5. Джасма
— Итак, до встречи?
— Я еще не уверен, что она состоится.
— Давайте встретимся на Комиссии. Тут всегда что-то происходит, масса приемов и вечеров.
— Просто великолепно. — Раскланявшись, я расстался с ним, найдя проход в окружающей нас толпе и нырнув в него.
Когда полчаса назад я прощался с Китьякарой, он предложил мне эскорт, который проводил бы меня до “Красной Орхидеи”, но я отказался. На этом этапе когда задание, которое они хотели мне поручить, казалось выполнимым, я не хотел, чтобы меня засекли в компании кого-нибудь из тайской службы безопасности. Во всяком случае, я предполагал какое-то время еще побыть тут, осмотреться, возможно, встретить кого-нибудь из знакомых. Я хорошо помнил слова Пеппериджа, что, когда со мной выйдут на связь, остальных людей придется подбирать мне самому.
Я уже заметил Мэссона из Д—16, стоявшего в углу с бокалом шампанского; я заметил, что время от времени он озирался вокруг, шаг за шагом приближаясь к группе арабов, которые явно интересовали его; стоя к ним спиной, он прислушивался к их разговору. Много услышать ему в этом гуле, конечно, не удастся. Рядом с лестницей стоял репортер, который оказал мне небольшую услугу около года назад в Гонконге, и я решил подойти к нему, но он был всецело поглощен беседой с юной и очень симпатичной евразийской девушкой, и я решил не мешать ему. Во всяком случае стало ясно, что у, меня практически нет возможности найти на приеме в посольстве человека, который мог бы мне помочь в такого рода задании, если я за него возьмусь. Мне был нужен человек, которому я мог бы доверить свою жизнь.
Я спросил Китьякару:
— Почему вы решили позвонить в Лондон?
— Это совместное решение. — Принц попросил двух своих спутников оставить его наедине с мистером Джорданом. — Генерал-майор Васуратна, — сказал он мне, когда мы остались вдвоем, — провел в прошлом несколько весьма удачных операций, но смерть трех агентов камнем лежит у него на совести. На прошлой неделе один из его адъютантов застал его сидящим за письменным столом с пистолетом у виска. — Он склонился ко мне с кресла, и его худощавое тело застыло в этом положении. — У меня нет ни одного человека, который мог бы взять на себя столь ответственное задание — и столь опасное. Попытка подобраться поближе к Марико Шоде — напоминает проход по минному полю. И я бы хотел, чтобы вы это четко уяснили. — Я задумался.
— Вы знали, что прибуду именно я?
— Нет. Просто мы попросили прислать человека самого высокого уровня подготовки.
— Как вы связались с Лондоном, сэр?
— Через министерство иностранных дел.
— Напрямую?
— Нет, через вашего посла в Бангкоке.
— Вы лично встречались с ним?
— Да.
— Присутствовал ли кто-нибудь еще при вашей встрече?
— Никого.
— Выходил ли он на контакт с Д—16?
— Боюсь, не имею представления. Мне было сказано, что он попытается найти кого-нибудь.
Встав, я подошел к окну. Дождь почти прекратился, и доносилась лишь дробь капель, падающих с листьев вниз. Вот что мне не нравилось больше всего во всей этой раскладке: я появился на сцене, уже усеянной мертвыми телами, что никоим образом не могло служить успеху дела — то есть противная сторона уже выдала три недвусмысленных предупреждения. Я мог бы заняться этой историей, если мне удастся найти какой-нибудь ход, но меня беспокоило, что я был выбран для выполнения данного задания по чистой случайности, и фактически предложение мне сделал один из наших опалившихся “духов”, существование которого ныне напоминало судороги полураздавленного червяка.
Мне это не нравилось. Мне это не нравилось настолько, что, сидя лицом к лицу с принцем Китьякарой в тишине маленькой комнатки, я чувствовал, как на руках у меня дыбом встают волосы и нервы напрягаются в тошнотной тревоге.
— Почему, сэр, вы решили связаться с Лондоном, а не с Вашингтоном, учитывая все, что вы мне рассказали?
— Генерал-майор Васуратна хорошо знаком с положением дел в международном разведывательном сообществе. — Поднявшись с кресла, он дохромал до окна, где я стоял. — Он объяснил мне, что ЦРУ, как правило, предпочитает работать командой, часто прибегая к полувоенным методам. И несмотря на то, что пока нам так и не удалось достичь успеха, он по-прежнему убежден, что удача может прийти лишь к агенту-одиночке, который будет действовать, не привлекая к себе внимания. И ваши люди пользуются именно такой репутацией. — Он вытащил из кармана ингалятор. — Конечно, все может быть и не так, но, во всяком случае, я не требую от вас немедленного решения. Обдумайте его, мистер Джордан, день-другой и дайте мне знать.
— Хорошо.
— Пока я просто скажу вам, что, если вы возьметесь за выполнение этого конфиденциального задания, мы предполагаем, что вы сами назовете сумму вашего вознаграждения. И, конечно, вам будет обеспечена безоговорочная помощь и личного состава и доступ к техническим средствам нашей службы безопасности и разведки.
Мы провели с ним наедине еще минут десять, в течение которых он рассыпался в дипломатических любезностях, после чего, обменявшись с ним рукопожатием, я оставил его с вежливой улыбкой на губах.
— Никак вы, Томпсон?
— Что?
— Билл Томпсон?
— Нет.
— О, прошу прощения.
Говоривший отпрянул в сторону, подняв в извиняющем жесте пухлую розовую руку. Но его движение вызвало легкое смятение среди окружающих, в результате чего пролилось немного шампанского.
Двигаясь к выходу, я наткнулся в холле на кое-кого из знакомых, но сделал вид, что не заметил; я извинился перед Китьякарой, что не хочу больше никаких встреч, и он меня понял. Видно было, что он…
— Не могли бы вы помочь мне?
Девушка в зеленом шелковом платье и с сердитыми глазами.
— Каким образом? — остановился я.
— Можете ли вы просто проводить меня до такси? — Не поворачивая головы, она пыталась увидеть, что делалось у нее за спиной.
— Конечно.
Она взяла меня под руку; мы миновали двух швейцаров в ливреях и спустились по ступенькам. В свете уличных фонарей искрились текущие по тротуару потоки воды, и мальчишка шлепал по лужам. Ноги у нас мгновенно промокли, и, когда я, открыв перед ней дверцу такси, она сразу же, нырнув внутрь, принялась стаскивать с ног ярко-зеленые туфельки.
— Теперь у вас все в порядке? — Но вместо ответа она просто захлопнула дверь, и я остался стоять под порывами штормового ветра, глядя вслед огонькам такси. Я успел лишь мельком увидеть ее бледное лицо.
— Прошу прощения… мистер Джордан? Шофер в синей военно-морской форме с таиландской кокардой.
— Да?
— У меня тут машина, сэр. Прошу вас, вот сюда. Проследовав за ним по затопленному тротуару, я влез в лимузин. Водитель захлопнул за мной дверцу, а сам расположился за баранкой.
Скинуть ботинки — о да, это хорошая идея. Похоже, они окончательно…
— Добрый вечер, мистер Джордан.
Она сидела в тени и ее почти не было видно в противоположном углу” — хрупкая азиатка с детским голоском. Обратив на себя внимание, она выпрямилась: плотно сдвинутые ноги, руки на коленях.
— Меня зовут Джасма.
Типично азиатское гостеприимство.
Даже сейчас я не мог рассмотреть ее во всех подробностях; кажется, у нее большие влажные глаза с густым макияжем на веках, кожа цвета слоновой кости, и запах жасмина.
— Счастлив встрече с вами, Джасма. — Я было наклонился к водителю приказать ему сниматься с места, — потому что мне не нравилось, когда женщины использовали меня втемную, как игрушку — но тут же решил предоставить событиям идти своим чередом. — Где бы вы предпочли пообедать? — Чувствовалось, что она была заинтересована в беседе со мной, и, поскольку она лучше разбиралась в местной топографии, я предоставил ей право давать указания водителю.
— Где вам угодно, мистер Джордан.
— Существует ли еще Сиамский Сад?
— Да.
Объяснив шоферу, куда ехать, я откинулся на спинку сиденья.
— Вы исключительно обаятельны, Джасма. Вы родились в Таиланде?
— Благодарю вас. Да, в Бангкоке.
— Как-то я бывал там.
— В Бангкоке живет моя семья, — тихо сказала она. — Одна из моих сестер — балерина в Тайском Королевском молодежном балете.
— Должно быть, вы очень гордитесь ею. — Мы обменивались любезностями, пока машина пробиралась по затопленным улицам. “Можешь ли ты мне сказать, как подобраться поближе к Марико Шоде?” Вряд ли.
— Да, — сказала она, отвечая на какой-то мой вопрос, — но завтра мы снова увидим восход солнца, хотя, конечно, будет очень душно.
— Печально. Она коротко засмеялась, прикрыв рот.
— Да, в самом деле, печально!
— Я снова наклонился к водителю:
— Сиамский Сад на Моск-стрит.
— Да, сэр, но прямой дорогой нам не проехать. Там все затоплено. Вечные проблемы, когда дожди.
Мы повернули налево, держа путь на юг.
— Вы живете в Англии, мистер Джордан?
— Да, в Лондоне.
— Я видела его только на открытках. О, как бы я хотела побывать в Лондоне.
— Вы почувствуете себя там как дома — большую часть времени там тоже идут дожди.
Мы двигались теперь по узким улочкам, и машина остановилась, пропуская велосипедиста, ехавшего навстречу нам.
— Вы давно в Сингапуре, мистер Джордан?
— Всего несколько дней. Это интересное…
Я сломал ей кисть как сухую веточку, но лезвие все же успело пропороть мне пиджак, рубашку и воткнуться в бок, прежде чем я заметил в полутьме блеск стали. Обе задние дверцы распахнулись настежь, и я нырнул в левую сторону, поскольку сидел справа, но у меня на горле сомкнулись чьи-то руки, и я вслепую ударил четырьмя растопыренными пальцами, целясь в глаза нападавшему, и, по всей видимости, попал, потому что услышал вскрик боли. Разобраться в подробностях нападения я пока не мог, но в открытой дверце слева вырисовывался силуэт то ли женщины, то ли подростка; найдя опору для рук на полу салона машины, я выкинул вперед и вверх правую ногу, которая, встретив было сопротивление, все же разогнулась до конца, и цель, в которую я метил, отлетела в сторону. На сетчатке у меня отпечаталась калейдоскопическая путаница — салон машины, лицо водителя над спинкой переднего сиденья, свет от качающегося уличного фонаря, проникающий через открытую дверцу, глаза Джасмы, столь же блестящие, как и лезвие, которое снова взметнулось мне навстречу — на этот раз она держала его в левой руке. Единственными звуками были полные боли вскрики двух женщин; одна из них выдала яростную тираду на языке, похожем на кхмерский, когда я, перехватив нож подставленным блоком, выкрутил кисть Джасме и развернул клинок острием к ее тонкому, затененному полутьмой лицу; я почувствовал, как он, скользнув по кости, без сопротивления по рукоятку вошел в плоть, но в этот момент в голове у меня словно вспышка взорвалась, и я свалился, привалившись к заднему сиденью, не в силах перевести дыхание от режущей боли в боку.
Водитель перегнулся с переднего сиденья, намереваясь дотянуться до меня, и изо всех оставшихся сил я нанес ему удар открытой ладонью по основанию носа, от чего хрящи переносицы должны были войти в мозг, после чего я вывалился на левую; сторону, свалившись в глубокую лужу, на дне которой были камни; откатившись подальше от машины, я было бросился бежать, но две фигуры преградили мне путь; их сухие лица четко вырисовывались в отсветах фонаря, когда их черные комбинезоны приближались ко мне: в руках у них поблескивал металл, и я слышал их хриплое свистящее дыхание, наполнявшее окружающий воздух солоноватым запахом крови, а поодаль стоял человек, что-то кричавший по-английски, перекрывая шарканье ног убегавших прохожих и отдаленное хлопанье закрывающихся дверей.
Мои руки были залиты кровью. Моей и их, — их, ибо я знал, что убил кого-то, и моей, потому что рану невыносимо жгло, когда воздух касался ее. Я заметил нож, направленный мне прямо в лицо, и успел перехватить руку женщины, после чего нанес короткий жесткий удар ребром ладони по горлу, увидел, как раскрылся ее изящный ротик и вывалился блеснувший влагой в свете фонаря язык; широко раскрытыми глазами она еще успела взглянуть в лицо смерти перед тем, как, обмякнув, опуститься на землю, подобно марионетке с порванными нитями.
Другая женщина повернулась и бросилась бежать, а я кинулся за ней, оскальзываясь и преодолевая слабость, которая мягко обволакивала меня, словно поднимающаяся вода: перед глазами все расплывалось, и я, с трудом восстановив четкость зрения, увидел, как тень женщины скользнула по стене за фонарем, миновала освещенное пространство и канула в темноте. Я двигался вперед, еле волоча ноги и с трудом преодолевая подступающую слабость, и в ушах все громче звенела высокая нота одиночной скрипичной струны, но я все двигался, потому что хотел узнать, кто она и кто они, а если мне удастся поймать ее, она-то уж у меня заговорит, хотя бесконечная нота предупреждала меня, что я теряю кровь, но я забыл об этом, когда тьма поглотила меня.
— Вам звонят, — позвала меня Лили.
— Я спущусь.
Нельзя представить себе ничего более фантастического, чем телефон в гостинице “Красная Орхидея”. Я взял трубку и представился.
— В каком ты состоянии? — Я оцепенел. Пепперидж. Помолчав, я спросил его:
— Откуда ты знаешь?
Кто-то вошел в холл, и Ал своей неторопливой походкой направился навстречу посетителям. Я хорошо видел их сквозь проем арки: два европейца средних лет, невысокого роста, в мятых костюмах; на багаже — яркие ярлычки авиакомпании “Эр Франс”.
Теперь-то я наблюдал за всеми вся. Все вокруг меня изменилось.
— Говорил же я тебе, — сказал Пепперидж, — что буду следить за тобой и отсюда. Так как ты…
— Что у тебя за источник?
Может быть, у меня начинается, паранойя. Они приближаются, чтобы расправиться со мной.
— Верховный Комиссариат, конечно. — В голосе звучала обида.
— Верховный Комиссариат ровно ничего не знает о происшедшем. Сингапур тут же опустил дымовую завесу — ни слова в прессе и вообще никаких сообщений.
Короткое молчание, а потом:
— Боюсь, ты не все продумал.
Он совершенно прав. Сингапурские власти сразу же снеслись с посольством Таиланда, обратив внимание на ливрею мертвого водителя, а так как на этом месте оказался британский подданный, которого пришлось срочно госпитализировать. Верховный Комиссариат автоматически получил информацию о происшедшем.
— И дело в том, — донеслись до меня слова Пеппериджа, — в каком ты сейчас состоянии? Пахнуло йодом и больницей.
— Мне потребуется несколько дней.
“Вам здорово повезло. — Доктор Роберт Лео, хирург. — Понимаете ли, вам здорово повезло”.
Хорошо это или плохо? Я так и не понял его.
“У вас была задета лучевая артерия. И хорошо, что вас успели найти и вовремя доставить в больницу”.
В противном случае, она сняла бы трубку телефона, когда он звякнул, и с другого конца ей доложили бы: “Дело сделано”.
Шода.
Хуже всего, что я сам во всем виноват. Черт побери, меня доставили в больницу еще до того, как я приступил к делу, и чуть ли не половину крови успел оставить в грязной луже. И все из-за того, что позволил втянуть себя в отнюдь не тщательно планируемую операцию пятизвездочного уровня — как в Бюро, когда все аккуратно расписано по деталям и разложено по полочкам: подходы, связь, курьеры и оперативник, подобный Феррису, что ведет меня. У меня все шло бы без сучка и задоринки, возьмись Лондон за это Дело, меня бы очень аккуратно подвели к заключительной фазе задания, и нервы у меня были бы в порядке — да нет, это я просто пытаюсь найти оправдание тому, что не могу себе простить.
Я постепенно успокоился, и злость прошла.
“Эта организация в высшей степени умеет защищать себя. Первый из наших агентов, нашпигованный пулями, был выброшен из машины перед президентским дворцом. Второго, со следами жутких пыток, выловили из реки рядом со штаб-квартирой полиции. Тело третьего агента так и не было найдено, но мне доставили картонную коробку с его головой”, — генерал-майор Васуратна.
Надо признать, что на этот раз нам сопутствовала удача, ибо в противном случае тело четвертого было бы найдено в грязи, в луже собственной крови, и машине скорой помощи не потребовалось бы с воем сирены мчаться к больнице.
Шода.
Нет сомнения, достойный противник того, кто, по словам Китьякары, обладает “самым высшим уровнем подготовки”, который в один прекрасный день сядет ей на хвост — и у него, черт побери, хватит сообразительности выйти на нее или, по крайней мере, на окружение Шоды, хотя для этого придется покрутиться… как, например, вращается этот потолок, к которому я поднял взгляд.
— Надо признать, — услышал я, — что пока ты никуда не годишься, — и я понял, что его беспокоит. Я привалился к стойке.
— Итак, несколько дней?
— Что?
— Несколько дней, чтобы оправиться или чтобы принять решение? — переспросил Пепперидж.
— Я уже принял решение, и надо мной основательно поработали хирурги.
— Что они с тобой делали?
— Зашили артерию.
— Значит, тебе потребуется больше чем несколько дней? — в голосе слышалась обеспокоенность.
— Это уже мои проблемы.
В трубке на том конце замолчали. Я наблюдал, как двое европейцев вручили свой багаж посыльному и двинулись вслед за ним по лестнице.
— Ты сказал, что принял решение. — Он явно обеспокоился. — То есть, ты берешься?
— Если они не откажутся мне помогать.
— Почему они должны отказаться?
— Я чертовски успешно начал.
— Из того, что мне рассказали, справился ты неплохо. На поле боя осталось четыре трупа, не так ли?
“Да неужели ты не повял, что я клюнул на самую примитивную приманку?”
Через минуту я услышал его спокойный голос:
— Держись на том же курсе.
Я получил недвусмысленное предупреждение. И не стоит дергаться, а то разойдутся швы.
Я помолчал несколько секунд, пытаясь сконцентрироваться на своих мыслях.
— Мне нужна кое-какая информация. В настоящий момент мне известна лишь цель задания. — Меня осенило. — А ты хоть знаешь, в чем оно заключается?
Короткая пауза.
— Во всем объеме — нет. В общем-то, цель известна. Да, ее я знаю.
— Можешь ли ты мне что-нибудь сообщить о ней?
— Как говорят, редкостная сука.
— Думаю, у нее есть свой информатор в таиландском посольстве.
Я услышал, как он весело хмыкнул.
— Старина, да у нее есть свои люди во всех посольствах в Юго-Восточной Азии.
— Но этот явно имеет какое-то отношение к тайской секретной службе. — Тот человек в салоне самолета, от которого мне удалось улизнуть. Теперь я понял, что вечером в посольстве на приеме он отнюдь не смутился при нашей встрече: просто он не хотел встречаться глазами с человеком, которого обрекал на смерть. I
— Ты хочешь сообщить им? — спросил Пепперидж.
— Нет. Предпочитаю оставить его в покое. Если я спугну этого типа, он просто заляжет на дно, где мне его уже невозможно будет достать, а противная сторона введет в дело другого, кого я не знаю.
— Послушай, я могу послать тебе кого-нибудь прикрывать тебя с тыла. Я хочу сказать, что она обязательно попытается снова добраться до тебя и на этот раз уж постарается, чтобы осечки не произошло. И мне не хотелось…
— Никакого прикрытия. — С такими напарниками не оберешься мороки, разве что только они специалисты высшего класса, а я серьезно сомневался, что погоревший “дух” сможет подобрать для меня что-то подобное.
— Я знаю кое-кого… Первый класс. Он догадался, о чем я подумал.
— Для меня безопаснее будет работать в одиночку. Но все же мне нужна кое-какая информация.
— Какого рода?
— Любая, имеющая отношение к тайской секретной службе. Думаю, что знаю, кто подставил меня, но, возможно, у них есть кто-то еще.
— Хочешь нащупать симпатичного маленького кротика? Ладно, все подготовлю для тебя. Что-нибудь еще?
— Все остальное я раскопаю сам. — Мне надо будет провести объемную исследовательскую работу, как только я смогу найти подходящих людей для нее.
— Удачи, старина. И поберегись, ладно? Будь очень осторожен.
Через час я уже сооружал ночную систему защиты, которую разработал, едва вернулся из больницы. Одну узкую кровать я придвинул к дверям, другой блокировал проход между ней и углом комода; теперь снайпер, если взобрался бы на крышу дома по другую сторону улицы, меня не увидел.
Но ложиться на дно было еще преждевременно. В нормальных условиях я бы так и сделал и, уйдя в тень, курировал бы оттуда ход событий. Пепперидж был прав: они обязательно предпримут еще одну попытку и на этот раз уж постараются, чтобы она оказалась успешной, ибо ими руководят оскорбленная гордость и восточный фанатизм. Я примерно представлял, что ждет тех, кто не оправдал доверия Марико Шоды — в больнице я услышал, как днем на улице подобрали женщину в черном комбинезоне, в сердце которой по рукоятку торчал нож, и ее пальцы, вцепившиеся в рукоятку, так и закостенели на ней. Да, они снова постараются выйти на меня, и мне придется действовать на виду, пока не получу необходимую информацию, которая позволит мне выйти на цель. А до тех пор мне придется все время быть настороже.
Здесь, в “Красной Орхидее”, я должен максимально обезопасить себя. Я провел весь день, обнюхиваясь, как лис у курятника: я обошел все этажи, выбрался на крышу и по пожарной лестнице спустился до подвала; я запоминал расстояния, тупики и мертвые зоны, двери и переходы, пока не освоил здание настолько, что мог бегом миновать его за пять секунд, — а это позволит мне выжить, если они явятся за мной сюда.
Уснул я только к полуночи, лежа на левом боку, потому что ныл шрам, тянувшийся до середины спины, опухла правая кисть, которой я врезал по физиономии, болезненно пульсировал шов под повязкой на другой руке, — но по подштопанной артерии ритмичными толчками бежала кровь, и ко мне постепенно возвращалась жизнь, с которой я чуть не расстался, если бы все прошло по ее плану.
Шода.
Когда я уже почти засыпал, меня посетила предательская мысль. Китьякара знает, что со мной случилось, но не ждет, что я возьмусь за это задание — так почему бы не согласиться с этим, не вернуться домой и спокойно жить себе?
Потому что вот тут и был мой дом, в котором я лежал, свернувшись как лис в темноте — мне хорошо потрепали нервы и пустили кровь, но у меня хватит ума и хитрости дожить до утра.
