Глава семнадцатая. Общее горе
Выстрел эхом разлетелся по ближайшим домам, отразился от бетонных стен новостроек и ударился в стены старой крепости. Внутри что-то затрещало и заворочалось, но тут же затихло. Будто старый замок над рекой возмутился нарушившим его покой звуком. Выстрел отзвучал и ушел в прошлое.
Виктор смотрел на окровавленное плечо дозорного и кинулся к нему. Все произошло как в замедленной съемке: вот они открывают машину, звучит выстрел, а вот Вячеслав заваливается на правую сторону, оставляя в воздухе кровавые брызги. Старые армейские привычки возобладали над старым телом. Бросившись к товарищу, он накрыл его своим телом, начав оттаскивать за машину. Неизвестно где стрелявший, но судя по траектории выстрела, он был где-то в доме, в районе второго-третьего этажа. И стрелял он прекрасно – прямое попадание в предплечье руки, которой дозорный хотел открыть водительскую дверь. Мысли метались в голове, Виктор лихорадочно обдумывал что делать, доставая аптечку из вещмешка. Бежать из-под огня? С раненым не успеет, сам погибнет и товарища потеряет. Впереди открытая площадка, деревья далеко, а внутри может быть не один стрелок. Отвлечь? Тоже бесполезно – если противник заберется выше на пару этажей, зона поражения станет больше в разы, и ему и Симонову кранты. Оставалось два варианта: геройский бросок внутрь, в надежде застрелить нападавших в одиночку, или начать переговоры. Времени не было – Симонов ранен, а времени на перегруппировку у противника идет. Он закричал.
– Не стреляйте! Мы мирные люди и не хотим никого трогать! Мы думали, что машина брошена, но если она ваша, то позвольте нам просто уйти! – он кричал громко, надеясь и обозначить себя, чтобы стрелок видел, что ему доверяют, и докричаться, если он уже далеко. Одновременно, Виктор срезал ножом рукав на костюме Смутьянова – резать ткань через резину химзащиты было неудобно, нож скользил в крови. Достав бинты и обезболивающее с противошоковым, Виктор рванул ткань и начал лить на рану чистую воду из бутылки. Симонов судорожно застонал и откинулся головой к машине.
– Брось меня, черт! Руки не чувствую, кранты мне – закрыв глаза, дозорный часто дышал.
– Ничего, ничего, дай посмотреть – Виктор немного очистил рану и осмотрел её – Повезло тебе, дозорный. Оцарапало только – держи, бинтуйся сам, можешь чуть выше раны обезболивающее вколоть, если шибко больно. Либо стрелок у нас милосердный, убивать не хочет, либо промахнулся. Второе – хуже. Бежать сможешь?
– Наверное, в глазах мутит – Вячеслав осмотрел руку и начал обматывать бинтом.
– План такой: если договориться не получится, я пойду внутрь. Надеюсь, он там будет один, попробую достать. Ты, по моему сигналу, побежишь вокруг дома, направо, там закоулок есть, проберешься мимо него и побежишь к лесу. Припасы брось, найдешь ещё. Я, сели жив буду, догоню, держись северо-запада – шкипер вытер пот и достал пистолет с обоймой.
– Понял – кивнул дозорный и осмотрел направление, в которое нужно было бежать.
– Эй! Добрый человек, не стреляй! – снова закричал Смутьянов – Мы зла не хотим, друга моего не сильно ранило, дай нам уйти только!
В ответ была тишина. Либо стрелок обдумывает его предложение, либо перегруппировался и ждет момента для открытия огня. Две цели – одна раненая, другая здоровая. Но сделать два верных выстрела и не упустить их – задача не из простых.
– Я Вам не верю! – донесся до Смутьянова тонкий крик, похожий на женский – Отойдите от машины, пожалуйста!
– Как же я отойду, если ты стреляешь? – крикнул в ответ удивленный шкипер – Баба?
– Кажись – дозорный кивнул головой.
– Товарищ! Я-то отойду, мне машина не нужна твоя, только гарантия какая, что ты меня не застрелишь? – шкипер тянул время, пытаясь выглядеть какое-либо движение со стороны откуда кричали.
– Я не хотела, простите! Отойдите от машины! – женщина явно паниковала и не хотела конфликта. Или умело претворялась. Шкипер заметил краем глаза легкое движение в окне второго этажа и махнул рукой дозорному.
Через мгновение Симонов уже был за поворотом здания, а шкипер, задержав дыхание резко выпрямился и высадил всю обойму в окно второго этажа. Щепки выбились из оконной рамы, послышался звон разбитого стекла, но выше всего этого был женский сдавленный крик. Не теряя ни секунды, Виктор метнулся по ступеням, поменял обойму на новую и взлетел на второй этаж. Затхлость и грязные стены встретили шкипера в здании бывшего общежития, бесконечные по длине общие коридоры и множество комнат. «Третья». Сердце моряка билось все сильней, кровь пульсировала в висках – он уже близко. Встав у дверного косяка, Виктор услышал женский плач. «Либо ранил, либо испугалась». Сложный выбор: стрелять вслепую, через дверь, наверняка убив стрелка, либо выбить дверь и обезоружить, подставив себя под дуло оружия. Он или она. Но стрелять-то первый начал не он, никто не хотел зла. Сердце старого моряка смягчилось и он твердым, полным угрозы голосом крикнул:
– Военно-морской флот СССР, немедленно сдайте оружие и сдавайтесь! В противном случае открываем огонь на поражение!
Резким рывком шкипер распахнул хлипкую дверь комнатки общежития.
– Оружие на пол! Разрядить, выкинуть в коридор! – рявкнул он, готовясь к бою.
Металлическим лязгом раздался по коридору звук катящегося барабана. Следом за ней по полу покатился старый револьвер системы «Наган». Виктор минуту поколебался – вдруг и другое оружие есть? – но точно целясь, вошел в комнатку. Посреди убогой мебели и покрашенных зеленой краской стен, стояла молодая женщина и плакала, спрятав лицо в ладони. Шкипер наставил на неё оружие, хотя внутри него все уже смягчилось.
– Руки вверх! Ты здесь одна? – грозно спросил он у плачущей женщины.
– Одна, только не стреляйте ради Бога! Я не хотела! – она села прямо на пол и закрыла голову руками. Сзади раздался шорох. «Не успеваю». Шкипер развернулся, готовый стрелять, но увидел лишь вытянутое лицо дозорного, поднимавшего револьвер.
– Вот ты черт! Напугал, Симонов! – опуская оружие, расслабленно сказал шкипер – Я уж думал всё, застрелит меня подельник её.
– Это она что-ли? – дозорный махнул целой рукой на женщину, которая не прекращала сотрясаться в рыданиях.
– Она самая. Ты чего, дура такая. в людей стреляешь? Мир погиб! Людей не осталось почти, а ты и последних погубить готова! – накричал на неё шкипер – Вот зачем ты стрелять в нас начала? А если бы не поранила, а убила?
– Я не хотела… Чего Вам надо? Еды нет, воды тоже! Бензина нет! Я водить не умею… – женщина все плакала.
– Тем более, чего палила? И где ты револьвер нашла? Вот дает Господь дуракам оружие, а потом они палить во всех начинают – развел руками шкипер, поставил пистолет на предохранитель и убрал в сумку – И что нам делать с тобой, горе луковое?
– Забирайте что хотите – машину, комнату, пистолет, только не насилуйте…
– Ну это ты загнула, дочка – рассмеялся шкипер – Посмотри на нас, какие мы насильники? Такие же бедолаги как и ты. Выжившие. Два старика, у самих ничего нет, еле бредем, а ты тут ещё и стрелять вздумала. Слава, цел?
– Более-менее, по касательной прошло, чуток поцарапало – Симонов держался за перебинтованное плечо – Что делать-то будем?
– Кормить будем, вот что – вздохнул шкипер и поставил на стол вещмешок, доставая оставшиеся припасы.
Через полчаса женщина в свитере, ситцевой юбке и валенках сидела на кровати у стены и медленно пережевывала консервную тушенку. Светлые волосы скрывал павло-пасадский платок, исхудалое лицо испачкано, фиолетовые круги вокруг голубых глаз – вот и весь портрет найденной моряками выжившей. Её звали Наталья, она была женой офицера-пограничника, служившего тут, у Нарвы. Когда все началось, она оказалась одна в подвале общежития – супруг прибежал домой, схватил её за руку, привел в бомбоубежище и куда-то ушел. Через пять минут она увидела отблеск вспышки. Неделю боялась выходить – припасов с собой не было, потому пришлось голодать, пила водопроводную воду, капающую с труб. Всю неделю сверху слышались дикие крики умирающих, а потом все резко стихло. Вконец ослабев Наталья вышла из подвала и переместилась в свою комнату общежития. Искать выживших и мужа пыталась, но тщетно, питалась тем, что находила у соседей. Припасы кончились два дня назад, и, как сказала сама Наталья, у неё начало мутиться в голове. Напал беспричинный страх, начались галлюцинации – иногда казалось, что какие-то белые, как моль, люди приходили к общежитию и смотрели на неё через окно, а потом исчезали.
– Белые как моль? – нахмурился Смутьянов, обрабатывая рану дозорного.
– Да, седовласые такие, с выцветшей одеждой, белесые такие… Да что же это я! Давайте я обработаю раной, я-то по профессии медсестра, а тут у Вас заражение может быть… – женщина вскочила и взяла у шкипера йод и перекись.
– Медик, значит? – Виктор взял тряпку и вытер руки.
– Да, я тоже с мужем служила, в одной части здесь, только вот с больничного выходить собиралась – аккуратно обрабатывая рану, Наталья с сожалением смотрела на дозорного – Ради Христа, простите меня. Я соображала плохо, да ещё вижу какие-то люди Колину новую машину трогают, вот я и схватилась за пистолет. Вы извините, ведь и правда убить могла, да и Вы меня…
– Да, глупостей мы чуть не наделали, Наталья – шкипер нахмурился, сидя за столом – Только откуда у тебя пистолет ты скажи?
– Наган наградной, отцу после войны подарили – она ни на секунду не отрывалась от раны дозорного, начав бинтовать руку – Отец умер пять лет назад, после мамы, а награды и пистолет мне отдали. Не знаю, зачем он патроны держал всегда рядом, но Коле на службе разрешили иметь дома заряженное оружие. Никто же не знал…
– Да, мы тоже не знали. Без дрожи не вспомнить… – шкипер и дозорный обменялись печальными взглядами – Но мы живы и это главное. Наталья, дело есть.
Закончив работать с рукой дозорного, Наталья достала из шкафа куртку от спортивного костюма и помогла надеть её, аккуратно просунув больную руку Вячеслава в широкий рукав. Она села за стол и приготовилась слушать шкипера.
– Мы моряки, с Калининграда идем уже давно, то морем, то сушей. Повидали не мало, но одно точно ясно: война то была. Может быть, последняя, что люди затеяли – ядерными ударами били по городам, частям военным, а по мирным городам другой всякой дрянью. Химическое или биологическое какое оружие – это уже не известно, но с Балтийска до сюда живых не встретили.
– Совсем никого? – в ужасе Наталья закрыла рот руками.
– Кроме одних – моряки наши, подлодка. Они-то нам дорогу и указали: шли они вдоль берега к Кроштадту, нас тоже туда направили. Выжившие есть, даже целым городом! Сигнал они приняли, мол, что на острове живут люди, всё хорошо. Вот туда мы и направлялись. Машину пришлось за мостом оставить – не проехать сюда никак. Вот утром сегодня Вячеслав твоего супруга машину нашел, а после мы за бензином с ним сходили.
– Наверное на колонку для большегрузов? Это за таможней, я знаю – кивнула женщина.
– Только вот на тебя нарвались, вот дело какое. И хозяин у машины есть, а водитель нынче раненый у нас. Слава, вести сможешь? – шкипер кивнул Симонову.
– Смогу, коли не шибко, да дорога исправна – пожал плечами моряк.
– Тогда дело такое, Наталья: мы у тебя транспорт просим.
– Да ради Бога, я все равно не водитель… – развела руками женщина.
– Только с одним условием! – строго сказал моряк, подняв палец.
– Это каким? – нахмурилась Наталья.
– Ты едешь с нами. Медики везде нужны.
