Глава 28
Могучий гнедой жеребец со спокойным терпением шел по неширокому тракту, что был проложен в обход главной дороги к Ивенотт-и-ратту. Конь был велльских кровей, но силой превосходил породистых черных имперцев. Казалось, он и не заметил, что с начала охоты тяжелых седоков на его спине стало двое.
Несмотря на размеры, поступь коня была легкой. Альвах был опытным наездником, и не мог не оценить, пусть невольно, всех достоинств этого поистине королевского зверя.
Как не мог не оценить результатов собственной дурацкой, чудовищной самонадеянности.
Чем ближе к столице и знакомее становились места, тем в душу Альваха вползал все больший ужас от осознания того, во что он себя втравил.
Маг Ахивир сбежал и бросил свою "невесту". Тем самым избавив от необходимости исполнять данную ему клятву.
Но, едва освободившись от одной, Альвах тут же умудрился вляпаться в другую. Причем, если в первом случае ему попросту не оставили выбора, то теперь в случившемся виноват был не Седрик. И даже не горгона, которая только ей известным способом заставила романа уснуть - и проснуться на том самом месте, откуда началось его проклятое знакомство с проклятым де-принцем.
Виноват был он сам.
После пробуждения Альвах почувствовал, что впервые за долгое время его оставили все недомогания. Женское тело вновь было послушным, и не изводило запертого в нем бывшего Инквизитора постоянными слабостью и тошнотой.
На радостях он вообразил немыслимое. Должно быть, после страшного выбора, который был предоставлен ведьмой, в голове Альваха помутилось. Из всего, что ему предстояло, он видел только один достойный выход. И, несмотря на все доводы рассудка, решил, что сможет повернуть схватку с де-принцем Дагеддидом в свою пользу. Одолеть стремительного великана он не надеялся, но мог подставиться под его меч. Смерть в битве от чужой руки - вот, чего добивался Альвах, провоцируя королевского отпрыска на поединок. И когда Седрик потребовал клятвы, цена которой оказалась непомерно высока, Альвах дал ее с легким сердцем. Он уже был в свете Лея - он шел к этому свету, вставая против де-принца с оружием в руках. Седрик мог одолеть его мечом - но не победить в этой схватке.
Однако он победил. И теперь Альвах трясся в седле, притиснутый к груди счастливого Дагеддида. Он своими руками и самоуверенностью сотворил то, что теперь происходило с ним. И что будет происходить еще очень, очень долго.
"Чувствую только... муку... очень страшную и очень, очень долго... "
Значит, он был прав тогда - Бьенка действительно обладала даром предвидения. Оставшиеся в их мире отголоски магии Лии наделили ее способностью читать судьбы людей. С мучительным стыдом Альвах вынужден был признаться самому себе - девушка пыталась предостеречь его. А он, в полном соответствии с предписаниями Секретариата, ее погубил.
Расплата уже совершалась. Широкая тяжелая лапа Седрика по-хозяйски лежала на его плече. Исходивший от де-принца запах, тот самый, который Альвах долго вытравливал из памяти, накатывал на обоняние, вызывая тошноту. Невозможность сбросить эту лапу, оттолкнуть тискавшего уже беззащитную жертву геттского ублюдка, причиняла Альваху глубокую муку - ту самую муку, о которой, должно быть, предостерегала Бьенка. Но больше теперешнего жгла разум мысль о том, что грядущее сулило еще большее мучение.
Меж тем Дагеддид, казалось, был в превосходном настроении. Он без конца водил ладонью по руке "невесты" от плеча до самой кисти, вжимал в себя, зарывался лицом в волосы и целовал в макушку. Временами, должно быть, ему начинало казаться, что дрожь "девушки" вызвана холодом, и тогда он обнимал Альваха, запахивая полой своего плаща. Исполняя клятву, бывший Инквизитор не препятствовал этому, со страхом ожидая часа, когда они окажутся в спальне. В том, что это все равно произойдет, когда Седрик вновь надумает уединиться со своей романкой, не было сомнений. Де-принц свыкнется с мыслью о ребенке и вторично на защиту беременностью рассчитывать будет нечего.
Бывшему сыну Лея останется лишь смириться с той позорной, недостойной, мучительной участью, которую он уготовил себе сам. О том, чтобы нарушить клятву не могло быть и речи - Светлый не жаловал трепавших его имя всуе клятвопреступников едва не более других грешников. Альвах был обречен до конца оставаться в руках Дагеддида и безропотно принимать все, что тому заблагорассудится выдумать.
Или, все же, можно было упасть на меч, погубив вместе с собой жизнь того ублюдочного ребенка, который рос сейчас где-то внутри его тела. Однако Альвах, много видевший и уразумевший после путешествия за Прорву, догадывался, что если из-за происков хаоса была возведена хула на образ и деяния Темной Лии, то Храм мог заблуждаться и относительно прочих догматов. И если хотя бы на миг предположить, что самоубийцы и детоубийцы попадали не к праведному Лею или мягксердной Лии, а - в объятия хаоса, то нужно было быть трижды глупцом, чтобы этому способствовать.
Эта дорога была тоже закрыта. К тому же, несмотря ни на что, Альвах был молод. Ему по-прежнему очень хотелось жить.
Де-принц в очередной раз притянул к себе "девушку" за плечи, целуя в висок.
- Знаешь, - проговорил он неожиданно, потому что на протяжении всего пути напевал и улыбался, но до сих пор ни разу не заговаривал со своей невольной добычей. - Ведь если помыслить здраво, ты... спасла меня. И, если будет на то воля Светлого, подаришь мне наследника, то в грядущем спасешь от смуты всю страну.
Альвах не ответил. Впрочем, непохоже, чтобы Седрик нуждался в его ответах.
- Я... родился в Ночь Голубой Луны, - решился он на откровенность, стискивая пальцы на плече "девушки" почти до боли. - Но я не хотел... никогда не хотел смириться с этим. Я... Марика, я пытался найти для себя исцеление. Я прочел все ученые трактаты о проклятиях Ночей... какие сумел добыть. Побывал у многих магов... приглашал даже ассов. Ты, наверное, ведаешь, что самые могучие маги рождаются среди них. Я разговаривал с другими проклятыми. Я даже... У меня в покоях пылятся фолианты по любви и вожделениям, женским нравам и женской плоти. Даже о чадородии я знаю едва не больше, чем какая-нибудь повитуха! Однако... долгое время все было тщетно. Пока я не... пока я не познал тебя.
Альвах покосился, но промолчал и тут. Седрику, однако, его речи были пока и не нужны. Он открывал душу - чего не делал еще ни перед кем.
- Ты должна понять, тогда, в первый раз... я очень торопился. Ведь до встречи с тобой меня никогда не влекли женские прелести. Они не вызывали... ничего. Никакого отклика. Во мне словно какая-то преграда. Я способен оценить красоту женщины, но не ощутить вожделения. К тому же раньше... Женщины казались мне одинаковыми. Серыми, суетливыми, глупыми. Взять, к примеру, жену моего брата. Ираика благочестивая, скромная и добрая женщина, она - хорошая жена, но я бы умер со скуки рядом с ней! К тому же, она до судорог боится мышей... А ты?
Погруженный в собственные мысли Альвах слушал вполуха, поэтому не сразу понял, что к нему обращен какой-то вопрос.
- Что - я? - через силу пробурчал он, чтобы выиграть время.
- Что у тебя с мышами?
Роман дернул плечами, не вполне понимая, что от него хотят.
- Если не выпотрошить и хорошо не прожарить, можно подцепить заразу, - недовольный необходимостью поддерживать беседу, нехотя поделился он. - От резей в брюхе будешь сам не свой. И вообще их лучше не жрать, если есть другое мясо.
Седрик расхохотался. Альвах промолчал, искренне надеясь, что если говорить поменьше, то от него вскоре отстанут.
Надеждам романа не суждено было сбыться. Отчего-то его ответ привел де-принца в еще лучшее расположение духа.
- Да! - он с шумом втянул в себя запах волос своей "невесты". - Это то, о чем я говорю! Ты... ты понравилась мне сразу. То, как ты держишь меч... и как не боишься пускать его в ход. То, как ты себя ведешь... Ты ведь не такая, как другие женщины. Это можно почувствовать... Твой запах. Когда я вдыхаю его... просто нахожусь рядом с тобой - я испытываю такое вожделение, что мне... мне трудно себя сдержать. С моих глаз будто падает пелена. Я... вижу твою красоту, совершенство твоего тела. Я... способен любить его, любить тебя. Такого нет рядом с другими женами. Ты... сам Лей послал мне тебя!
Альвах поморщился. Выслушивать откровения мужеложца делалось все мерзостнее. К горлу подступала знакомая тошнота, перемежавшаяся острым желанием наорать на королевского отпрыска и заставить его заткнуться.
Словно почувствовав это, Седрик притиснул его плотнее, обжигая взором щеку. Не дождавшись ответного взгляда, рукой, в которой держал поводья, повернул к себе лицо "девушки", заставив посмотреть себе в глаза.
- Откуда ты такая? - уже серьезно спросил он. - Марика - это велльское имя. Но слепому видно, что ты романка. Как тебя зовут на самом деле?
Бывший Инквизитор дернул углом рта. Говорить ему не хотелось.
- Я не помню, - неохотно покривил он душой, после того, как долго ожидавший ответа Седрик требовательно встряхнул его вялое плечо. - Не помню ничего. Веллы называют меня Марикой. Это все, что я знаю.
К его великому изумлению, Седрик не стал переспрашивать. Де-принц размышлял, не сводя с Альваха оценивающего взгляда. Взгляд этот был настолько проницательным, что не мог не вызывать тревогу.
- Давно ты потеряла память? - наконец, спросил он. Альвах отвел глаза, глядя на проплывавший стороной заснеженный лес.
- Незадолго до... встречи с тобой.
- Смотри на меня, когда говоришь, - Седрик вновь заставил повернуть к себе голову. - Хорошо, я тебе верю. Тогда ответь еще. На обоих твоих мечах гравировка "Марк Альвах". Мне удалось выяснить в Секретариате, что так звали одного из слуг Храма. Он пропал без вести недалеко от Прорвы. Во время охоты на ведьму. Откуда у тебя его оружие?
Альвах покосился на собственный меч, который теперь тоже принадлежал де-принцу, и внезапно ему сделалось так горько, что на миг перехватило дыхание.
- Было на поляне вместе со шлемом, - переборов себя, негромко ответил он почти правду. - Шлем в мешке.
Седрик продолжал смотреть.
- Я не ведьма, - понял его взгляд бывший Инквизитор. - Барахло валялось в лесу. Я покажу, где, если нужно.
Наследник велльского престола снова не стал спорить. Он по-прежнему удерживал пальцы на плече Альваха мертвой хваткой.
- У меня остался только один вопрос, - Седрик помолчал, однако почуявший опасность роман с острой внутренней тревогой ожидал продолжения. - Ты ведь помнишь свою клятву. Что, если я сейчас прикажу тебе говорить правду?
Альвах зло дернулся в его руках.
- Я не ведьма, - повторил он, не опуская глаз и выдерживая испытывающий взгляд Седрика. - Могу поклясться на Священной книге. Умей я колдовать хоть чуть-чуть, ты давно бы квакал.
Де-принц захохотал вновь, с нежностью обнимая бывшего Инквизитора и целуя его в волосы выше уха.
- Ну, хорошо, - отсмеявшись, и, по-видимому, отложив этот разговор для более удобного случая, решил он. - Верю, что потом... ты мне все расскажешь сама. На пока достаточно того, что нет никаких препятствий к нашей женитьбе.
Альваху захотелось съязвить - грубо и зло, но он сдержал себя, понимая, что его резкость вызовет у Дагеддида больше вопросов, на которые придется отвечать.
Из-за поворота малоезженой дороги, наконец, показалась широкая лесная вырубка. Вырубка была той самой, на которой стоял знакомый Альваху дом. Множество седмиц назад он уходил из этого дома в ночь, думая только о том, как оказаться от Седрика как можно дальше.
Пес Черный убежал вперед. Де-принц подъехал почти к самому крыльцу и, спрыгнув в вытоптанный снег, ссадил кусавшего губы Альваха. Однако отчего-то не повел коня в конюшню, а привязал тут же, у двери.
- Идем, - он крепко взял за руку "невесту" и, прихватив отнятый у Альваха мешок, потянул его в дом. - Я... проклятье, было бы лучше, если бы Эруцио решил заночевать в Ивенотт-и-ратте.
Альвах оказался в уже знакомой ему комнате - той самой, в которой де-принц полуночничал с его сердечным приятелем Эруцио в ночь побега. Насколько он мог судить, здесь все оставалось по-прежнему, разве что исчезли мешки, которые вроде бы лежали в углу. Седрик стремительно прошел к очагу, волоча романа за собой, и с некоторым изумлением вгляделся в ярко полыхавший огонь.
- Ничего не понимаю, - пробормотал он. - Эруцио, похоже, еще не возвращался. Иначе бы уже вышел навстречу. Получается, он затопил очаг, а уехал потом, совсем недавно. И чего его понесло в город на ночь глядя?
Альвах не ответил. Седрик постоял, словно в нерешительности, потом крепче стиснул его руку и решительно повел наверх.
Бывший Инквизитор шел за ним, как рогашёрст на заклание, беспомощно и грязно ругаясь про себя по-романски. Каждый шаг приближал к месту, которое хотелось навсегда вытравить из памяти. И которое, по-видимому, скоро предстояло пытаться забыть вновь. Разум романа ломали такие корчи, что когда Седрик, наконец, отворил дверь, Альвах уже перестал чувствовать страх и отвращение и исполнился полного безразличия к предстоящему.
Однако как оказалось, его терзания были напрасны. Де-принц просто усадил равнодушную ко всему "невесту" на вновь застеленную постель. После чего вышел и, спустя какое-то время, вернулся с миской холодного жареного мяса и хлеба. Его пес забежал следом и улегся у ног Альваха.
- Поешь, - приказал Седрик, о чем-то напряженно размышляя. Альвах послушно взял кусок мяса и принялся жевать. Есть ему не хотелось, однако, приказы он не обсуждал.
- Послушай, - начал было де-принц, и запнулся. Как ему и приказали, Альвах прислушался, продолжая откусывать от мяса. - Послушай... Марика. Тут такое дело... Я хочу немедленно объявить тебя моей невестой и соединиться с тобой перед лицом Лея. Однако для этого нужно... мне нужно оповестить отца. И еще, - он нахмурился. - Все должно быть достойно в глазах народа. Я... отцу о тебе я должен сообщить сам, с глазу на глаз. Боюсь, никому больше поручить передать эту новость нельзя, в противном случае, он может подумать, что его желают ввести в заблуждение. А потому... Я сейчас оставлю тебя здесь и уеду в Ивенотт-и-ратт. Отсюда до города всего два часа, до ночи я буду там. А наутро вернусь за тобой. Ты вступишь в столицу, как и полагается невесте будущего наследника престола - пристойно одетой, в сопровождении слуг и охраны.
Альвах положил недоеденное в миску. При мысли об ожидавшем унижении кусок не лез ему в горло.
- Тебе нужно побыть здесь всего лишь до утра, - Седрик опустился перед "невестой" на колени, беря девичьи руки в свои. - Пообещай мне, что ты никуда отсюда не уйдешь. Что ты не попытаешься сбежать. Что будешь ждать меня в этом доме.
- Я уже дал...а клятву, - Альвах сделал над собой усилие, чтобы не выдернуть выпачканные в мясных соках ладони. - Лей свидетель, ты приказываешь - я подчиняюсь. Пока смерть меня не освободит. Чего тебе еще?
Де-принц поморщился.
- Хорошо. Этот дом заговорен магом первой степени на отвратность для разбойников и прочей дорожной грязи. Думаю, за одну ночь здесь с тобой ничего не случится. На всякий случай, оставляю тебе Черного. Он будет тебя охранять.
- Оставь мне лучше меч.
Не споря, Седрик вытащил из-за пояса клинок и положил рядом с Альвахом на постель.
- Еще чего-то ты хочешь?
- Проваливай живей.
Де-принц стиснул зубы. Он с трудом сдержался, однако, теперь ничем не показал своего раздражения. Вместо этого он подался вперед, и прикоснулся губами к губам своей прекрасной пленницы.
- Я вернусь так быстро, как смогу, - он поднялся. - Бери все, что есть в доме. Но за порог - ни ногой. Черный, - он мотнул головой в сторону Альваха. - Сторожить!
... Против ожиданий, Альваху удалось заснуть почти сразу после отъезда де-принца. Никаких особых дел в доме Седрика у него не было. Проводив "жениха" до двери и, спустя некоторое время, послушав отдалявшийся стук копыт, бывший Инквизитор неожиданно сам для себя глубоко зевнул.
Уже особо не размышляя и не терзаясь, он забрался в ту самую кровать и, накрывшись одеялом, почти сразу провалился в глубокий сон.
Сны были муторные и бестолковые. Альвах метался, боролся с чудовищами и тонул в людских потоках. Поэтому, вскинувшись спустя какое-то время, он не сразу понял, что уже не грезит.
Рассвет еще не начал разбавлять зимнюю ночь хмурой розоватой синевой. Но с улицы уже доносились людские голоса, конский топот и скрип колес. Очевидно, де-принц решил ввезти "невесту" в Ивенотт-и-ратт ранним утром, и потому пригнал должный сопровождать Альваха эскорт уже теперь. А значит, нужно было подниматься и готовить себя к новым испытаниям.
Дремавший у ложа Черный вскочил. Альвах сполз с ложа и, проклиная нетерпеливость озабоченного чадолюбием королевского отпрыска, приготовился встретить Седрика настолько помятым после сна, насколько это вообще было возможно.