Я всегда знала, что моя жизнь с Ричардом будет не похожа на жизнь до него.

Но я все-таки думала, что изменения будут внешними, будут дополнять то, кем я уже была и что уже имела. Я стану женой. Матерью. Я создам домашний очаг. Я обрету в наших новых соседях друзей.

Но в отсутствие повседневной суеты, которая наполняла мою жизнь на Манхэттене, легко было сосредоточиться на том, чего мне не хватало. Я должна была просыпаться три раза за ночь, чтобы покормить младенца грудью, и ходить на занятия для мам и малышей. Я должна была варить морковку для пюре и читать вслух «Баю-баюшки, луна». Должна была стирать распашонки порошком для деликатных тканей и опускать в лед зубные кольца, чтобы успокоить маленькие воспаленные десны.

Моя жизнь повисла в невесомости. Я замерла в промежутке между своим прошлым и своим будущим.

Раньше все мои усилия были сосредоточены на том, чтобы в конце месяца на счету оставались деньги, чтобы прибавить шагу на темной улице, услышав за спиной шаги, и успеть вскочить в вагон метро, чтобы не опоздать в «Гибсонс». Я волновалась о том, что девочка у меня в группе уже в три года грызет ногти, и позвонит ли симпатичный парень, которому я дала свой номер, и не забыла ли Сэм выключить из розетки выпрямитель волос.

Наверное, мне казалось, что брак с Ричардом избавит меня от всех забот.

Но мои старые тревоги просто уступили место новым. Шум и сумбур большого города сменились пульсацией моих собственных мыслей. Новое размеренное существование не могло привнести покой в мой внутренний мир. Наоборот, постоянная неподвижность, ничем не заполненные часы, кажется, только растравляли меня. Вернулась бессонница. Я не могла не возвращаться домой, чтобы проверить, заперла ли я дверь, даже если точно помнила, как закрыла ее и повернула ключ в замке. Я уходила от стоматолога, отказываясь от чистки, уверенная, что оставила включенной плиту. Я еще раз открывала гардеробную, проверяя, выключила ли свет. Горничная, приходившая каждую неделю, оставляла все в идеальном порядке, а Ричард был по природе очень аккуратен, но я все равно бродила по дому, отыскивая растение, у которого можно было бы отрезать засохший листок, книгу, которая выехала на полке чуть дальше остальных, или полотенца в шкафу, которые можно было бы развернуть и снова сложить безупречными стопками.

Я научилась растягивать простое дело, как ириску; я могла весь день построить вокруг собрания волонтеров в клубе. Я постоянно проверяла время, считая часы до прихода Ричарда.

Вскоре после моего 29-го дня рождения и ужина с тетей Шарлоттой в клубе я поехала в магазин за куриными грудками на ужин.

Приближалось время Хэллоуина, который всегда был моим любимым праздником, когда я работала с «волчатами». Я предполагала, что детей, требующих конфет у нашей двери, будет немного – в прошлом году, по крайней мере, не было, потому что дома в этом районе стояли очень далеко друг от друга. Но в магазине я все равно купила по пакету мини-«Кит-Кат» и «M&M’s», понадеявшись, что не съем их сама раньше? чем успею раздать. Еще я положила в тележку упаковку тампонов. Ненароком свернув в отдел, где продавались памперсы и детские пюре, я резко сдала назад и выбрала более длинный путь к кассе.

Накрывая на стол к ужину – всего две тарелки на углу раскинувшегося в длину стола, – я остро ощутила свое одиночество. Я налила себе бокал вина и набрала номер Сэм. Ричард по-прежнему был против того, чтобы я пила, но несколько раз в месяц мне требовалось утешение, – и я тщательно чистила зубы и прятала пустую бутылку на дне мусорного ведра после. Сэм сказала, что собирается на третье свидание с парнем, и на этот раз она действительно казалась им увлеченной. Я представила себе ее прыгающей по комнате, чтобы натянуть на себя джинсы, и красящей губы вишнево-красной помадой.

Я пила свой «Шабли», оттаивая в потоках ее веселой болтовни, а потом предложила встретиться как-нибудь в городе. Сэм только один раз приезжала в гости после свадьбы. Я не винила ее – Уэстчестер был скучен для одинокой женщины. Я больше выезжала на Манхэттен и старалась как можно чаще встречаться с Сэм возле детского сада на поздний обед.

Но последнюю поездку я была вынуждена отложить, чем-то отравившись, а еще раньше Сэм отменила наш совместный ужин, потому что забыла, что в тот же вечер ее бабушка отмечала 90-й день рождения.

Мы уже сто лет не виделись.

Я поклялась не терять связи с Сэм после свадьбы, но вечера и выходные, когда Сэм обычно бывала свободна, были моей единственной возможностью провести время с Ричардом.

Ричард никогда не пытался контролировать мое расписание. Однажды, забирая меня со станции после воскресного бранча с Сэм в городе, он спросил, хорошо ли я провела время.

– С Сэм всегда хорошо, – сказала я со смехом и рассказала ему, как, выйдя из ресторана, мы прошли несколько кварталов пешком и увидели, как снимают кино, и Сэм схватила меня за руку и потащила в толпу массовки. Нас попросили уйти, но Сэм уже успела схватить со стола с закусками для актеров большой пакет орехов.

Ричард посмеялся вместе со мной. Но за ужином в тот вечер сообщил, что почти всю следующую неделю будет работать допоздна.

Прежде чем со мной попрощаться, Сэм сказала, что я должна назначить время, чтобы выбраться в город.

– Выпьем текилы и потанцуем, как в старые добрые времена.

Я замялась.

– Дай только проверить расписание Ричарда. Мне проще приехать, когда он в командировке.

– Собираешься мужика домой привести? – пошутила Сэм.

– Не меньше двух, – вторила ей я, пытаясь сгладить впечатление, и она рассмеялась.

Несколько минут спустя я нарезала на кухне помидоры для салата, как вдруг завизжала сигнализация.

Ричард, как и обещал, установил в доме замысловатую охранную систему еще до того, как мы переехали в Уэстчестер. Я с облегчением вспоминала про нее днем, когда его не было дома, и особенно по ночам, когда он уезжал в командировки.

– Здесь кто-нибудь есть? – позвала я. Я прошла в прихожую, морщась от пронзительного звука сирены, вибрирующего в воздухе. Но тяжелая дубовая дверь стояла закрытой.

В нашем доме было четыре уязвимые зоны, сказал представитель компании по установке систем безопасности, каждый раз разгибая очередной палец, чтобы подчеркнуть значение своих слов. Входная дверь. Дверь в подвале. Эркер на кухне. И особенно двойные стеклянные двери в гостиной, ведущие в сад.

Все четыре зоны снабдили сигнализацией. Я подбежала к дверям в сад и выглянула наружу. Ничего не было видно, но это не означало, что никто не мог сидеть там, спрятавшись в темноте. Если кто-то попытается влезть в дом, я этого даже не услышу из-за ревущей сигнализации. Инстинктивно я бросилась наверх, по-прежнему сжимая в руке мясницкий нож, которым резала помидоры.

Я схватила с тумбочки мобильный телефон, благодаря Бога за то, что положила его сюда заряжаться. Спрятавшись в гардеробной, сев на пол за вешалкой с брюками, я набрала номер Ричарда.

– Нелли? Что случилось?

Я вцепилась в телефон, свернувшись калачиком на полу.

– Мне кажется, кто-то пытается проникнуть в дом, – прошептала я.

– Я слышу сигнализацию, – голос у Ричарда был напряженный и взволнованный. – Где ты?

– В гардеробной.

– Я звоню в полицию. Подожди минуту.

Я представила себе, как он по другой линии диктует наш адрес и говорит, что им нужно торопиться, что его жена одна в доме. Я знала, что система безопасности тоже даст сигнал в полицию.

Теперь звонил еще и наш домашний телефон. Сердце у меня колотилось, я чувствовала лихорадочный стук в ушах. Столько шума – откуда мне знать, может быть, кто-то уже стоит за этой дверью, поворачивает ручку?

– Полиция будет у тебя с минуты на минуту, – сказал Ричард. – А я уже сел в поезд, в Маунт-Киско. Я буду дома через пятнадцать минут.

Эти пятнадцать минут тянулись целую вечность. Я прижала к себе колени еще крепче и начала считать, заставляя себя медленно произносить числа. Когда я досчитаю до двухсот, полиция уже точно будет здесь, думала я, не решаясь сдвинуться с места или сделать глубокий вдох, чтобы меня трудно было заметить, если кто-то войдет в гардеробную.

Время замедлило ход. Я с поразительной ясностью замечала каждую деталь вокруг себя, мои чувства резко обострились. Я видела отдельные пылинки на плинтусе, незначительную разницу в оттенках деревянных половиц и мельчайшую рябь, которую поднимали мои выдохи на ткани черных брюк, висевших в миллиметре от моего лица.

– Держись, детка, – сказал Ричард, когда я добралась до 287. – Я выхожу из поезда.

Тут наконец приехала полиция.

* * *

Полиция обыскала все, но не нашла никаких следов взлома – ни украденных вещей, ни вскрытых дверей, ни разбитых окон. Я прижалась к Ричарду на диване с чашкой ромашкового чая в руках. Они сказали, что ложная тревога – частое явление. Ошибка в подключении кабеля, животные, приводящие в действие сенсор, сбой в системе – скорее всего, это именно такой случай.

– Я уверен, что это была ошибка, – согласился Ричард. Но потом замялся и посмотрел на двух полицейских. – Это, наверное, никакого отношения к делу не имеет, но, когда я уходил на работу сегодня утром, в конце нашей улицы был припаркован грузовик, которого я раньше здесь не видел. Я решил, что к кому-нибудь приехали, например, озеленители.

Я почувствовала, как замерло сердце.

– Вы записали номера машины? – спросил полицейский постарше – он в основном с нами и разговаривал.

– Не записал, но буду настороже, – Ричард ближе притянул меня к себе. – Ого, милая, ты вся дрожишь. Нелли, обещаю, что сумею тебя защитить, с тобой ничего не случится.

– Но вы все-таки абсолютно уверены, что никого не видели? – полицейский снова обратился ко мне.

В окне я видела, как вращаются на крышах машин, вспыхивают синие и красные огни. Я закрыла глаза, но перед глазами по-прежнему неистово крутились цветные пятна, возвращая меня в ту далекую ночь на последнем курсе университета.

– Нет. Никого не видела.

Но это было не совсем так.

Я видела лицо, но не у нас в окне. Я видела его только в своих воспоминаниях. Оно принадлежит человеку, с которым я в последний раз виделась во Флориде, человеку, который винит меня, который хочет меня наказать за чудовищные события того осеннего вечера.

У меня было новое имя. Новый адрес. Я даже поменяла номер телефона.

И я всегда боялась, что этого окажется недостаточно.

* * *

Трагедия начала разворачиваться прекрасным осенним днем, тогда тоже был октябрь. Я была совсем юной, мой последний год в университете только начался. Невыносимый зной флоридского лета сменился мягким теплом; девочки из моего женского сообщества ходили в легких платьях или майках и шортах с надписью «ЧИ ОМЕГА» на заднице. Наш дом бурлил радостной энергией – после заката должна была начаться инициация новых членов сообщества. Будучи организатором мероприятий, я занималась желе-шотами, повязками на глаза, свечами и ночным купанием в океане в качестве финального сюрприза.

Но проснулась я совершенно без сил; меня тошнило. Я вяло жевала овсяный батончик по дороге на семинар по раннему развитию. Открыв ежедневник на пружинке, чтобы записать задание на следующую неделю, я замерла с карандашом в руке, внезапно осознав: месячные задерживаются. Я не болею. Я беременна.

Когда я наконец подняла голову, студенты уже собрались и выходили из аудитории. Шок поглотил несколько минут.

Я прогуляла следующий семинар и пошла в аптеку на границе кампуса. Купила пачку жвачки, журнал «Пипл», несколько ручек и тест на беременность, как будто это был просто очередной пункт в списке покупок. Рядом был «Макдоналдс», и я побежала в туалет и закрылась в кабинке, слушая, как две девочки лет двенадцати причесываются, глядя на себя в зеркало и обсуждая концерт Бритни Спирс, на который они собирались пойти. Знак плюс подтвердил мои подозрения.

Мне всего двадцать один, думала я в панике. Я даже университет еще не закончила. Мы с моим бойфрендом Дэниэлом встречались всего несколько месяцев.

Я открыла дверь кабинки и подошла к раковинам, чтобы поплескать немного холодной воды на запястья. Когда я подняла голову, девочки резко замолчали, увидев выражение моего лица.

У Дэниэла был семинар по социологии, который заканчивался в половине первого – я выучила наизусть его расписание. Я побежала к зданию, где проходил семинар, и начала мерить шагами тротуар напротив входа. Пара студентов курила на ступеньках, еще несколько валялись на траве, ели свой обед, трое играли во фрисби, выстроившись треугольником. Девушка лежала, положив голову парню на колени, и ее длинные волосы укрывали его ноги как плед. Из приемника грохотали «Грейтфул Дэд».

Еще два часа назад я была бы одной из них.

Когда схлынула толпа выходивших с занятия студентов, я увидела, что он стоит в начале лестницы и кладет очки в нагрудный карман рубашки. Через плечо у него висела сумка на длинном ремне. Я подняла руку и помахала. Он увидел меня, задержался на ступеньках и неуверенно начал спускаться туда, где стояла я.

– Профессор Бартон! – его перехватила студентка – хотела, наверное, задать вопрос по поводу его предмета. Или просто заигрывала с ним.

Дэниэлу Бартону было примерно тридцать пять, и на его фоне качки со своим фрисби, скачущие и улюлюкавшие, когда удавалось поймать, были похожи на щенят. Разговаривая со студенткой, он продолжал искоса поглядывать на меня. Его нервозность была физически ощутима. Я нарушила правило: не видеться на территории университета.

Его, в конце концов, могли и уволить. Он поставил мне «отлично» на третьем курсе, за несколько недель до того, как мы начали встречаться. Я заслужила свою оценку – мы никогда не разговаривали ни о чем, кроме предмета, не говоря уже о том, чтобы целоваться, пока я не столкнулась с ним на концерте Дэйва Мэттьюса на пляже, потеряв своих друзей, – но кто бы нам поверил?

Когда он наконец приблизился ко мне, он прошептал: «Не сейчас. Потом позвоню».

– Заезжай за мной на обычное место через 15 минут, – сказала я.

Он покачал головой.

– Сегодня не получится. Завтра.

– Это очень важно.

Но он уже шел прочь от меня, засунув руки в карманы, к своей старенькой «Альфа Ромео», которая так часто возила нас на пляж лунными ночами. Я смотрела ему вслед, чувствуя себя уязвленной и чудовищно преданной. Я всегда соблюдала наше правило – он должен был догадаться, что это было неотложное дело.

Дэниэл бросил сумку на пассажирское сиденье – мое сиденье – и уехал.

Я обхватила живот руками и смотрела, как его машина исчезла за поворотом. Потом медленно пошла обратно в дом женского сообщества, где все были заняты приготовлениями.

Нужно только дождаться, когда этот день закончится, говорила я себе, с усилием моргая и чувствуя подступающие слезы. Потом можно будет поговорить с Дэниэлом. Мы вместе придумаем, что делать.

– Ты где была? – спросила меня при входе президент нашего сообщества, но даже не притормозила, чтобы услышать ответ.

Сегодня вечером двадцать две новых девочки должны были вступить в сообщество. Церемония должна была начаться с ужина и обязательных ритуалов: песни дома и викторины на знание важных дат и имен основателей сообщества. После этого каждая возьмет по свече и повторит священные клятвы. Я должна была стоять за спиной у своей «младшей сестры», Мэгги, к которой буду приставлена на год. Около десяти начнутся испытания. Они будут длиться несколько часов, но ничего страшного с девочками не произойдет. Ничего опасного. Никто не пострадает.

Я точно это знала, потому что сама все организовала.

На столе выстроились бутылки: водка – для желе-шотов, хлебный спирт – для фруктового пунша. «Не многовато ли алкоголя?» – подумала я. Я запомнила эту мысль из-за того, что произошло после. Эти мерцающие синие и красные огни полицейских машин. Пронзительный крик, резкий, как сигнализация.

Но я уже прошла мимо стола наверх в свою комнату, и эта мысль пролетела мимо меня как мотылек и быстро сменилась тревогой по поводу беременности. Из глубины поднималась тошнота, заключавшая внутрь себя все мое существо.

Уезжая, Дэниэл даже не оглянулся на меня. Я постоянно возвращалась мыслями к тому, как он прошел мимо меня, шепча: «Не сейчас». Он отнесся ко мне с большим пренебрежением, чем к студентке, которая окликнула его на лестнице.

Я вошла к себе в комнату, тихо прикрыла дверь и достала телефон. Легла на кровать, прижав колени к груди, и позвонила ему. После четвертого гудка включился автоответчик. Я позвонила второй раз, и звонок сразу же переключился на голосовую почту.

Я почти видела, как Дэниэл смотрит на экран телефона, где вспыхивает кодовое имя, под которым он записал мой телефон: Виктор. Видела, как его длинные тонкие пальцы, которыми он касался моей ноги каждый раз, когда я садилась рядом с ним, берут телефон и нажимают красную кнопку.

Я много раз наблюдала, как он игнорировал звонки других людей, когда мы были вместе, но никогда не думала, что он поступит так со мной.

Я набрала его номер еще раз, надеясь, что он поймет, что мне совершенно необходимо с ним поговорить. Но он не ответил.

Мою боль постепенно вытеснял гнев. Он не может не заметить, что что-то не так. «Он вечно говорит, что я ему дорога, но если кто-то тебе дорог, разве ты не постараешься хотя бы, твою мать, ответить на звонок?» – думала я.

Я никогда не была у него дома, потому что он жил с двумя другими преподавателями на территории университета. Но я знала адрес.

Я подумала: «Завтра мне не подходит».