Глава 17
– Вы к кому? Ребёночка в кружок записать? – обратилась к Тане вахтёрша, как только она вошла в здание.
– Нет. У меня дело, но я не знаю, к кому обратиться.
– Можете у меня спросить. Я тут всех знаю, – сказала вахтёрша и отставила в сторону кружку с чаем.
– Я ищу женщину, которая здесь лет пятнадцать назад вела кружок для трудных девочек-подростков.
– А ты кто же такая будешь?
– Я журналистка из Москвы.
– Прямо из столицы? – подняла брови вахтёрша. – Что же у вас за дело такое, если из Москвы прислали? Путь-то неблизкий.
– Дело срочное. И важное. Так вы можете мне помочь?
Вахтёрша встала и открыла дверь своей каморки. – Заходи! Я помню одну историю! Чай? Кофе?
Татьяна вошла в тесную комнатку.
– Если не трудно, то чай.
Вахтёрша воткнула вилку электрического чайника в розетку и поставила перед Татьяной чашку.
– Угощайся, – по-свойски сказала она. – Вот печенье, конфетки вкусные.
– Спасибо, – улыбнулась Татьяна. Вахтёрша ей понравилась. Симпатичная тётка.
Вахтёрша тяжело опустилась на стул.
– Ты думаешь – тётке много лет, а она на вахте сидит? Я не охранник, я консультант. Охранник у нас есть, бугай здоровенный. А мне место выделили – уважают. А знаешь почему? Рука не поднялась меня уволить. Я сорок лет здесь работаю. Всё про всех знаю. Памятью бог не обидел. Тебя как зовут?
– Татьяна. Таня.
– А меня Зинаида Гавриловна. Сейчас, Танечка, чайничек вскипит, чайку горяченького попьём. – А кавалер твой не зайдёт к нам?
– Какой кавалер? – не поняла Таня.
– Так у меня тут камера наблюдения есть, вот я за всеми и наблюдаю. Мимо меня муха не пролетит. Смотри, – ткнула она пальцем в монитор, – вот он, мужик твой, в джипе. Зови и его на чашку чая.
Татьяна позвонила Фёдору, и он зашёл в каморку.
Зинаида Гавриловна любезно пригласила:
– Садитесь, устраивайтесь. Пожалуйста, сахар, печенюшки, чай. А вы муж и жена?
– Нет, – смутилась Таня.
– Значит, влюбленные. Ну да ладно! Не смущайтесь. Давайте к делу. Много лет назад я работала здесь воспитательницей. Вела секцию по гимнастике. Хорошие тогда ребятки были – пионеры и октябрята. Дисциплина была, порядок.
– Дети-то разные бывают, – заметила Татьяна.
– Совершенно верно. Я к этому и веду. Пришла к нам в Дом пионеров устраиваться дама одна. Звали ее Елена Анатольевна. Сказала, что готова организовать секцию, в которой занимались бы девочки из проблемных семей. Объяснила, что дело это трудное, но благородное, игра стоит свеч. Девочки из неблагополучных семей всё своё время проводят на улице в ужасных компаниях и годам к семнадцати опускаются на самое дно социального болота. А девчонкам надо помочь встать на правильный жизненный путь, научить трудиться, выявить их таланты, разбудить в душе тепло и тягу к образованию. Дело хорошее, благородное. Руководство Дворца, правда, сначала попыталось ей отказать под предлогом, что у нас Дворец пионеров, а не воспитательная колония, но Елена Анатольевна стояла на своём как кремень и дожала начальство. Секцию организовали. И девочек в этой секции было человек семнадцать-двадцать. Обычные девчонки, только сразу было видно, что не домашние. Угрюмые, неразговорчивые и грубые. Наши пионеры обходили их стороной, а те это чувствовали и еще больше обособлялись. Но занятия у них шли, и Елена Анатольевна была очень довольна. Правда, через год секция прекратила своё существование, и девочки пропали. Не знаю, что с ними дальше было, не у кого спросить. Елена Анатольевна тоже ушла. Она, оказывается, бесплатно работала, на общественных началах. Святая женщина.
– Скажите, Зинаида Гавриловна, а где сейчас Елена Анатольевна, не знаете? Уехала?
– Нет, что ты! Здесь живёт. Я в гостях у неё не бывала, номер квартиры не знаю, но дом на Гороховой, красный такой, трёхэтажный, по чётной стороне.
– Спасибо вам, Зинаида Гавриловна, за чай и интересный рассказ, – встала Татьяна. – Мы пойдем. До свидания!
– Может, свидимся еще, – ответила словоохотливая вахтёрша. – Жизнь – она разные коленца выкидывает…
Татьяна и Фёдор вышли на улицу.
– Знаешь, где этот дом? – спросила Таня.
– Найдем. – Фёдор распахнул перед ней дверцу джипа.
Машина плавно двинулась по улице, густо заросшей отцветающим шиповником.
– Детство вспомнила, – вздохнула Таня. – Я тоже ходила в Дом пионеров. В то время много секций было, и все бесплатные. Я занималась в хоровой студии и в рисовальном кружке. Мои картины даже имели награды, честное слово.
– А я разгружал вагоны, потому что семье денег не хватало. А потом, лет с шестнадцати, принимал участие в подпольных боях без правил по той же самой причине, – ответил Фёдор и рассмеялся, заметив недоумение Тани. – У нас с тобой было разное детство, но я на свои юные годы не жалуюсь – они были прекрасны.
Машина выехала на тенистую улочку с деревянными домами. На одном Таня прочитала название улицы – Гороховая.
– Мы у цели, – сказала она. – Ищем красный трёхэтажный дом… А вот и он! Видишь, за прудом?
– Я с тобой пойду, – ответил Фёдор.
Они вышли у обшарпанного подъезда с покосившейся дверью. Кодового замка, конечно, не было. У подъезда на лавочке сидели две женщины неопределённого возраста. У одной на руках жмурилась серая кошка помоечной породы.
– Добрый день, – поздоровалась Татьяна. – Какая у вас милая кошечка. Это сибирская, да?
Женщина в платке подняла на нее глаза.
– Это майкун, – нелюбезно ответила она. – Купи, недорого отдам. Сегодня у меня скидычный день.
Фёдор улыбнулся, оценив шутку женщины.
– Простите, сказал он, – не в этом ли доме живёт некая Елена Анатольевна? Не подскажете номер квартирки?
Вторая женщина перестала щёлкать семечки.
– Квартира четыре, – сказала она и поинтересовалась: – А вам зачем?
– Из собеса, – ответила Татьяна. – Деловой визит. Спасибо.
Они поднялись на второй этаж. В подъезде нестерпимо воняло кошачьей мочой и пахло бедностью. Облезлые стены украшали надписи эротического содержания, выполненные рукой гормонально воспламенённых подростков.
Фёдор нажал кнопку звонка. Когда-то обитая дерматином дверь распахнулась.
– Я уже ухожу, мне на работу, я разработала новинку, надо внести туда вишенку, сегодня вишенку… – сказала худенькая девушка, без всякого интереса взглянувшая на гостей.
– Рита? Маргарита? – обрадовалась Татьяна. – Помнишь меня? Мы познакомились у Анны. А это Фёдор – мой друг. – Она тихонько сжала руку Фёдора, словно пыталась предупредить, что эта девушка особенная.
– Я честно хотела отдать ему все пирожки! Честно! Я не виновата! – выкрикнула Рита и бросилась бегом по ступенькам вниз.
– Что ты, доча? – В коридор вышла женщина лет пятидесяти пяти в домашнем платье. – Рита?..
– Она убежала, – ответила Татьяна. – Здравствуйте. Рита – ваша дочь?
– Да. А вы кто?
– Я знакомая Анны, у которой работает Рита, а это Фёдор. Мы пришли кое-что у вас узнать.
Лицо женщины несколько расслабилось.
– Друзья Анны – мои друзья, проходите. Меня зовут Елена Анатольевна.
– Спасибо, – улыбнулся Фёдор, проходя вслед за женщинами в небогато убранную комнату.
– Что вас интересует? – спросила хозяйка. – Пожалуйста, присаживайтесь.
Фёдор и Татьяна сели на мягкий диван с вышитыми подушками.
– У нас к вам дело, Елена Анатольевна. Я не знала, что вы мама Маргариты. Нам сказали, что много лет назад вы вели кружок для трудных девочек-подростков, – пояснила Татьяна.
– А-а, вы про это. Господи, столько лет прошло. Чай? Кофе?
– Нет, спасибо, только что пили, – отказалась Таня.
– Что именно вы хотите узнать?
– Нам интересно всё от начала и до конца. Расскажите, почему вы вообще решили этим заниматься? И почему кружок просуществовал только год?
– Вы спрашиваете, почему я этим занималась? Это трудно объяснить, но я попробую. У меня тоже девочка не простая. Вы уже заметили. Аутизм. Расстройство, возникающее вследствие нарушения развития головного мозга. Проявляется, прежде всего, в задержке развития и нежелании идти на контакт с окружающими. Я ее растила одна, без мужа. Я пенсионерка по заболеванию. У меня болезнь крови. Жили мы с дочкой трудно, денег мало, питались с огорода, есть у меня земельный участок в восемь соток. Сама, как говорится, и пахала, и сеяла – помощи ждать было неоткуда. С работой трудно – куда с больным ребёнком на руках устроишься. Работала по домам – убиралась, ухаживала за больными, детишек в школу водила-приводила. Вот тогда у меня и возникла идея организовать для девочек из неблагополучных семей что-то вроде кружка. Насмотрелась я за это время всякого, вот и пришла мне в голову такая идея. Набрала девочек, договорилась с Домом пионером о помещении и стала с девочками заниматься. Мы читали книжки, рисовали, я учила их шить, готовить. Девчонкам нравилось…
– А почему закрылись примерно через год? – спросила Татьяна. – Раз так всё хорошо было?
– Слушайте, это было сто лет назад! Что в этом копаться? Всё когда-нибудь начинается и заканчивается. Закончилась и моя миссионерская деятельность.
– А вы общаетесь с вашими бывшими воспитанницами?
– Нет. Я о них ничего не знаю.
– Мне кажется, что это не так. Вы что-то знаете, но предпочитаете молчать. Почему? Мы не из полиции, но нам требуется разобраться в этом деле. Вы, конечно, знаете, что в городе орудует маньяк и убивает он исключительно девушек лёгкого поведения. Мы выяснили, что всех убитых девушек объединяет не только род занятий, но и то, что все они в своё время занимались в вашем кружке. Вам не кажется это странным? Поэтому я снова задаю вам вопрос – почему закрылся ваш кружок? Ну, Елена Анатольевна, расскажите! Это очень важно для следствия, поверьте.
Елена Анатольевна слушала Татьяну, словно окаменев. Она побледнела как мел и на лбу у нее выступили капельки пота. Она схватилась за шею, словно ей стало не хватать воздуха. Татьяна бросилась к ней.
– Фёдор, воды! – крикнула она. – Елена Анатольевна, вам плохо?! – Она взяла у Фёдора стакан и поднесла к губам женщины. – Выпейте, пожалуйста, вам станет легче. Не надо так волноваться, простите нас, мы не хотели…
Елена Анатольевна выпила воды и на минуту прикрыла глаза. Когда она их открыла, они были полны решимости.
– У меня сердце больное. И давление… Сейчас пройдёт… – сказала она, вытирая носовым платочком влажный лоб. – У моих девочек было страшное детство и, конечно, одна я ничего не могла исправить. Одна девочка заикалась – ее испугали родственнички, другая свою фамилию постоянно забывала – отчим лупил ее по голове, третья постоянно дралась, агрессивная была болезненно, дома девочку били смертным боем и она вымещала свою злость на слабых. Все они курили, ругались матом и уже попробовали спиртное. Через год я поняла, что мне с ними не справиться. А тут еще такое… – Елена Анатольевна поднесла к глазам носовой платок.
Татьяна ободряюще пожала ей руку.
– Не волнуйтесь, Елена Анатольевна. – Рассказывайте. Я очень хорошо понимаю вас. Так что же случилось?
– Да, именно что случилось… Я заметила, что моя Рита последнее время стала более оживленна. Она давно пристрастилась к готовке, просто не отходила от плиты – варила, пекла, жарила. И блюда у нее получались – пальчики оближешь. Я радовалась, что она нашла себе дело по душе. Согласитесь, с таким ребёнком это целая проблема. Раньше-то мы про аутизм мало что знали. Такие дети считались неполноценными, их стеснялись, порой забирали в специальные интернаты и выхода им оттуда не было – только на кладбище. Я своей Рите такой судьбы не желала и оберегала ее, как могла. И тут я заметила, что она целыми днями пироги печёт. И, знаете, печёт в таком количестве, что можно полк солдат накормить. А на следующий день новые печёт, а куда старые дела не говорит, молчит. Как-то ночью я проснулась, мне показалось что дверь входная стукнула. Я встала, прошла в комнату Риты, а ее там нет. Я выбежала на улицу, ждала ее до утра, места не находила от волнения. Девочка больная, мало ли что? Утром она явилась, тихонько прошла к себе и легла спать. Я решила ее ни о чём не спрашивать – закроется, замолчит, слова от нее не добьешься. Решила проследить, куда она ходит. И проследила… – Елена Анатольевна отпила глоток воды.
– Вы пошли следом? – спросила Таня, скорее для того, чтобы Елена Анатольевна просто перевела дух.
– Именно так. Дочка целый день пекла и жарила. Я вечером сообщила ей, что очень устала, и решила пораньше лечь спать. Рита девочка чистая, доверчивая, верит каждому моему слову. Я ушла в свою комнату, а когда она выскользнула из квартиры с сумкой в руках, тихонько пошла за ней. Путь был длинный. Вышли на окраину города. Рита остановилась на пустыре около колодца канализации. Знаете, я чуть не окликнула ее! Страшно! Ночь, пустынное место, и она около глубокого колодца. Жуть! Но стерпела, стала ждать, что будет дальше. А Рита встала на колени, наклонилась над колодцем и что-то стала кричать, звать кого-то. Из колодца послышался голос. Тут я не выдержала, подбежала к колодцу. Дочь испугалась, вскрикнула от неожиданности и заплакала. Знаете, сейчас рассказываю вам эту историю, а у самой сердце леденеет… В колодце сидел мальчик лет двенадцати. Грязный, худой, еле живой. Моя Рита его как-то обнаружила и еду ему носила, а вот рассказать кому-нибудь о нем ума не хватило. Я бросилась в милицию, немедленно приехал наряд, мальчика вытащили, отвезли в больницу. Оказывается, этого ребёнка уже неделю искали обезумевшие родители. Короче, этот мальчик чем-то перешёл дорогу моим воспитанницам. То ли, он огрызнулся на слова одной из них, то ли пытался подсмотреть за ними в раздевалке бассейна. Я сейчас не помню. Важно другое, они решили отомстить или поиздеваться, и все звериное, что эти девочки накопили в своем сердце к мужскому полу, они выместили на этом несчастном мальчишке. Кто-то в нем увидел пьяницу – никчемного отца, кто-то злобствующего отчима, а кто-то одноклассника, из-за которого пришлось сделать аборт. Этот мальчик ответил им за всех. Они издевались над ним всей группой. Морили его голодом, забрасывали камнями, испражнялись на него. А он в колодце медленно умирал. Девочки не понимали, что делали, дети – они же зверёныши, мозгов мало, одни инстинкты. Дочка моя, конечно, спасла его от голода, но мальчик долго лечился. Что с ним стало, я не знаю. Кажется, родители его уехали из нашего города. Дело было громкое. Кружок мой моментально закрыли, меня по милициям затаскали, а из девочек тоже ничего путного не получилось – мозгов нет, а юное тело всегда можно в дело пустить… Можете казнить меня. Директриса Дома пионеров умерла давно, и начальник отделения милиции уже давно ушёл на пенсию и умер. Дело забыли, – сокрушённо развела руками Елена Анатольевна, – а я вот, живу…
– Мы не пришли вас обвинять, – сказал Фёдор. – Ваши воспитанницы стали профессиональными проститутками, а семь из них уже ушли в мир иной.
– Я знала об этом, – покачала головой Елена Анатольевна.
– А вы помните своих девочек по именам и фамилиям? – спросила Таня.
Елена Анатольевна прищурилась.
– Я могу попробовать. Сейчас… – Она вышла из комнаты и вернулась с бумагой и ручкой.
– У меня есть время? – надела очки Елена Анатольевна.
– Сколько угодно, – заверила ее Татьяна.
Через какое-то время Елена Анатольевна дрожащей рукой протянула им листок бумаги.
– Двух не могу вспомнить и две фамилии вот под вопросом, я их подчеркнула.
Таня углубилась в список, который ей ни о чем не говорил.
– Анна Трулева, Зара Макунян, – шевелила она губами.
– Анечка Трулева пирожковую держит. У нее Риточка моя работает, – пояснила Елена Анатольевна.
– Анна из пирожковой! – воскликнула Татьяна.
– Она была моей ученицей, – ответила Елена Анатольевна и добавила тихо: – Поймите, мы никогда не возвращались к этой теме, мы закрыли ее раз и навсегда. Понимаете? Можете презирать меня, но я спрятала голову в раковину, как улитка. Я не говорила с Аней об этом никогда. Даже желания не было. Вы сказали, что все стали проститутками, но это не так. У Ани тоже жизнь непростая была, но она работает, дело свое открыла, все препоны прошла. Я за нее рада. А так как моя Рита до сих пор увлечена кулинарией, особенно выпечкой, я попросила Аню попробовать ее в работе. Понятно, что не с клиентами, но с тестом, на кухне. И всё хорошо получилось. Анна полюбила Риточку, а моя доченька нашла любимое дело. Пожалуйста, не разрушайте наше с дочкой хрупкое счастье.
– Сейчас не о вашей дочке речь, – сказал Фёдор. – Полиция ищет маньяка, убивающего проституток. Эти девушки когда-то ходили в ваш кружок в Доме пионеров. Между ними связь. Анне грозит опасность, а дочка ваша рядом, – тоже высказалась Таня.
– Господи, – приложила руки к груди Елена Анатольевна, – а ведь и правда…
– Кто этот мальчик? Как его звали? Точно ли родители увезли его из города? Он ведь сейчас мог вернуться… – засыпал женщину вопросам Фёдор.
– Про мальчика я ничего не знаю. Может, его родители и не уезжали, я не интересовалась. Слухи разные ходили, но вскоре заглохли. Честное слово, я ничего не помню, а что помнила – постаралась забыть.
