Глава 8
По мере того, как он углублялся в лес, вокруг попадалось все больше паутины. Паутина была растянута на деревьях, оплетала кусты, стелилась по земле. Конь начинал путаться в ней, задевая копытами пласты такой толщины, что это постепенно мешало ему продвигаться вперед. Прыгучее чудище постепенно отдалялось, и это приводило Альваха в отчаяние. В лесу у твари были все преимущества. Инквизитор уже совсем готов был повторить бросок, используя второй из своих мечей. Он знал, что касание благословенного серебра будет губительно для творения Лии, нужно было только задеть его плоть.
Как вдруг лес расступился. Нацеплявший множество клейких нитей на морду и брюхо конь вынес романа на небольшую проплешину среди деревьев, казавшуюся серой из-за свисавших отовсюду клочьев паутины.
Тварь спрыгнула на землю, оказавшись почти в середине поляны. Придержавший коня Инквизитор понял, что она больше не собирается убегать. Отчего чудище решилось принять бой здесь, на открытом месте, где у конника были все преимущества, Альвах не понимал, и это тревожило его. Но медлить было нельзя. Он не мог гоняться за тварью по всему лесу. Идущим следом воинам будет сложнее найти его, если удалиться на слишком большое расстояние.
Инквизитор тронул коня, понукая того двинуться ближе к ожидавшему боя чудовищу. Однако, несмотря на всю осторожность всадника, когда до твари оставалось всего с десяток шагов, передние ноги коня вдруг подломились. Животное опрокинулось набок прямо в скрытую под паутиной крупную рытвину.
Альвах ожидал ловушки - и поэтому успел вырвать ноги из стремян. Инквизитор схватился за края ямы, не давая лошадиной туше подмять его под себя. Вонзив меч в почву, и опираясь на него, он выбрался наверх.
Чудища на месте уже не было. Инквизитор обнаружил его на дереве, что склонялось своими ветвями к поляне. Но плохо было не то, что пеший человек сразу терял множество преимуществ в борьбе с большой и юркой тварью.
Плохо было то, что к твари теперь прибавилось еще три.
Инквизитор бросил быстрый взгляд на коня, но, несмотря на отчаянные попытки, подняться животное не могло. По-видимому, оно сломало ногу.
Нос по-прежнему забивал дыхание излишней болезненной влагой, но во рту мгновенно пересохло. Свободной рукой Альвах выхватил кинжал - из лучшей стали, но, к несчастью, без серебрения. Чудища окружили поляну, не спуская с него выпуклых матово-темных глаз. Глаза эти делали их безобразные морды еще гаже.
- Не прорываются у них твари, - сам себе пробормотал Инквизитор, отставляя кинжал, чтобы было удобно встретить им первое чудище, которому вздумалось бы на него кинуться, и единым движением вспороть поджарое брюхо. - Лживые ублюдки.
Стараясь не упускать никого из виду, Альвах кружил по поляне, но и чудища не оставались недвижимы. Они перебирались по веткам деревьев, выбирая позицию поудобнее, и тоже следили за ним, не отводя взглядов. Роман понимал, что угодил в ловушку, но тянул время изо всех сил. Он знал, что конные или пешие, помощники уже торопятся к нему. Если воины успеют прийти на помощь, возможность перебить тварей еще была.
Тем не менее, он едва не пропустил тот миг, когда чудища, наконец, решились напасть. Они были слишком стремительны. Что-то мелькнуло в воздухе - и Альвах вскинул клинок. Благородное серебро мгновенно рассекло рванувшуюся к его горлу невозможно удлинившуюся конечность одной из тварей.
Чудище взвыло, тряся длинной лапой, на которой не хватало пальцев. Его плоть там, где она соприкасалась с металлом, быстро чернела и обугливалась. Инквизитор увернулся от когтистого взмаха с другой стороны и, не глядя, ткнул кинжалом. Но не попал. Одна из тварей спрыгнула с дерева и пошла кругом него, пробираясь по жестким волокнам паутины то удлинявшимися, то вновь делавшимися короткими конечностями. От направленного на него немигавшего взгляда черных провалов, в грудь романа, помимо ярости, вползала ледяная жуть.
- Ну, давай, сaenum, - Альвах на миг скосил глаза на изготавливавшуюся к прыжку тварь на дереве. Две другие норовили зайти ему за спину. - Давай, погань, нападай!
Посланник Святейшего сделал шаг назад, полуоборачиваясь к почти убравшимся из его видимости чудищам. Неправильность он осознал мгновением позже того, как еще можно было ее исправить.
Скрытая среди других нитей, на его ноге затянулась петля из паутины. Не зная о ней, Альвах дернулся, затягивая туже, и едва не упал. Он пошатнулся - но и этого оказалось достаточно. Свистнувшая откуда-то из-за спины другая тугая петля опутала его руки, прижимая их к туловищу.
Взбешенный и испуганный, Инквизитор провернул меч в руке, подцепляя его острием острую и прочную, как волокно стального каната, паутину. При этом он силился по-прежнему следить за всеми тварями, но это уже было невозможно. Одновременно с лопнувшей паутиной, что сковывала движения его рук, Альвах скорее ощутил, чем услышал мягкое приземление чего-то большого за своей спиной. Он попытался обернуться, нанося удар оружием наугад. Петля на его лодыжке натянулась и роман, потеряв равновесие, припал на колено, упершись ладонью в паутину.
Он мог поклясться, что не видел никакой петли в том месте, где земли касалась его рука. Однако внезапно паутина вокруг пришла в движение, крепко обхватывая запястье. Альвах замахнулся мечом, с намерением одним махом пересечь и эти нити, когда никуда не девшееся из-за спины чудище, вместо того, чтобы прыгнуть на спину и вцепиться в затылок, с силой толкнуло его в плечо.
Удар был так силен, что Инквизитор качнулся вперед, упираясь в землю второй ладонью. Еще миг спустя обхватившие запястья нити паутины резко натянулись, вздергивая его на ноги и рывком разводя руки в стороны. Альвах дернулся, потом еще и еще. Державшие низ и верх нити тащили каждая к себе, превращая тело в натянутую струну. Инквизитор выронил меч и нож, мучительно выгибаясь. Его ощущения были сходны с теми, которые испытывали приговоренные к четвертованию. Продолжая неистово вырываться, он напрягал руки, пытаясь ослабить давление на них. Но добивался лишь того, что тянущие его нити напруживались сильнее. Мясо в тех местах, где оно было пережато паутиной, начало неметь.
Твари никуда не делись, но они уже не нападали. Более того, те двое, которые кружили вокруг него по земле, в последний раз наградив его взглядами матово-черных глаз, вспрыгнули обратно на деревья. Чувствуя, что еще несколько мгновений - и его попросту разорвет, Инквизитор рванулся из последних сил. И тут же был наказан. Его вновь рвануло - так крепко, что мир на мгновение потемнел в глазах.
- Звери справились с поручением. Они привели его прямо в гнездо. Хороший план!
Раздавшийся позади него голос был женским. Язык принадлежал веллам. Забыв обо всем, Альвах до хруста в спине обернулся настолько, насколько позволяли ему путы.
Через паутину приближалась женщина средних лет. Она не шла, а словно перетекала по земле. В движениях женщины было что-то змеиное. Густые темные волосы толстыми прядями лежали на ее плечах. Широко расставленные большие глаза словно светились изнутри. Платье, плотно облегавшее узкую фигуру, было сшито из змеиных шкур. Вдобавок кожа самой пришелицы едва заметно отливала зеленым перламутром.
Женщина плавно обошла распятого на паутине Инквизитора и остановилась перед ним. Однако, за миг до того уразумевший, с кем он имеет дело, Альвах уже зажмурился, приотвернув голову.
Пришелица мелодично рассмеялась.
- Смотри, смотри, он догадался. Так быстро! Какого воина потеряли борцы с нечистью, когда он ушел из их рядов для того, чтобы во имя Светлого отлавливать крестьянских простушек по деревням!
Альвах стиснул зубы, но глаз не открыл. Он почувствовал движение воздуха у самой щеки и как будто тихое шипение. Что-то прошелестело - и чудище в облике женщины отодвинулось.
- Ну, ладно, - услышал он. - Можешь открыть глаза. Если бы ты мне нужен был мертвым, ты был бы уже мертв.
Это показалось убедительным, однако, последовать приказу оказалось труднее. Альвах не знал, как стоявшее перед ним исчадие Прорвы догадалось, что он был среди тех, кто боролся с нечистью, но благодаря прошлому опыту он действительно помнил, кого видел перед собой.
Горгоны были верховными жрицами Темной Лии. Редкий смертный оставался в живых после встречи с ними. Поэтому известно об этих тварях было только, что они могли проходить в мир людей в туманные дни, когда облачная хмарь заслоняла землю и огненный взор Лея не мог спалить на месте эту нечисть. Помимо высшей магии - такой, какой не обладали даже внестепенные мужи-маги Светлого, горгоны могли обратить в камень - если смотреть им в лицо. Альвах помнил об этом - и не смел открыть глаз. Он понимал, что угодил в расставленную на него ловушку и уже был обречен. Но смерть в камне отчего-то представлялась ему более унизительной, нежели быть растерзанным тварями или разорванным проклятой паутиной.
Одновременно в груди его поселилась холодная тревога - оттого, что Прорва вновь выпустила в мир людей тварей настолько сильных, что уничтожить их будет непросто. Не ему - он был уже мертв. Но задачей Инквизиторов было хранить порядок сущего. Невозможность предупредить о пришествии нечисти других людей терзала разум Альваха едва не более тоски о скорой и недостойной смерти.
- Разве ты не слышишь, Инквизитор? - мелодичный женский голос снова раздался почти у самого уха. - Ты можешь открыть глаза. Я не хочу тебя убивать.
- Бесполезно, госпожа, - сказал кто-то другой, мрачный, и хорошо знакомый Альваху. - Это же роман. Они упрямее асских ослов. И так же плохо слышат обращенные к ним слова.
На несколько мгновений мысли об опасности отодвинулись. Пораженный Альвах открыл глаза.
Откуда появился Бертолф, теперь сказать было трудно. Должно быть, пришел вслед за горгоной. Его появление объясняло многое. Похоже, ловушка была не случайной - она была расставлена именно на него, посланника Святейшего, и всех его воинов. Ведьма была предупреждена - проклятым мальчишкой.
Лицо велла комкала гримаса уже знакомой Инквизитору ненависти.
- Ты!
- Тупая скотина, - в свою очередь поприветствовал Альваха сын кузнеца, по всей видимости, с трудом удерживаясь от того, чтобы ударить. - Моя сестра не виновна в том, в чем ты ее обвиняешь, ты слышишь, ты, твердолобый бемегот? Она не ведьма! Это я - я поклоняюсь Госпоже, а вовсе не она! Бьенка - обыкновенная чудачка! Если бы ты послушал меня, сейчас бы уже ехал невредимый назад в свой Ром!
Альвах мучительно поморщился. Боль в растянутых связках делалась невыносимой. Тяжесть доспеха создавала дополнительную муку, еще более давя на распяленное тело.
- Погань, - просипел он сквозь скребущее болезнью горло. - Мразь, ублюдок. Ты предал Светлого ради... ради чего? Чего ты хочешь получить взамен? Золота? Власти? Горсть вонючей магии? Что стоит того, чтобы после смерти гнить под бабьей юбкой Лии, купаясь в ее зловонии?
- Ну, хватит! - отстранив велла, который наградил Инквизитора напоследок еще одним полным презрения взглядом, жрица Лии встала перед пленником, оглядывая его с ног до головы. - Мальчик не солгал - это очень хороший... материал. Молодой и здоровый. Да, такой мне и был нужен.
Она с улыбкой тронула щеку поежившегося Альваха. Ее кожа зашипела, точно от прикосновения к раскаленному металлу. Горгона с криком отдернула пальцы.
- Проклятье! Доспех посеребрен! Избавься от него. Сейчас же!
Бертолф снова шагнул к кривящемуся Инквизитору. В несколько резких движений он отстегнул и сорвал наплечники, расслабил ремни кирасы. Роман молчал, стиснув зубы. Он ничем не мог помешать проклятому отступнику. Отбросив подальше все посеребренные части доспеха, велл стащил с головы врага гребнистый шлем - такой могли носить только бывшие легионеры. И, бросив на землю, пнул его ногой.
- Ненавижу тебя, роман, - прошипел он. Альвах даже удивился такой лютой ненависти. Ведь по сути, даже в отношении Бьенки он ничего особо плохого сделать не успел. - Я получу силу Госпожи, а потом сделаю все, чтобы выбить вас, надменные ублюдки, с земли моих предков!
На Инквизиторе остался только поддоспешник с железными кольчужными вставками, штаны из толстой кожи и такие же сапоги. Горгона снова протянула руку, но новая вспышка при соприкосновении с плотью посланника Святейшего обуглила кончики ее тонких пальцев.
- Серебро еще где-то в его одежде, - чудовище из Прорвы подула на руки, возвращая им прежний, зеленоватый цвет. - Найди!
Велл подобрал с земли валявшийся здесь же кинжал и, без раздумий, вспорол поддоспешник Инквизитора, который можно было стащить только через голову. Сорвав с шеи Альваха серебряный знак Лея и обнажив врага по пояс, Бертолф в нерешительности замер. Не сводившая взгляда с пленника горгона подняла бровь.
В грудь Инквизитора, две рядом и одна - чуть ниже, были вплавлены три серебряные руны, вместе создававшие благое имя Светлого. Альвах впервые поймал взгляд страшной жрицы и, пересиливая боль, усмехнулся.
- Ты можешь... убить или... обратить в камень, - он указал взглядом на свою грудь, в которой волокна металла переплетались с живой плотью. - Но что бы ты... не задумала, тебе никогда меня.... не околдовать. Имя самого Лея защищает мужа, что родился... родился в день Великого Солнцестояния.
К его удивлению, чудовищная женщина усмехнулась в ответ.
- Так ты рожден в день Великого Солнцестояния Лея? Это... это действительно забавно, - она с улыбкой посмотрела на угрюмого Бертолфа. - Ну, что же ты стоишь? Закончи то, что начал.
Сын кузнеца кивнул и снова шагнул к Инквизитору, занося кинжал. Альвах стиснул зубы, давя рвущийся стон. Бертолф медленно и старательно, точно из распяленной свинной кожи, вырезал из груди Инквизитора руны - одну за другой. Он действовал ножом грубо, стараясь причинить как можно больше боли, но ему так и не удалось вырвать у романа ни одного крика. Оскалившийся Инквизитор мотал головой, с силой сжимал зубы и грыз ими собственное плечо. Но молчал все то время, по его тело медленно, волокно за волокном, отдавало магию защиты Светлого Лея.
Наконец, последний кусок серебра с вросшими в него лохматыми обрывками кожи и мяса упал на закапанную кровью паутину. Бертолф отбросил его ногой подальше и, поднеся нож к лицу, демонстративно облизнул его лезвие.
- На вкус - обычная кровь, - проговорил он, обращаясь к исходящему потом и кровью Инквизитору. - Только отдает тухлятиной.
Он обернулся к молчаливо наблюдавшей горгоне. Жрица Темной протянула руку, поддев Альваха под мокрый подбородок и заставив его поднять лицо.
- Теперь хорошо, - она приложила ладонь на место одной из развороченных ран на груди пленника. - Ты заслужил награду, мальчик. И ты ее получишь, клянусь именем Госпожи. А теперь иди, и приведи остальных. Ты знаешь, что нужно делать, и как говорить.
Бертолф бросил прощальный взгляд на Инквизитора. На несколько мгновений их глаза встретились.
- Не... надо, - выдавил, едва сдерживаясь, Альвах. - Не... потворствуй... ей. Вернись... вернись к Лею. Эта зараза... не должна... ползти дальше... Предупреди...
Пальцы горгоны стиснули его волосы, с неженской силой разворачивая к себе. Альвах услышал удалявшиеся шаги, но не видел, как ушел сын кузнеца. Жрица Темной некоторое время изучала лицо пленника, водя омоченным в крови пальцем по его щеке.
- Что... тебе нужно? - не выдержал Альвах, дергая головой. Но отстраниться не получилось. - Зачем... это все? Почему ты... меня... не убьешь?
Горгона отодвинулась, проводя ладонями по его шее, плечам, груди. При этом она вытягивала губы в трубочку, приподнимая бровь и словно что-то прикидывая.
- День Великого Солнцестояния Лея, - чудовищная женщина усмехнулась, размазывая кровь и пот по животу Инквизитора и скользнув ладонью ниже, за ремень штанов. - Это настоящий вызов, смертный из романов. И для меня, и для тебя. Но у меня получится. Получится. А вот тебе...
Альвах закусил губу, запрокидывая голову. Пальцы чудовища оглаживали внутренние стороны его бедер. Такой смеси боли, безнадежности и страха он не ощущал никогда.
- Тебе было бы легче родиться в Ночь Голубой Луны или, хотя бы, Сумерки Серых Облаков, - каким-то образом горгона перетекла на другую сторону, да еще вниз, оглаживая растянутые паутиной ноги Альваха через одежду. Однако, спустя еще миг Инквизитор снова увидел перед собой ее лицо. - Да любой день подошел бы, кроме Великого Солнцестояния! Но... ничего. Это... это будет даже интересно.
- Что? - Альвах не выдержал и застонал, когда пальцы чудовища проникли в одну из рваных ран там, где раньше были руны. - Зачем это тебе???
- Зачем? - горгона переместилась к его лицу, исходившему липким потом. - Затем, что Лей разорвал наш мир. Затем, что ты - Инквизитор, и верный слуга мерзкого Лея. Затем, что ты и твой Лей в вашей слепой и ненасытной ненависти продолжаете уничтожать тех, кто дал вам жизнь, уничтожать женщин. За то, что ты сам пришел сюда убивать!
Альвах закричал. Рука чудовища погрузилась в него по самую кисть. Внутри романа словно рвались все жилы, сдавливаясь и комкаясь.
- Вы принижаете своих жен, забывая о том, что благодаря нам появляетесь на свет. Вы исповедуете свои законы, а работу в устроении вашего мироздания делают женщины! Они отдают свои тела по капле, чтобы творить новые жизни, они пестуют эти жизни, пока вы, творения Лея, заняты только уничтожением, разрушением и убийствами! Все, что вы создаете, все равно приводит к войнам и смерти!
Она резко выдернула руку, хватая его за щеки и сдавливая нечеловечески сильными пальцами.
- Скажи, скольких ты уже убил, Инквизитор? Убил собственными руками? А скольких обрек на смерть?
Альвах дернул горлом, сдерживая колотившую его предсмертную дрожь. Он крепился, чувствуя запах крови и собственных потрохов. Руки ведьмы что-то нарушили в нем. Роман чувствовал это и готовился уйти к Лею, сознавая, что его уход будет мучительным.
Но тем вернее Светлый примет принявшего за него муку мужа в свет.
- Не помнишь, не знаешь. Потому что ты - воплощенное творение Лея, появившееся в его день, - горгона заставляла смотреть в глаза, но не убивала. Ее губы кривились в презрительной усмешке. - Вы, романы - убежденные дети Лея. Для вас убийство, уничтожение такого долгого женского труда - вынашивания, рождения, заботы, пестования, долгого рощения одной-единственной новой жизни - пустое и легкое дело. А ты сам, Инквизитор, - она тряхнула его головой, не позволяя отводить взгляда. - Сколько жизней дал ты? Не вбросил, вменив это в заботу женщин, с которыми ты был, а подарил сам, совершив для этого долгий труд?
Альвах молчал. За пережевывавшей внутренности тупой и всеобъемлющей болью он едва мог слышать и думать.
- Но зато ты, должно быть, презираешь жен, как и все, кто носит в себе естество Лея, - горгона, наконец, отпустила голову пленника, разрешая ей вновь упасть на грудь. Вместо этого чудовище вновь погладило мокрые волосы Инквизитора. - Но ведь жены - всегда мягче, добрее, милосерднее. Среди вас, мужей, это немногого стоит. Но посмотри, что эти качества могут дать тебе.
Роман с усилием поднял лицо.
- Я исцелю тебя, - проговорила жрица, чуть отступив назад, и вновь окидывая тело Альваха оценивающим взглядом. - И подарю тебе на десяток зим больше жизни, к той, что тебе уже отмерена. Это будет непросто, Инквизитор. Но после нашей встречи ты станешь юнее и здоровее. Я придам тебе красоту и прелесть - такие, о каких ранее ты не мог помыслить. И еще то, о чем втайне мечтает каждая женщина. Ты получишь желанность для всех мужей, что только встретишь - до самой глубокой старости.
Слушавший и едва понимавший, Альвах оторопело вскинул глаза. Горгона стремительно оказалась рядом и, сдавив его лицо на этот раз по-настоящему сильной хваткой, прижалась к кривящемуся рту, но не выпивая дыхание, а, наоборот, что-то вдыхая в него из себя. Не могущий крикнуть пленник дернулся - в последний раз.
А потом проникавшая в каждую кроху его естества всепоглощающая, выкручивающая, изменяющая боль заполонила понимание и разум, бросая сознание в черноту.
