Глава 18

За все то время, пока он жил у Ахивира, Альваху ни разу не доводилось бывать за дверью, которая вела во вторую комнату дома велла. Лишь единожды за время отсутствия хозяина он попытался туда заглянуть, но дверь внезапно оказалась заперта. Поскольку все, нужное для жизни, имелось и в первой комнате, а Альвах от природы не был особо любопытен, он уважил желание охотника на неприкосновенность его тайн и более никогда не пытался проникнуть, куда не приглашали.

Теперь он и Ахивир вновь стояли перед этой дверью. Хозяин дома надавил ладонью и дверь, щелкнув, отворилась.

В комнате вспыхнули сразу несколько светильников. Альвах в некотором изумлении обозревал просторное помещение с двумя шкафами, полными книг, столом, на котором было свалено множество того, о чем могли ведать только маги - и посвящённые Инквизиторы. В стороне на большой напольной подставке стояла великая полукруглая карта земель - одна сторона была отмечена очень подробно, вторую укрывала туманная дымка. Дымка казалась настоящей. На стене висело оружие - секира с длинной рукоятью, несколько кинжалов и арбалет. У дальней стены находилось нечто вроде плоского шкафа, ростом выше самого Ахивира и - занавешенное шкурами.

Ахивир щелкнул пальцами - и свет светильников сделался ярче. Альваха, впрочем, он этим не удивил. Бывшему Инквизитору за годы службы довелось повидать множество магов. Как и все в империи, он знал, что маги делились на три категории, или, как их именовали ученые мужи - три степени, по величине силы. Третьестепенные могли лишь сотворять фокусы на потеху толпе. Маги первой степени считались мастерами своего дела и снискали всеобщее благоговение и почет. Наиболее многочисленными были те, кто получался посередине - они могли принимать участие в битвах, сдвигать тяжести, делать обереги и имели прочие мелкие, но важные занятия. Похоже, однако, что Ахивир имел степень, не ниже первой, ибо слабые чародеи не могли вызывать бури либо укладывать снега.

Были еще те, чья сила оказывалась настолько велика, что ее невозможно было охватить человеческим мерилом. Но таких рождалось ничтожное число. И, как правило, маги с таким даром умирали в младенчестве, ибо человеческому разуму и телу редко удавалось выдержать то испытание, что посчитал нужным возложить на их плечи Светлый Лей.

- То, что я не желал открывать до времени, чтобы не испугать тебя, - Ахивир, тем временем, обвел рукой свою тайную комнату. За его пальцами тянулся едва заметный огненный шлейф. - Ты слышала, я маг. Лей в своей благости указал на меня, одарив великим могуществом. Оно не сделало меня счастливым, но... это всегда верный кусок хлеба. Я делаю погоды, отгоняю бедствия и защищаю от разбойников - а здешние снимают богатые урожаи, и отсыпают мне мою долю щедро. Да и к тому же... я хороший охотник. В деревне мою семью уважали наравне с семьей старосты. Хозяйство у меня, конечно, маловато... Но мы все прикупим. Дом расстроим - только дай знать, если тебе того нужно. Ты... - он шагнул ближе, и Альвах невольно попятился. - Ты... я даже имени твоего не знаю до сих пор. Но я... помоги мне, Светлый! Я люблю тебя с того самого времени, как Лей сподобил тебя прийти к моему дому. Я... хочу, чтобы ты... чтобы ты признала себя моей перед алтарем самого Светлого Лея. Прошу тебя... будь моею в вечности!

Он снова шагнул вперед. Альвах попятился еще, тоскливо размышляя о том, что, должно быть, уже почти состоявшаяся надежда на зимовку в теплом доме приказала долго жить. Охотник все-таки не вытерпел, выдавая свои устремления. Даже очень могучий маг не смог сопротивляться проклятию горгоны, подобно другим мужам.

Ахивир смотрел на него в ожидании ответа, и в глазах мага отражались огни горевших вокруг светильников. Бывший Инквизитор тоже не опускал взгляда, внутренне томясь все больше и больше. Он уже понимал - единственным способом остаться в этом доме на зимовку значило отдать веллу себя. Альвах не слишком дорожил никогда не перестававшим раздражать его женским телом. Тело принадлежало не ему, а какой-то женщине, которую он не знал, и не желал знать. При нужде он мог бы дать Ахивиру то, чего тот вожделел, если бы сама мысль о близости с мужем не внушала роману омерзения.

По службе Альваха в гарнизоне, легионеры по многу месяцев не видели женщин. Тогда некоторые из них, даже не рожденные в Ночь Голубой Луны, искали утешения в объятиях друг друга. Роман относился к такому с равнодушной брезгливостью. Теперь, даже в девичьем теле, мужи влекли его не больше, а, пожалуй, еще меньше, чем ранее.

- Отчего ты... не отвечаешь? - Ахивир, который все это время глядел в лицо Альваха, не высмотрел там, судя по всему, ничего для себя утешающего. - Ты уже... уже не так юна, и вступила в возраст, благословенный для брака. Ты ведь знаешь, что женщине нельзя без мужчины. Думаешь, что найдешь себе лучше?

Под этим напором все отступавший Альвах под конец оказался у дальней стены. Охотник-маг в волнении навис над ним. На лице Ахивира проступили красные пятна. По-видимому, равнодушие юной женщины пробуждало в нем раздражение и гнев.

- Дай знать, чего тебе не хватает! - велл схватил романку за плечи. - Ведь я такой же муж, как все, не лучше, но и не хуже! Я не богат, но по твоему желанию я многое сложу к твоим ногам! Я отправлюсь в Прорву и принесу оттуда все сокровища, если они там вообще есть! Что тебя во мне не устраивает? Что?

Альвах повел плечом, попытавшись высвободить его из мужских пальцев. С некоторой отстраненностью роману подумалось о том, что если прямо сейчас сбить Ахивира на пол и ударить в висок ногой, ему еще удастся уйти. Бывшего Инквизитора могла спасти только стремительность. Промедление грозило тем, что уже случилось ранее - с другим мужем, могучим достаточно, чтобы взять то, что пожелал. Альвах понимал, что такой маг, каким был велл, получит с него желаемое еще вернее принца.

Тоска от осознания своей беспомощности из глубин естества поднялась к самому горлу. Совсем некстати перед мысленным взором романа один за другим явились образы. В них он чувствовал снисходительное превосходство перед теми женами, что когда-то в силу каких-то обстоятельств вынуждены были без желания отдавать себя ему. Тогда Альваху не было их жалко. Часто целуя очередное, силящееся улыбнуться ему лицо, он ловил себя на мысли, что совершил снисхождение к недостойной дочери Темной Лии, одарив своей любовью. И чувствовал раздражение оттого, что удостоенная его вниманием женщина была настолько глупа, что не видела в случившемся оказанной ей милости его выбора.

Альваху не приходило в голову, как это могло выглядеть с другой стороны.

Теперь уже Ахивир был уверен, что оказывает благодеяние обесчещенной женщине, желая соединиться с ней. И искренне досадовал ее сомнениям.

- Я буду тебе хорошим мужем, - тем временем, давя свой гнев, продолжал увещевать маг, склоняясь все ниже к лицу морщившейся девушки и продолжая удерживать ее за плечи. - Никогда не обижу, поверь. Ты не пожалеешь, что выйдешь за меня...

Альвах, нежную щеку которого уже щекотала жесткая борода Ахивира, теперь ощущал странное. Вместо того, чтобы быстро и резко ударить головой - как он сделал это с Седриком, ему до зубовной боли хотелось закрыться руками и, сжавшись в комок, заплакать. При том разум бывшего Инквизитора оставался ясен и отстранен. Он с ужасом слушал себя изнутри. Слабость не отступала, открывая ему в его натуре будто что-то новое, неведомое ранее.

Или это новое было свойственно не его натуре? А явилось следствием чего-то, порожденного уже женским телом и сокам, которые в этом теле текли? Альвах не понимал. И от этого ему делалось все более жутко и противно одновременно. Он брезговал сам собой, брезговал Ахивиром, который, склонившись, обдавал его дыханием, брезговал даже пыльно-книжным запахом комнаты. Тошнота появилась внезапно, поселив внезапную слабость во всем теле. На коже мгновенно выступил холодный пот.

Очнулся Альвах оттого, что почувствовал губы Ахивира на своих губах. Поцелуй мага-охотника, жесткий, мужской, вмиг заставил романа опамятовать и, наконец, с силой оттолкнуть велла. Однако, от толчка Альвах сам не удержался и отшатнулся назад, наступив на шкуру, которая занавешивала третий, странный шкаф в этой комнате.

Шкура слетела на пол. Ахивир, который, было, снова собрался говорить, так и замер с открытым ртом.

Мгновением позже Альвах догадался обернуться.

Шкура, которую сбросил на пол роман, занавешивала собой не шкаф, а зеркало. Высокое зеркало, в рост взрослого мужчины, с каменным окаймлением, это зеркало отражало комнату, набитую магическими вещами, стоявшего чуть поодаль Ахивира с отвисшей бородой и Марка Альваха. Не низкорослую прекрасную романскую деву, в которую его превратило проклятие забавлявшейся ведьмы. А бывшего легионера, охотника за нечистью и Инквизитора Святейшего отца Марка Альваха, такого, каким он себя помнил до роковой встречи с горгоной. Альвах стоял, выпрямившись во весь свой великолепный рост, и его широкие плечи обтягивало сукно женского платья, впрочем, нисколько не скрывавшего мужественности, что была дана природой. Волосы, которые он оставлял нестриженными ровно настолько, чтобы они скрывали безобразный шрам и почти оторванное ухо, были снова коротки. Сам шрам был на своем месте, на узком, по романскому обычаю всегда гладко выбритом лице.

Как во сне Альвах сделал шаг к зеркалу и тронул лицо. Ему на глаза попалась рука - тонкая и, вне всяких сомнений, женская. Инквизитор в зеркале тоже шагнул вперед и тронул щеку. Зеркало отражало лишь суть. Реальность оставалась реальностью. Марк Альвах по-прежнему находился в комнате мага и в теле женщины. Для него ничего не изменилось.

Тоска навалившегося разочарования едва не разорвала сердца романа. В груди сделалось душно. Альвах упал на колени, вцепившись в собственные плечи так, точно хотел вытряхнуть себя из своей же шкуры. Теперь бытие достигло для него пика непереносимости. Ему страстно захотелось перестать быть - сей же миг. Альвах тихо замычал, сжимая зубы и мотая головой, и из-за этого не сразу увидел лица Ахивира.

Маг, похоже, понял. Выражение тоски, появившееся на его лице, могло соперничать с тем, которое комкало теперь черты Альваха.

Некоторое время произучав романа, который был выше его почти на голову, велл стиснул зубы и шагнул вперед, хватая бывшего Инквизитора за плечо, поднимая и разворачивая его к себе.

- Это, - справившись с лицом, и вернув на него спокойствие, маг коротко кивнул в сторону зеркала, - твой истинный облик?

Альвах еще раз оглянулся на себя настоящего и кивнул, закусив губу. Ахивир глубоко и с усилием вдохнул.

- Ведьма? - получив еще один утвердительный кивок, он дернул щекой. - Давно?

Роман показал на пальцах. Ахивир понял его правильно.

- И речь тоже она? Проклятье, сильно же ты ее допек!

Альвах не выдержал и снова обернулся к зеркалу. Невольно велл тоже посмотрел туда. И, вдруг, шагнув ближе, всмотрелся точнее в отражение романа. Потом развернул бывшего Инквизитора к себе и коснулся лба.

- А это еще что... не дергайся, дурак! - он снова посмотрел в зеркало, потом вытащил из-за пояса нож и, не дав Альваху опомниться, сковырнул с его лба темную родинку. Единственную, которую ведьма оставила на совершенной, чистой девичьей коже.

Альвах потер лоб. Несмотря на то, что выбранная из него родинка оказалась неожиданно крупной и твердой, крови не было. На этом месте остался только след, который быстро затягивался.

- Этот камень маги вращивают в тех, с кем не хотят терять связи, - Ахивир покатал на ладони пальцем бывшую "родинку" Альваха. - У тебя ведь раньше такого не было?

Роман пожал плечами и помотал головой.

- Тогда, это твоя ведьма, - Ахивир отошел к столу и, вытащив железную коробку, внутри которой что-то гремело, бросил каменную горошину в нее. - Она видела все, что с тобой происходило. Даже могла пытаться внушать тебе мысли либо подчинять волю... В моем доме ее магия была бессильна, ибо я наложил защиту. Но едва бы ты отошел на два-три десятка шагов - снова оказался в ее власти. Радуйся, что ты заглянул в мое зеркало.

Они посмотрели друг на друга. Ахивир страдальчески поморщился.

- А я все думаю, как же ты... Я ведь... хотел... - он снова едва справился со своим лицом и махнул рукой. - Проклятье. Проклятье! И что вот теперь... прикажешь с тобой делать, а? Проклятый ты лицедей!

Альвах бросил на него хмурый взгляд. Потом указал на зеркало, на себя и сделал еще несколько жестов, которые, однако, Ахивир худо-бедно понял.

- Спрашивешь, возможно ли вернуть тебя обратно? - он зло дернул ртом. - Откуда мне знать? Да, я маг, но то, что с тобой случилось, не имеет никакой общей природы с магией Светлого Лея. Это женская магия, магия Лии, та, что может искажать естество, не меняя его. В то время, как мужская магия наоборот - меняет естество без искажений! Как же тебе объяснить... Ты ведь думаешь, что это не твое тело? Оно твое, дурак. Она просто его изменила. Ведь если отрезать тебе, к примеру, нос, ты ведь не перестанешь быть собой? Это то, что умеют бабы - искажать сущности. Ни один муж, даже величайший маг, этого не сумеет. Муж может изменить форму - стать хоть псом, хоть драконом. Но это изменение не исказит человеческой природы - и по прошествии надобности муж вновь станет человеком. Естество его не исказится. А вот если тебя в лягушку обратит ведьма - так и будешь квакать, пока она не сжалится вернуть тебя, или не издохнешь. Со мной она могла сделать то же самое - и не в моих силах было бы преодолеть это искажение, ибо у моей магии совсем иная природа!

Альвах понял не все, но главное уразумел - даже сильный маг, подобный Ахивиру, не мог вернуть его обратно. На глаза вновь навернулись предательские слезы, порожденные набиравшей силу женской сутью. Роман стиснул зубы и вновь попытался объясниться жестами.

- Слушай, вот не маши тут руками, ладно? - Ахивир, довольно грубо отодвинув романа с дороги, поднял шкуру и вновь занавесил свое зеркало. - Я уже сказал - я не смогу тебя вернуть! Даже если бы хотел - не смог бы! И никто из мужей-магов не сможет, можешь даже не искать. Природа мужской магии другая, другая, ты слышишь, или нет? Иди, ищи свою ведьму. Пади ей в ноги. Может быть, она над тобой сжалится. А может быть, нет. Ты ведь чем-то обидел ее? Если бы ты как-то еще мог рассказать, что между вами вообще произошло! Или, хотя бы, написать. Ты же и писать-то, наверное, не умеешь.

Они одновременно посмотрели в сторону стола, на котором в беспорядке валялись писчие принадлежности. Мигом спустя Альвах, который, после скрытия зеркала, вновь для хозяина дома превратился в прекрасную романку, оказался возле них. Несколько мгновений спустя он уже строчил правильным, твердым романским шрифтом краткую историю своих злоключений. Он не умел писать по-велльски, но, судя по всему, Ахивир читал по-романски - на столе помимо прочего в беспорядке валялись несколько романских книг.

Предположение бывшего Инквизитора оказалось верным. Ахивир терпеливо ждал, время от времени поглядывая ему через плечо. Романский он знал не хуже велльского, потому что когда Альвах, наконец, закончил, маг сам забрал со стола листок и, усевшись на стоявший тут же табурет, быстро пробежал глазами начертанные углем строки.

После прочтения Ахивир опустил руку с листком и уставился невидящим взором перед собой. Альвах выжидательно стоял рядом. Он все еще не терял надежды на помощь мага - коль скоро судьба свела их пути.

- Марк Альвах, Инквизитор второй степени, - между тем с каким-то непонятным выражением процедил велл, поднимая глаза. Отчего-то роман почувствовал угрозу, не вполне, впрочем, понимая, из чего она исходила. - Так ты - Инквизитор? Инквизитор, который охотится за ведьмами?

Альвах кивнул. Ахивир кивнул тоже, по-видимому, удостоверившись в чем-то. Исписанный листок он сжал в кулаке, уперевшись им в колено.

- Я тебе вот что скажу, господин Инквизитор второй степени Марк Альвах, - маг говорил тихо, но Альвах чувствовал все возраставшую угрозу всем своим существом. - Нет. Не так. Скажу - не так. В общем... Зим двенадцать тому назад я покинул дом и отправился в столицу, дабы поступить в Имперский Университет. Мне хотелось научиться большему, чем просто делать погоду и отгонять плодожоров.

Он поморщился, будто то, о чем он говорил, до сих пор причиняло ему боль.

- Здесь, в поселении, я оставил невесту. Ее звали Пиской. Она была самая... Ну, да это не твое дело. Она была травница. Травы словно говорили с ней... Все же, отголоски магии Лии носит по миру, и они притягиваются к наиболее подходящим женам. Кто-то из женщин рождается с даром предвидения, а кто-то - лечения. Вы, романы, и ваша... ваша Инквизиция считает это грехом, достойным костра, а я говорю - Писка была невинна, как была невинна Лия до того, как Лей взял ее в первый раз!

Велл зло пожевал губами.

- Кто-то донес на нее, - он мотнул головой. - Не знаю. Кто-то из местных. Наслушались ваших романских бредней... Я был в Университете. Лишь когда вернулся домой на побывку, узнал, что ее... Такие Инквизиторы, как ты, роман, увезли мою невесту в один из ваших... ваших застенков. Они пытали ее, а потом сожгли! Сожгли за то, что она умела исцелять недуги! И я... я даже не знал! Если бы я знал - я бы стер целый город! Я бы мир перевернул...

Ахивир глубоко вдохнул. На его щеках заиграли желваки.

- С тех пор я... я не живу, - он вновь вскинул глаза и посмотрел на романа в упор. - Так было до тех пор, пока к моему дома не пришла... пришел ты. И мир будто снова воскрес перед моими глазами. А теперь... теперь я узнаю, что мою жизнь... мою семью, которую я уже видел в своих помыслах - снова отнимает у меня Инквизитор. Будьте вы все прокляты!

Он вскочил. Альвах невольно отшатнулся, когда маг схватил его за запястье. Роман едва поспевал, когда велл, протащив его через весь дом, распахнул дверь и вышвырнул на улицу.

- Убирайся! - выкрикнул он, глядя, как поднимавшийся на ноги роман стискивает плечи руками под набросившимся на него холодом. - Проваливай живее, или проклятие ведьмы покажется тебе благословением! Пока я не передумал!

Он с силой захлопнул дверь. Альвах остался стоять посреди двора в платье из толстого сукна, но без меховой куртки, которую оставил в доме. Его трясло - от холода и от внутреннего напряжения, что он только что пережил. Откуда-то взявшаяся тошнота по-прежнему не отступала, как и проклятая слабость во всем теле.

У изгороди валялись несколько шкур, которые он сам же вычесывал. Подобрав одну, Альвах набросил ее на плечи и пошел прочь от так и не ставшего ему убежищем дома.