ГЛАВА 22
Следующее утро выдается серым, моросит противный мелкий дождь. Не улучшает настроения и то, что все тело болит, от макушки до пяток. Упасть с велосипеда, да еще побывать в лапах у лордеров — это вам не шутки. Не говоря уж о драке. Я мысленно усмехаюсь, вспоминая распухшее лицо того лордера.
За завтраком я сижу понурая, размазываю кашу по тарелке. Есть совсем не хочется.
— Что это с тобой сегодня? — спрашивает мама.
— Наверное, всю ночь вздыхала по Кэмерону, — говорит Эми и ухмыляется.
Я хмурюсь.
— Ты все не так поняла, мы просто друзья. — По крайней мере были. Я вздыхаю. Может, он теперь и разговаривать со мной не будет.
— Вот видишь? — смеется Эми, и мама улыбается, как будто согласна с ее выводом. Как им могло прийти такое в голову, так скоро после исчезновения Бена? При воспоминании о нем сердце мое радостно екает. Бен, скоро ли я тебя увижу? И какая разница, что они думают. Лучше пусть так, чем если бы они узнали, что на самом деле не давало мне уснуть. Конечно, кто-то из них знает, если это они сообщили л ордерам.
И все же, снова наблюдая за ними и слушая их этим утром, я не могу поверить, что они имеют хоть какое-то отношение к случившемуся накануне.
А как насчет Нико? Если я расскажу ему о Коулсоне, он будет знать, что делать. Но что он сделает со мной за то, что я оставила рисунок на виду? Коулсон сказал, что уже наблюдал за мной. Быть может, из-за моей оплошности мы, наоборот, оказались в более сильной позиции. Теперь, по крайней мере, я знаю, что за мной наблюдают. Но я почему-то сомневаюсь, что Нико посмотрит на все это так же.
На перемене, когда я иду по коридору в другую аудиторию, Нико проходит мимо, слегка наклоняет голову и направляется к себе в кабинет. Он хочет, чтобы я пошла за ним.
Неужели ему уже откуда-то известно, что произошло вчера? Нерешительность и страх удерживают меня.
Уж лучше знать наверняка.
Я проверяю, не смотрит ли кто, и стучу в дверь кабинета. Она открывается, и Нико втягивает меня внутрь.
— Рейн! Как дела? — Он улыбается.
— Э... отлично.
— У меня для тебя сюрприз. Не смотри ты так испуганно! Тебе понравится, — говорит он, и в его глазах нет ничего пугающего, однако на душе у меня почему-то тревожно.
— Что за сюрприз?
Он качает головой:
— Не так быстро. В обеденный перерыв мы с тобой кое-куда прокатимся.
— И куда же?
— Подожди и сама увидишь. До чего же ты нетерпелива! Подожди и увидишь. — И он объясняет мне, куда подойти, где он меня подберет.
— А как же мои уроки?
— Передашь мне свою школьную карточку, и я все улажу. Никто даже и не заметит.
После звонка на обеденный перерыв я выхожу через боковые ворота и спешу вниз по дороге, то и дело спрашивая себя, зачем я вообще согласилась. Если он знает, мне несдобровать. И все равно, несмотря на то что думает голова, ноги несут меня к назначенному месту встречи. Почему-то я не могу не делать того, что говорит мне Нико.
Оказавшись на месте, я едва успеваю перевести дух, как появляется и останавливается рядом его автомобиль. Пассажирская дверца открывается, и я ныряю внутрь.
Вскоре мы съезжаем с шоссе и едем по извилистым проселочным дорогам, заросшим и незнакомым. Нико молчит. У меня сосет под ложечкой. Может, он просто везет меня в какое-то укромное место, где можно будет все обсудить.
— Почти приехали, — говорит он, но я не вижу ничего, кроме густого леса. Дорога все сужается, машина уже едва проходит, но ничего не видно.
Нико указывает на почти неприметную тропинку, скрывающуюся в подлеске.
— Ты узнаешь, зачем я привез тебя сюда, минут через десять ходьбы в ту сторону. Я подойду позже.
Он протягивает руку за моей школьной карточкой, которая висит на шее, и стягивает ее через голову. Теплые пальцы касаются лица.
— Ступай. Будь осторожна, — напутствует меня Нико.
Я выхожу, а он начинает сдавать назад по узкой дороге, и чем дальше он отъезжает, тем легче мне дышать.
С минуту я стою в нерешительности, но выбора нет, так ведь? Захожу в лес и по едва заметной тропинке продвигаюсь осторожно, тихо, медленно, не зная, что ждет меня впереди. Приходится быть очень внимательной, чтобы не потерять тропу.
Когда-то Нико обучал нас всем премудростям ориентирования и поведения в лесу, к примеру, как передвигаться по подлеску, не издавая ни звука. Как отмечать свой путь или находить невидимую для других тропу. Сейчас на нее здесь указывает лишь чуть примятая через неравные промежутки трава. Один раз я теряю след и вынуждена вернуться.
Да, подрастеряла навыки.
Интересно, не иду ли я прямиком в какую-то расставленную Нико ловушку? Он сказал «будь осторожна», но что он имел в виду? Было время, когда Нико проверял нас, знакомя с неожиданными ловушками. Возможно, он просто хочет проверить, не забыла ли я то, чему он нас учил?
Когда десятиминутный отрезок подходит к концу, я схожу с тропы и петляю, пробираюсь крадучись, все время начеку. Впереди уже виднеется небольшая прогалина. С одной ее стороны под нависшими деревьями зеленый брезент и свисающие ветки прикрывают что-то громоздкое. С другой стороны кто-то сидит на пне и наблюдает за тропой, с которой я должна была появиться. Он бросает взгляд на часы. Гадает, где же я?
Я моргаю, не веря своим глазам. Как будто сон смешался с явью, а я сплю и в то же время бодрствую. И не знаю, сон ли это или ночной кошмар?
По телу пробегают мурашки. Этот затылок мне знаком, слишком хорошо знаком. Черные волосы теперь длиннее, плечи шире. Мое сердце бьется все быстрее и быстрее. Я гадаю, действительно ли это он, делаю неуверенный шаг вперед, не глядя под ноги. Раздается хруст ветки.
Он резко оборачивается на звук. G пару секунд сидит, уставившись на меня широко раскрытыми глазами. По лицу проносится шквал эмоций. Потом берет себя в руки.
— Черт, поверить не могу. Рейн?
Он смотрит на меня этим своим почти забытым хмурым взглядом, который теперь четко всплывает у меня в памяти. Зазубренный шрам на правой щеке не стал менее заметным с тех пор, как я видела его в последний раз, и подсказывает имя, которое он для себя выбрал:
— Привет, Катран.
— Никогда бы не подумал, что снова увижу тебя. — Челюсти его стиснуты, мускул на скуле дергается.
— То же самое могу сказать о себе. Нико не предупредил, что здесь будешь ты.
— Меня тоже. Просто сказал, что я должен кое с кем встретиться. Где он тебя раскопал? Я думал, тебе стерли память.
Я вытягиваю руку, поднимаю рукав. «Лево» на месте.
— А разве ты не должна была грохнуться в обморок при виде моего прекрасного личика? — Он улыбается.
— Жаль разочаровывать тебя, но ты не настолько страшный. Кроме того, эта штука не работает. — Я кручу «Лево» на запястье.
— Особенная ты наша.
Я сердито зыркаю на него. В ушах у меня звучит эхо старых насмешек. «Рейн слишком особенная, чтобы идти с нами... Рейн слишком особенная для этого... Рейн слишком особенная для того...» Случалось, Нико не позволял мне ходить на задания со своей ячейкой.
До тех пор пока... Я хмурюсь. Воспоминание ускользает.
— Пошли. Пора двигать отсюда. — Катран встает.
— Куда?
Он не отвечает, поднимает край брезента. Под ним легкие мотоциклы для езды по бездорожью.
— Помнишь как? — спрашивает он с вызовом в голосе.
— Попробуй, догони, — отвечаю я и резко срываюсь с места. Дорога неровная, ухабистая, и мои вчерашние синяки дают о себе знать, но мне все равно. Это почти что полет!
Главное — я быстрее Катрана.
Вскоре я доезжаю до развилки и приостанавливаюсь, чтобы пропустить Катрана вперед. Он обгоняет меня, сворачивает налево, потом замедляет ход, чтобы пересечь каменистый ручей. Мы мчимся дальше по густому лесу. Еще немного — и перед нами вырастает дом. Снаружи он выглядит сущей развалюхой: старый, страшный, с рассыпающимися стенами. Ему, наверное, лет сто, не меньше. С одной стороны к нему ведет грунтовая дорога.
— Очередная явка? — спрашиваю я. У «Свободного Королевства» они по всей стране, в самых неожиданных местах. Для того чтобы прятать оружие и людей.
Он кивает.
— Зачем я здесь?
— Нико знает, — отвечает Катран своей излюбленной фразой, знакомой, но выплывшей из памяти теперь, когда он ее произносит. — Но он велел мне оставить тебя на некоторое время наедине с нашим недавним новобранцем.
— Кто это?
Он закатывает глаза:
— Принцесса на горошине.
Мы прячем мотоциклы под сенью деревьев.
— Осторожнее, тут повсюду сигнальная проволока, — говорит Катран и указывает на почти невидимую проволоку, натянутую для того, чтобы предупреждать обитателей дома о появлении нежданных гостей.
Мы перешагиваем через проволоку и направляемся к передней части дома. Там, в шезлонге, в лучах послеполуденного солнца полулежит Тори. Тори — новобранец? Я чувствую, как у меня отвисает челюсть, и спешу закрыть рот. Когда Нико говорил, что должен куда-нибудь ее спрятать, мне и в голову не могло прийти, что он имел в виду это. Что она будет одной из нас.
Катран ретируется, бормоча что-то насчет того, что должен найти свою Группу. Оставляет нас одних. По его косым взглядам и ледяному выражению лица Тори я догадываюсь, что они не очень-то и ладят.
— Ну, как дела? — спрашиваю я наконец, нарушая молчание.
— Хорошо. — Под ее долгим, непроницаемым взглядом я начинаю чувствовать себя не в своей тарелке. Наконец Тори встает и берет коробку с ножами для метания.
— Пошли, — бросает она. — Тут есть мишени. Я слышала, ты в этом деле спец.
Мы обходим дом сбоку. Позади дома на дереве бледной краской нарисованы кольца. Я вытаскиваю нож из коробки и взвешиваю на ладони. Такое приятное, такое знакомое ощущение!.. С ним приходит воспоминание о победах в метательных состязаниях. Даже над Катраном. Я улыбаюсь:
— Да. Ножи — это мой конек.
— Всегда знала, что ты не такая, какой кажешься на первый взгляд, Кайла. Но я пока не понимаю, кто ты.
— Я тоже! — смеюсь я. — Но здесь я не Кайла. Здесь я Рейн. А ты кто?
Она закатывает глаза к небу.
— Мне сказали выбрать имя из того, что вокруг, но я не поторопилась, и этот болван стал называть меня Принцессой на горошине. — Она хмурится. — И оно, похоже, прилипло.
Мы метаем ножи в мишени.
— Как тебе здесь, нормально? — спрашиваю я Тори, внимательно наблюдая за ней краем глаза, пока делаю вид, что сосредоточена на цели.
— Да, все отлично! — Она снова хмурится. — Не считая имени.
— Принцесса — это понятно. Но почему — на горошине?
— Я была тут кое-чем недовольна, когда меня привезли сюда несколько дней назад, — признается она смущенно. — И Катран сказал, что я как принцесса, которая жалуется на то, что горошина под периной ей мешает спать.
— Но теперь-то все в порядке?
Она улыбается.
— Здесь, в этой глухомани, можно делать и говорить, что хочешь. Кричать, если хочешь!
Никому нет до этого дела, никаких тебе лорде- ров. — Она взвешивает нож в руке. — Я могу смотреть вон на ту мишень и представлять вместо нее кого хочу. Например, мамочку. — Она бросает нож. Вжик — прекрасный бросок. — Или лордера. — Она метает снова, но в этот раз в центр не попадает. Раздраженно цокает языком.
Мы идем к дереву, вытаскиваем ножи и снова возвращаемся на позиции.
— Попробуй встать в этот раз подальше, — предлагаю я, и мы отходим назад.
— Это какой-нибудь конкретный лордер? Планируешь месть?
— Для этого слишком поздно, он уже мертв. — Она бросает нож, но промахивается. Чертыхается. Пробует еще раз и попадает прямо в «яблочко».
Мы идем к дереву, вытаскиваем ножи, но вместо того чтобы вернуться назад, она садится, прислоняется к стволу и закрывает глаза. Я следую ее примеру. Она молчит.
— Тори?
— Ты не должна называть меня здесь этим именем. Я больше не она. Слишком много всего плохого с ней случилось. Я решила оставить ее в прошлом.
Девушка наклоняется вперед, срывает травинку и разрывает ее на полосочки.
— Начало тебе известно. Меня забрали ночью, когда я спала. Уволокли лордеры. Даже не объяснили почему. — Она вздыхает. — Привезли в какое-то место, где были другие Зачищенные. Нас было человек шесть. Там было так страшно. Никогда не слышала, чтобы так много «Лево» жужжало одновременно. Один из лордеров заявил нам, что мы нарушили наши контракты, но что-либо ответить не позволили. А потом...
Она смолкает, лицо ее искажается.
— Не рассказывай, если не хочешь.
— Их всех убили, — шепчет Тори.
— Что?
— Умертвили. С помощью инъекций. И свалили в яму, как мусор. Конечно, к тому времени, когда первый из них был мертв, большинство уже потеряли сознание и потому так и не поняли, что с ними случилось.
Одно дело — догадываться, что происходит с людьми, которые пропадают, но услышать об этом от того, кто знает, кто видел собственными глазами? Мне делается плохо.
— А ты? Как тебе удалось выжить?
— Я была последней. Я не потеряла сознание, хотя потом и жалела об этом. — Она слабо улыбается. — Мне сделали укол. Я вырывалась и брыкалась, но мне все равно вкололи дозу. Но это было не то лекарство, которое ввели другим. Это был «эликсир счастья».
— Что? Не понимаю...
— Я тоже не понимала. Потом один из лорде- ров увез меня в своей машине.
Спасена лордером? Невероятно. Но когда она это сказала, глаза ее сузились.
— Почему?
— Вначале я думала, что его замучила совесть, и он решил спасти меня, хотя почему именно меня, а не кого-то другого, мне было непонятно. Он спрятал меня у себя в доме, привел врача и снял с меня «Лево». Это было так здорово! И купил мне разные вещи — одежду, всякую всячину. Обращался со мной как с дочерью. — Она отворачивается. — Но все это было ложью. Он оказался извращенцем. Настоящим уродом. То, чего он хотел от меня... — ее передергивает от отвращения, — брр... какая гадость. И чем дальше, тем хуже. Я не стану тебе рассказывать, не могу.
Ох, Тори. Ее лицо даже сейчас, искаженное ненавистью, безупречно. Но эта красота, из-за которой, по-видимому, мать и вернула ее, принесла ей столько горя, что даже выразить невозможно, и мне даже думать об этом невыносимо. Я протягиваю руку, и она стискивает ее. Держит крепко.
— А потом как-то раз я воспользовалась шансом. Перестала сопротивляться. Притворилась, что согласна. На все, чего он от меня хочет. И когда он... отвлекся, убила его.
Она выпускает мою руку, берет один из ножей и проводит пальцами по лезвию.
— Тот был не таким острым, как этот. Обычный кухонный нож. Вышло грязно и медленно. Он страдал, а я радовалась. — Она поднимает глаза. — А потом убежала. Не думала, что смогу далеко уйти, но мне было все равно. Собиралась убить себя, чтобы они не могли сделать это со мной сами, когда поймают. Лишить их этого удовольствия, понимаешь? Но потом осознала, что, прежде чем умереть, я хочу видеть Бена. — В глазах у нее стоят слезы.
У меня сводит все внутри. Если она узнает о моей причастности к исчезновению Бена, то не преминет воспользоваться ножом еще раз. Она стискивает рукоятку так крепко, что костяшки пальцев белеют.
— Я не хотела говорить об этом. Знаешь, почему рассказала тебе?
Во рту у меня пересохло, тело готово отреагировать, защищаться, если потребуется.
— Почему?
— Меня об этом попросил Нико.
Я немного расслабляюсь. Не по этой ли причине он привез меня сюда? Но для чего ему это?
— Мне пришлось ему все рассказать, — продолжает Тори. — Он настаивал, что должен узнать, что произошло со мной, если я хочу, чтобы мне позволили остаться. Вытащил из меня такие подробности, которые я даже не думала когда-нибудь произносить вслух.
— Это он умеет, — говорю я.
Она кивает, на губах возникает легкая полуулыбка, когда она думает о Нико и его методах. В душу заползает ревность.
Потом улыбка ее угасает.
— А он, в свою очередь, рассказал мне, что Бен срезал свой «Лево» и что его забрали лор- деры. Я опоздала. Вероятно, он уже лежит в какой-нибудь яме вместе с другими Зачищенными.
Тори опускает голову на колени, крепко обхватывает руками колени. Тело ее сотрясается от рыданий, и я обнимаю ее за плечи. Мне следовало бы сказать ей, что Бена видели, но я молчу. Не из-за того, что это пока не точно, что это может быть не он. Чтобы защитить Эйдена? Или по какой-то другой загадочной причине? Сама не знаю.
Она поднимает голову, вытирает лицо рукавом и улыбается.
— Но теперь я здесь и намерена продолжить убивать лордеров. Вот почему мне тут нравится. — Она вскакивает на ноги. — Пошли. Мне нужно тренироваться.
И она тренируется, не жалея сил. У нее меткий глаз, а душа жаждет крови.
