Глава 40
... Безморозная пора в Веллии проходила размеренно и без волнений. За исключением скандальной женитьбы младшего сына одного из провинциальных наместников, спокойствия империи романов ничего не нарушало с начала года.
Этот летний вечер в холодном Ивенотт-и-ратте выдался необычно тихим. Королевская семья за исключением второй принцессы Марики, собралась в одной из открытых комнат королевского замка. Комната выходила на огромный банкон, с которого открывался вид на город. Постепенно спускались сумерки, и воздух наполняло пение насекомых. Несмотря на близость, прочие звуки столицы доносились приглушенно.
С того раннего утра, когда принцесса Марика подарила миру наследника рода Дагеддидов, прошел месяц. Этот срок всегда считался достаточным для того, чтобы окрепшее дитя было подвергнуто Испытанию Крови. Обряд с несомненной точностью определял принадлежность новорожденного к роду отца - либо показывал обратное.
Сегодня король Хэвейд решился, наконец, обратиться к жрецам Светлого. И, хотя де-принц не имел сомнений в своем отцовстве, обряд, все же, был проведен.
- Ты... доволен, твое величество?
Хэвейд улыбнулся, бережно отворачивая край одеяла в колыбели внука.
- Я доволен, когда доволен ты, сынок.
Седрику подумалось, что совсем немного ранее король был прямо противоположного мнения о младшем отпрыске. Но промолчал. Он наслаждался тем, чего жаждал всю жизнь, но получил только теперь - уважением и любовью своего отца.
- А я и не сомневалась, что этот ребенок - наш.
Принцесса Ираика, которая в присутствии короля решилась высказать собственное мнение по такому щекотливому вопросу, смущенно потупилась. Но тут же забыла о своей неловкой смелости, вновь обращая внимание на племянника. Ее давний брак с про-принцем Генрихом был бесплодным по вине мужа. Потому с первых минут появления в семье новорожденного принцесса не отходила от колыбели, изливая на него всю нерастраченную материнскую нежность. Чем сильно отличалась от родной матери младенца. Принцесса Марика явно не торопилась хлопотать над сыном, всецело перепоручив это заботам тетки и нянек.
Ираика с нежностью вгляделась в округлое детское личико. Самый юный из Дагеддидов, наследник целого рода, теперь спал. Подвергнутый Испытанию Крови и неоспоримо доказавший свою принадлежность к королевскому роду, маленький Хэвейд был утомлен больше обычного. А потому меньше, чем часом ранее уснул, так и не высосав всего положенного ему молока у кормилицы. Младенец, названный в честь его деда, оказался вообще на диво некриклив. Должно быть, еще в утробе матери он пережил столько волнений, что ему хватало на целую жизнь вперед. Потому он не считал нужным доставлять беспокойство тем, кто его окружал.
А может, он был просто спокойного нрава.
- Я не сомневалась, - повторила принцесса, тихо покачивая колыбель. - Марика... я ей верю. Она, конечно, нелюдима. И еще дичится всех нас. Но она не способна на великий обман или подлость.
- И я так думаю, - все это время с затаенной болью наблюдавший за женой про-принц Генрих ударил ладонями по коленям. - Она честна с нами. Хотя приветливой ее не назовешь, но ведь она - романка. Да к тому же, судя по многим признакам - из благородных. У имперцев... свои представления о вежестве.
- К тому же бедняжке довелось столькое перенести, - поддержала мужа Ираика, с ласковой улыбкой наблюдая за тем, как на лице младенца попеременно сменялись удивление и обида, а после - радость.
- Ты выяснил что-то о происхождении твоей жены?
Седрик, тоже долгое время наблюдавший за своим спящим сыном, пожал плечами.
- Немного, отец. Она... отчего-то предпочитает молчать о своем прошлом.
Хэвейд неодобрительно сдвинул брови.
- Так не годится, Седрик. Она должна тебе рассказать. Если до того мы... ты берег ее ради дитя, то теперь... не дело нашей семье не знать чего-то друг о друге. Поговори с ней.
Де-принц замялся. Отказывать королю ему не хотелось. Однако, он догадывался, что подобный разговор с Марикой тоже не приведет ни к чему хорошему.
- Дай мне время, отец, - наконец, уклончиво попросил он. - Обещаю, я разберусь.
Хэвейд не ответил. Зато Генрих, которому из-за чувства вины по-прежнему было больно наблюдать ту нерастраченную материнскую нежность, которую его жена изливала на ребенка брата, решился пошутить.
- Если твоя жена не захочет говорить - дай ей еще ребенка. И тогда снова стереги ее беременный покой.
Король кивнул на колыбель и при всей суровости вновь не удержался от улыбки, которая предназначалась внуку.
- Непохоже, что твоя супруга очень любит детей. Как часто она подходит к сыну?
Седрик коротко и искренне вздохнул.
- Нечасто. По правде... не подходит вообще. И молока у нее нет. Совсем... Должно быть, все дело в ее характере, отец. Марика родилась в День Солнцестояния.
Хэвейд утратил свою обычную твердую сдержанность, изумленно выпрямляясь на мягком табурете. Про-принц Генрих и его супруга посмотрели друг на друга.
- Но ведь это... очень сильный день. Мужской день, - осторожно напомнила Ираика. - Женщины в этот день не рождаются, а если рождаются - погибают в раннем детстве.
Седрик поморщился.
- Марика выжила. И ее природа... иная, чем у большинства жен. Этим я объясняю ее нелюбовь ко всему женскому и тягу к мужскому. Не стоит порицать ее за невеликое внимание к сыну. Ей... мне кажется, ей нужно привыкнуть к тому, что она теперь - мать.
- Пусть не беспокоится, - торопливо предложила Ираика. Она сделала непроизвольное движение, точно желая заслонить колыбель. - Я... я присмотрю за малышом. А Марика... пусть отдыхает. Ведь она... наверное, еще не оправилась от родов. Седрик, ты... тебе не стоит ее торопить!
Седрик вошел в спальню, когда за окном стало совсем темно. Очаг был потушен, и темноту в комнате разгонял всего пяток свечей, которые горели у его супружеского ложа. Против ожиданий, Марика обнаружилась не за столом, и даже не у стены, где она проводила много времени, натачивая развешенные здесь свои мечи, которые заняли почетное место среди прочего оружия. Жена де-принца с ногами сидела на постели, занимаясь неожиданно женским делом. Расставив свечи возле себя, она смотрелась в зеркало.
При появлении супруга, принцесса поспешно опустила зеркало, прижав его отражающей поверхностью к животу. Краем сознания Седрик восхищенно отметил, что живот романки уже полностью восстановился, утратив выпуклость, что оставалась у многих женщин даже после освобождения от бремени. Как и волосы, которые после острижения отросли заново, сделавшись будто еще прекраснее и гуще. Седрик не замечал, чтобы Марика когда-то пользовалась женскими притирками или мазями, но ее юная кожа в них не нуждалась. Его жена была прекрасна. Так прекрасна, что де-принц исполнялся восхищения всякий раз, как смотрел на нее. А запах Марики заставлял его томиться от невозможности касаться ее тела и любить - столько, сколько бы ему этого хотелось.
Седрик подошел к ложу и, отобрав у супруги зеркало, посмотрелся в него сам. Потом положил на столик между горевшими свечами.
- Зря тебя не было с нами сегодня, - он присел на край постели, заставив Марику отодвинуться. - Отец желает, чтобы ты присутствовала на семейных ужинах. И вообще... принимала большее участие в нашей жизни. Ты уже достаточно оправилась для этого. Лекарь, что вчера осматривал тебя, это подтвердил.
Романка бросила на него взблеснувший зеленью взгляд и обняла плечи руками, уставившись перед собой. Седрик подсел ближе, касаясь ее маленькой ступни и проводя ладонью вверх до колена.
- Ты не можешь сидеть здесь вечно, - он удержал жену, которая попыталась отодвинуть ногу. - Я знаю, что тебе многое пришлось пережить. Но... Марика, ты - будущая королева Веллии. Твоя жизнь продолжается. И...
- Это твоя жизнь продолжается, - с неожиданным раздражением прервала его доселе угрюмо молчавшая жена, с силой отдергивая ногу. - Твоя! А моя...
Она не договорила, запуская тонкие пальцы в копну густых волос и с силой тиская курчавые пряди. Некоторое время Седрик ожидал продолжения. Потом дернул щекой, придвигаясь ближе.
- Завтра прибывает его высочество до-кайзер Тит Клавдий, сын императора Тит Максимуса Третьего, - де-принц неподдельно вздохнул. - Он желает поздравить мою семью с рождением наследника, а заодно - поохотиться в наших лесах... на нечисть. Ее у нас больше, чем где-то еще. Он наслышан о твоей красоте и, мне кажется, имеет намерения непременно увидеть тебя. Но я этого не допущу. Мы будем настаивать, что ты еще не оправилась от родовых недомоганий.
Марика подняла голову. Ее глаза были покрасневшими, но не блестели.
- Спасибо, - хрипловато проговорила она. Седрик улыбнулся, прикладываясь к ее поджатой ноге губами. Потом, удерживая, прочертил дорожку из поцелуев выше, постепенно задирая юбку ее простого серого платья и отвоевывая себе больше гладкой женской кожи.
- Дагеддид! Какого пса ты делаешь?
Седрик не ответил. Его пробирала дрожь, как давеча Марику. От внезапно нахлынувшего возбуждения сводило челюсти. Он забрался на кровать, задирая платье жены уже обеими руками и влажно целуя ее живот.
- Твою мать, Дагеддид!
- Лекарь сказал, ты уже оправилась, - в промежутках между поцелуями, отрывисто пояснил де-принц, пока еще мягко пытаясь развести ноги жены. - Что тебе уже не навредит... Марика, я... мне кажется, я дал тебе достаточно времени, чтобы... Я так не могу. Я отвратился от мужей, но не могу прийти к женам. Ты... ты одна... моя жена... перед Леем. Не... препятствуй... мне...
- Седрик!
Голос романки прозвучал неожиданно резко, как удар кнута. Все-таки сумевший втереться между ее коленей де-принц замер и поднял голову. С минуту они смотрели друг на друга, тяжело дыша и прожигая взглядами. Потом Седрик заговорил - твердо и жестко, не подпуская в голос давершней возбужденной страсти.
- Я знаю, что ты скажешь. Ты скажешь, что я обещал не трогать тебя. Чтобы не навредить ребенку. Чтобы ты привыкла. Видит Светлый, Марика, я долгие месяцы каждый вечер ложился в постель к самой прекрасной женщине в империи и сдерживал себя... изо всех сил, чтобы ты была здорова и спокойна. Да, в нашу первую встречу я был жесток, как... как дикий бемегот и причинил тебе много боли. Так было, и я едва надеюсь на твое прощение. Но с тех пор... Неужели... неужели я до сих пор не доказал тебе, как мне дороги ты и наш сын Хэвейд? Тот самый сын, которого ты отчего-то не желаешь видеть?
Марика привычно молчала, глядя в сторону. Седрик поморщился, все более уверяясь в нужности того, что он собирался сделать.
- Скажи, сколько мне еще ждать твоей благосклонности? - он совладал с собой, гася поднимавшееся и тоже привычное раздражение. - Я... пусть я много говорю, но твое молчание заставляет людей не знать, что подумать! И... я принял решение, - де-принц вновь взялся за ее платье - и поднял его под самую шею, обнажая округлые плотные груди. - Если я по-прежнему буду потакать тебе, ты... так и не привыкнешь к тому, что ты теперь - жена и мать. И будущая королева. А потому... - он положил широкую ладонь на одну из грудей вздрогнувшей от его прикосновения романки. - Мы начнем с малого. Сам Лей благословил наш брак, а мы... его еще ни разу не подтвердили.
Чувствуя приливы усиливающегося желания, Седрик умолк и, решив, что сказал достаточно, торопливо распустил завязки штанов. Марика молчала тоже, бессильно глядя, как он разоблачается. Выслушав речь Седрика, она ничего не возразила своему ненавистному супругу. Глаза юной принцессы были широко раскрытыми, но сухими. Они оставались сухими и тогда, когда муж отбросил свою одежду и так же решительно взялся за ее платье.
Как и ранее, жена ему не препятствовала. Клятва Лея держала ее в повиновении куда вернее насилия.
- Не трогай меня, - морщась, только одними губами неслышно бормотала она, в то время как де-принц, закончив расправляться с одеянием, подтягивал обнаженное тело своей романки ближе к себе. - Проклятие, Седрик... Не трогай меня...
