Глава 291
Пока снаружи все суетились, Хаджар откинулся головой на тюки и задышал чуть ровнее. Азрея, забавно подергав носиком, тут же прыгнула ем на груди и, невзирая на стон боли, улеглась теплым комочком.
Дышать сразу стало чуть легче.
Ран на теле Хаджара было достаточно, чтобы немедленно вызывать лекаря, но он этого не сделал. Запустив руку в собственный походный мешок, Хаджар выудил оттуда несколько заранее припасенных склянок. В каждой плескалось по особой, разноцветной микстуре. Зелью, если говорить языком алхимиков и “эликсиру”, если переиначить на слэнг практикующих.
Залпом осушив содержимое, Хаджар тут же поморщился. Вкус был точно такой же, как у недожаренного дождевого червя. Откуда Хаджар знал каковы на вкус были черви? В бытность цирковым уродцем поесть удавалось не всегда…
Но, несмотря на гадостливый вкус, эликсиры действовали как и было обещано. С каждым новым вздохом раны на теле Хаджара затягивались. Внутренние органы восстанавливались, а циркуляция энергия приходила в норму.
Конечно это не были зелья исцеления, которые можно добыть лишь в империи. Простые лечебные настойки, так хорошо сработавшие, потому что раны Хаджару нанес не противник, а он сам. Вернее – его энергия и разум. Такие было вылечить проще всего.
Уже через полчаса Хаджар смог принять сидячее положение и крепко сжать рукоять меча. Будь у него вычислительная мощь нейро-сети, он бы смог наглядно рассмотреть все преимущества стадии Трансформации Пробужденного Духа (на которую взошел только что), над своей предыдущей. Увы, без подобного устройства, Хаджару приходилось опираться только на собственные ощущения.
– Выйдем в открытый мир, малышь? – улыбнулся Хаджар вновь заснувшей Азрее.
Замотав тюрбан потуже, Хаджар убрал в него миниатюрного котенка и, привычно поправив пояс с ножными, запахнул кафтан и вышел из повозки. Мир вокруг него никак не изменился. Разве что где-то на горизонте добавился почти смутный силуэт приближающегося оазиса.
Впрочем, это мог быть и мираж, коих за месяц пути Хаджар повидал немало. От безобидных очертаний лесов и гор, до теней прошлого, сильно ранивших его сердце. Со временем, правда, он научился быстро отличать реальность от игры воображения.
И все же, втянув носом воздух, слегка прикрыв глаза и “прислушавшись” к окружающему миру, Хаджар заметил некоторые изменения. Не в самом мире, разумеется, а в его восприятии.
Все стало чуть более… четким. Чуть более… ярким. Как если бы на и без того насыщенный красками холст добавили еще несколько мазков. И эти несколько “мазков” сильно улучшали общую картину. Делали её… доступнее.
Хаджар пока не мог подобрать нужных слов для своего нового мироощущения. Но тем не менее понимал, что оно действительно сильно отличается от стадии Трансформации Смертной Оболочки.
– Ничто так не проверяет новые силы, как хороший спарринг, – произнесли за спиной.
На этот раз Хаджару показалось, что за мгновение до первых слогов, он смог заметить легкое дуновение. Некое эхо от чужого присутствия. Может так оно и было, может нет, но впервые Хаджар смог заметить Эйнена до того, как тот сам себя раскрыл.
– Через пару дней, островитянин, – кивнул Хаджар. – когда я лучше освоюсь.
Эйнен ответил в привычной ему молчаливой манере. Неуловимым движением головы он дал понять, что услышал своего спутника.
Какое-то время они шли в молчании. Хаджар то и дело выпускал свою энергию и “втягивал” её обратно. Игрался, будто ребенок с тянущейся лентой. Так казалось многим неопытным практикующим.
Те же, кто как и сам Хаджар, шагнул за стадию Трансформации, все было понятно. Таким образом Хаджар пытался определить границы своих новых возможностей. У него не было времени на спарринг или на хорошую практику с мечом. Так что таким вот нехитрым образом он и тестировал сам себя.
Это длилось недолго – около двух часов. Вскоре же мысли Хаджара были заняты уже совсем иным.
Спустившись с гребня очередного бархана, караван оказался практически на ровной песчаной глади. Недавний ручеек, вдоль которого они шли, вырос в небольшую речку. Она змейкой вилась от оазиса, который Хаджар сперва принял за мираж.
За свою жизнь он повидал много гор. Учитывая недавнее приключение у бедуинов – их количество только росло. Но такое зрелище Хаджар не мог не то что вспомнить, но даже представить.
Ручей впадал в широкое озеро, вокруг которого поднимались пальмы, высокая трава, стояли белокаменные дома с циновками вместо дверей. Суетились люди. Женщины в разноцветных одеяниях ходили с кувшинами и корзинками на головах. Кожа их была намного темнее, чем у пустынников или даже бедуинов.
Дети, смеясь, бегали вдоль воды среди бесконечных зарослей. Кто-то из их более взрослых сородичей залихватски размахивал шестами, отрабатывая удары и стойки.
Где-то вдалеке сверкали золотые купола дворца. Приземистого, низкого, больше похожего на каменный квадрат, на которым поставили золотые шатры. От дворца шла каменная улочка, на которой стояли многочисленные торговцы, кричащие что-то во все горло.
Вокруг оазиса Курхадана не стояли никакой стены. В город можно было войти с любой стороны. Но, благодаря новому мироощущению, Хаджар буквально нутром чувствовал, что стена была. Только не из камня, а подобна той, что возводила Сера. Порой, если быстро отвести взгляд в сторону, то краем глаза можно было увидеть легкое золотистое мерцание и несколько причудливых иероглифов.
Но ничего из выше перечисленного не поразило Хаджара до той степени, чтобы в удивлении слегка приоткрыть рот.
В центре озера располагался островок с бурной растительностью. А росла она на подножие скалы. Белой, как первый снег. Огромная скала поднималась все выше и выше к небу, становясь шире и массивней. В конце же она заканчивалась исполинским плато. Таким большим, что на нем можно было уместить две столицы Лидуса.
Со стороны подобное чудо природы могло показаться каменным зонтиком какого-нибудь гиганта.
Но и это не было самым удивительным.
На самом плато рос… лес. Не из пальм и иных незнакомых Хаджару деревьев, а самый обычный, лиственный, местами хвойный, лес. Хаджар видел березы, ели, тополя, ясени и дубы. Все то, о чем его душа, порой, скучала.
В центре же леса высился гористый холм. Его рассекали четыре полноводных ключа, которые впоследствии превращались в четыре реки, чтобы упасть водопадами в озеро.
– До этого я думал, что ничего удивительнее Мертвых Гор уже не увижу, – озвучил общую мысль Эйнен.
Для многих в караване открывшееся зрелище стало удивительным и шокирующем событием. Но для большинства – лишь отдушиной. Осознанием того факта, что им не придется умирать от голода и жажды среди песка.
– Такого у вас на севере не встретишь, да, варвар? – хмыкнул проезжавший мимо Шакх.
– У нас тоже есть чем похвастаться, – пожал плечами Хаджар.
Вот только в памяти, почему-то, так и не всплыло ничего такого, что могло бы сравниться по своей красоте и поразительности с Курхаданом.
– Не забывай указания Шакара, – напомнил мальчишка и поехал вперед – продолжать досаждать Ильмене.
После возвращения из племени бедуинов, всех охранников собрал Шакар. Сделал он это, чтобы рассказать новеньким и напомнить ветеранам о правилах оазиса.
В город, несмотря на явный щит, войти мог действительно любой. До тех пор, пока намерения его оставились мирными, он мог находиться в Курхадане столько, сколько пожелает. Мог пить за любым столом (если были деньги) есть, веселиться, гулять где хочет. Он мог завести здесь семью, купить дом и осесть. Это не возбранялось.
В Курхадане не было понятия “чужак”.
Но были несколько правил, которые должны были соблюдать все. Местный шейх, царь, сулман, тархат – называйте как хотите, считался фигурой едва ли не божественной. Когда тот шел по улице, нужно было немедленно упасть на колени и упереть лоб в землю.
Говорить в присутствии правителя было нельзя.
Помимо прочего, ношение оружия не возбранялось, но никто, кроме стражи оазиса, не имел права его обнажать.
И последний и самый строгий запрет. Ни при каких условиях, ни в коем случае, под угрозой немедленной казни, нельзя было подниматься на вершину оазиса.
Что такое “вершина оазиса” Хаджар в тот момент не особо понял. Теперь же слова Шакара стали для него предельно ясными.
– Дарха-а-ан, – прозвучал шепот в ветре.
Хаджар вскинул голову. На мгновение ему показалось, что среди елей он увидел размытый силуэт.
