Однако на самом деле все не так смешно, как кажется: политические последствия пропаганды религии здоровья весьма существенны. Если бы именно здоровье было наивысшей ценностью, то все население земного шара нужно было бы постоянно диагностировать и лечить. Это был бы ад для всех – не только потому, что мы не вылезали бы из труб магнитно-резонансной и компьютерной томографии, но и потому, что это привело бы к немедленному финансовому краху системы здравоохранения. Это абсолютно ясно каждому, кто в курсе проблем. Тем не менее никакой политик, который хочет еще раз быть избранным, никогда не заявит, что в будущем неизбежно придется принимать ограничения в области здравоохранения. Можно говорить лишь о том, что эффективность и качество системы должны улучшаться, что не может быть медицины двух сортов, что должна господствовать солидарность и что, само собой разумеется, «каждый гражданин должен получить все медицински необходимое». Это абсолютно политкорректно. Но как только вы, как политик, скажете, что есть не только медицински необходимое, но и медицински необязательное – вас больше не изберут.

Рост издержек в здравоохранении, по моему мнению, напрямую связан со все большей популяризацией религии здоровья. Абсолютно абсурдное религиозное восприятие понятия «здоровье» ведет к тому, что любой призыв сократить расходы в области медицины расценивается как богохульство. Расходы всех больничных касс в 2006 году превзошли расходы федерального бюджета. А если добавить к этому суммы, которые люди тратят на велнес, фитнес и покупки диетических продуктов, можно будет смело утверждать: «Мы – единая экономика здоровья!» Мы работаем только для того, чтобы купить себе машину, на которой поедем к врачу и в фитнес-студию. Все ориентировано на здоровье.

Гигантский танкер здравоохранения плывет по течению сам по себе – бросив взгляд на капитанский мостик, убеждаешься, что он пуст. Никто не управляет этой махиной. В каюте играют в детские карты и арестовывают «привычных подозреваемых»: виновата фармацевтическая промышленность, врачи, аптекари, больницы, больничные кассы и политики. Но с моей точки зрения политики как раз не виноваты. В конце концов, каждое демократическое общество имеет тех политиков, которых оно заслуживает. И до тех пор, пока мы во всех поздравительных речах от Фленсбурга до Пассау восхваляем здоровье как наивысшую ценность, нечего удивляться, что настоящей политики в области здравоохранения теперь фактически нет. Политика – это искусство взвешивания. Но наивысшую ценность вообще нельзя взвешивать. На нее нужно постоянно работать.

Но о чем же тогда еще должны говорить политики, имеющие отношение к здравоохранению, если не о здоровье? Они должны находить запасные темы. Классическая запасная тема – это зубные протезы. У зубного протеза есть то большое преимущество, что он абсолютно ничего общего не имеет со здоровьем. Зубной протез – это вроде парика для рта, то есть эстетический и вследствие этого всерьез принимаемый социальный вопрос. Если кто-то не может позволить себе зубной протез, то он – социально дискриминирован, и об этом нужно говорить. Только со здоровьем это абсолютно ничего общего не имеет. Все функции зубного протеза, имеющие к нему отношение, может без проблем заменить хорошая мясорубка. Поскольку о здравоохранении здесь в действительности речи не идет, можно в виде исключения вести политические споры на эту тему: «Если кто-то хочет иметь золото и платину в зубах, пусть оплачивает это сам!» Так на зубном протезе можно отрабатывать всю палитру классических политических тем – здесь как раз без проблем можно все взвесить.

Когда на австрийском телевидении политики вновь зацепились за зубной протез, я вмешался: «Я бы охотнее поговорил об инсулиновых насосах». Уже есть инсулиновые насосы для определенных форм диабета, в компьютер которых можно завести расписание и которые выдают ровно столько инсулина, сколько требуется. В том числе имеются очень сложные и очень эффективные современные модели, но и очень дорогие. Вообще, с медицинской точки зрения абсолютно ясно, что диабетик, который его получит, проживет статистически дольше, чем диабетик, у которого нет такого насоса, так как с диабетом сопряжены многие факторы риска. Если бы назавтра тем диабетикам, которым это необходимо – и это ни в коем случае не все диабетики, – был бы предоставлен в распоряжение такой насос, это повлекло бы за собой немедленный финансовый крах здравоохранения. То же самое можно сказать и о других медицинских мероприятиях, например об определенных кардиостимуляторах (как меня уверяют кардиологи). На этом месте я произнес следующее предложение, которое было абсолютно неполиткорректно (как политика меня бы больше не выбрали): «Богатые люди будут всегда доживать до более почтенного возраста, чем бедные, и это, хотя, слава Богу, еще в небольшой степени, уже сегодня так и останется таким же в будущем».

Реакция была очень интересной. Политики продолжали дальше отчаянно обсуждать зубные протезы, но после теледебатов они в отдельности подходили ко мне и говорили: «Вы, естественно, правы, господин Лютц». Однако сказать это публично значило бы нарушить табу. Религиозная накачка понятия здоровья привела к концу политику в области здравоохранения. О реальном положении дел нельзя больше заводить речь, теперь отделываются лишь пустыми формулировками. Можно спокойно повторить как-нибудь теледебаты о политике в области здравоохранения, прошедшие 4 года назад – естественно, с персонами, которые еще не сошли с политической арены (как однажды по недоразумению повторно передали новогоднюю речь Гельмута Коля), – и никто не заметит. Я убежден в том, что мы срочно нуждаемся в общественных дебатах о религиозной накачке понятия здоровья. И такое трезвое обсуждение ситуации должно привести всех к простому выводу: здоровье – это большая ценность, но ни в коем случае не наивысшая.

Многолетний фактический застой политики здравоохранения привел к тяжелым последствиям в области медицины. Финансовое давление стало расти – и это естественно, так как возведенное в культ здоровье стало в высшей степени доходным экономическим полем с постоянно дорожающими инновациями. Все это коснулось прежде всего врачей. Здесь ни в коем случае не должна начаться жалоба на общее обеднение врачей. Все еще есть специалисты, зарабатывающие вполне прилично, и предприимчивые белые вороны, получающие за свою работу несусветные деньги.

Но основная масса врачей должна была в последние годы считаться с постоянно растущими ограничениями. Здесь сохранялся принцип слабого сопротивления. У врачей нет боевой профсоюзной традиции. Они все еще говорят по старинке о «гонораре», что, должно быть, как-то связано с честью. Они ведь и стали врачами исключительно из гуманистических соображений, чтобы помогать человеку, поэтому такие понятия, как забастовка, рабочая борьба и т. п., звучат неуместно. Итак, бюрократические и финансовые гайки закручивались до тех пор, пока в конце концов не сорвали резьбу. Можно было видеть добросердечных врачей, которые всегда самоотверженно помогают своим пациентам, переживающими, прямо-таки рычащими от ярости. Они просто больше не были готовы платить за то, что в области здравоохранения с давних пор не проводится настоящая политика.

Очевидно, это уже переходит все границы. И теперь политики должны предлагать совершенно новые идеи. Задуманные, собственно очень умно, способы составления бюджета потерпели неудачу. Кто предписывает дорогие исследования? Врачи. Кто предписывает дорогие терапии? Также врачи. Как можно эффективно удерживать в узде расходы на здравоохранение? Выделять каждому врачу определенную сумму денег. Тогда нетрудно ограничить издержки. Это было умно задумано, но оказалось недостаточно умным. Я могу вспомнить еще о пресс-конференции, во время которой журналист обратился к министру. Журналист позвонил как раз хорошему другу. Домашний врач сообщил другу, что тому необходимо определенное медицинское обследование, однако он не сможет его провести, так как его бюджет исчерпан. Я точно помню, как министр покраснел и сказал, что это прямо-таки классический пример неудачного понимания составления бюджета. Само собой разумеется, каждый гражданин ФРГ должен получать все необходимые (!) медицинские обследования. Он просил журналиста сообщить ему номер телефона этого домашнего врача. В целом домашний врач должен справляться со своим бюджетом… как-то… это не проблема… нужно только хорошо организовать это…

Нечто в этом роде, в принципе, является чистым цинизмом и ведет к коррупции на государственном уровне. Если коррупция – это предоставление экономических преимуществ аморальным поступкам, тогда здесь врачу косвенно рекомендуется в конце квартала не проводить необходимых медицинских исследований (скрывая от пациента необходимость таких процедур), чтобы не потерпеть экономические убытки. Выходит, что такое аморальное поведение одобряется государством заключенными соглашениями. Я знаю молодых коллег, которые из-за такой аморальной необходимости отказались от своей профессии. Те, кто в курсе этой ситуации, поймут неудержимую ярость, наблюдавшуюся в длящихся неделями протестах врачей.

Сегодня роль врача находится в драматическом кризисе. Он должен создавать нечто вроде «наивысших ценностей». Но он знает, что не может. И если даже он откровенно признается в этом, никто не поверит ему. Люди хотят видеть врачей как дарителей здоровья. И если их ожидания не оправдываются, они часто становятся неудержимо агрессивными. Об этом отчетливо говорят процессы против ошибок специалистов в Соединенных Штатах Америки.

В плюралистическом обществе мы нуждаемся в системе здравоохранения, которая обеспечивала бы наибольшую свободу выбора. Если кто-то личное здоровье считает наивысшей ценностью – что не следует оспаривать, – то он должен отказаться от дорогого отпуска, великолепной машины и прочего для настолько надежной страховки, чтобы оплатить в высшей степени сложную операцию на сердце еще и в 95 лет. Если же он, например, как христианин верит также в кое-что еще в этой жизни, то он, возможно, не будет страховаться, а пожертвует сэкономленные деньги бедным в Африке. Если отдельные граждане принимают такое решение, этически это беспроблемно. Но если государство или какие-то комитеты решают все за нас, тогда издержки будут расти дальше, так как никто не признает ограничений.

Религия здоровья, как и любая другая, ежедневно влияет на жизнь человека. Есть люди, которые с утра до ночи живут очень осторожно, чтобы умереть здоровым. Но тот, кто умер здоровым, все равно мертв! Утро начинается с мюсли и аэробики перед телевизором. Дальше – тридцатикилометровая поездка на велосипеде к магазину с биологически чистыми продуктами, необходимыми для приготовления биологически чистого обеда. После обеда, само собой разумеется, следует здоровый сон. Во второй половине дня бег в лесу: укрепляй себя спортом! Когда я сказал хорошему другу, что он благодаря всем его спортивным стараниям точно доживет до старости, он сначала почувствовал себя очень польщенным. Когда же я добавил, что, боюсь, он станет таким же старым, каким он сегодня бегает с висящим языком по лесу, он чуть меня не задушил, хотя и по-дружески.

Впрочем, слоган «Fit for Fun», по крайней мере, честен, так как он не утверждает, что фитнес доставляет удовольствие, – он обозначает только то, что фитнес поможет поддерживать себя в форме, что, в свою очередь, должно доставить удовольствие. Но у большинства людей, которые после всего этого утомительного самоистязания приходят вечером домой в абсолютно изнеможенном состоянии, уже просто нет ни сил, ни времени для удовольствий. Отдельная песня – это городской марафон. Такое мероприятие проводится в каждом уважающем себя немецком городе. В эти дни местное население делится на две группы: одни срочноубегают из города, будто ожидается падение атомной бомбы, другие держатся все вместе, включая бургомистра, если последний хочет быть выбранным еще раз. И вот ты вынужден смотреть на этих потеющих типов в абсурдной одежде, бегущих стадом по кругу в маленьких городках по безобразным улицам! На Кёльнском марафоне можно увидеть директоров банков в штанишках и обычно очень серьезных ведущих служащих в футболках! Картинка!

Я часто себе представляю, что на Землю прилетели марсиане и мне нужно объяснить им суть Кёльнского марафона. То, что люди, жалко потея в абсурдной одежде, бессмысленно бегут по кругу, это и есть апогей творения хомо сапиенс. Я попал бы в тяжелое положение… Шимпанзе в Кёльнском зоопарке тоже иногда бегают по периметру вольера, но они хоть едят бананы, что гораздо благоразумнее. В конце марафона обычно откуда-то вылезают журналисты (настоящие садисты!), которые подбегают на финише к выжившим и, держа в руках микрофоны, задают вопрос: «Скажите совершенно откровенно, доставило ли это вам удовольствие?» И вот какой-нибудь изможденный тип, явно ожидающий сейчас не только собственной кончины, но и конца света, с выражением лица, достойным сожаления, выпаливает вместе с последним оставшимся в легких воздухом фразу: «Да, это было невероятным удовольствием!» Я считаю подобное нарушением прав человека. Ведь видно, что люди страдают, так не надо же еще и спрашивать!

Впрочем, сравните это со средневековыми городскими бегами, например с Сиенским Палио, которое проводится и в наши дни. Там различные городские кварталы (контрады) бегут друг против друга. Но они, конечно, не делают это сами, они используют лошадь, что значительно разумнее. На неоседланной лошади сидит всадник, который абсолютно второстепенен и в большинстве случаев падает, что не очень полезно для его здоровья. Но результат зависит от лошади. За недели и месяцы до этого события в городских кварталах Сиены обустраиваются специальные места, где столы ломятся от превосходной тосканской еды и потоками течет кьянти. Люди обсуждают событие, завязываются, само собой разумеется, интриги, что тоже входит в программу. Настроение растет, атмосфера кипит. И, наконец, наступает большой день Палио. Люди из всех стран устремляются в Сиену, чтобы посмотреть на эту великолепную игру. Население Сиены собирается в средневековых костюмах на центральной площади дель Кампо. В течение пяти часов торжественным маршем проходят представители контрад с барабанщиками и знаменами. Великолепный спектакль. А потом начинается гонка, которая длится ровно 90 секунд!

Когда я однажды был в Сиене на Палио, рядом со мной стоял классический усердный и трудолюбивый немец, который фотографировал все без исключения. Он был занят тем, что менял фотопленку. Когда мой сосед снова поднял глаза, на его лице застыл невысказанный вопрос: «Где они все?» Мне пришлось сообщить ему, что все закончилось, – и это его по-настоящему ошеломило. Я никогда не видел такого потрясенного человека. Он действительно думал – типично по-немецки, – что гонка является ядром событий. Но суть Палио, конечно, вовсе не в ней, а в том, что происходит до и после: банкетах, общении, поглощении вкусной еды и вина. Это невозможно было объяснить моему опечаленному немецкому соседу, и я посоветовал ему слетать лучше на марафон Нью-Йорка – за пять часов можно успеть перезарядить пленку!

Что, однако, последователь религии здоровья делает вечером? По лесам-то бегать нельзя. Ничего не видно. С тех пор как у нас появилось частное телевидение, и эта проблема решилась. Можно каждый вечер смотреть какую-нибудь псевдомедицинскую передачу, которая открывает глаза людям, чувствовавшим себя десятилетиями по ошибке здоровыми, на то, что на самом деле они ужасно больны. Пятьдесят лет они нормально жили, и вот в один прекрасный день узнают из такой программы, что все их существование было ошибкой! Уже на следующее утро они несутся к врачу с просьбой проверить их на все возможные недуги. А что происходит, если постоянно подвергаться обследованиям, мы знаем.

Туда же приплели и сексуальность. Каждую весну бульварные газеты изобилуют заголовками типа «секс – это здоровье». В одном из номеров журнала «Psihologie heute» после анонса подобной статьи следовала приписка: «У нас уже в феврале!». Но какие отсюда вытекают последствия? Половой акт, «petite mort», маленькая смерть во французской эротической литературе, ведет к стабилизации кровяного давления? Это был бы окончательный конец эротики. Создатели журнала «Deutsche Ärzteblatt» пошли еще дальше: на страницах этого издания появился заголовок, гласящий, что «Бракосочетание содействует здоровью»! Тот, кто сочетается браком по этой причине, должен, пожалуй, сразу пригласить юриста по бракоразводным процессам.

И если бы был еще культ красоты: красота, физическая форма и здоровье – это атрибуты, которые в целом можно считать идентичными. Но красота больше не имеет ничего общего с грацией, остроумием или обольстительным голосом. Она скорее приравнивается к молодо выглядящей, натянутой, немного загорелой коже. И уже есть определенные журналы и телекомпании, в которых только это и считается «красивым». Те, кто моложе этих стереотипных «красавиц», исключаются, те, кто старше, видимо, подверглись эвтаназии… На лекциях по дерматологии нас учили: до 18-го года жизни кожа безобразна (прыщи и т. д.), с 23-го года жизни начинается старение кожи. Между 18 и 23 обычно наступает любовная тоска, и остальное мало волнует. По сути, тот образ, который сейчас навязывается, принуждает людей к несчастному бытию, дорогому и нервному. Как будто вся жизнь заключается в симулировании эталонного состояния кожи: «Ваша жена выглядит так же, как и 20 лет назад!», «Да, но теперь она будет выглядеть так еще дольше!» Индустрия косметики делает кассу – теперь и на мужчинах. Семидесятилетний вечный жиголо общается «на ты» со своим косметическим хирургом и выглядит неуместно на похоронах ровесников, так как у могилы он не может убрать с лица прооперированную улыбку. Здесь, к сожалению, ничего не поделаешь…