сверкнул один из ее метательных ножей; он был начищен до блеска. О своем оружии она заботилась со всей любовью, не то что о самой себе. Бедект даже не разглядел, откуда она вытащила клинок.

– Сейчас я тебя приласкаю, – пригрозила она. Прищурившись, она рассматривала Вихтиха, будто решая, куда лучше нанести удар ножом.

Бедекту был знаком этот взгляд. Еще мгновение, и Штелен выпустит Вихтиху потроха. Фехтовальщик, как всегда, ничего не замечал.

– Прошу вас, прекратите, у меня от вас голова болит. Штелен, убери нож. Вихтих, закрой свой поганый рот, пока она не вспорола тебе брюхо.

Вихтих церемонно поклонился.

Штелен подозрительно зыркнула на него, но нож убрала.

Бедект не забыл о своих опасениях насовсем, а просто отложил их на время, пока ситуация не прояснится. Он тихонько фыркнул. Лауниш глубоко вздохнул и только потом двинулся в сторону Зельб-стхаса. Черт возьми, даже его конь умнее этих двух идиотов, которые только и делают, что бредят.

Какой бы опасной ни была эта работенка, у Бедекта нет возможности просто развернуться и уйти. Вихтих-то может шутить насчет того, чтобы бросить эту жизнь, полную насилия и мелких краж, ведь он еще молод. А Бедект начал чувствовать груз возраста уже больше десятка лет назад. И сейчас ему нужно было это совершить. Провернуть одно последнее дельце, чтобы не ходить с пустыми карманами и чтобы больше ни о чем не заботиться. Завести домик в тихом городишке, где можно будет выбирать, с какой именно из непритязательных шлюшек развлечься на сей раз. Он бросит этих невменяемых типов и уедет от них как можно дальше и как можно скорее. Возможно, надежнее всего их прикончить, хотя бы для того, чтобы они не стали его разыскивать, когда спустят на ветер свои доли добычи. Конечно, если он все же планирует их убить, то лучше сделать это поскорее, тогда ему достанется их доля. Бедект откашлялся и сплюнул комок мокроты на дорогу. Разноцветный, и вкраплений красного слишком много.

«Убить своих компаньонов. Да, над этим стоит поразмыслить», – решил он.

Двое стражей Готлоса, получавших за свой труд жалкие гроши, наблюдали, как трое всадников проехали по мосту через Флюссранд и поскакали по дороге среди заросших пышной зеленью холмов Зельб-стхаса.

Старший стражник хмыкнул.

– Что-то нехорошее они затеяли.

– Кто? – спросил младший стражник.

– Молодец, быстро схватываешь.

Они двигались несколько часов по земле теократического города-государства Зельбстхас, и Вихтих и Штелен снова пререкались как дети.

«Красота, – подумал Бедект, – надоедает».

Он бросил свои попытки любоваться окружающим пейзажем. Все равно под постоянную перебранку его спутников и стук в его собственной голове из этого ничего не получалось.

Когда все трое въехали на холм, Штелен хмыкнула и осадила коня.

– Впереди какие-то люди. Движутся в нашу сторону.

Бедект попытался их разглядеть, но ничего не увидел, – из глаз у него лилось не меньше, чем из носа.

– Насколько далеко от нас?

– Еще порядком, – ответила Штелен.

– Сколько их?

Она некоторое время сидела молча, склонив голову в сторону, и, сощурившись, смотрела на горизонт.

– Много. Пятьдесят или шестьдесят, пожалуй. Все пешие. Кажется, они что-то несут. Похоже на большую платформу.

– Они нас заметили?

– Сомневаюсь.

– Что ж, подъедем к ним поближе, чтобы поприветствовать? – шутливо сказал Вихтих. – Да посмотрим, нет ли у них чего-нибудь ценного.

– Нет. Давайте-ка сойдем с дороги и спрячемся среди деревьев. И разглядим их получше, когда они поедут мимо нас. Если они покажутся легкой добычей, можем остановить нескольких отставших от остальных. – Он уже сам видел толпу, но пока как размытое пятно вдали. – Но у меня плохое предчувствие.

Вихтих фыркнул.

– У тебя всегда плохое предчувствие.

Штелен хмыкнула в знак согласия и на какой-то момент вместе с Вихтихом изобразила сцену типа «закатим же глаза, покажем, как достало нас ворчание этого старикашки». Уже не в первый раз Бедект отметил, что эти двое прекращают пререкаться между собой, только когда объединяются против него.

Бедект почти свалился с Лауниша и отвел вороного в заросли деревьев. Вихтих и Штелен последовали его примеру. Оставив лошадок на таком расстоянии, чтобы с дороги их было не услышать и не увидеть, все трое крадучись вернулись к тракту, подождать и посмотреть, что будет. Они присели на корточки и стали всматриваться вперед сквозь густую листву. По виду Вихтиха и Штелен можно было сказать, что им в этой позе совершенно комфортно, а вот колени Бедекта время от времени издавали скрипучие стоны, и он понимал, что, когда он встанет, они будут громко хрустеть и ему придется несколько минут походить туда-сюда, чтобы расслабить затекшие мышцы.

И уже скоро Бедект увидел именно то, чего надеялся не видеть. Толпа из примерно пятидесяти изможденных людей болезненного вида несла массивный паланкин, аляповато украшенный в вопиюще дурном вкусе. Большой шатер на паланкине был неровно покрыт толстым слоем золотой краски. Отовсюду свисали обветшавшие полотна красного шелка и выцветшие ленты из ткани, которая когда-то была золотой. Очевидно, отощавшей толпа с трудом тащила носилки, но двигались они при этом плавно. Мало у кого из идущих было оружие, да и то немногое казалось ржавым и практически непригодным.

– Да, черт возьми, – прошептал Вихтих. – Их много, но, кажется, никто из них не опасен. Давайте посмотрим, что для нас найдется у засранца-богатея, который едет в этой забавной штуке. – Он начал было подниматься, но резко остановился, потому что Бедект схватил его запястье с силой, которая, пожалуй, способна полностью перекрыть кровообращение в конечности.

– Сидеть, – прошипел Бедект. – Не смей подниматься и заткнись.

Вихтих открыл рот, чтобы возразить, и Бедект увидел, что Штелен готова встать на сторону фехтовальщика. «Идиоты».

Бедект, все еще держа Вихтиха за запястье одной рукой, жестом другой указал на толпу изможденных людей.

– Посмотри как следует. Эти люди… не по своей воле идут за паланкином. Они не слуги и даже не рабы в обычном смысле слова. – Он посмотрел Вихтиху прямо в серые глаза. – Тебе хочется нравиться людям, и еще, пожалуй, чтобы они тебя боялись. А человеку в паланкине поклонение нужнее, чем для нас воздух. Невозможно оставить его желание без внимания. Если ты уйдешь туда, мы тебя больше не увидим.

– Шутишь ты, что ли? – ответил Вихтих. – Я никому не поклоняюсь, потому что никто не достоин поклонения больше меня. – Чего этот идиот совершенно не мог перенести, так это когда ему говорили, что чего-то делать не надо. Это прозвучало так по-детски, что Бедект чуть не рассмеялся – он наверняка расхохотался бы, но был в тот момент так перепуган, что готов вот-вот намочить штаны от страха.

– Тот, кого ты там видишь, – поработитель. – Бедект держал Вихтиха за руку еще крепче, чтобы наверняка не дать ему встать и привлечь к ним внимание. Штелен, скорее всего, не шевельнется, пока ей не дадут команду пойти дальше, а вот насчет Вихтиха можно было не сомневаться, что действовать он будет непредсказуемо.

– А здесь ты видишь величайшего в мире фехтовальщика. Фактически…

– Вспомни собственные слова, – прошипел Бедект. – Факты не имеют значения. Пойдешь туда – будешь лизать задницу этому типу в шатре, кем бы он там ни был. А потом ты им расскажешь, что я тут, и они все придут и приведут меня, чтобы я мог вместе с тобой поклоняться твоему новому лучшему другу. – Он покачал головой, злясь оттого, что приходится объяснять прописные истины. Бедект был вовсе не уверен, что его слова дошли до Вихтиха. Нужно разъяснить как следует, чтобы тот наверняка понял. Бедект посмотрел Вихтиху в глаза. – Попробуй только встань, убью.

В серых глазах Вихтиха что-то переменилось. «Проклятие».

Даже сидя на корточках, не высвободив одной руки, которую будто тисками сжал Бедект, Вихтих ухитрился выхватить меч так быстро, что Бедект не успел понять, как это произошло. Возможно, он и идиот, но идиот с быстрой реакцией.

– Ты это серьезно, старик? – прошептал Вихтих. – Ты же знаешь, насколько смертоносны мои удары. Я – величайший в мире фехтовальщик. – Всегда-то он пытается манипулировать, всегда стремится подорвать уверенность противника перед схваткой.

Бедект подтащил Вихтиха так близко к себе, что удар мечом было бы нанести несподручно, и пронзил его железным взглядом.

– Я тоже могу тебя прикончить в одно мгновение, и мы оба это знаем.

Они некоторое время смотрели друг другу в глаза, а потом Вихтих спокойно усмехнулся и убрал меч одним плавным движением, при этом не отводя взгляда. Даже вложить оружие в ножны он не мог, не устроив из этого представления, спектакля-бравады, который он много раз репетировал перед зеркалом, чтобы произвести на зрителя максимум впечатления.

– Когда-нибудь ты меня доведешь, и я не сдержусь, – проговорил Вихтих.

Только теперь Бедект заметил, что Штелен успела подобраться к Вихтиху со спины и руки ее уже были готовы достать оружие и напасть на ничего не подозревающего фехтовальщика сзади, если он решится пойти против Бедекта. Потом, когда все успокоились, она все отводила глаза, стараясь не встретиться с ним взглядом; похоже, она сердилась на себя.

«О чем же это говорит, черт побери?» Если женщины и вообще загадка, то Штелен была чем-то намного более темным и непостижимым. Ее способности как клептика он мог легко недооценить; случалось, она что-нибудь делала у него перед носом, и он или совсем этого не замечал, или видел, но тут же забывал. Бедект подумал, что то, что он недооценивает ее ловкость как клептика, делает ее еще сильнее, и мысленно отметил, что ему стоит быть повнимательнее.

Потом он потерял нить собственных размышлений и снова стал злиться на Вихтиха. Боги, как же у него болит голова.