3

Сано, ёрики Хосина, Марумэ и Фукида прошли по галерее на территорию резиденции, которую занимали придворные наследственные вассалы императорской семьи. Несколько сотен усадеб отделялись изгородями, в усадьбах постройки теснились так, что едва не касались крышами. Приближалось время обеда. Над кухнями вился дым; голоса и хозяйственные шумы сливались в непрерывный гул. Придворные, одетые согласно ритуалу в короткие куртки, широкие штаны и черные шапочки, раскланивались с Сано и его спутниками при встрече.

В усадьбе Коноэ, расположенной у северной стены императорской резиденции, изгородь и ворота под двумя крышами были задрапированы траурной тканью. Хосина позвонил в колокольчик. Через мгновение ворота распахнулись. Дворецкий сначала удивился неожиданному визиту четырех самураев, потом вежливо поклонился:

— Приветствую вас, досточтимые господа. Чем могу служить?

Хосина представил Сано и сказал:

— Сёсакан-сама расследует дело о смерти Левого министра Коноэ. Вы соберете всю семью для опроса и покажете нам покои Левого министра.

Дворецкий повел посетителей по мощенной каменными плитками дорожке через сосновый парк. На дворе, посыпанном гравием, стоял особняк того же стиля, что и дворец. Деревянные двери были подняты, чтобы в дом проникал нежный ветерок. Следуя за дворецким, Сано и его спутники миновали обшитые полированными кипарисовыми досками коридоры; из просторных гостиных доносились тихие голоса и звуки самисэна. В приемной при помощи ширм, расписанных лесными пейзажами, было выгорожено специальное пространство; от ламп лился мягкий свет.

Дворецкий предложил гостям разместиться на помосте и удалился. Некоторое время спустя он вернулся и объявил:

— Досточтимые члены клана Коноэ.

Сано в изумлении наблюдал, как люди, молодые и пожилые, длинной вереницей вошли в комнату и стали на колени перед помостом. Дворецкий представил двоюродных братьев, сестер и других родственников умершего. Сано знал, что придворные семьи большие, но он не представлял, что столько человек может жить под одной крышей. На мужчинах были традиционные придворные одежды. Женщины красовались в кимоно пастельных тонов, перехваченных узкими парчовыми поясами; длинные волосы спускались до талии. Сано вспомнил о том, что Иэясу Токугава составил свод законов поведения вассалов императора, там благородному сословию предписывалось заниматься науками и искусством, а не политикой. Изолированные от мира в течение последующих семидесяти шести лет, придворные не были заняты ничем, кроме поддержания своего старинного уклада. Теперь им предстояло стать свидетелями.

— Мои детективы допросят слуг, — сказал Сано дворецкому. — Не найдется ли здесь места, где можно побеседовать с каждым членом семьи наедине?

Вечер окутал Мияко тропической тьмой. Ярко освещенные лотки превратили улицы в разноцветные полосы. Вдоль лотков бродили покупатели, присматривая вещи для Обона. Гудение гонгов призывало души умерших на землю. Костры на склонах гор и по берегам реки Камо указывали им дорогу. У домашних порогов горели факелы, на подоконниках дымились благовония. Жители с фонарями тянулись на кладбища к могилам предков; воздух дрожал от стука деревянных подошв. На дверях магазинов под дуновением то ли ветра, то ли призраков трепетали занавеси.

В центре города стоял замок Нидзё, воздвигнутый Иэясу Токугавой на средства побежденных противников восемьдесят девять лет назад. Пятиэтажная главная башня нависала над окружающими строениями. Изогнутые крыши за каменным забором были увенчаны золотыми гербами основателя последней династии сёгунов. Однако вот уже более пятидесяти лет ни один глава бакуфу не посещал Мияко. В замке постоянно проживали только те, кто заботился о его сохранности.

Канцлер со своим ближайшим помощником сидел в Белом зале. Лампы озаряли меблировку, выдержанную в строгом стиле, и фресковую живопись. От зимних пейзажей, казалось, веет прохладой.

Янагисава затянулся трубкой и раздраженно выпустил изо рта дым. Он жаждал деятельности, а обстоятельства принуждали ждать.

— Сано действительно не в курсе? — спросил он.

— О да, господин, — ответил Аису. — Кроме местных агентов, никто не знает, что вы здесь. Агенты вовремя получили послание из Эдо и успели выполнить ваш приказ. Они сообщили сёсидаю Мацудаире, что сёгун распорядился отремонтировать замок, пригнали рабочих и завезли строительные материалы. Никому и в голову не приходит, что все это просто уловки с целью не допустить в замок Сано. Клянусь, никто ничего не подозревает. Шпионы следят за сёсаканом с момента его выезда из Эдо, но он об этом не ведает. О да, пока план работает прекрасно. Подобострастная улыбка умоляла канцлера по достоинству оценить труды и понять, как хорошо Аису подходит к секретарской должности, несмотря на историю с бомбами. Янагисава пригрозил его уволить, если подобная промашка повторится. Судьба Аису, как, впрочем, и Янагисавы, полностью зависела от успеха операции.

— Проследите, чтобы все шло точно по плану, — велел Янагисава и подумал: «Надеюсь, неприятности, которых это предприятие может мне стоить, оправдаются результатами».

Когда Сано получил задание выяснить причину смерти Левого министра, Янагисава понял: появился чудный шанс избавиться от врага и навсегда поселиться в сердце Цунаёси. У него мгновенно созрел коварный замысел. Едва Сано и капитан Мори покинули зал для официальных приемов, канцлер попросил у сёгуна разрешения инкогнито отправиться в провинцию Оми (где как раз и находился Мияко) и разобраться с местными взяточниками. Сёгун затянул было: «Как же мы без вас?..» — но в конце концов уступил.

Остаток ночи, пока слуги собирали багаж, Янагисава провел с секретарем и старшими чиновниками, раздавая приказы, принимая доклады и посылая гонцов в Мияко.

Он выехал перед рассветом, вместо обычно огромной свиты его сопровождали Аису, несколько самураев-чиновников и телохранители. На всех была обыденная, без гербов клана Токугава одежда, все при себе имели проездные документы, выписанные на другие имена. Благодаря резвым лошадям, редким остановкам и практически бессонным ночам они опередили Сано на два дня. Агенты Янагисавы провели их под видом плотников в замок Нидзё. Фора перед Сано позволила проделать всю подготовительную работу. Однако Янагисаву продолжало томить беспокойство.

То, что он, пусть на короткое время, оставил свой пост, было весьма рискованным шагом. Он настойчиво повторял сёгуну: ни в провинции Оми, ни в Эдо не должно быть известно об инспекции, иначе поездка бесполезна. Цунаёси обещал молчать как рыба. Канцлер очень сомневался, что болтливый сёгун выполнит обещание. А если и так, то остаются слуги, старшие чиновники... Янагисава представил, как слуги воруют его драгоценности, агенты пренебрегают его заданиями, старшие чиновники узурпируют его полномочия, а соперники оттесняют его от источника всех благ. Вообразить, что случайно сёгун прознает об истинной цели поездки, у Янагисавы не хватало духу. Цунаёси наивно верит в честность своих подчиненных, он не простит обмана.

Только осуществление мечты всей жизни способно было оправдать подобный риск. Именно здесь, в Мияко, свободный от слежки соперников канцлер мог раз и навсегда покончить с проклятым сёсаканом, благо тот оказался особенно уязвим без политических союзников и корпуса детективов.

В неподвижном воздухе висел табачный дым; вокруг ламп вились, как привидения, ночные бабочки; издалека долетали звуки гонгов. Янагисава с отвращением оправил влажную от пота одежду. Он ненавидел Мияко, жару и Сано. Он жаждал вернуться в Эдо победителем.

Суть плана была такова: раскрыть убийство Левого министра раньше Сано, создав впечатление, будто это вышло ненароком. Дескать, проезжал мимо, увидел, что у Сано дело не клеится, и приложил руку.

— Давайте выпьем за удачу, — предложил Аису.

Он хлопнул в ладоши. Женщины-телохранительницы — единственные слуги, допущенные в секретные покои, — молча принесли кувшин, чашки, разлили вино и тихо удалились.

Аису произнес тост:

— За вашу победу и поражение сёсакан-самы.

Они осушили чашки. Терпкое, освежающее вино взбодрило Янагисаву; он улыбнулся. Аису предложил новый тост:

— За то, чтобы схватить убийцу Левого министра так же, как Льва.

Злоба исказила красивое лицо канцлера.

— Нет, — сказал он, — не совсем так, как Льва. Запомни, на сей раз у Сано не будет шанса выкарабкаться.

Полуприкрытые глаза Аису блеснули.

— Как умрет Сано?

— Пока не знаю, — нехотя признал Янагисава. Он вскочил на ноги и принялся мерить шагами комнату, охваченный лихорадочным возбуждением. — Мне нужно понять, что происходит, и воспользоваться первой подвернувшейся возможностью. Требуется информация. — Он остановился у окна и начал, всматриваясь в темноту, ловить звуки, которые возвестят о прибытии агента. — Как только ее доставят, ты получишь ответ.

Долгий опрос членов клана Коноэ завершился безрезультатно. Родственники были потрясены, узнав, что Левого министра убила чья-то злая воля, а не диковинная болезнь. Они понятия не имели, что он был осведомителем мецукэ, и не представляли, кто мог покуситься на его жизнь.

Кузен Коноэ сказал, что ему доводилось несколько раз слышать нечто вроде «крика души»; после этого в Саду пруда находили погибших птиц. Это подтвердило уверенность Сано в том, что в резиденции живет человек, владеющий техникой киаи. «Наверняка тренировался перед убийством».

Пятнадцать лет назад был зарезан Риодзэн, секретарь министра. Сано предположил, что это и было то убийство, которое бакуфу замяло, дабы принудить Коноэ сотрудничать с мецукэ. Но связи между тем преступлением и нынешним не обнаружил.

Детективы Марумэ и Фукида, допросившие слуг, тоже потратили время напрасно.

Сыщики прошли в личные покои Коноэ, состоявшие из двух смежных комнат в глубине дома. Пространство было разгорожено рамами, обтянутыми бумагой, что подчеркивало атмосферу интимности.

— Что-нибудь здесь менялось после смерти Левого министра Коноэ? — спросил Сано у дворецкого.

— Комнаты прибрали, но вещи все на месте. Здесь его кабинет, а там — спальня. — Дворецкий раздвинул двери, и Сано обдало волной спертого воздуха.

Заметив фонарь, дворецкий поклонился и ушел. Сано окинул покои взглядом. Татами на полу, лаковые столики и аккуратно сложенные в стопку шелковые подушки... Никаких личных вещей. «Видимо, все лежит в комоде и гардеробе», — решил он.

— Обыщите спальню, — приказал Сано детективам.

— А что мы ищем? — спросил Марумэ.

— Все, что может рассказать о жизни Коноэ, его личности, связях.

Детективы приступили к осмотру спальни: Марумэ занялся комодом, Фукида — гардеробом.

Сано и Хосина сосредоточились на кабинете. Он был обшит деревянными панелями. В нише размещались письменный стол и стеллаж, заполненный книгами и папками. На столешнице лежали испещренные иероглифами свитки. Распахнутые дверцы тумбочки и выдвинутый ящик демонстрировали беспорядок. Вне алькова стояли секретер и три железных сундука, водруженных друга на друга. В большой плетеной корзине валялись клочки бумаги.

Хосина наблюдал за действиями сёсакана. Сано просмотрел свитки, они касались ремонта дворца. В тумбочке и ящике Сано обнаружил письменные принадлежности, вырезанную из яшмы личную печать Коноэ, курительную трубку и кошелек. Он обратился к стеллажу. В папках оказались протоколы заседаний Имперского совета. Хотя было сомнительно, что в архив двора могли затесаться дневниковые записи, Сано скрупулезно исследовал содержимое каждой папки. Какое множество слов произвела на свет имперская бюрократия! Сано перешел к секретеру. Докладные коллег Левого министра, черновики заявлений императора, своды законов и правила этикета. Сано высыпал мусор из корзины на пол. Ничего интересного.

— Если Коноэ делал записи о тех, за кем шпионил, то я их здесь не вижу, — сказал он.

— Может, вашим людям повезет больше, — предположил Хосина.

Они прошли в спальню. Детектив Фукида сказал:

— В гардеробе ничего, кроме одежды, постельных принадлежностей, предметов туалета и вещей, которые могут принадлежать кому угодно. Все, что можно сказать о Коноэ, — он предпочитал коричневый цвет.

Сано озадаченно покачал головой:

— Как это можно жить и не оставить никаких следов своего пребывания на земле? Давайте-ка все осмотрим повнимательнее.

Пока Марумэ вынимал из комода веши и искал в стенках тайники, Фукида приступил к изучению пола. Под дробный перестук детективов Сано и Хосина вернулись в кабинет. Сано стал снимать со стеллажа книги, а Хосина — перетряхивать их на тот случай, если Коноэ спрятал что-то между страницами. За верхней полкой Сано заметил две щели, пересекающие панель в горизонтальном направлении; он вставил ноготь в одну и потянул на себя. В руках оказалась прямоугольная дощечка, а в стене — небольшое углубление высотой примерно с ладонь. Сано достал из тайника пачку бумаг.

— Что это? — спросил Хосина.

— Письма, — ответил Сано с явным удовлетворением в голосе. — Больше сотни. Первое — десятилетней давности. На каждом подпись и печать Левого министра, и все адресованы некоей госпоже Кодзэри в храм Кодай. Вы не знаете, кто она такая?

Глаза ёрики округлились от удивления.

— После смерти Коноэ я просматривал заведенное на него в мецукэ досье. Кодзэри — его бывшая жена. Она ушла от него, чтобы стать монахиней.

Сано пробежал взглядом несколько листов и зачитал:

— "Как вы могли покинуть меня? Без вас каждый день кажется мне бессмысленной вечностью. Я как поверженный воин. Гнев разъедает мою душу, словно червь. Я сгораю от желания выдавить из вас строптивость. Я отомщу!"... "Мы — две половинки одной космической сущности. Я понял это с первого взгляда. Когда я обнимал вас, наши души сливались и мы вновь становились единым "я". Как вы могли не оценить мою любовь? Ведь я всегда поступаю правильно!"... «Вчера я приходил к вам, но вы отказались меня принять. Сегодня еще одно мое письмо вернулось нераспечатанным. Но ваши попытки порвать нашу связь тщетны. Я хочу, чтобы вы были со мной, и однажды это случится».

Хосина пренебрежительно сморщился:

— И так десять лет?

Сано, напротив, восхитила сила и стойкость отвергнутой страсти.

— Потрясающая любовь! Однако такой накал мог быть опасен. Не причастна ли госпожа Кодзэри к смерти Левого министра Коноэ?

Хосина фыркнул:

— Кодзэри покинула дворец много лет назад и ушла в монастырь. А монахини, как известно, порывают все связи с миром.

— Ее писем к Коноэ тут нет, — заметил Сано.

— Да, ни малейших доказательств того, что между ней и Левым министром существовали какие-либо отношения. Не считая, разумеется, фантазий Коноэ. Сомнительно, что Кодзэри как-то связана с убийством.

Сано волей-неволей согласился с логикой ёрики. Поэтому последнее послание, написанное за семь дней до гибели министра, прочел молча: «Сопротивляйтесь, бросайте мне вызов, мучайте мое сердце, делайте что угодно, но мы самой судьбой предназначены друг для друга. Скоро силы обороны и страсти столкнутся на священных высотах, где пики пронзают небо, где ветер шевелит перья, где стекает чистая влага. После этого вы опять будете моей».

Письмо, перегруженное сексуальной символикой, не дало ничего нового, тем не менее Сано сказал:

— Нельзя пренебрегать вероятностью, что Кодзэри беседовала с Коноэ накануне его смерти. И вообще, может быть, ей известно что-то важное. — Он сунул письма за пояс кимоно. — Я навещу монахиню после того, как допрошу подозреваемых.

— Да, сёсакан-сама, — отозвался ёрики.

Сано еще раз проверил тайник, но тот был пуст. Тогда они с Хосиной квадрат за квадратом обследовали оставшуюся часть кабинета.

— Ничего, — сообщил Сано подошедшим детективам.

— Это, — Марумэ протянул руку, — я нашел за подкладкой зимнего плаща.

На ладони лежали три одинаковых медных кругляша. Сано взял один. На аверсе грубо отштампованное изображение двух скрещенных листьев папоротника; реверс гладкий.

— Это не монеты сёгуна, — сказал Фукида и повернулся к Хосине: — Может, местные деньги?

Ёрики взял монету и покачал головой:

— Никогда не видел такую.

— Марумэ-сан, Фукида-сан, берите по монете и утром выясните в городе все про них. Я хочу знать, почему Левый министр Коноэ их прятал, — сказал Сано.

Хосина распустил тесемку на кожаном кошельке, висящем на поясе, и опустил туда монету.

— Я тоже наведу кое-какие справки.

Сано оглядел комнату:

— А теперь давайте-ка восстановим порядок и двинемся в Особняк Нидзё. Пора поесть и отдохнуть. Завтра у нас будет долгий день.