21
С развлечениями в царском дворце было туго: ни тебе Интернета, ни телевидения, ни кинотеатров. Даже театры находились в зачаточном состоянии. Поэтому не было ничего удивительного в том ажиотаже, который возник при известии об открытом приеме купцов из Корбинского края. Никто не собирался упускать такой шанс себя показать и других посмотреть, тем более что Иван Федорович хотел продемонстрировать представителям временно потерянной территории всю серьезность своей поддержки. Придворный люд валил на прием толпами, и уже на лестнице у меня возникли серьезные опасения оказаться где-то в задних рядах присутствующих, откуда ничего не будет ни видно, ни слышно. А тут еще в мою голову неожиданно пришла шальная мысль, заставив невольно замедлить шаг.
Что если попытаться разыграть мятежную карту? Какие у Таридийского царства первоочередные задачи? Выиграть время для подготовки к войне с Улорией и не выдать за это время улорийцам графиню Ружину. При этом существуют серьезные опасения, что король Янош хочет форсировать события и начать военные действия уже будущим летом. Причем поводом может послужить как раз позиция Ивана Шестого, занятая в отношении корбинской наследницы – все знают, что де-факто ее приютили в Ивангороде, но де-юре ее здесь нет, а потому не может быть и претензий. Вспыльчивый и не терпящий отказа улорийский правитель просто плюнет на условности и перейдет в наступление. То есть сейчас мир в буквальном смысле слова висит на волоске.
А если взять и искусственно создать ситуацию, к которой робко подталкивают некоторые иностранные «друзья», недовольные проводимой семьей Соболевых политикой? То есть объявить о своих правах на престол, схватить Ружину в охапку и увезти в Холодный Удел. Можно даже не трогать таридийский трон, просто заявить об отделении севера, ну и попутно – о намерении «наложить лапу» на Корбинский край. Янош не может не посчитать меня своим врагом, но не может и нападать на того, кто с этим врагом борется. А бороться Иван Федорович и сыновья будут шумно, помпезно, но не очень активно. Пока соберут войска, пока подвезут боеприпасы и продовольствие – глядишь и осень наступила, зима на носу. А зимой в горах Холодного Удела особо не повоюешь, потому придется откладывать военные действия до весны. Весну и лето царские войска и мятежники вполне благополучно пробегают друг за другом, чтобы осенью разойтись вновь на зимние квартиры. Что называется – здравствуй, вторая серия! А там и до третьей дотерпим, после чего все благополучно помирятся со всеми, прощай, мятеж, здравствуй, единое государство! С внутренними проблемами будет покончено, можно будет приняться за внешние.
Я даже остановился посреди коридора, захваченный буйством разыгравшейся фантазии. Но здравый смысл очень быстро разбил нарисованную в уме картину вдребезги. И спустя минуту я уже вовсю ругал себя за впущенные в голову глупые мысли. В самом деле, волшебный план спасения мог существовать максимум в качестве нарисованной на бумаге безжизненной схемы.
На деле мятеж не может быть игрушечным, иначе в него никто не поверит. Значит, нужно сделать его настоящим, а настоящий мятеж предполагает человеческие жертвы и раскол страны на два лагеря. По той же причине мне придется в течение нескольких лет играть роль предателя, а мне даже от мысли такой становится некомфортно. Не готов я к такому, однозначно не готов.
К тому же статус предателя всегда сопряжен с опасностью потери жизни в самый неожиданный момент: либо садовник воткнет свои ножницы под ребро, либо кухарка яду подсыплет в еду. Как говорится, за царя, за отечество! И всё, прощай Миша Бодров, не надо было браться за дело, в котором ничего не смыслишь.
Ну, и напоследок еще можно усомниться в реакции улорийского монарха – вдруг он решит разделаться с врагами последовательно, пока они заняты выяснением отношений? Сначала разберется с Соболевыми, потом за меня возьмется. Так что нет, нет и нет. Лучший выход – это оставить всё как есть и тянуть время до неотвратимого столкновения с грозным соседом.
Как я и предполагал, зал торжественных приемов оказался забит до отказа. Пришлось приложить некоторые усилия, чтобы хотя бы вдоль стены пробраться до середины помещения, откуда уже можно было довольно сносно слышать произносимые речи. При тишине в помещении, естественно.
Нет, конечно же, я мог, активно поработав локтями, пробраться в первые ряды или даже занять полагающееся мне по этикету место вблизи трона, но, положа руку на сердце, я не считал прием купеческой делегации таким уж важным событием. Ну, поднесут корбинцы царю свои богатые дары, засвидетельствуют, так сказать свое почтение. Иван Федорович в ответ объявит о снижении для них каких-то пошлин, продемонстрирует улыбающуюся при виде земляков графиню Ружину, может, и сама Натали произнесет слова ободрения. Вот и весь прием. Скукота несусветная. А потому нормально будет и у стеночки постоять. Был на приеме? Был. А что меня никто не видел, так толкаться не хотелось, скромный я.
Зал возмущенно загудел, безжалостно выдергивая меня из мира своих мыслей. Или я чего-то не понимаю в этой жизни, или что-то пошло не так.
– Что там происходит? – я потянул за рукав ближайшего ко мне придворного.
– Там улорийцы! – ответила вместо него стоявшая впереди дама.
– О, черт! – я рванулся вперед, через толпу.
Черт, черт, черт! Пока я строю дурацкие несбыточные планы, улорийцы действуют. Они просто вырядились купцами, проникли во дворец вместе с делегацией и добрались-таки до Натали! Нагло, но как же просто и действенно! Что же теперь будет? Ну почему, почему я такой раздолбай? Нужно было быть там, рядом с ней, а не стоять черт знает где у стеночки!
По мере того, как я протискивался сквозь толпу гомонящих придворных, становилось возможным разобрать происходящую у трона словесную перепалку.
– Я коронный маршал Улории князь Войцех Курцевич, и я здесь для того, чтобы исполнить волю моего короля! – слышался низкий голос.
– Ты обманом проник в царский дворец! Убирайся, пока стража не изрубила тебя в капусту! – вот сюрприз, голос принадлежал моему дружку Алексею. После этого что-то произнес царь Иван Федорович, но он не позволил себе повысить голос, а посему остался мною не расслышан.
– Царь пригласил в свой дворец делегацию подданных моего короля, я тоже подданный моего короля, так что же я нарушил? – низкий и чрезвычайно уверенный голос принадлежал высокому, крепкому мужчине средних лет, вышедшему вперед из рядов растерянно таращащих глаза и беспомощно разевающих рты купцов. Голова улорийца была обрита, крючковатый нос гордо торчал вперед, совершенно выдающиеся усы с легкой проседью свисали аж до подбородка.
– Ты не купец! – выкрикнул царевич Алешка. – А это прием для купцов из корбинской земли!
– Отлично! После того как мы с графиней Ружиной, исполняя волю короля Яноша, станем супругами, я буду заниматься торговыми делами Корбинского края. Как и всеми другими.
Наконец я продрался сквозь плотные ряды зрителей и достиг охраняемого стражей внутреннего пространства зала, предназначенного для гостей. Стоявшие в охранении стражники без слов пропустили меня внутрь периметра, то ли увидев мое перекошенное лицо, то ли просто признавая за князем Бодровым право проходить за внешнюю линию охранения.
Делегация корбинских купцов состояла, по меньшей мере, человек из сорока. И вся эта однородная масса сейчас, держа в руках свои зимние шапки, обескураженно топталась на месте. Было совершенно очевидно, что происходящее стало для них таким же неприятным сюрпризом, как и для таридийцев. Но это в данный момент являлось вопросом второстепенным, пусть этим занимается Сыскной приказ, а мне нужно спасать ситуацию.
Коронный маршал Курцевич стоял чуть впереди купеческой массы, благоразумно не приближаясь более к царскому трону. На шаг позади него стояли еще двое мужчин, под распахнутыми купеческими кафтанами которых виднелись богатые одежды улорийских дворян.
– У пана Ясельского грамоты, подтверждающие статус нашего посольства, – заявил Курцевич, после чего, в подтверждение его слов, стоявший слева от маршала щеголеватый молодой брюнет поднял вверх руку, демонстрируя окружающим свитки.
В таридийском стане царила растерянность. Иван Федорович, сжав пальцами подлокотники своего трона, хмуро слушал что-то шепчущего ему Глазкова. Однако сам начальник Сыскного приказа тоже не выглядел уверенным в себе – ни привычного многообещающего взгляда, которым он щедро одаривал окружающих, ни снисходительной блуждающей улыбочки на устах.
Царевич Федор, закусив нижнюю губу, молча буравил Курцевича тяжелым взглядом, и оставалось лишь гадать, какие мысли сейчас носятся галопом в его гениальной голове. Лучше всех зная собственного мужа, царевна Софья вцепилась обеими руками в его правое плечо – словно желая удержать от опрометчивого шага.
А вот царевича Алексея в данный момент держали за плечи Григорянский и капитан дворцовой стражи Радимов, не позволяя тому броситься с кулаками на вероломного «волка в овечьей шкуре».
Бледная Ружина растерянно стояла в трех шагах от трона.
– Вы знаете закон, графиня, – вкрадчиво обратился к ней улориец, протягивая навстречу руку, – исполняйте же волю своего сюзерена, идите сюда!
Раз за разом вспоминая тот момент, я не перестаю удивляться собственной решительности – ни секунды на раздумья, ни тени сомнений! Едва поняв, что происходит, я сразу знал, что нужно делать, чтобы вывернуться из этой неприглядной ситуации с наименьшими потерями. И знал, что сделать это могу только я. Наверное, потому решение и далось так легко. Правда, тогда я даже представить себе не мог, во что выльется эта моя инициатива.
– Великий государь! Не вели казнить слугу своего своенравного! – громко провозгласил я, направляясь прямо к трону. Нужно ли говорить, что в единый миг внимание всего зала оказалось приковано к моей скромной фигуре.
– Делай, как я, – прошептал я, взяв за руку и увлекая за собой пребывающую в ступоре Наталью Павловну.
– Великий государь! – остановившись перед троном, я опустился на колени. Повинуясь моей команде, графиня сделала то же самое, едва слышно выдохнув:
– Что ты делаешь?
– Спасаю нас всех, – так же тихо выдохнул я.
– Михаил, не время для шуток! – царский тон был холоднее снега со льдом.
– Не вели казнить, государь! – я смиренно склонил голову. – Без спроса твоего дело сделал, опасался отказ получить, а как же мне жить-то было в таком случае? Как можно жить на этом свете без любви? Хотели тебе позже сказать, момент выбрать, да кто ж знал, что так оно выйдет?
– Бодров, что ты несешь? – прошипел Глазков, как будто кто-то обращался к нему.
– Миша! – кажется, Иван Федорович вот-вот готов был взорваться, но ситуацию разрядил спокойный голос старшего царевича:
– Говори уже, Миха!
– Обвенчались мы с Натальей Павловной тайно третьего дня. Жена она мне!
Вот тут, именно на этом месте я понял, что значит взрыв информационной бомбы. Секунда тишины – и наполненный народом зал буквально взорвался шумом. Кто-то кричал возмущенно, кто-то одобряюще, кто-то восторженно от того, что стал свидетелем неординарного события. Было совершенно ясно, что придворные сплетники и сплетницы всех категорий обеспечены работой на долгие месяцы вперед.
– Прости, отец, это я попросил преподобного Пимена обвенчать их! – подхватил игру Федор.
– Прости, отец, – чуть погодя присоединился и младший царевич, – это я должен был тебе сказать, да всё не мог дождаться подходящего момента!
– Прости, государь, я был свидетелем и промолчал! – внес свою лепту князь Григорянский.
– Довольно! – Иван Федорович стукнул кулаком по подлокотнику и, откинувшись на спинку трона, тоном человека, принявшего нелегкое решение, продолжил: – Позже с вами разберусь! Бодров, поди с глаз моих! С княгиней вместе!
Есть! Одобрил царь-батюшка, принял предложенное ему решение! Ну, а какой, собственно, у него был выбор? При всем честном народе, в присутствии корбинских купцов отдать наследницу Корбинского края пройдохам-улорийцам? Это был бы жуткий удар по репутации православного государя. А так – войны избежать вряд ли удастся, зато позволит сохранить лицо. Не успели вы, господа улорийцы, графиня уже замужем. Следовательно, все ваши ухищрения были напрасными, миссия провалена. И для этого всего-то пришлось соврать!
– Означает ли это, – подал голос пан Ясельский, – что князь Бодров претендует на земли Корбинского края?
– Это означает, – я поднялся на ноги и не спеша отряхнул колени, – что князь Бодров определится с этим вопросом, когда придет время.
– Но…
– Довольно! – перебил своего соотечественника Курцевич. – Я требую немедленно прекратить этот дешевый фарс! Графиня, идите сюда! Выполняйте волю вашего короля!
И эта бритоголовая орясина решительно направилась к нам, протягивая руку к Натали. Ну, это уж, простите, только через мой труп!
– Эй, любезный! – я предупредительно выставил вперед правую руку, левой уводя Натали себе за спину. – Уберите руки от моей жены!
– Я коронный маршал Улории!
– Сочувствую!
– Я всегда выполняю приказы своего короля! И если я не могу жениться на графине Ружиной, то смогу жениться на вдове князя Бодрова!
И в лицо мне полетела перчатка. Ах ты ж гад такой! Вот не было в моих планах и намека на участие в очередной дуэли. Что же они так липнут ко мне, эти дуэлянты? Нет, не то чтобы я боялся – не могу сказать, что являюсь блестящим фехтовальщиком, мастером клинка, но уж определенно постоять за себя могу. Просто тот факт, что снова нужно будет фехтовать против вооруженного не спортивным оружием, а метровым куском заточенного металла здоровенного мужика, несколько, скажем так, напрягал.
– Ты забываешься, улориец! – кажется, Иван Федорович всерьез рассердился. – Здесь тебе не ристалище!
– Простите, ваше величество, – и не подумал останавливаться Курцевич, – но я здесь представляю своего короля и требую оказывать ему должное уважение!
– Никаких дуэлей!
– О! Я знал, что вы откажетесь! А завтра об этом узнает весь мир! Впрочем, ничего удивительного в этом нет, ведь таридийцы по сути своей довольно трусливы. Не зря же мои соотечественники столетиями бьют вас!
В зале вновь поднялся возмущенный гул, многие мужчины схватились за эфесы шпаг, а с уст государя Таридии вот-вот готов был сорваться приказ страже выдворить улорийцев из зала. Но для меня это мало что меняло: в игру я ввязался, оскорбление мне нанесено прилюдно, и реагировать на него всё одно необходимо. Так почему бы не здесь и не сейчас?
– Ваше величество! – я резко повернулся в сторону царя. – Ваше величество! Позвольте еще раз нарушить правила! Это будет лучшим ответом наглецу.
Несколько мгновений мы с монархом смотрели друг на друга. Не знаю, что там Иван Федорович сумел разглядеть в моих честных глазах, но это было что-то очень убедительное, заставившее его поверить в мою правоту. Да и я успел кое-что понять по взгляду Ивана Шестого – черт побери, он опасался за мою жизнь! Именно так: не боялся того, что я потерплю поражение и не сумею наказать Курцевича за нанесенный им урон царской репутации, а именно опасался за мою жизнь! Поэтому, пока неожиданно проявившиеся родственные чувства не взяли верх над чувством долга, я поспешил подтолкнуть ситуацию в нужную сторону.
– Спасибо, ваше величество! – и, вновь поворачиваясь к улорийцу, крикнул: – Иди сюда, господин наглец!
В тот же миг возле меня оказались оба царевича и Григорянский.
– Миха, я слышал про него, – зашептал Алешка, – он хладнокровный убийца!
– Если он меня уделает, – поспешил я пресечь увещевания товарищей, – ни за что не отдавайте Наталью!
– Не отдадим! – очень серьезно ответил Федор. – Будь осторожен!
– Эй, мальчишка, что ты там бормочешь себе под нос? – громко осведомился Курцевич.
– Сейчас ты у меня сам бормотать будешь! – быстро освободившись от камзола, я выхватил шпагу и направился к центру зала, откуда перепуганные корбинские купцы спешно перемещались за линию стражников.
Войцех Курцевич сбросил лишнюю одежду на руки своих спутников, при этом оставшись в камзоле фиолетового цвета, и составил мне компанию в центре свободного от зрителей пространства. Без лишних слов я отсалютовал противнику и зрителям. Улориец решил обойтись без условностей и сразу решительно направился ко мне, выставив перед собой шпагу. Началось!
Господин коронный маршал был на полголовы выше меня и значительно шире в плечах, да и в силе рук явно превосходил. Это выяснилось уже после первой сшибки, когда мне не удалось привычным движением отвести в сторону его клинок. Пришлось спешно отходить назад, чтобы не оказаться нанизанным на чужую шпагу. В целом же фехтование противника было достаточно однообразным и полностью избавленным от всякого рода элегантных «красивостей», которыми с удовольствием пользовался поручик Сахно. Ставка делалась исключительно на силу и преимущество в длине рук – Курцевич постоянно пер вперед с уверенностью танка. В свое время не один раз приходилось сталкиваться с подобными типами на фехтовальной дорожке, и надо признать, что не всегда удавалось подобрать противоядие, ведь часто, превосходя меня в длине рук, они еще и не уступали в скорости и внимательности. Но то на дорожке, а здесь я гораздо более свободен в части маневра, да и в скорости улориец мне уступает – уже сейчас было видно, что я пошустрее. Так что осталось выяснить лишь, кто из нас выносливее.
Четырежды подряд Курцевич атаковал меня в правое плечо, а я уклонялся и отступал со смещением влево. В следующей атаке он попытался нанести рубящий удар сверху по моей руке, но здесь я парировал и мгновенно ответил, наметившись на предплечье – не достал. Маршал отмахнулся, создавая угрозу моему лицу – пришлось отпрянуть назад и снова уйти влево.
Презрительно фыркая, улориец повернулся вслед за мной и продолжил свое наступление. Последовали еще несколько быстрых атак, которые я парировал с отходом, после чего противник сделал выпад и достал-таки меня в плечо, но в тот же миг я сбил его клинок в сторону и ответил рубящим ударом в предплечье. Переходя в контратаку на немного коряво вернувшегося из выпада Курцевича, я показал атаку в корпус, но атаковал в голову. Он парировал и попытался ответить, снова целя в лицо, но я успел разорвать дистанцию.
Эпизод вышел очень динамичным, все действия уложились буквально в несколько секунд. Будь мы на соревнованиях, очко дали бы моему сопернику, так как его результативное действие было первым. Но на деле вышла «обоюдочка», и думаю, что больший урон понес как раз пан Курцевич.
Я бросил быстрый взгляд на свое плечо – немного крови выступило на ткани, но рана пустяшная, фехтовать не помешает. А вот улорийский коронный маршал должен ощутить последствия моей атаки, хотя сейчас демонстративно не обращает внимания на нанесенное ему повреждение, высматривая точку на моем теле, куда будет направлен следующий удар. Ну, давай, продолжим танец!
И мы продолжили. Улориец теперь упорно вел бой на дальней дистанции, за счет преимущества в габаритах, стараясь поразить меня в вооруженную руку. Я же стал действовать более активно, постоянно подступаясь к противнику то с одной, то с другой стороны и меняя направление атак. Достать его не получалось, но и я был внимателен.
Условная передышка в активных действиях длилась не более минуты, после чего посланец короля Яноша снова пошел вперед, с маниакальным упрямством направляя шпагу мне в лицо. Но на этот раз я не стал отступать. Подбив вражеский клинок снизу, я присел и нанес быстрый укол в бедро выставленной вперед ноги, успев отскочить назад прежде, чем противник отмахнулся. Есть! Качественный укол получился, серьезный, после такого уже не пошустришь.
Пан Войцех тоже это понимал, потому и решил действовать, пока позволяют ранения. Две стремительные атаки в область груди я сумел отразить, но за ними последовал хлесткий батман, сбивший мою шпагу в сторону, и острие вражеского клинка, несмотря на мои попытки отклониться назад, вошло под правую ключицу. Слава богу, неглубоко – сантиметр-полтора, не больше. Но всё равно чувствительно. Зрители тоже отреагировали на мою неудачу – над залом пронеслось испуганное «Ах!».
Улориец на этом не остановился. Стремясь развить свой успех, он поспешно сделал чересчур длинный шаг вперед, и у меня словно переключатель в голове щелкнул – не задумываясь, на «автомате», я отвел его шпагу вправо, шагнул вперед, левой рукой толкая противника в плечо, и через руку нанес укол в правую половину груди. По всей видимости, клинок под углом прошел между верхними ребрами, выйдя сзади под лопаткой.
Мир на мгновение замер. Словно испугавшись содеянного, я судорожно рванул шпагу обратно. Курцевич издал какой-то невнятный звук, после чего его ноги подкосились в коленях, медленно осел на пол и завалился на спину. Отмерший зал разразился восторженным воплем. Спутники маршала с бледными и вытянувшимися от ужаса лицами бросились к своему предводителю.
Я развернулся и медленно побрел в сторону трона, непроизвольно зажимая левой рукой кровоточащую рану. Впрочем, мне не дали сделать и пяти шагов – налетели, окружили радостно-встревоженные друзья-товарищи.
– Миха, как ты это сделал? – орал царевич Алешка, смешно округляя глаза от изумления.
– Миша, как ты? – более сдержанно вопрошал его старший брат.
– Миша, ты ранен! Тебе нужно к доктору! На тебе лица нет! – Натали испуганно смотрела мне в глаза.
– Ну, Бодров, ты исполнил! – на Григорянского поединок тоже произвел впечатление.
– Всё хорошо, я в порядке, – ответил я всем сразу.
Меня увели в соседнюю комнату, где доктор с двумя помощниками взял меня в оборот на добрые сорок минут. Выходить пришлось в двери, ведущие в другие помещения, о чем меня любезно предупредил офицер дворцовой стражи. С его слов я узнал, что прием спешно закончили, корбинских купцов сейчас опрашивали розыскники, а улорийцам предоставлено отдельное охраняемое помещение и лучшие доктора. Да-да, пан Курцевич был еще жив! Ну и здоров же коронный маршал короля Яноша!
В уже знакомом мне кабинете ожидалось заседание малого совета. Иван Федорович и Федор пока отсутствовали, на своих местах были лишь канцлер Зернов, начальник Посольского приказа Губанов и младший царевич Алексей. Кроме того, вновь присутствовал князь Григорянский, и, видимо, в качестве причины переполоха, была приглашена графиня Ружина. Ну и, конечно же, здесь был незабвенный Никита Андреевич Глазков – расхаживал по кабинету взад-вперед, с весьма возбужденным видом что-то высказывая собравшимся.
– А, господин Бодров! Явился, не запылился? – вскричал главный розыскник, едва завидев меня. – Натворил дел, втравил нас в войну с королем Яношем?
Вот, значит, как? Никак не успокоится товарищ, прямо распирает его от желания и здесь найти повод для обвинений в мой адрес. Прямо-таки вендетта у него личная с семьей Бодровых. Ей-богу, достал ты меня, дядя! Тем более что в данном случае большие вопросы имеются как раз-таки к главе Сыскного приказа!
– Да нет, Никита Андреевич, в войну нас втравил совсем другой человек, – я решительно подошел вплотную к Глазкову и неожиданно для всех схватил его за грудки, – это тот самый человек, который должен был проверить всю делегацию купцов из Корбинского края. Всех, каждого человечка! Он должен был знать всё о каждом из допущенных в царский дворец! Всё – это значит вообще всё: где и когда родился, на ком женился, с кем дружил и с кем общался, на чем сделал состояние и даже у кого на какой ягодице родимое пятно! Но этот человек почему-то плюнул на свои прямые обязанности! Можете сами выбрать один из двух имеющихся вариантов ответа на вопрос, почему он это сделал. Вариант первый – недосмотр по глупости, вариант второй – недосмотр по злому умыслу!
– Миша! – в повисшей тишине испуганно прошептала Натали.
– Да я тебя в тюрьме сгною! – просипел Глазков, тщетно пытаясь оторвать мои руки от своего воротника.
– Да если ты еще раз попытаешься обвинить в измене меня или моих близких, я тебя в капусту порублю! – не остался в долгу я.
– Да ты у меня всю жизнь перед инквизицией оправдываться будешь! – не унимался розыскник.
– Мне не в чем оправдываться! А вот тебе объяснить появление во дворце улорийцев придется!
– Довольно!!! – я даже представить не мог, что государь Иван Федорович способен на такой рык. – Довольно! Отпусти его, Михаил!
Впрочем, несмотря на сердитую гримасу на лице царя, кровь не стыла в жилах от его грозного вида. Ну вот не было у таридийского монарха ауры сильного человека.
– Господа, займите свои места! – а вот в этом негромком голосе прозвучало столько металла, что всем сразу становилось понятно – спорить с царевичем Федором сейчас не нужно.
– Итак, – дождавшись, пока мы с Глазковым усядемся за стол, провозгласил Иван Шестой, – совершенно ясно, что с этого момента мы находимся в состоянии войны с королевством Улория.
Вот так просто и обыденно. И без поиска козла отпущения. То есть если и будут высказаны претензии начальнику Сыскного приказа, то по-свойски, без огласки. И, скорее всего, без наказания. Эх, Иван Федорович, друзей нужно оставлять друзьями, а не назначать их на ответственные посты! Ну да ладно, это не мое дело – лишь бы Глазков мне палки в колеса не вставлял.
– Ваше величество, – робко подал голос Губанов, – еще можно попытаться сгладить углы, может, и удастся задобрить Яноша.
– Нет, не нужно ничего сглаживать! – решительно заявил Федор. – Всё это будет выглядеть наивным детским лепетом. Над нами же еще и посмеются.
– Но мы не готовы к войне! – злобно зыркнув на меня глазами, влез в разговор Никита Андреевич. Ты смотри, переживает так, словно ему придется под вражеским огнем в атаку ходить!
– У нас еще есть остаток зимы и часть весны, – ответил царевич, – вряд ли Янош выступит раньше середины мая. Но и вряд ли позже – он так давно ждал этой войны. Так что, Иван Александрович, – обратился Федор к главе Посольского приказа, – готовьте гневную петицию в Раец, будем требовать извинений от улорийцев.
– Будет сделано, Федор Иванович.
– Алексей Сергеевич, – на этот раз наследник престола обратился к канцлеру Зернову, – мы постараемся за неделю составить заявку на финансирование.
– Что ж, – пожал плечами канцлер, – чему быть, того не миновать. Будем трясти казну.
– Отлично. Ну, а теперь нам нужно решить еще один важный вопрос, – Федя, а следом за ним и все присутствующие перевели взгляды на нас с Натали, – что нам делать с этими молодыми людьми?
