Глупость может быть, однако, чем-то вполне благопристойным. Рейнский карнавал празднует глупость. Взрослые люди превращаются в детей и дурачатся. И им это нравится. Обычный контроль отменяется. «Внутренний ребенок» в мужчине может так же разгуляться, как и настоящие дети. Жизнь видится совсем с другой стороны. Мы детьми никогда не наряжались в купленные костюмы, а надевали старые, но абсолютно неподходящие «нормальные» шмотки. Нарядившись в соломенную шляпку моей бабушки по отцовской линии и домашний халат моей бабушки с материнской стороны, я должен был нанести на лицо лишь несколько мазков, – и уже мог с головой уйти в суету карнавала. Мы паясничали и наслаждались этим. Есть люди, которые утверждают, что жители Рейнской области только в так называемом пятом сезоне, во время карнавала, становятся сами собой. Остаток года они только притворяются и одеваются, как все нормальные.

Я испытал нечто похожее во время карнавала в Венеции. Во время этого совсем другого карнавала, полного художественной креативности, Венеция становится сценой, и итальянцы в самых фантастических нарядах играют самих себя и других. Там тоже у меня возникло подозрение, что итальянцы целый год только исполняют предписанные роли, и лишь здесь, во время карнавала, становятся сами собой. Я наблюдал, как различные «Папы» с обширной свитой непреднамеренно встречались и импровизировали на улице пленительную комедию. Часами люди в экзотических масках устраивали представления на площадях города, все было потешно, но не остроумно. Остроумными против воли там выглядели только несколько посланцев Рейнской области с их одинаковыми карнавальными шапками, тяжело ступавшие, как аисты в салате, сквозь пеструю толпу.

Каждая театральная постановка абсолютно бесцельна сама по себе, но максимально продумана. Это стимулирует дух, фантазию, силу воображения, это наполняет неповторимый момент жизни, в который она происходит, и вовлекает зрителя в духовное приключение. Каждая игра или театральная постановка расширяет кругозор, позволяет выйти за пределы узких рамок нормальной жизни.

Бывают одаренные богатым воображением люди, которые дурачатся просто, чтобы расслабиться или вырваться из будничной жизни. Разумеется, есть и те, кто, так сказать, культивируют собственную глупость. Но в этом нет ни веселья, ни легкости, ни занимательности. Все чрезвычайно серьезно. И нечто подобное, как эпидемия, расползается по всей стране – совершено обычная глупость.

Дитер Болен – это средне одаренный музыкант, который охотно позволяет называть себя поп-титаном. Мало кто смог заставить масс-медиа работать на себя так, как он. Его автобиографическая книга, в которой он сообщает, прежде всего, о жизни нижней половины своего тела, была много лет тому назад бестселлером. В так называемых шоу-кастингах он сыплет перед публикой непристойностями, выливает их на заурядные души, которые считают апогеем своего земного существования хоть раз в жизни выступить по телевизору – и быть опозоренными до мозга костей. Дитер Болен безжалостно, глупо и придурковато нападает на своих жертв с презрительными тирадами, неплохо на этом зарабатывая. Как бы то ни было, он всегда на виду и никогда не скучает в мире, в котором имеется только один такой роскошный экземпляр, как он. В конце концов, это единственный человек, которым он сам действительно интересуется. В чем тайна Дитера Болена? Дитер Болен продает себя самого как продукт. Он сделал из того, что можно было бы назвать неприемлемым в обществе поведением, потрясающее публичное выступление. Хотя у Дитера Болена есть причина для настоящей трагедии. Его отношения с женщинами не выдерживают и нескольких лет. Затем либо партнерша перестает восхищаться этим титаном (а восхищение титан считает единственно уместным отношением), либо состояние кожи его временных партнерш критически изменяется, либо происходит какая-то другая катастрофа. В любом случае, Дитер вынужден срочно менять партнершу. О драматическом конце он регулярно сообщает в бульварной печати. И несколько позже представляется «новая». Тоже в прессе. Новая выглядит обычно примерно так же, как и старая (а если нет, то она должна, вероятно, себя переделать). И вот, Дитер Болен до поры до времени снова счастлив, о чем он также подробно сообщает. Чтобы внести больше драматизма в эту мыльную оперу, иногда он слегка меняет очередность событий – позволяет желтой прессе сначала сообщить, как выглядит новая, и только тогда порывает со старой. Это неприятно для старой, но она, по крайней мере, полностью в курсе дела, когда Дитер Болен сообщает ей, что она теперь бывшая. Сочувствие здесь едва ли уместно, так как, в конце концов, отвергнутые женщины знали, что их ждет, когда они связывались с титаном.

Никто из моих пациентов не извращен так, как Дитер Болен, и никакая из моих пациенток не наивна так, как его подруги. Тем не менее, как бы безумно ни выглядело все это, – ни Дитер Болен, ни его старые/новые подруги не получили бы направления на лечение к психиатру. В соответствии с существующим порядком вещей Дитер Болен радуется своему полному физическому и психическому здоровью. Как бы вы ни противились этому, дорогой читатель: Дитер Болен нормален. Кто после этого оспорит мой тезис, что проблемы создают не психически больные? На таком примере совершенно нормальной глупости становится еще яснее, что наша проблема – это нормальные.

Дитер Болен – не единичный случай. Его даже нельзя назвать первым изданием. Уже до него в наших широтах был некто Гюнтер Закс, который утверждал, что ничего не надо уметь, чтобы тратить большое количество денег. Его профессия была оставаться наследником, и он публично и самозабвенно отдавался своему «предназначению». Он не оставил нам хоть сколько-нибудь остроумных замечаний. В наши дни Борис Беккер продемонстрировал замечательную координацию правой руки с обеими ногами. С помощью этой способности теннисного игрока он заработал большое количество денег. Против ничего не скажешь. Но то, что благодаря способности эффективно координировать определенные мышечные группы, этот мужчина может изрекать житейские мудрости – заблуждение. Достоверно неизвестно, следует ли возлагать ответственность за озвученные глупости на тех, кто задает такие вопросы, или на Бориса Беккера, который не уклоняется ни от одной камеры или микрофона. Ни Гюнтера Закса, ни Бориса Беккера не усовершенствуешь обращением к психиатру. Для этого не хватает решающей предпосылки: они не больны. Совсем наоборот, они запредельно нормальны.

В Америке фигура того же самого пошиба – некая Пэрис Хилтон. Богатая наследница владельца гостиниц решила жить в свете прожекторов. Она готова на любую глупость. Недавно за свое поведение она была вполне справедливо наказана общественными работами. А супермодель Наоми Кэмпбэлл напоминает обществу о себе, бросая телефоны и стаканы в своих домработниц. После этого к общему удовольствию средств массовой информации она идет на несколько часов заниматься общественной уборкой. Можно подумать, что эти дамы совершенно сумасшедшие. Однако, все эти самовлюбленные звезды не больны. Они не страдают от очевидного нарциссизма. Они совершают с ним сделки. Они предлагают свои выходки со всей их эгоцентрикой как образцы поведения. Вместе с тем, они надолго разрушают социальные стандарты нашего общества. Но это их не тревожит, так как совершенно обычная глупость, которую они демонстрируют день за днем, великолепно продается. Ни одна из моих пациенток не вела себя когда-либо так глупо и безответственно, как эти тусовочные леди. Тем не менее, ни госпожа Хилтон, ни госпожа Кэмпбелл в лечении не нуждаются. Все абсолютно нормально!

Тем временем совершенно обычная глупость развилась в самостоятельную профессию. Бизнес называется комеди-клаб, и заключается в том, что довольно натужные шутки по телевизору сопровождаются записанным в другом месте одобрением публики. Комеди-клаб не имеет ничего общего с юмором, комеди-клаб рассчитывает на реакцию толпы. Просто все смеются над всем. Любая неостроумная сентенция, недалекая от половых органов, вызывает смех, напоминающий лошадиное ржание. Уровень интеллекта находится где-то между старшей детсадовской группой и ранним половым созреванием. Затаив дыхание, глупо паясничающие фигуры бегают вдоль декораций, которые подозрительно похожи на обстановку после детского дня рождения. Против таких жалких потуг принудительный смех при болезнях среднего мозга выглядит прямо-таки божественно. Шутки пленительного маньяка более остроумны, чем такие заезженные остроты. Между тем совершено обычная глупость комеди-клаба продолжает угрожать хорошему вкусу. Но лечить это невозможно. Эта совершено обычная глупость, к сожалению, абсолютно нормальна.

Эзотерика была раньше забавным увлечением для скучающих леди, у которых было слишком много времени. Они занимались гороскопами, подмигивая всем на потеху. Никто, естественно, не воспринимал всерьез весь этот вздор. Когда возникла опасность, что простые души смогут принять все это за правду, такие ученые, как Ханс Юрген Айзенк и другие в восьмидесятые годы прошлого столетия уверенно подтвердили несостоятельность астрологии и другого подобного вздора. Но было уже слишком поздно, волна иррациональности неумолимо надвигалась. И нормальные тоже открыли для себя эту тему. Они с головой погружаются в темные тайны этого мира, которые, по их мнению, какими-то невероятными способами можно постичь. В совершенно обычных камнях они видят присутствие незримых энергий, которые отсутствуют у них самих. С волшебными палочками они ходят по непроходимой территории в поисках воды. Эти люди твердо верят в неопознанные летающие объекты, пилотируемые существами с настолько высоким интеллектом, что, собственно, необходимо было бы спросить самого себя, а что же эти существа смогли найти такого интересного в человечестве, приходящем в восторг от глупости. Во многом весь этот таинственный эзотерический разгул обязан своим существованием безумно привлекательному чувству – желанию знать наконец-то больше, чем простая соседка. И, кроме того, в этой короткой жизни ничего не хочется упустить. Недостаток образования и поверхностное образование благоприятствуют ошибочному представлению, что с неким тайным знанием можно – бац! – и добраться до смысла вещей. Видя эту реально существующую, повсюду господствующую, совершено обычную глупость, Сократ улыбнулся бы иронично, Будда мягко, а Лютер покраснел бы от гнева.

В поздней античности считалось: тот, кто ни во что больше не верит, верит всему. Вернулся пещерный страх. Чтобы только не допустить какой-либо ошибки, взрослые люди с высшим образованием качают на нитке какие-нибудь предметы, чтобы узнать, что собственно, теперь надо делать. Они идут к предсказательницам или гадают на картах. Разговаривают без проблем с людьми из потустороннего мира, как будто те сидят здесь за столом, и считаются при этом совершенно нормальными, в то время как в соседней психиатрической больнице увеличивают дозу лекарств пациенту, слышащему голоса. Здесь может быть только одно мнение: заставлять людей из потустороннего мира разговаривать с живыми по малоумным причинам – это не болезнь. Это глупость. Совершенно обычная глупость.

Абсолютно нормальный симпатичный предприниматель рассказал мне, что он вместе с женой после смерти тещи, найдя медиума в горах Таунуса, якобы установил контакт с ушедшей. Из-за жуткого страха перед смертью предаются не только вездесущей религии здоровья, чтобы, вероятно, обмануть смерть, но также и разнообразным видам здорового образа жизни. Однако, чтобы ничего не сорвалось, верят еще на всякий случай и в реинкарнацию. Хотя мудрецы всех народов полностью сходились только в одном: в том, что бесконечная жизнь должна быть адом. Только представьте себе в реальности все это удовольствие с повторной жизнью: еще раз пройти грудной возраст с длительным вполне обоснованным плачем, пережить подростковые прыщи в период полового созревания и все прочие жизненные трудности, преодолев которые вы, наконец, все же стали более свободным. Того, кто серьезно желает себе повторного рождения, надо бы обследовать на предмет его душевного здоровья. Однако, увы, с психиатрической точки зрения это нецелесообразно. Лечение, надо полагать, и здесь полностью исключено. Так как все нормально!

Сегодня в эзотерических кругах царит атмосфера, подобная той, что была в абсурдных античных культовых мистериях. По сравнению с невероятным вздором, которому там верят, иной шизофреник в остром периоде – это кладезь самой чистой рациональности. В конце концов, это все значительно натужнее того, что шизофреник время от времени думает, будто бы соседка беспокоит его лазерными лучами. Но поклонники эзотерики госпожа Мюллер и господин Майер не жалуются. Они уверены, что видят все гораздо глубже и как-то более по-настоящему. Чем сложнее и менее понятно учение, тем более веруют госпожа Мюллер и господин Майер. Но, к сожалению, сложный вздор – это все-таки вздор. Так что эзотерики выносливо и с высокими затратами времени занимаются совершенно очаровательной, загадочной и многословной чепухой. Проще всего это было бы объяснить полным слабоумием. Но с психиатрической точки зрения никакого слабоумия здесь нет. Психиатрический интеллект фриков эзотерики уверенно находится в области нормы. Вся эзотерическая чушь – это не плод слабоумия, а скорее обычная глупость. Над ней, конечно же, нельзя смеяться. Поскольку эзотерика – это зона, где юмор полностью исключен.

Под нормами раньше понимали правила, проверенные столетиями. Им следовали, признавая их неоспоримость и надежность. Считалось, что на этом фундаменте общество сможет развиваться в верном направлении. Греческая трагедия живет безысходными конфликтами между нормами и произволом властителей. Образ Антигоны Софокла, которая поставила на карту собственную жизнь, чтобы достойно похоронить брата, воспевается до сих пор. Этикой называлась сумма действующих в обществе норм. Но уже греки, считая своим долгом похоронить своих умерших родителей, сталкивались, однако, с тем фактом, что в Азии имелись местности, где правила уважения требовали от детей съедать их мертвых родителей. То есть, различить, что нормально, а что хорошо, можно только тогда, когда знаешь моральные законы определенного общества. Не надо размышлять над представлением о морали. Дети, которые хоронили своих родителей в Греции, действовали не на основе теоретических соображений, – они просто знали, как принято делать. А описания странных обычаев, принятых в далекой Азии, можно было найти только в немногих документах ученых. Сегодня, однако, все по-другому. Открытия, колонизация и деколонизация мира привели к феномену глобализации. Мы, сегодняшние, уже не знаем, что мы точно должны делать в определенное время в определенном месте. Мы всегда можем представить себе людей всех времен и всего мира и их понятия о норме, которые сильно отличаются друг от друга. Что же считать тогда нормой? Определенно, наши знания о том, что понятие нормы весьма размыто, могут освободить нас от всех стесняющих рамок, которые даны нам для ориентации. Поскольку всегда есть места, где счастливо живут и без этих специальных норм, которые случайно сформировали нас.

Цена за такое освобождение – это глубокая неуверенность. Если все нормы равноценны, не лишены ли они тогда смысла? «Позволено то, что нравится» – девиз гетевского Торквато Тассо. Все же, возвращаясь в реальную жизнь, следует сказать, что такое освобождение не действует. Когда человек чувствует, что наказания не последует ни за какой поступок, он подвергается стрессу. Это тот же самый стресс, который делает половое созревание таким напряженным. Поскольку хочется решать все, действительно все, максимально лично и, естественно, совсем иначе, чем до этого решало человечество. Но на что необходимо ориентироваться, если все критерии существуют одновременно? Если все уже было однажды, является (или являлось) нормой где-нибудь и когда-нибудь, то что еще в принципе нормально?

Чтобы уйти от стресса, люди сконструировали себе новые виды искусственной среды, в которых снова господствует что-то вроде нормальности, разумеется, часто довольно глупой. Уже протестующие студенты 68-го года, повально одетые в джинсы, познали проблемы нонконформизма. И даже в знаменитой коммуне № 1, которая представлялась по-революционному нагишом, после выключения кинокамер господствовали, как мы сегодня знаем, негласные правила: женщины мыли посуду, а мужчины делали революцию.

Но и менее революционно настроенные люди также нуждаются в нормальности без проблем. Когда церковь недавно обдумывала, как лучше привлечь людей, она наняла нескольких умных социологов, и те установили, как и следовало ожидать, точно то, что всегда устанавливают социологи: а именно, что просто «людей» не существует. А есть очень разные так называемые синусоидальные группы, в которых сегодня реализуется неутолимая людская потребность в нормальности. Они характеризуются, прежде всего, различной эстетикой. Есть «традиционная» деревенская среда с оленем на коврике над диваном в гостиной; есть заезженная обстановка городской квартиры с суперсовременным искусством по всем углам; есть «постиндустриальный» экологически чистый жилой ландшафт, после которого, по прошествии столетий, археологи ничего не найдут, так как он полностью превратится в компост. Сюда же относятся однообразные и унылые группы людей, где нормальность считается нормой, или гедонистические группы, в которых получение удовольствия является гражданским долгом (что тоже не делает их привлекательнее). Есть даже церковные представители, которые собираются давать этим группам подходящие рекомендации. Но они не осознали настоящую функцию религии. Религия – это то, что может вырвать людей из их повседневности. Она могла бы, в принципе, успешно перетасовать всех этих слабоумно нормальных людей, тщательно защищенных от мыслящих по-другому. Это был бы успех. Напротив, обтекаемо приспособленная религия, которая так же слабоумно нормальна, как все эти слабоумно нормальные, становится излишней, как зоб. Иногда не знаешь, кого считать более сумасшедшим: тех, которые живут в таких мирах, или тех, которые считают эти миры настоящими, как будто бы они не просто интересные социологические феномены, а основательные природные явления. Вообще, в синусоидальных средах нет ничего сумасшедшего, там все точно на своем месте. Люди в таких синусоидальных средах чувствуют себя совершенно нормальными, глупо нормальными.

Синусоидальные группы, так же, как и их «руководства к жизни» – это симптомы кризиса общества. Социолог Ульрих Бек однажды установил, что в Германии литература рекомендательного характера приняла невероятные масштабы. И действительно, на все то, что ранее само собой разумелось, что слышали от матери, отца или видели в деревне, сегодня имеется бумажный советчик. Многие думают, что сами они не компетентны ни в чем. И поэтому имеются рекомендации для всего и каждого. Собственно абсолютно нормальные процессы становятся таинственными феноменами, для преодоления которых срочно необходимы выдающиеся эксперты. Миллионы лет младенца, гомо, более или менее, сапиенса, кормили, более или менее, грудью. С успехом, как видно по вам, дорогой читатель. Сегодня имеются пособия для женщин о том, как кормить грудью. Для мужчин никаких пособий нет – а ведь у отцов тоже есть проблемы, например, когда они качают ребенка, и у маленького проказника вдруг срабатывает сосательный рефлекс, который он, естественно, не может удовлетворить. Неизбежное последствие – громкий крик. Что должен мужчина делать с таким мучительным разочарованием? Мужчины оставались до сих пор с этой проблемой в полном одиночестве. Это нужно срочно исправить и издать отдельное руководство! Можно еще выпустить пособие по ковырянию в носу – чтобы случайно не попасть в артерию. Руководства относятся к главным нормализаторам, сообщающим смущенному обществу, по крайней мере, по мелочам, что делать. Но и таким путем люди не становятся действительно нормальными, а самое большее – глупо нормальными.

Скрепы, удерживающие слабоумно нормальных в синусоидальной группе, это, прежде всего, презрение. Презрение к другим. Кто к какой среде принадлежит, определяют, пожалуй, эффективнее всего по отвращению, которое он испытывает в чужой среде. Себя самого он считает во всем своем обывательском качестве, естественно, образцом нормальности. Терапевт по партнерским отношениям Юрг Вилли сделал наблюдение, что пары укрепляются не столько общими предпочтениями, сколько общими антипатиями. Вряд ли что-то еще так укрепляет партнерство, как возможность по дороге домой позлословить по поводу других гостей.

«Платье фрау Шмиц было просто невозможно!»

«Пожалуй, можно сказать и так…»

Согласитесь, дорогой читатель, ни с вами, ни со мной ведь никогда не происходило ничего подобного…

Как надежнее заполучить наибольшее количество денег? Конечно, рассчитывая на человеческие слабости. Поскольку они присутствуют всегда, как «аминь» в церкви. Быть как все – это такая неискоренимая слабость, и поэтому она мать всех современных маркетинговых стратегий. Не может же быть ошибочным то, что делают все. На всякий случай приму в этом участие! Непременно принять участие, безразлично в чем. Все другое достойно презрения. Волшебное слово – мода. Если все одеваются в клетку, хочется также одеваться в клетку. Поскольку все так делают, а то, что делают все, уж точно нормально. На самом деле это выглядит лишь слабоумно нормальным и, конечно, не имеет ничего общего с настоящей красотой, – эта мысль легко подтверждается тем, что через 10 лет все находят то, что они носили тогда, просто ужасным.

Предположение, что шмотки, которые выдаются сегодня за лучшие, и через 10 лет останутся таковыми, ошибочно. Так как тонко управляемое изменение господствующего «нормального» вкуса – это экономический гвоздь системы. Когда всех людей каждый год с боевым кличем «Это сегодня модно!» заставляют наряжаться в новые, абсолютно обычные шмотки, возникают наилучшие экономические перспективы. Если прибавить слово «мода» к любой глупости, она автоматически становится нормальной. Так тирания моды позволяет всем каждый год снова выглядеть глупо нормальными, и вследствие этого она – экономическая опора текстильной промышленности. Денежки ведь капают. Потерпевшие – это постоянно переодевающиеся попутчики нового времени, потребители моды, которые участвуют в любой нелепости. Не в последнюю очередь страдает хороший вкус. И это цена за жгучее желание быть безукоризненно модными вместе со всеми остальными нормальными. Это не болезнь. Наоборот. Наконец-то выглядишь достаточно нормальным, в крайнем случае, глупо нормальным.

«Он невозможен» – выражение, которое во времена моего детства употреблялось по отношению к людям, которые случайно или намеренно не обращали внимания на какой-либо канон. Но эти люди, философски рассуждая, были не только возможны, а по достоверным источникам существовали в действительности. Но «нормальные» отрицали не только существование этих отклонившихся от нормы людей, но даже и возможность их существования. «Этот человек невозможен!» – было в принципе уничтожающим комментарием глупо нормальных, которые себя считали центром мироздания. На молодежном жаргоне теперь говорят «классно» или «не классно». И еще «неловко» – это такое чувство вне времени, которое может подстерегать тебя или других, если ты оказываешься неожиданно в мире, который тебе не подходит или, по крайней мере, которому не подходит твой собственный наряд. Подростки периода полового созревания, которые не выбрали для себя какую-либо из «нормальных» сред, на всякий случай сначала находят все неловким. Прежде всего, собственных родителей.

«У нас, собственно, нет психических проблем, господин врач. Наша проблема была бы решена, если бы мой муж, наконец, понял, что я права!». Так одна жена убежденным тоном открыла первый сеанс парной терапии. Закаленный в борьбе супруг возразил, сердясь: «Правильно, у нас нет психических проблем. Наша проблема была бы решена, если бы моя жена делала то, что я говорю, как это было раньше». При таком стечении обстоятельств у терапевта плохие карты. Поскольку ему надо вежливо отвергнуть коалиционные предложения обеих сторон. Вмешиваться в такую Тридцатилетнюю войну с собственными воинскими частями, было бы максимально неосторожно. В лучшем случае обе воюющие стороны объединятся тогда против терапевта и, таким образом, хотя бы стабилизируют брак. В таких случаях можно попытаться в терапевтических целях говорить о тех фазах брака, в которых еще не господствовала война, и осторожно обсудить вопрос, как можно было бы восстановить такие успешные фазы. Иногда, однако, в воинственных браках нет интереса к скучному миру. Тогда решение может состоять в том, чтобы вести войну менее изнуряющими средствами. Успех, конечно, наступает только тогда, когда партнерам удается не рассматривать собственную точку зрения как единственно правильную. Но это-то как раз трудно для нормальных, так как в противоположность явным шизофреникам, считающих себя единственно нормальными только в острой фазе болезни, у некоторых так называемых нормальных подобное состояние остается в более или менее выраженной степени в течение всей жизни. Попытка хоть раз поставить для пробы под сомнение самого себя, могла бы быть полезной таким нормальным, как, впрочем, и нам всем, реагирующим порой немножко безумно или глупо нормально. Юмор был бы для этого надежным подспорьем. К сожалению, настоящий юмор редко встречается в обычной жизни.

Настоящий юмор может освобождать от пустого мира глупо нормальных. Юмор позволяет посмотреть со стороны на себя, на собственное упрямство, на собственную затхлую среду. Можно научиться определенной форме приветливого общения с людьми, но никогда нельзя позволять форме овладеть собой. При желании и настроении, с юмором можно просто быть великолепно ненормальным. Но именно юмор они, слабоумно нормальные, ненавидят, как чуму.

В конце главы о совершено обычном безумии, безумно нормальных, совершенно обычной глупости и слабоумно нормальных всем становится ясно, что перечисленные нормальные представляют на самом деле настоящую проблему нашего общества. Этим заполнены передачи последних известий и бульварные газеты, и едва ли можно ожидать улучшения ситуации. Так как для этого просто нет процедурных возможностей. Можно проголосовать за отстранение безумно нормальных политиков не раньше, чем через 4 года. Но в некоторых странах безумно нормальные озабочены ликвидацией выборов, чтобы даже такие решения были невозможны. И они навязывают себя нервной общественности из года в год оптически и акустически посредством СМИ. И так как, с другой стороны, представителей совершенно обычной глупости не избирают и не отстраняют, то, к сожалению, нет никаких средств против дитеров боленов нашего общества. Положение кажется безнадежным. Все эти безумно и слабоумно нормальные определяют нашу жизнь и делают ее адом. Тоскуешь по экстраординарному, а встречаешь как всегда только обычное.