Жанка Шалаева, мерзавка, отлично понимала, какое впечатление они с Лёликом производят на зрителей, когда танцуют «Чунга-Чангу»: стройные тела, гимнастические купальники в обтяжку, короткие юбочки-разлетайки, задранные проволочные хвосты и облегающие шапочки с ушами Чебурашки. Жанка и Лёлик изображали обезьянок на тропическом острове. Они сияли дерзкими улыбками, изгибались и приседали, по-лягушачьи растопыривая руки и колени, – в общем, кривлялись, как маленькие девочки. Игорь на себе ощутил обольстительность этого якобы детски невинного, но совершенно непристойного танца. Вероника стояла в стороне, скрестив руки на груди, и словно бы всем своим видом говорила: «Вы ханжи! Вы ничего не смыслите в чувственности! Так получайте же пощёчину вашей морали!»

Конечно, на концерте музыкального кружка и прочей художественной самодеятельности ещё пели хором, читали стихи, показывали пантомимы и драматические сценки, но «Чунга-Чанга» поразила зрителей прямо в сердце. Немногочисленные папы краснели, а многочисленные мамы тихо роптали. Но возмущаться никто не решился, и танцовщиц проводили аплодисментами, хотя и нервными. А что такого дурного они совершили? Ничего. Бесстыжей была юность, первое цветение, а игра в карапузиков лишь убеждала, что детство уже позади, и девочки вполне созрели для ошибок молодости.

После концерта Вероника подошла к Алевтине Петровне Плоткиной.

– Как вам наше выступление? – лицемерно спросила она.

Алевтина Петровна взвешивала все «за» и «против».

– Оригинально, – туманно отозвалась она.

Вероника мстительно торжествовала.

Игорь еле протолкался к ней сквозь толпу детей и родителей.

– Пойдём, погуляем, искупаемся, а? День-то свободный.

– Это у тебя свободный, а на меня повесили безродительных девочек. Сейчас я с ними буду печь пирог с малиной, и потом у нас чаепитие в гостях у Серпа. Демонстрируем тимуровскую заботу о поколении героев.

Вероника заметила, что Игорь огорчился, и легко коснулась его локтя – это была редкая для неё ласка.

– Я не виновата, – мягко сказала она. – Успеем ещё, правда?

Игорь отправился бродить по лагерю в одиночестве.

От скуки он затесался в ряды болельщиков на стадионе, где проходил матч между футбольными командами третьего и четвёртого отрядов. Здесь собрались в основном отцы: они ободряюще шумели, изредка свистели и вообще делали вид, что на поле бьются титаны вроде «Спартака» или ЦСКА. Пацаны, раззадорившись, играли в полную силу; они носились туда-сюда, сшибались в кучи и самозабвенно падали в прах. Команда Лёвы уверенно лидировала. Игорь удивился: Лёва действительно выдрессировал своих игроков, и они уже не терялись, а умело обводили соперников, пасовали друг другу и действовали сообща. Сам Лёва не лез к мячу и не рвался в нападение, а взволнованно бегал вокруг разных критических коллизий и выкрикивал приказы. Он напоминал комиссара, который гонит бойцов в атаку, успевая поточнее направить самых рьяных и пригрозить расстрелом тем, кто отстаёт.

Физрук Руслан Максимыч дал длинный свисток, завершая матч, вышел на поле и объявил победителей. Команда Лёвы так ухайдакалась, что на ликование уже не осталось сил. Лёва только похлопал по плечу Титяпкина, который порвал штаны на колене. А проигравшая команда остервенилась.

– Да они сволочи! – возмущались аутсайдеры. – Они втроём на одного!

– У меня брат в первом отряде! – грозился какой-то рыжий пацан. – Он с друганами вас всех вечером подкараулит!

Саша Плоткин повёл своих игроков умываться. Проигравшие уходили угрюмо и оскорблённо, и кто-то из них злобно пнул под зад своему капитану.

Лёва принимал заслуженные поздравления от папаш и солидно пожимал руки, а Игорь разглядывал Лёвиных подопечных, раскрасневшихся, потных и грязных: Гельбича, Гурьянова, Титяпкина, Горохова… Да, мальчишки подтянулись и организовались, потому и победили. Но ведь совсем недавно эти же самые пацаны готовили заговор и мечтали изгнать Лёву из лагеря. Как они так быстро перековали мечи на орала? Или всему причиной детское непостоянство? Впрочем, Игорь не стал морочить голову этой загадкой.

Обедать в этот день Игорь отправился с Димоном Малосоловым.

Димон был возбуждён; он шумно хлебал суп и откусывал хлеб, рассыпая крошки, словно куда-то очень торопился.

– Ваще, Игорёха, полный порядок! – понизив голос, рассказывал он. – И мацал её, и целовались взасос! Надо хату найти, и шпили-вили верняк будут!

Димон хвастался своими достижениями в шашнях с Ириной.

– Сделайте шпили-вили на природе, – посоветовал Игорь.

– На природе она ломается. Говорит, не хочет, как собачки.

– А как же насчёт того, что до свадьбы – ни-ни?

Димон рассмеялся мелким хохотком – это означало, что перед таким принцем, как он, не устоит никакая добродетель.

Игорю стало грустно и даже завидно. Его успех с Вероникой был куда очевиднее сомнительных перспектив Димона, однако Димон сейчас снова помчится к Ирине, а ему болтаться в одиночестве ещё чёрт знает сколько.

Игорь слонялся до вечера, не зная, чем себя занять. Он искупался, позагорал, подремал в своей комнате, лениво почитал и даже сходил в гости к доктору Носатову, но доктор маялся с похмелья, а опохмелиться не смел – всё-таки Родительский день, толпа народу, опасно. Игорь убрался восвояси.

Наконец солнце зависло над Жигулями, и по лагерной трансляции зазвучали бодрые песни о том, что завтра пионерам в поход и в бой. В корпус явилась Ирина – не доверяя Игорю, она сама принимала детей от родителей. Постепенно четвёртый отряд собрался в полном комплекте. Пионеров строем повели на линейку. Расставаться с родителями полагалось коллективно и торжественно, чтобы избежать соплей, но в отрядах, особенно младших, всё равно кто-то плакал. В толпе родителей некоторые мамы тоже вытирали глаза. Игорь украдкой высовывался из строя, разыскивая Веронику, и никак не мог её обнаружить. Своим отрядом Саша руководил один.

– Ты не знаешь, где Несветова? – тихо спросил он у Ирины.

Ирина покосилась на Игоря как на источник нарушений порядка. Игорь недоумённо пожал плечами.

– Не знаю, – ответила Ирина. – А дети все на месте?

– Дети-то все, я сверился со списком.

Потом были гудки теплоходиков с реки, ужин, умывание и отбой; потом началось усмирение палат, где пионеры принялись делить и пожирать гостинцы, ссориться, угощать друг друга и затевать обмены; из-за дверей доносилось: «Сорок восемь, половинку просим!» – «Сорок один, ем один!». Вся эта суета продолжалась почти до темноты.

Установив непрочный мир, Ирина умотала к себе. Игорь ещё побродил по коридору, придирчиво прислушиваясь, и поднялся в свою комнату. Саша пил мамин лимонад и ел мамино печенье, словно тоже был пионером.

– Попробуй, – предложил он.

– Не хочу. А Вероника нашлась?

– Не-а, – сказал Саша с набитым ртом. – Думаю, отдыхает с девчонками.

– Пойду, наверное, покурю, прогуляюсь, – пробормотал Игорь.

Он почему-то растревожился за Веронику. Вряд ли она с кем-то пьёт вино, да и не было у неё подруг среди вожаток. Освободившись, Вероника предпочла бы общество Игоря, а не посиделки в какой-то компании.

На крыльце третьего корпуса Игорь увидел Ирину.

– Где Несветова-то? – раздражённо спросила она.

– Я сейчас поищу, – решительно ответил Игорь.

Что с ней могло стрястись в пионерлагере? Если бы приключилось ЧП – сразу бы стало известно: вокруг полным-полно людей. Деревенские алкаши безвредны. Медведей и волков в лесу нет, да и что Веронике делать в лесу? Купаться она бы не полезла – накупались уже за лето. На корабле уплыла? Чушь!.. Она где-то здесь. Игорь вспомнил, как в начале смены вот так же пропал Лёва Хлопов – и ничего, отыскался, все потом только пожалели…

Над Пионерской аллеей горели фонари; возле пищеблока, разодравшись, гавкали собаки; острие флагштока на Дружинной площадке уткнулось в донышко круглой луны, чуть отъеденной тьмою с левого бока; в кустах утихали шорохи. Повсюду ещё пахло пирожными и конфетами, и пыль тоже ещё не улеглась – она висела над дорожками и призрачно светилась.

Вероника сидела в маленькой шатровой беседке на территории шестого отряда. Игорь остановился возле ступенек, почувствовав что-то не то.

– Тебя все потеряли, – осторожно сказал он.

Вероника помедлила, словно прислушивалась к себе.

– Между нами всё кончено, – наконец спокойно произнесла она.

Игорь сразу понял её, но ни на миг не поверил в эти мёртвые слова, даже не смутился. Сердце не дрогнуло. Этого просто не может быть.

– Что не так? – мягко спросил он, поднимаясь в беседку.

– Лучше не приближайся, – как-то странно предостерегла Вероника.

Игорь послушно опустился на скамеечку напротив.

– Я в чём-то виноват?

– Ты тут ни при чём.

Она говорила без всяких эмоций, а глаза её серебряно блестели в тени.

– Значит, проблема в Саше? Или в его матери?

Свистуха вполне могла настучать Алевтине Петровне, и та вполне могла предъявить Веронике ультиматум: или завязываешь с любовником, пока не поздно, или прощай, учёба. Игорь тотчас устыдился этого предположения. Оно означало, что Вероника сделала подленький выбор, – а Вероника не заслужила, чтобы Игорь снова заподозрил её в корысти. Однако нехорошие, но обыденные соображения помогали сохранить рациональность, ибо внезапный разрыв вывихивал мозги своей вопиющей бессмысленностью.

– Не приближайся ко мне, – повторила Вероника. – Я долго думала и приняла решение. Теперь всё.

– Но почему?! – разозлился Игорь.

Он ещё не ощутил потери, и непонимание ошеломляло больше утраты.

– Потому что связь с тобой – это неправильно. Тебе самому это ясно. Я поступила непорядочно, когда обманула Сашу. И я исправляю свою ошибку.

– Да наплевать на Плоткина!.. – взвился Игорь.

– В обществе я буду жить по законам общества, – отчеканила Вероника. – Расценивай это как угодно. Мне безразлично. Возвращайся в корпус.

Игорь поднялся на ноги. В нём закипала ярость. Он что, приблудный кот, которого можно покормить в прихожей и выгнать обратно за дверь? И он не желал расставаться с Вероникой из-за каких-то её бредней!

– Я тебя люблю и не отпущу, поняла? – он глядел на Веронику сверху вниз, а она вцепилась руками в скамеечку, словно удерживала себя на месте.

– Не приближайся! – глухо сказала она в третий раз, но уже с какой-то недоброй одержимостью, будто Игоря подстерегала опасность.

Он и не стал приближаться, не стал пытаться обнять её или хотя бы погладить по плечу, чтобы напомнить о былой лёгкости прикосновений. Он сбежал по ступенькам беседки на землю и пошёл прочь.

Вероника молчала, вперив почерневшие глаза в пустоту.

Игорь шагал к своему корпусу, взвинчивая себя, чтобы гневом обогреть душу, однако в темноте его настиг ледяной ужас разразившейся катастрофы.