Глава 6
«Пока, чуваки, задайте им жару»

На огромной, растянувшейся на много километров военной базе США «Баграм» в Афганистане день только начинался. В то мартовское утро 2005 года мы заселились в свои комнаты и успели поспать несколько часов перед общим собранием. Дэн Хили, Шейн, Джеймс, Акс, Майки и я – новоприбывшие бойцы из 1-й роты SDV – были тут же отданы под командование 10-й роты SEAL из Вирджинии-Бич, командиром которой был временно назначен в отсутствие старшего офицера суровый капитан-лейтенант Эрик Кристенсен.

Эрик был невероятно веселым, своим парнем в любой компании. Эта черта порой препятствовала его повышению по службе в последнее время. В те дни около 75% всех «котиков» имели высшее образование, и линия между старшими офицерами и добровольцами была размыта, как никогда. Эрику было тридцать два года, он был сыном адмирала из Вирджинии. Несмотря на его чувство юмора и порой нестандартные взгляды на иерархическую лестницу, он был великолепным офицером SEAL и командовал одной из лучших боевых единиц во всем морском флоте США. 10-я рота была превосходно подготовлена для того типа заданий, которое нам предстояло выполнить. Под командованием капитана-лейтенанта Кристенсена было много отличных ребят, в особенности я выделял Люка Ньюболда и мастера – главного старшину Уолтерса – работать с ними было удовольствием.

Наш инструктаж, как и все в десятой роте, прошел на высоте. Нам прочитали что-то вроде мрачной образовательной лекции о том, что происходило на северо-западной границе, которая разделяет Афганистан и Пакистан. Каменистые расселины, крутые скалы и зловещие пещеры теперь ожили, их наводнила разрастающаяся армия «Талибана». Злые и обиженные на весь мир, эти ребята начали перегруппировку вдоль необозначенной границы в горах. Они готовились вернуть себе власть над священной мусульманской страной, которую, как считали они, американцы сначала украли, а потом еще и подарили новому законно избранному правительству.

Здесь, высоко в горах, труднопроходимые тропы появлялись из ниоткуда и тут же исчезали за огромными валунами и скалистыми выступами. Казалось, что каждый шаг, который заденет маленький камушек или потревожит скопления глинистого сланца, может вызвать сотрясающую землю лавину. Нас предупредили, что хитрость должна стать нашим лозунгом на высоких и тихих склонах Гиндукуша.

По этим тропам веками ходили воинственные племена, эти же тропы захватили «Талибан» и «Аль-Каида» после бомбардировки США, которая сильно ослабила их войско и едва не стерла их с лица Земли в 2001 году. Очень скоро мы все о них узнаем.

Уже через несколько часов мы приступим к выполнению первого задания. Здесь никто не считал нас новобранцами; все мы прошли высококлассную подготовку, были действующими бойцами SEAL, готовыми к заданию. Мы были готовы подняться на горные перевалы и помочь уменьшить поток вооруженных террористов, проникающих в страну через пакистанскую границу.

Наши вертолеты поднялись на эти перевалы, возвышающиеся над широкой долиной. Мы прибыли на место в составе около двадцати человек и заняли позиции, окружив гору. Акс, Майки и Джеймс Сах (позывной Ирландец-1) были где-то в двух километрах от старшины Хили, Шейна и меня (позывной Ирландец-3).

Это была горячая точка на границе, где движения талибских войск отмечались еженедельно, если не ежедневно. Нашей задачей была слежка за талибами, вероятно, укрывавшимися далеко под нами, на этих узких предательских горных тропах. Террористы часто передвигались тут на своих неуклюжих верблюдах, и многие из животных были нагружены взрывчаткой, гранатами и бог знает чем еще.

Я шел с большой осторожностью. Нас предупредили, что эти сердитые афганские дикари однозначно будут сражаться и вряд ли кто-нибудь из них был совсем уж простаком. Я знал, что один неверный шаг, один упавший камень, каким бы маленьким он ни был, тут же может сдать наши позиции. Эти племена жили здесь уже много веков, и взгляд у них был как у ястребов. Если они нас увидят или услышат, то атакуют моментально. Наше командование не оставило в нас ни тени сомнения. Это было очень опасное занятие, но остановить приток террористов мы должны были непременно.

Я осторожно двигался вдоль горного хребта, периодически останавливаясь, чтобы оглядеть горный склон с помощью бинокля. Я шел тихо. Мысли мои были чисты и ясны. Если отряд дикарей с верблюдами и ракетами зайдет на перевал, я должен тут же подать знак по радио и вызвать подкрепление. Если это будет какая-то боевая единица, с которой мы сможем справиться на месте, то мы атакуем, постараемся захватить лидеров в плен, а с остальными разобраться так, как будет необходимо, в зависимости от ситуации.

Как бы то ни было, я продолжал пристально следить за перевалом, притаившись за парой огромных валунов. Ничего. Потом я снова вышел на крутой склон, на открытую его часть, и внизу внезапно увидел троих вооруженных афганцев. Мой мозг начал яростно размышлять. Между мной и Шейном было где-то семьдесят метров. Стоит ли мне стрелять? Сколько там человек?

Слишком поздно. Они первые открыли огонь, стреляя вверх по склону, и град пуль из «АК-47» врезался в скалу вокруг меня. Я бросился обратно, под укрытие камней, зная, что Шейн должен был что-то услышать. Потом я вышел снова и всыпал им по первое число автоматной очередью. Я видел, как талибы отошли под прикрытие. По крайней мере, я их остановил.

Но в меня снова начали стрелять, и снова я стал стрелять в ответ. В мою сторону тут же полетели два заряда из гранатомета, и слава богу, что я успел это заметить. Я опять спрятался от огня, но одна из гранат попала и разбила один из валунов, служивших мне укрытием. Повсюду летали пули, пыль, осколки и обломки камней.

Казалось, что я вообще сражаюсь в одиночку, и одному богу известно, как мне удалось избежать ранения. Внезапно эхо от взрывов улеглось, и теперь слышались лишь редкие звуки выстрелов трех автоматов. Я затаился и выжидал. Потом я решил, что они уже вышли из укрытия, высунул ствол и снова нажал на курок. Не знаю, куда или в кого я попал, но внезапно стрельба стихла совсем. Будто ничего и не было. Добро пожаловать в Афганистан, Маркус.

Это был лишь один вид боевого задания: нам приходилось нести караул на перевалах и при этом стараться не выдавать своего присутствия. Другой вид заданий – прямая разведка и сбор информации (или SR), где мы наблюдали за населенным пунктом и фотографировали его, как можно тщательнее выискивая цель. Итогом миссии должно быть обнаружение цели, так как предоставленные разведданные были чаще всего отличными, с хорошими и четкими фотографиями. Мы вечно искали какого-нибудь урода в тюрбане, который не отказывал себе в удовольствии атаковать армию США.

На вылазках в горы мы должны были опознать нашу цель: либо с помощью сверхмощных биноклей, либо с помощью фотографических линз одной из наших камер, потом спуститься в деревню и взять его, желательно живым. Если человек был один, основным планом «морских котиков» было захватить цель, отвезти на базу и заставить рассказать нам, где располагались талибы, открыть расположение огромных складов боеприпасов и снаряжения, спрятанных в горах.

У этого оружия было только одно применение: убить или покалечить солдат США, которые обеспечивали поддержку избранного правительства. Полезно помнить, что эти афганские повстанцы когда-то приютили Усаму бен Ладена и всячески оказывали ему поддержку. Нас уведомили, что, без всяких сомнений, этот кровожадный массовый убийца находился примерно там, куда мы направлялись.

Итак, нам нужно было захватить одного из талибских лидеров, но только при условии, что его охраняют лишь несколько человек. Без проблем. Но если врагов было больше, если там обосновался какой-нибудь талибский гарнизон и по деревне бродит куча вооруженных людей, нам следовало вызвать надлежащую боевую поддержку, которая разберется с этой проблемой. Как бы то ни было, после нашего прибытия дела у молодого Абдуллы Бомбосоздателя пошли наперекосяк, стало сложнее варить динамит прямо на главной улице этой Страны глиняных домиков, в Северо-Западном Афганистане.

Следующим нашим заданием стала широкомасштабная операция. Около пятидесяти человек спустились с вертолетов на горные склоны, на самую ужасную местность, которую только можно представить. Может быть, среди моих читателей есть горные козлы или горные львы, но, черт подери, рельеф был худшим из того, что я видел. Крутые скалы, шаткие опоры, вертикальные спуски, едва ли кое-где виднелись низкие кусты и деревья, то есть практически не за что было ухватиться и негде укрыться, если вдруг возникнет такая необходимость.

Я уже рассказывал, насколько сильными воинами мы были. Мы могли взобраться куда угодно, пройти где угодно. Но – хоть и трудно в это поверить – у нас ушло восемь часов на то, чтобы пройти два километра. Парни падали с этой чертовой горы и получали травмы, иногда довольно сильные. Здесь было жарче, чем на раскаленной сковородке, и один из моих товарищей позже признался: «Я бы ушел из войск ради того, чтобы свалить отсюда».

Он не серьезно это говорил, поверьте. Но всем нам знакомо это чувство. Мы устали и измотались, пока в связках пробирались по склонам этой опасной горы в полном боевом снаряжении и с оружием. До сих пор это худшее путешествие в моей жизни. Хотя мы даже не столкнулись с сопротивлением. Все было настолько ужасно, что мы сочинили про это песню, которую один из наших ребят, эксперт в игре на банджо, наложил на музыку Джонни Кэша «Кольцо огня»:

Я попал в тридцатиметровое ущелье, Я падаю вниз – какое тут веселье. Оно обжигает и обжигает меня, Кольцо огня, Кольцо огня.

Нашей целью на этом задании были две афганские деревни, расположенные на склоне этой горы, одна над другой. Мы понятия не имели, которая из них служила укрытием для большей части талибских сил, и было решено, что обе необходимо держать на мушке. Причиной такой осторожности был довольно молодой парень. У нас был заведен на него целый файл с кучей разведданных, как со спутников, так и присланных из ФБР. Однако у нас не было его фотографий.

Я так и не узнал, где он учился, но этот молодой талибский воин был ученым, мастером в создании взрывчатки. Мы называем самодельную взрывчатку ИВУ (импровизированными взрывными устройствами), и в этой части страны этот парень был королем ИВУ. И он сам, и его люди нанесли значительный урон войскам США, повсеместно взрывая военные объекты с находящимся в них личным составом. А совсем недавно он подорвал две транспортные колонны морпехов США, в результате чего погибло много наших парней.

Взвод «Фокстрот» перегруппировался рано утром после перехода через гору и занял позицию над верхней деревней. Когда взошло солнце, мы быстро двинулись вниз по склону, в деревню, где выламывали двери во всех домах и арестовывали каждого, кто попадется на пути. Мы не стреляли, но, без сомнения, выглядели очень устрашающе. Никто не сопротивлялся. Но того, кого мы искали, здесь не было.

Тем временем основные силы – 10-я рота SEAL – вошли во вторую, более крупную деревню, расположенную ниже по склону, и устроили там тот же ад. Это заняло немало времени, потому что здесь приходилось вести допросы, что мы все отлично умели делать. Солдаты с пристрастием допрашивали каждого, выискивая лжеца, человека, который будет чем-то выделяться и который расскажет не похожую на правду историю. Нам нужен был мужчина, который не был пастухом, как остальные – мы искали парня, который даже выглядел по-другому и не имел того грубого и неотесанного вида, как местные горные фермеры.

И мы его поймали. Это была моя первая близкая встреча с фанатичным талибом. Я никогда его не забуду. Молодой парень, у которого и борода еще нормально не выросла. Но у него уже были дикие, безумные глаза. Он уставился на меня, будто я только что низверг все учения Корана.

В этот самый момент я ясно понял: если бы он мог сейчас меня убить, то убил бы. Никто и никогда не смотрел на меня с такой ненавистью, ни до этого, ни после.

Моя вторая операция в Афганистане – похищение и захват этого Абдуллы, или как там на фиг его звали, показала нам, только прибывшим бойцам SEAL, два основных аспекта боевых действий здесь. Первый – это яростная ненависть, которую питали к нам мусульманские экстремисты; второй – обязательность и риск соблюдения правил ведения боевых действий (или ROE) в такого типа боевых операциях.

«Морские котики» по своей природе, а также благодаря тренировкам и образованию, не такие уж глупые. Как и все остальные люди, мы читаем газетные статьи, выходящие по всему миру, о служивших членах вооруженных сил, которым гражданскими судами было предъявлено обвинение в убийстве за исполнение того, что было их долгом – за атаку врага.

Правила ведения боевых действий в Афганистане определяли, что мы не можем стрелять, убивать или причинять вред невооруженным гражданским. А что, если этот невооруженный гражданский на самом деле опасный шпион незаконной организации, которую мы пытаемся уничтожить? А что, если по горам Афганистана бродит разделенная на мелкие отряды смертельная армия дикарей, выдающих себя за гражданских? Как насчет этих парней? Как насчет бедуинов со взрывчаткой, выглядящих с первого взгляда невинно? Они пробираются через горные перевалы со своими верблюдами, груженными под завязку взрывчаткой, которой хватит, чтобы от стадиона «Янки» осталось пустое место. Как насчет этих парней?

Мы были избраны сделать то, что 999 из каждой тысячи американцев никогда и не подумают сделать. Нам внушили, что наша работа необходима для безопасности американской нации. Нас отправили в Афганистан, чтобы мы участвовали в самых опасных операциях. А еще нам запретили убивать этих бедуинов, прежде чем они взорвут к чертям нас всех, потому что он может оказаться невооруженным гражданским, который просто решил погулять с динамитом на поводке.

Как насчет второго парня? Молодого пастуха с тростью, бегущего позади и погоняющего гребаных верблюдов? Как насчет него? А что, если он ждет не дождется того, чтобы убежать в горы, к своему старшему брату и остальным жестоким талибам? К тем, которые ждут нас в укрытиях пещер с РПГ наперевес?

Мы не услышим, как он сдает им наши позиции, этого не услышат и те политики, которые принимали правила ведения боевых действий. И эти серьезные люди в деловых костюмчиках не будут лезть по горным склонам, когда первая же граната взорвется прямо рядом с нами и взрыв оторвет кому-то ногу, а кому-то голову.

Может быть, нам лучше убить этого маленького дикаря на месте, прежде чем ему представится шанс сбежать и рассказать о нас врагу? Или он – просто невооруженный гражданский, который не причинит никому вреда? Он просто выгуливает тротил, конечно. Террористы знают правила, как знали они их и в Ираке. Но эти правила не для них. Это правила для нас – правила западных стран, цивилизованной части мира. И каждый мятежник знает, как манипулировать ими в свою пользу. Иначе бедуины носили бы с собой оружие.

Но они не носят. Потому что они знают: американские солдаты слишком боятся в них выстрелить, потому в этом случае их осудят за убийство. Я точно знаю – талибы считают наши правила забавными.

И уж если кто-то из наших ребят пристрелит парочку террористов, их товарищи со скоростью света сообщат арабскому телевидению «Аль-Джазира», и в новостях объявят:

ЖЕСТОКИЕ АМЕРИКАНСКИЕ ВОЙСКА СТРЕЛЯЮТ В МИРНЫХ ДРУЖЕЛЮБНЫХ АФГАНСКИХ ЗЕМЛЕДЕЛЬЦЕВ

Вооруженные силы США обещают, что «морские котики» понесут заслуженное наказание.

Нечто подобное. Уверен, суть вы уловили. СМИ в Соединенных Штатах нас просто распнут. Теперь так всегда и происходит. Самая сильная шумиха за последние годы разразилась вокруг дела «Абу Грейба», но если смотреть более широко, в контексте всех смертей и разрушений, которые мусульманские экстремисты принесли этому миру, кучка униженных иракских заключенных лично меня не сильно беспокоит. Вы бы согласились со мной, если бы увидели своими глазами, на что способны эти парни. Например, они просто отрезают людям головы – и американским солдатам, и работникам добровольческих организаций. Террористы, не задумываясь, убивают людей тысячами: они пытали, калечили и вырезали фигуры ножами на телах молодых американских солдат, словно в Средние века.

На самом деле в войне с мятежниками нельзя сказать наверняка, кто гражданский, а кто нет. Так зачем же вводить правила, придерживаться которых до конца не сможет никто? Правила не работают, потому что большую часть времени солдаты не знают врага в лицо, а когда узнают, бывает уже слишком поздно для спасения их жизней. Понять смысл и извлечь какую-нибудь пользу из правил ведения боевых действий в ситуации реального времени практически невозможно.

Также никому точно неизвестно, как называть американцев в Афганистане. Может, мы – миротворческие силы? Мы сражаемся в войне против мятежников на стороне афганского правительства или на стороне США? Мы пытаемся выследить главного террориста бен Ладена или предотвратить очередной захват «Талибаном» власти в стране, потому что эта организация защищала бен Ладена и всех его приспешников?

Я понятия не имею. Мы можем сделать и то, и другое. Отдайте нам приказ – и дело будет сделано. Мы – верные слуги правительства США. Но в Афганистане борьба проходит на вражеской территории. И не имеет значения, что мы приглашены демократическим государством, его собственным правительством. Не имеет значения, что нет стрельбы через границу в Пакистане, не имеет значения нелегальность талибской армии, не имеет значения Женевская конвенция…

Когда мы пробирались по этим горам, пробуя все известные нам способы остановить перегруппировку «Талибана», пытаясь обнаружить и арестовать основных лидеров и экспертов по взрывчатке, всегда были окружены хорошо вооруженной вражеской армией, чьими общепризнанными намерениями было наше убийство. И все это на вражеской территории.

Но мы пойдем туда снова. В любое время. Хоть каждый день. Мы сделаем то, что должны, доведем дело до конца или умрем, но не оставим попыток. От имени Соединенных Штатов Америки. Но не стоит решать за солдат, кого могут атаковать, а кого нет. Это решение должно приниматься военным командованием. Если либеральные СМИ и политическое сообщество не может принять тот факт, что иногда на войне погибают невинные люди, тогда я могу только предложить им, когда подрастут, послужить пару месяцев в верховьях Гиндукуша. Вероятно, они здесь не выживут.

Любому правительству, которое считает, что война может быть хоть в каком-нибудь смысле справедливой и подчиняться таким же правилам, как, например, бейсбол, вероятно, не стоит ввязываться в боевые действия. Потому что в войне нет никакой справедливости, иногда в ней страдают невинные люди. Это происходит на протяжении уже миллионов лет. Столкнувшись лицом к лицу с головорезами «Талибана», мы не деремся по правилам статьи 4 Женевской конвенции. Мы деремся по правилам 223.556 мм – это калибр и размер пуль наших автоматов «M4». И если эти числа выглядят не очень, то можно отдаться на волю пуль 7,62 мм, которыми стреляют в американцев из украденных русских автоматов Калашникова.

В глобальной войне против терроризма для нас есть правила, но враги используют их против нас. Мы стараемся мыслить здраво – они не остановятся ни перед чем. Эти дикари унизятся до любой формы самых жестоких способов ведения войны: пыток, обезглавливания, расчленения трупов, атак на гражданских лиц, женщин и детей, подрыва бомб в автомобилях, до самоубийства, в конце концов. Все, до чего их воспаленный мозг только сможет додуматься. Они стоят в одном ряду с самыми кровожадными монстрами в истории человечества.

И я все время задаюсь вопросом: кто готов идти дальше всех, чтобы выиграть эту войну? И всегда ответ один и тот же: они. Террористы добровольно погибнут, чтобы только уничтожить врага. Они готовы идти до конца – в любое время, в любом месте, чего бы это ни стоило. И у них нет правил ведения боевых действий.

И вот так у наших солдат возникает дополнительная ко всем прочим причина для опасений, когда мы выходим на войну против «Талибана» или «Аль-Каиды»: страх самих себя. Страх того, что наш собственный трибунал морских сил может начать дело против нас, страх американских СМИ и их отрицательного влияния на американских политиков. В каждом солдате кроется ужас перед такими недоучками-журналистами, которые всего-то и хотят состряпать скандальную историю, чтобы оправдать свою зарплату. Это не только мое мнение. Мы все их ненавидим – отчасти за отсутствие здравого смысла, но в большинстве своем из-за их невежества и вопиющей беспринципности. Как только вооруженный конфликт превращается в войну средств массовой информации среди государств всего мира, новости становятся лишь выражением мнения, они не передают истинного положения дел. Когда в процесс включаются СМИ Соединенных Штатов, шансы на победу в войне резко уменьшаются из-за введения ограничений нашей свободы, и это просто отличные новости для нашего врага.

Время от времени какой-нибудь репортер или фотограф высовывается слишком сильно из укрытия и ловит пулю. И тут же эти высокооплачиваемые журналисты становятся национальными героями, их восхваляют на Родине – в прессе и по телевидению. Не скажу, что бойцы SEAL недружелюбные люди, но я даже описать не могу, насколько надоедает весь этот фарс великолепно подготовленным, но не слишком высокооплачиваемым ребятам, которые сражаются по-настоящему и делают всю грязную работу. Ведь это мы – первоклассные профессионалы, которые молча ставят себя под удар каждый день, часто получая серьезные ранения и погибая. Это мы – тихие герои, неизвестные никому, кроме таких же неизвестных, убитых горем семей.

В начале нашего пребывания в Афганистане мы выполняли одну миссию высоко на перевалах, на шестом контрольном пункте. Тогда мы едва избежали смерти. Мы только добрались до позиции в составе двадцати человек, когда эти афганские дикари, прятавшиеся в горах, выпустили по нам несколько залпов артиллерийского огня, сотни и сотни ракет летали над нашими головами и врезались в склоны гор.

Мы не могли разобрать, как их классифицировать – как вооруженных мятежников и врагов Соединенных Штатов или как невооруженных гражданских. У нас ушло три дня, чтобы дать им отпор, и даже тогда пришлось вызывать боевую поддержку с воздуха, чтобы вырваться из оцепления. Через три дня на фотографиях со спутника мы увидели, что «Талибан» отправил ночью на нашу старую позицию двенадцать головорезов, вооруженных автоматами и традиционными ножами, которые пробрались через темноту, намереваясь убить всех, кого они там найдут.

Но мы же не можем доказать их намерений! Я прямо слышу крики либералов. Нет. Конечно, нет. Они туда направлялись, чтобы выпить с нами чашечку кофе.

Эти ночные атаки талибы производили по той же схеме, какую моджахеды использовали против русских. Они бесшумно крались в темноте и перерезали глотки сначала часовым, а потом и всем солдатам в лагере. Так продолжалось до тех пор, пока военное командование СССР под давлением родителей молодых солдат не приняло решение прекратить действия на этой территории. Моджахеды теперь вернулись под названием «Талибан» и «Аль-Каида». Их намерения против нас точно такие же, как были в свое время против русских.

«Морские котики» SEAL могут с ними справиться, как и с любым другим врагом. Но только не в том случае, если кто-то хочет посадить нас за это в тюрьму, когда мы вернемся домой. И уж точно мы не хотим ждать в горах, пока кто-нибудь перережет нам горло, и при этом не иметь возможности отомстить врагу, если его классифицируют как невооруженного афганского пастуха.

Но это насущные боевые проблемы солдата США, постоянное беспокойство о том, как рассудят его действия американские СМИ, которые, кажется, ждут не дождутся нас сломать. Хоть мы и не сделали ничего, чтобы заслужить подобное. За исключением, может быть, любви к своей стране и ко всему, что она олицетворяет.

На ранних сроках моей службы в Афганистане бои шли почти постоянно. Наши отряды выходили в горы ночь за ночью, пытаясь остановить повстанцев, пробирающихся через горные перевалы. Каждое полнолуние мы проводили операции, потому что это было единственное время, когда мы могли уловить хоть какой-то проблеск света над темными горами.

В соответствии с лунными фазами мы садились в вертолеты и наблюдали, как эти бородатые фанатики пробираются через границу в Афганистан. Потом наземные подразделения окружали террористов, вертолеты гнали их, словно овчарки гонят овец. И они бежали со всех ног прямо на ожидавших их для поимки и допроса войска США.

Вам может показаться странным, что специалистам-подводникам из роты SDV приходится проводить операции в трех километрах над уровнем моря. В общем-то предполагается, что само SDV – судно доставки подводного десанта, мини-субмарина, которая привозит нас на места наземных операций – самая тихая и незаметная машина в мире. Отсюда следует, что экипаж самого незаметного судна в мире – самые хитрые парни в мире. Мы проводим опасные операции в глубоком тылу врага, наблюдаем и докладываем о его позиции и живем постоянно на пределе нервного напряжения. Наше основное задание – найти цель и потом вызвать подкрепление для прямой атаки. Хотя на самом деле именно прямые действия являются целью, их невозможно осуществить без того опасного дела, которым мы и занимаемся на одиноких вершинах Гиндукуша.

Капитан-лейтенант Эрик Кристенсен всегда понимал важность нашей работы, и он был моим хорошим другом. Раньше он называл операции в мою честь. Я был техасцем, и он почему-то находил это невероятно забавным, хотя сам он был уроженцем Вирджинии. Эрик считал, что я представлял собой нечто среднее между преступником Билли Кидом и охотником Буффало Биллом и что я был способен быстрее всех вытащить револьвер из кобуры. Неважно, что оба эти ковбоя были родом из гораздо более северных мест – из Канзаса или около того. До сих пор, по мнению Эрика, Техас и все штаты к западу и северу от него представляли собой бесплодную пустыню, где правит лишь закон «кольта-44», земли скотоводов и краснокожих.

И поэтому у нас всегда были операции под названием «Ковбой» или «Одинокая звезда». Ему нравилось называть операции в таком техасском стиле, специально для меня. Большая часть наших миссий были очень тихими и включали в себя строго разведку горных перевалов и деревень. Мы всегда старались избежать перестрелки: сначала просто фотографировали, а потом как можно спокойнее захватывали цель. Неизменно мы искали кого-то, выделяющегося из окружения – одного человека в деревне, который выглядел или вел себя иначе, талибского убийцу, который просто не мог быть фермером.

Иногда мы натыкались на группу бородатых угрюмых ребят, сидящих вокруг костра. Они пили кофе, а рядом наготове неизменно лежали «АК-47». Нашим первым действием была их идентификация. Были ли они пуштунами? Мирными пастухами, пасущими коз и овец, или вооруженными бойцами «Талибана», яростными горцами, которые перережут тебе горло, как только доберутся до тебя? Уже через несколько дней мы поняли, что талибы были совсем не такие грязные и грубые, как афганские крестьяне. Многие из них получали образование в Америке, а теперь они прятались здесь и активно готовили оружие, чтобы убивать нас.

И почти так же быстро мы поняли, насколько впечатляюще талибы действовали на своей территории. Я всегда думал, что они просто со всех ног убегут от нас, когда мы их обнаружим. Ничего подобного. Если они находились или могли быстро добраться до возвышенности, то довольно яростно отбивались. Если мы шли на террористов сверху, они обычно либо сдавались, либо поворачивали обратно к границе, в Пакистан, где мы не могли их преследовать. Но при ближайшем рассмотрении в их глазах всегда сверкал вызов, выражающий ненависть к Америке, и огонь революции, который горел в их душах.

Для нас это все было довольно жутко, потому что мы находились в самом центре террора, в стране, где родился и был доведен до совершенства план разрушения Мирового торгового центра таким же яростным человеком, как эти дикари. Буду откровенен: порой мне казалось, что такое сделать было невозможно. Но все мы знали, что это произошло на самом деле. Прямо здесь, в этой далекой пыльной пустыне лежали корни страшных злодейств. На родине главных боевых сил бен Ладена. И здесь они все еще замышляли разрушить Соединенные Штаты и составляли свои кровожадные планы. Здесь ненависть к Дядюшке Сэму была настолько закоренелой, что среди народа процветал и распространялся тот вид злобы, который находится за пределами понимания для большинства западных людей. Хотя бы потому, что она была оправдана только в другие, более варварские века.

На страже Америки стояли Майки, Шейн, Акс, я и остальные «котики», каждую секунду готовые к столкновению с этими тихими мастерами горного боя, крадущимися по узким тропам и несущими с собой традиционные клинки, автоматы и смерть.

Ловля этих ребят в отдаленных пуштунских деревнях сильно усложняла задачу. Потому что здесь начиналась примитивность с большой буквы «П». Хижины здесь сделаны из высушенных на солнце глиняных кирпичей, полы – земляные, и внутри постоянно стоит ужасный запах мочи и навоза мулов. На первом этаже в домах живут козы и куры. И в этих пещерных условиях террористы планировали, а потом претворяли в жизнь самые шокирующие злодейства XXI века.

Санитария в этих деревнях настолько в зачаточном состоянии, насколько возможно. У них общий туалет в виде выгребной ямы, расположенный на самом краю деревни. Относительно них нас предупредили быть внимательнее, особенно в ночных вылазках. Однажды в одну из ночных вылазок я не заметил одну из ям, поскользнулся и угодил туда ногой. Ребятам, конечно, стало весело, но в тишине ночи все старались не засмеяться в голос и еле сдерживались. Только мне было не смешно.

На следующей неделе произошло нечто гораздо худшее. Мы в кромешной темноте пробирались по каменистому склону и искали место для наблюдательного пункта над небольшим скоплением хижин и козлиных загонов. Без приборов ночного видения разглядеть что-либо было нереально, и внезапно я соскользнул в зияющую подо мной дыру.

Крикнуть в голос я не посмел. Но я знал, что опускаюсь все глубже в яму, и меня передернуло от одной мысли о том, куда я могу попасть. Я просто выкинул свою правую руку прямо вверх, крепко держа в ней автомат, и постепенно погружался в зловонный деревенский туалет. Я почти утонул, когда, наконец, услышал, как мои товарищи шипят друг другу: «Берегись! Латтрелл снова нашел сортир!»

Никогда еще ни на одной из афганских миссий парни столько не смеялись. Но это был один из самых ужасных случаев в моей жизни. Я бы мог заразить тифом всю базу «Баграм». Мне было до жути холодно, но я с радостью прыгнул в реку в полном обмундировании, просто чтобы смыть с себя все это.

На пограничных контрольных постах периодически возникали серьезные проблемы, и тогда нам приходилось загружать во внедорожники «Humvee» и перевозить до восемнадцати парней туда, а потом идти пешком много километров. Проблема была в том, что пакистанское правительство питало очевидную симпатию к «Талибану» и в результате оставляло приграничные территории на северо-востоке без контроля. Пакистан постановил, что блюстители порядка и пограничники могут патрулировать только асфальтированные дороги и территорию в двадцать метров по обеим сторонам. За пределами этого пространства может происходить что угодно, так что талибские солдаты просто сторонились крупных дорог и переходили в Афганистан древними тропами. Они могли гулять туда-сюда через границу, как им заблагорассудится, но так происходило до тех пор, пока мы им не помешали. Многие афганцы хотели всего лишь перегнать скот, и такие случаи нас не касались. Однако талибы это знали и часто передвигались, переодевшись в погонщиков скота, а вот такие вещи касались нас напрямую. И караваны верблюдов, нагруженных взрывчаткой, касались нас очень сильно.

И почти каждый раз мы подвергались атакам. Легчайший шум, выдающий наши позиции, – и кто-то тут же открывал по нам огонь, часто со стороны границы с Пакистаном, куда мы не имели права соваться. Итак, мы двигались, применяя все хитрости и уловки, которые знали, фотографировали местность, брали в плен зачинщиков и бунтарей, всегда оставались на связи с базой и вызывали подкрепление, когда нам нужна была помощь.

Наше командование было твердо убеждено, что ключевыми моментами для успешного проведения операции были разведка, идентификация людей, которые собирают бомбы, а также определение местонахождения их складов и подрыв талибского арсенала, прежде чем им воспользуются. Но разведка всегда была сложным делом. Наш враг был жесток и непреклонен, их не волновало ни время, ни их жизнь. Они верили в одно: что избавляют свою священную мусульманскую землю от неверных захватчиков. И в конце концов, им это всегда удается, разве не так?

Иногда, пока наш штаб (у «морских котиков» это просторечное название высшего командования) изучал определенную цель и составлял план, мы оставались на базе. Я вызвался в свое свободное время работать в Баграмском госпитале, в отделении экстренной помощи. Таким образом я старался получить опыт и стать лучшим медиком для своей команды.

Этот госпиталь по-настоящему открыл мне глаза, потому что мы относились к пришедшим сюда афганцам так же, как к своему собственному личному составу. Пастухи поступали в отделение экстренной помощи со всеми видами повреждений, в основном от пуль, но иногда и с ножевыми ранениями. Одна из огромных проблем этого государства – у каждого есть оружие. Казалось, у каждого в гостиной лежит «AK-47». Также часто появлялись люди с травмами. Гражданские афганцы иногда приходили пешком к главным воротам с такими опасными огнестрельными ранениями, что нам приходилось посылать внедорожники, чтобы довезти их до нашего отделения. Мы лечили всех, кто приходил, на деньги американских налогоплательщиков и оказывали каждому ту помощь, какая только была в наших силах.

Баграм был прекрасным местом, чтобы улучшить мои навыки в медицине, и я надеялся, что в то же время делаю добро людям. Конечно, за эту работу мне не платили. Но для меня медицина всегда была призванием, и эти долгие часы в госпитале были бесценны для доктора, коим я намеревался однажды стать.

И пока я ухаживал за больными и ранеными, работа нашего командования не прекращалась. Они просматривали отчеты разведки, проверяли данные у ЦРУ, пытались идентифицировать талибских лидеров, чтобы мы потом смогли пресечь их действия на корню. У нас всегда был большой список потенциальных целей, и некоторые довольно хорошо были изучены. Было установлено существование определенных сообществ, в которых собирались по-настоящему опасные ребята, их личности установлены, а местонахождение определено спутниками или нами. Эта работа требовала безмерной настойчивости и умения как можно точнее оценить вероятность захвата того человека, который был важен.

Солдаты в Баграме были подготовлены к тому, чтобы идти в горы и делать очень опасную работу, но никто не любит бродить по горам вслепую, когда шансы найти главного талибского террориста невелики. Конечно, разведчикам всегда нужно иметь в виду, что горы не бывают неподвижными. Талибы – неглупые ребята, и они умеют двигаться очень быстро. Они знают много, хоть и далеко не все, о возможностях американских служб. И определенно они понимают, что лучше продолжать двигаться из одной деревни в другую, из одной пещеры в другую и никогда не оставаться в одном месте достаточно долго, чтобы попасться нам со своими запасами взрывчатки.

Наш главный старшина, Дэн Хили, был просто выдающимся командиром в вопросе поиска для нас работы, в которой шансы преуспеть были выше среднего. Он часами сидел и изучал списки, по многу раз проверяя известного террориста, узнавая, где он проводил свое время, где его видели в последний раз.

Старшина Хили просматривал и разбирал фотографии, проверял карты, таблицы, выискивал места, где у нас были реальные шансы на победу, на поимку главаря банды, не ввязываясь при этом в полномасштабное сражение. У него был собственный короткий список основных подозреваемых с местами их нахождения. Уже к июню у него было собрано довольно много информации о различных методах ведения операций, используемых центральными фигурами «Талибана», а также приблизительное количество тротила в их распоряжении.

В его записях вечно всплывало имя одного человека. Из соображений безопасности я буду называть его Бен Шармак (в официальных источниках известен под именем Ахмад Шах. – Прим. перев.), и достаточно будет сказать, что он – крупный лидер талибских сил, мрачный горец, известный тем, что организовывал нападения на города, и тем, что несет прямую ответственность за несколько смертельных атак на морпехов США с использованием взрывчатки. Ему было около сорока лет, и он являлся довольно мрачной фигурой. Он командовал 140—150 вооруженными бойцами, но был образованным человеком, разбиравшимся в военной тактике, также умел говорить на пяти языках. Шармак был известен как один из самых близких соратников Усамы бен Ладена.

Его войска были довольно мобильными. Они захватывали поселения или ставили лагерь вблизи дружественных пуштунских деревень, пользовались их гостеприимством какое-то время, а потом шли дальше, к следующему месту стоянки, набирая рекрутов по пути. Этих горцев было до ужаса сложно отследить, но даже им были необходимы отдых, еда и вода, вероятно, даже душ, так что им нужны были поселки, чтобы обеспечить себя всем необходимым.

Почти каждое утро старшина Хили оглашал свой список потенциальных жертв Майки – нашему старшему офицеру – и мне. Он обычно передавал нам бумаги со списком, в котором было написано около двадцати имен и места их возможного пребывания. Мы, в свою очередь, выписывали из него несколько имен тех парней, за которыми, по нашему мнению, стоило начать охоту. Таким образом мы создали фотоархив преступников и выбирали задания в зависимости от количества данных, которыми располагали. Имя Бена Шармака продолжало появляться каждый раз, и оценки размера его войска каждый раз увеличивались.

Наконец мы провели предварительный инструктаж о возможной операции «Красные крылья», которая заключалась в поимке или убийстве этого опасного действующего лица вооруженных столкновений. Он всегда был неуловим. Он появлялся то тут, то там, как чертов «Алый первоцвет». У нас имелись только фотографии его головы и плеч, плохого качества и довольно смазанные. Мы все равно приблизительно знали, как выглядит этот сукин сын, и с первого взгляда все складывалось так, как и в любой другой разведывательной операции – нужно было занять позицию над целью, выследить ее, сфотографировать и, если возможно, схватить.

У нас было о нем достаточно данных, а значит, ЦРУ и, вероятно, ФБР были очень заинтересованы в его поимке или смерти. И по мере того как проходили инструктажи по проведению операции, Бен Шармак становился все более важной фигурой. Теперь поступали сообщения, что в его отряде было от восьмидесяти до двух сотен человек, и нашему заданию был присвоен статус крупной операции. Старшина Хили принял решение, что я и трое моих приятелей из взвода «Альфа» были именно теми парнями, которые отлично подходят для ее выполнения.

Никто, конечно, не ожидал, что мы перебьем всю эту шайку убийц с дикими глазами. На самом деле от нас требовалось быть как можно тише. Тише, чем когда-либо в жизни. «Просто найдите этого сукиного сына, опознайте его, узнайте его местонахождение и численность войск, потом передайте сообщение для сил быстрого реагирования, которые прилетят и сами возьмут его». Все просто, не так ли?

Если нам покажется, что готовится срочная эвакуация деревни, в которой он находится, тогда мы безотлагательно убиваем его. Это буду я или Акс. Вероятность была такова, что мне, скорее всего, подвернется лишь один шанс выстрелить в Шармака, только один раз я смогу поймать его на мушку и надавить на курок, находясь за несколько сотен метров. Знал я лишь одно: лучше мне не промахиваться, потому что призраки Вебба и Дэвиса, не говоря уже обо всех остальных офицерах SEAL, точно будут преследовать меня до конца дней. Это было, в конце концов, именно то, для чего они меня и готовили.

Если кому-то стало интересно, скажу, что у меня не было никаких сомнений относительно того, чтобы всадить пулю прямо в голову этому ублюдку. Он был фанатичным террористом, заклятым врагом Соединенных Штатов Америки, который уже убил многих моих коллег среди морпехов США. Этот человек больше всего на свете хотел спланировать и претворить в жизнь очередную атаку на земли Соединенных Штатов. Если у меня будет шанс, от меня он не получит пощады. Я знал, что от меня требуется. Я знал, что мой начальник хотел, чтобы этого человека убрали, и я был до жути горд, что меня и моих товарищей сочли подходящими для этой работы. Мы сделаем все, что в наших силах, чтобы никого не разочаровать.

Каждый день мы заходили в штаб разведданных, чтобы узнать, какие новости поступили о Шармаке. Старшина Хили постоянно был там, работая совместно с операционным штабом и нашим шкипером, капитаном Перо. Возникала всегда одна и та же проблема: никто не знал, где наша цель. Шармак был хуже, чем Саддам Хусейн, и постоянно пропадал из нашего поля зрения, ускользал от пристального взгляда спутников, ему удавалось держать свою личность и месторасположение в секрете от множества информаторов ЦРУ, которые были к нему близки.

Конечно, не было никакого смысла лететь в горы с оружием и камерами наперевес до тех пор, пока мы не были абсолютно уверены в его местонахождении. «Талибан» был серьезной угрозой для низколетящих военных воздушных судов, и пилоты вертолетов знали, что постоянно находились под угрозой обстрела, даже во время ночных операций. Террористы так же великолепно обращались с ракетными установками, как и с «AK-47».

Для подобной операции требовалось огромное количество приготовлений: транспортировка, коммуникации, доступ к воздушной поддержке, не говоря уже об амуниции, еде, воде, медицинских препаратах и оружии – все это мы таскали с собой.

И однажды, довольно быстро после начала планирования, поступил четкий приказ: «Начать операцию «Красные крылья». Приготовления шли уже полным ходом, когда все внезапно отменили. Его снова потеряли. У командования были данные, была даже причина им доверять. Но ничего определенного нельзя было сказать. Парни из разведывательного штаба изучили карту и местность, отметили наиболее вероятные области, сделали предварительные оценки и приблизительные расчеты. Они считали, что определили его положение, но не могли указать достаточно узкую область, чтобы связать его расположение с какой-то деревней или лагерем, и неважно, что снайперу нужна миллиметровая точность, чтобы осуществить выстрел и поразить цель. Штаб разведки ждал переломного момента, а тем временем мы с остальными парнями уже отправились на другую миссию по разведке и захвату цели, на операцию под названием «Беспорядок», или «Путаница», или типа того. Мы только вернулись с нее и тут же узнали, что совершен прорыв в охоте на Бена Шармака. Это было очень неожиданно, и мы догадались, что один из наших информаторов нашел что-то. У старшины Хили были действующие карты местности, и нам казалось, что мы сразу примемся за дело.

Нас созвали на инструктаж: лейтенант Майк Мерфи, унтер-офицер Мэтью Аксельсон, унтер-офицер Шейн Паттон и я. Мы снова слушали данные и порядок действий и считали это еще одной штатной операцией. Но в самую последнюю минуту произошли крупные изменения. Было решено, что Шейна заменит унтер-офицер Дэнни Дитц, тридцатичетырехлетний «морской котик», которого я хорошо знал уже много лет.

Дэнни был невысоким (по сравнению со мной), очень мускулистым парнем из Колорадо, жил он со своей невероятно красивой женой, Марией, известной всем нам как Пэтси, прямо рядом с базой в Вирджинии-Бич. У них не было детей, только две собаки, которые были такими же суровыми, как он сам – английский бульдог и бульмастиф.

Дэнни проходил со мной школу SDV в Панаме, штат Флорида. Мы оба были там 11 сентября. Он серьезно занимался йогой и боевыми искусствами и был очень близким другом Шейна. Остается только догадываться, что было общего у пляжного бога и загадочного железного человека. Я был счастлив, что Дэн у нас в команде. Он был немного скрытным, но в то же время очень веселым, жизнерадостным и просто прекрасным человеком. Однако злить его не стоило. Дэнни Дитц был настоящим тигром в душе и великим «морским котиком».

Теперь «Красным крыльям» снова дали зеленый свет. Команда из четырех человек была утверждена. Двумя снайперами будем я и Акс, двумя наводчиками – Майки и Дэнни. Командное управление будет осуществлять Майки. Связь – Дэнни и я. Финальный выстрел в цель осуществим я или Акс, второй постарается определить, куда упало тело.

План был следующий. Мы дойдем до места и спрячемся над поселком, в котором, как мы считали, засел Шармак, и будем ждать, возможно, в течение нескольких дней. Вероятно, у нас не будет возможности двинуться более чем на несколько сантиметров, мы будем тихо сидеть в смертельно опасном месте высоко в горах.

Неопределенное время мы будем пристально наблюдать за этими вооруженными до зубов горцами, за экспертами в данной местности, и ожидать, когда подвернется шанс сразить их лидера. Это обычно самая опасная часть.

Мы уже были в вертолете, одетые, в полном боевом снаряжении, готовые к вылету: операция «Красные крылья» началась, но миссия снова была отозвана. На этот раз мы не потеряли след Шармака, но каким-то образом изворотливый сукин сын появился где-то в другом месте.

Мы выгрузили оружие и побрели обратно к нашим казармам. Разложили тяжелые рюкзаки, сняли боевое снаряжение, смыли камуфляжный крем с лиц и вернули себе человеческий облик. Перерыв продлился две недели, и за это время мы совершили пару мелких операций на перевалах и дважды нас чуть не подорвали.

Я превзошел самого себя один раз, загнав одного из самых опасных террористов в Северо-Западном Афганистане. Я опознал его, у меня даже были его отпечатки, и я видел, как он пытался убежать от нас на чертовом велосипеде. Я не застрелил его только потому, что не хотел выдать нашу позицию ни огнем, ни легким движением. Мы с минуты на минуту ожидали его караван верблюдов со взрывчаткой, который должен был пройти по этой дороге, так что хотели взять и его, и оружие. По крайней мере, я не последовал примеру своего коллеги, который, как говорится в байках «морских котиков», передал по прямой связи летающему неподалеку истребителю-бомбардировщику США GPS-позицию цели. А потом он наблюдал, как две тысячи с лишним килограммов бомбы уничтожили террориста, его верблюда и все в радиусе пятидесяти метров от него. В тот раз мы остановили караван, нам удалось захватить террориста в плен и разгрузить взрывчатку без применения настолько кардинальных мер.

Извините, радикалы. Но, как мы говорим дома, в Техасе, человек должен сделать то, что должен делать.

Итак, шли дни. Утром понедельника, 27 июня 2005 года, Шармака снова обнаружили. На этот раз картина вырисовывалась неплохая. Уже к полудню детализированные карты и фотографии местности были развернуты перед нами. Данные были превосходные, карты – очень неплохие, и по фотографии местность выглядела проходимой. У нас все еще не было нормальной фотографии Шармака, только те же старые снимки головы и плеч, размытые и нечеткие. Но там же мы обнаружили и других талибов младших чинов, и на этот раз сомнений не было: операция «Красные крылья» началась!

Сразу после инструктажа командир Дэн Хили тихо сказал мне: «Вот и все, Маркус. Выдвигаемся. Иди собирай ребят».

Я дал четкий ответ, который лидеру боевой группы полагалось дать главному старшине SEAL: «Хорошо, командир. Мы выдвигаемся».

Я вышел из его кабинета и направился обратно в казармы. Мысли роились у меня в голове. Я не мог объяснить этого, но меня одолевали сомнения, и волнение не покидало меня.

Я видел карты, и на них было все понятно. Не было на них лишь одного – укрытия. Здесь не было понятных признаков растительности. Было очевидно, что путь наверх, в Гиндукуш, где-то на три тысячи метров над уровнем моря, был пустынный и бесплодный. Не нужно быть членом Королевского географического общества, чтобы понять, что это засушливая земля и растительность там встречается крайне редко. Это отлично для скалолазов, но худший кошмар для нас. Деревня, за которой нам предстояло наблюдать, состояла из тридцати двух домов. Я посчитал их по фотографиям со спутников. Но мы не знали, в каком доме засел Шармак. Мы не знали, были ли дома пронумерованы на случай, если у нас появится более точная информация, пока мы будем там, наверху.

У нас было несколько фотографий схемы расположения домов, но очень немного – окружающей территории. У нас были хорошие GPS-координаты, очень точные. И у нас был короткий список возможных зон высадки, необязательных для нанесения на карту, потому что мы высаживаемся из вертолетов на веревках, но критичных для внедрения команды на территорию.

Я был уверен, что нам нужно будет повалить несколько деревьев у подножия горы для того, чтобы иметь прикрытие, когда мы будем уходить, а также чтобы вызвать вертолеты сухопутных войск, если будет такая необходимость. Бесплодные горные склоны без деревьев и почти без кустов – не лучшее место, чтобы проводить секретные высадки и взлеты, во всяком случае, не с талибскими артиллеристами вокруг. Особенно учитывая, насколько подготовленные воины защищали Шармака. Он был опасен и уже не раз доказал это, успешно взорвав несколько колонн морпехов.

Еще одним неприятным аспектом миссии, который занимал мои мысли, пока я шел к парням, было отсутствие укрытия в области, откуда нам придется вести наблюдение. Невозможно точно произвести опознание цели, если не можешь выбраться на удачную позицию. И если эти горные уступы, которые окружали деревню, были настолько отвесными и скалистыми, как я предполагал, то мы надолго застрянем на этой высоте.

И все это время, по всей вероятности, мы будем окружены двумя сотнями вооруженных солдат, постоянно несущих дозор и очень внимательно наблюдающих за землями вокруг их главаря. Я был очень взволнован, но не по поводу количества наших врагов. У нас могут возникнуть проблемы с выполнением задания из-за необходимости тщательно скрываться. Если там действительно очень ограниченный выбор мест для укрытия, нам, возможно, придется пожертвовать углом обзора за деревней, не говоря уже о нашей удаленности от нее.

В казарме я встретил Майки. Я сказал ему, что мы отправляемся на операцию, показал карты и все имеющиеся фотографии, и я точно помню, что он ответил мне тогда: «Отлично. Еще три дня веселья на солнышке». Но еще я точно помню, как поменялось выражение его лица, когда он взглянул на фотографии, на отвесные склоны, на ужасно труднопроходимую местность, на гору, по которой нам придется ползать вверх и вниз, чтобы найти укрытие.

Скоро появились Акс и Дэнни. Мы быстро ввели их в курс дела, и все вместе побрели, немного нерешительно, к столовой на обед. Я взял себе тогда большую тарелку спагетти. Сразу после обеда мы пошли обратно в казармы, чтобы одеться и собрать рюкзаки. Я надел ботинки песчаного цвета и лесную камуфляжную форму – центр данных передал нам, что зона высадки светло-зеленого цвета, мы приземлимся в местность, где много деревьев. У меня также был с собой защитный снайперский капюшон.

Майки и Дэнни брали с собой автоматы «М4» и гранаты, у Акса – ружье «Mark 12.556», и у меня было такое же. Все мы также имели при себе пистолеты «SIG-Sauer 9mm». Мы решили не брать с собой крупнокалиберное оружие, большой пулемет «M60», так как сам он весил 9,5 килограмма, плюс тяжелые патроны к нему. Мы были уже загружены амуницией и посчитали, что его будет тяжело тащить вверх по скалам.

Я также взял пару «клейморов» – очень взрывоопасных противопехотных мин направленного действия с растяжкой, чтобы избежать опасности того, что на нас набредет какой-нибудь незваный гость. В мой первый день я получил отличный урок на этот счет, когда двое афганцев подошли гораздо ближе, чем им следовало, и могли бы легко прикончить меня.

Мы взяли большой моток детонирующего шнура, чтобы взорвать деревья для будущей зоны посадки вертолетов после окончания миссии или для высадки войск быстрого реагирования. В последний момент, все еще в неуверенности относительно всего этого предприятия, я взял три дополнительных магазина, что в целом составило одиннадцать штук, в каждом по тридцать патронов. Стандартным количеством было восемь магазинов, но что-то в этой операции «Красные крылья» меня смущало. Оказалось, что все чувствовали то же самое. Мы все взяли по три дополнительных магазина.

Я захватил с собой прибор стабилизации изображения и светораспределения для направления заходящего на посадку вертолета, оптическую трубу для наблюдения за целью и дополнительные батареи питания для всего этого оборудования. У Дэнни было радио, а у Майки и Акса – камеры и компьютеры.

Мы взяли упакованные сухпайки – вяленую говядину, лапшу с курицей, энергетические батончики, воду, орехи и изюм. Весь этот набор весил около двадцати килограммов, что мы считали путешествием налегке. Шейн провожал нас из казармы: «Пока, чуваки, задайте им жару».

Все наконец было собрано, и нас подвезли к вертолетной площадке спецопераций. Мы опасались каких-нибудь изменений. Это уже будет третий провал, если снова операция «Красные крылья» будет свернута. Но на этот раз мы услышали только: «Ролекс, один час», – это означало, что мы вылетим, как только стемнеет.

Мы сняли рюкзаки, легли на них на взлетно-посадочной полосе и ждали. Помню, было очень холодно, и над нами белели снежные шапки гор. Майки заверил меня, что не забыл упаковать свой счастливый камень – кусочек гранита с острым краем, который впился ему в зад на предыдущей миссии, когда мы находились в ненадежном укрытии и никто из нас не мог подвинуться даже на сантиметр. «На тот случай, если надо будет засунуть его тебе в задницу», – добавил он.

Мы просто сидели и ждали в компании с парой других ребят, которые тоже выходили в горы в ту ночь. Силы быстрого реагирования (СБР) собирались в то же самое время лететь в Асадабад. Мы только что провели разведку Асадабада, предоставив полный фотоотчет, который они брали с собой. Заброшенная русская база все еще находилась там, и Асадабад – столица провинции Кунар – оставался опасной зоной. Именно там афганские моджахеды окружили русскую базу и устроили кровавую бойню, убив всех военнослужащих. Это было начало распада СССР, 1989 год, и находилась база на расстоянии всего одной горной гряды от того места, куда собирались мы.

Наконец лопасти вертолета начали гудеть. Множество деталей операции «Красные крылья», которые так легко могли измениться, оставались в силе. Поступил приказ: «Красные крылья», вперед!» – мы надели рюкзаки, закинули оружие и сами взобрались на борт вертолета «Чинук-47» для отправки на местность, расположенную в сорока пяти минутах полета на северо-восток. «Надеюсь, этот урод Бен Шармак все еще там, где мы думаем», – сказал Майки.

Пять других ребят, летящих в Асадабад, тоже загрузились в свой вертолет и стартовали первыми. Мы поднялись со взлетно-посадочной полосы, пролетели над базой следом за ними, а потом выровнялись на свой курс. Было уже темно, так что я большую часть времени смотрел на пол, а не в окно. Каждый из нас четверых – Майки, Акс, Дэнни и я – по-своему ясно дал понять остальным, что у него были нехорошие предчувствия об этой миссии. Даже передать не могу, насколько это было необычно. Чаще всего мы отправляемся на операции с оптимистичной бравадой, как нас учили: «Подавайте их сюда, мы готовы!»

Ни один «морской котик» не признается, что боится чего-то. Если даже и так, никогда вслух этого не скажет. Мы выходим в горы, чтобы столкнуться лицом к лицу с врагом, каким бы дьяволом он ни оказался. Что бы мы ни чувствовали в тот вечер, это не был страх битвы, хотя я и признаю, что, возможно, это был страх неизвестности. Мы не были уверены, с каким расположением дел столкнемся и на какой местности.

Когда мы достигли области проведения операции, вертолет сделал три ложные высадки с разницей в несколько километров, опускаясь очень низко к земле и зависая над местами, к которым у нас не было намерений даже приближаться. Если афганцы наблюдали за этими действиями, то должны были сильно запутаться – даже мы запутались! Готовиться, высаживаться, потом возвращаться обратно, кружить над деревьями и улетать. Я уверен, что если парни Шармака там и прятались, то они не имели ни малейшего понятия, где мы находились на самом деле и как нас обнаружить.

Наконец мы подошли к настоящей точке высадки. Прозвучала финальная команда: «Красные крылья», операция началась!» Оператор высадки выкрикивал время: «Три минуты до высадки. Одна минута. Тридцать секунд! Пошли!»

Пандус опустился, мы столпились в задней части вертолета. Стрелок приготовил автомат «М-60» на случай засады. Снаружи была кромешная тьма, луны не было видно, а лопасти винта стучали по ветру с характерным и таким знакомым «бом-бом-бом-бом». Пока никто в нас не стрелял.

Веревка опустилась из задней части вертолета на землю. Она была расположена так грамотно, что мы ничем не могли зацепиться за нее во время спуска. Никто ничего не говорил. Нагруженные оружием и патронами, мы встали в строй. Денни первый ушел в темноту, я за ним, потом Майки и Акс. Каждый соскользнул вниз, схватив веревку в перчатках, чтобы избежать ожогов от трения. Нам надо было спуститься всего на 6 метров. Дул сильный, пронизывающий ветер.

Как только мы опустились на землю, тут же рассредоточились, тихо двигаясь на расстоянии в двадцать метров друг от друга. Здесь, в горах, было действительно холодно, а вихрь, поднятый лопастями вертолета, хлестал по нам, поднимая пыль, и холод ощущался еще хуже. Мы не знали точно, наблюдали за нами невидимые горцы или нет, но вероятность этого была довольно большой, особенно здесь, на этой беззаконной территории, захваченной мятежниками. Мы слышали, как усилился рев вертолетных двигателей, когда «Чинук» поднимался в небо. Потом он улетел в темноту, быстро набирая высоту и скорость, оставляя позади этот богом забытый склон.

На земле мы застыли, сливаясь с пейзажем, и на пятнадцать минут вокруг повисла абсолютная тишина. За это время мы не сделали ни движения, не сказали друг другу ни единого слова. В горах тоже не раздавалось ни звука. Это было спокойствие за пределами самого понятия тишины, как будто находишься в космосе. Далеко внизу, за полтора километра от нас, горело два костра или, может, фонаря, и я надеялся, что это были пастухи.

Прошло пятнадцать минут. Слева от меня возвышалась гора, величественная нависающая над низинами масса, устремляющаяся в небо. Справа от меня располагалось скопление огромных толстенных деревьев. Вокруг нас повсюду были низкие древесные пни и толстый слой листвы под ногами.

Сейчас мы находились гораздо ниже той области, где в итоге будем производить операцию, и это заставляло поволноваться, потому что здесь кто угодно мог спрятаться. К тому же мы ни зги не видели и не имели ни малейшего понятия, может быть здесь засада или нет. Шестнадцать лет назад совсем недалеко отсюда русские призывники, я думаю, испытывали подобные чувства, прежде чем моджахеды перерезали всем им глотки.

Наконец мы поднялись на ноги. Я дошел до Дэнни и приказал ему включить радио и уведомить операторов, что мы высадились. Потом я поднялся на холм. Здесь Майки и Акс уже решали, что делать с большой веревкой, которую, что очень странно, наши коллеги отрезали и выкинули из вертолета.

Определенно это было ошибкой. Экипаж вертолета должен был прихватить веревку с собой. Одному богу известно, как, по их мнению, мы должны ее использовать, и я был очень рад, что Майки ее нашел. Если бы она осталась лежать на земле, ее легко могли бы найти бродившие там пуштунские племена или фермеры, особенно учитывая, что они могли слышать, как прилетал вертолет. Эта веревка могла стать предвестником нашей гибели, обозначив место приземления американского орла.

У нас не было с собой лопаты, так что Майки и Аксу пришлось замаскировать ее ветками, травой и перегноем. Пока они занимались веревкой, я наладил связь с летающей артбатареей «AC-130 Spectre», которая, по моим сведениям, кружила над нами и мониторила наши действия. Я передал краткое сообщение:

– Снайпер два-один, это Глиммер-три – готовимся выступать.

– Принято.

Это был последний раз, когда я говорил с ними. Мы были готовы отправиться в путь примерно на шесть с половиной километров. Наш маршрут был спланирован заранее и пролегал вдоль горного хребта, который простирался перед нами, потом перерастал в длинный излом и уходил вправо. Контрольные точки нашего маршрута были отмечены на карте вместе с GPS-координатами, уточняющими позицию со спутника, и были пронумерованы 1, 2 и 3.

У нас это была едва ли не единственная понятная и точная информация. Потому что рельеф местности был ужасным, безлунная ночь окутывала все вокруг кромешной тьмой, а наш маршрут пролегал вдоль крутого горного склона, и было чудом, что мы не сорвались вниз и не свернули шеи. А еще дождь лил как из ведра, и было холодно до жути. Уже через десять минут мы промокли до нитки, прямо как в адскую неделю.

Мы продвигались очень медленно, карабкаясь по скалам, скользя на влажных склонах, постоянно спотыкаясь и каждый раз подбирая место для упора ногой, рукой – да чем угодно. Каждый умудрился скатиться с горы за первые же полчаса. Мне было хуже всего, потому что остальные члены команды были опытными скалолазами и по телосложению гораздо меньше и легче меня. Я медленнее двигался по земле из-за своих размеров и постоянно отставал. Мои товарищи сделали передышку, пока я их догонял, и как только я подошел, Майки тут же подал сигнал следовать дальше: «Только Маркус остался без передышки». – «Да пошел ты, Мерфи», – сказал я, даже не притворяясь, что не злюсь.

На самом же деле окружающие нас условия были настолько ужасными, что отдых являлся далеко не лучшей идеей. Буквально за пять минут можно было отморозить себе что-нибудь, особенно в мокрой одежде. Так что мы продолжали идти, постоянно поднимаясь вверх и стараясь удержать тепло тела, насколько это возможно. Но это все равно был кошмар. Мы ни разу не остановились – только скрывались под деревьями и висящими ветками и постоянно хватались за все, что попадалось под руку, просто чтобы не свалиться с этой горы.

В конце концов, мы добрались до вершины и нашли тропу со свежими следами. Было очевидно, что талибы совсем недавно походили здесь, причем немалое их количество, – и для нас это были хорошие новости. Это означало, что Шармак и его люди были недалеко, и прямо сейчас мы начинали на них охоту.

Наверху мы внезапно вышли на огромное плоское поле с высокой травой, а из-за облаков ненадолго показалась луна. Пастбище раскинулось перед нами, словно райские поля, освещенные бледным светом. Мы все остановились словно по команде, завороженные невероятной красотой.

Но в этой траве легко мог таиться враг, и через мгновение мы бесшумно пригнулись и затаились. Сначала Акс пытался найти тропинку через поле, потом попробовал проторить себе дорогу. Но ничего не получилось. Пастбище было слишком густо покрыто травой, она почти полотном укрывала землю. Скоро Акс вернулся и очень поэтично доложил, что там, в юго-восточном азиатском солнечном свете, в этих древних, окутанных легендами землях, на вершине мира: «Парни, это чертовски безнадежно».

Справа от нас пролегала глубокая долина, под которой располагалась наша цель – деревня. Мы уже достигли первой отметки на маршруте, и единственным решением теперь было найти другую тропу и продолжать двигаться сбоку от склона. И потом, довольно внезапно, целая стена тумана расползлась по горным вершинам, под нами и по всей долине.

Я помню, как глядел вниз, на залитые лунным светом облака, такие белые и чистые, что, казалось, мы можем пройти прямо по ним на соседнюю гору. В приборах ночного видения мы смотрели на великолепный пейзаж – сказочная картина, явившаяся в земли дьявольских козней и бушующей ненависти. Пока мы стояли, прикованные к месту окружающей красотой, Майки обнаружил, что мы находились прямо за первой точкой маршрута и в любом случае придется продолжать двигаться на север, пусть и не через высокую траву. Мы разделились. Дэнни нашел тропу, которая шла вокруг горы, более-менее в нужную нам сторону. Но по ней было довольно трудно идти, потому что к тому моменту луна исчезла, а дождь начал поливать горы с новой силой.

Мы прошли еще около километра по земле, которая была настолько же ужасной, как все, с чем мы сталкивались по ночам. Потом неожиданно сквозь дождь я почувствовал запах дома и козлиного навоза – афганская ферма. Мы едва не вышли прямо на передний двор. Здесь пришлось пройти очень осторожно. Мы припали к земле, проползли на четвереньках через густой подлесок, оставаясь вне видимости прямо на крутом склоне.

Несмотря на то, что выглядели мы довольно жалко, условия на самом деле были идеальными для проведения операции «морских котиков» в тылу врага. Без приборов ночного видения, таких, как у нас, люди никак не могли бы нас заметить. Дождь и ветер определенно загнали всех местных жителей в укрытия, и любой, кто еще не спал, понимал, что только вконец свихнувшийся может выйти на улицу в такой ливень. И они были правы. Все мы четверо довольно часто и сильно падали, примерно каждые пятьсот метров нашего пути. Мы полностью были покрыты грязью, да еще и насквозь мокрые, как курсанты на второй фазе BUD/S. Действительно, только сумасшедший – или «морской котик» – мог по своей воле гулять в такую погоду по горам.

Да и сами мы ни зги не видели. Ничего, кроме деревенского домика, правда. А потом снова вышла луна, на этот раз очень яркая, и нам пришлось быстро зайти в тень. Наше прикрытие просто украл этот сверкающий в небе свет.

Вчетвером мы продолжали удаляться от фермы, все еще двигаясь вверх по склону горы и пролезая через довольно густую растительность. Но потом все мои личные страхи подтвердились. Мы вышли из тени деревьев прямо на бесплодный твердый покатый склон, главный уступ которого круто поднимался с северной стороны.

Там не было ни деревца, ни кустика. Только мокрый сланец, глина, мелкие камни и валуны. Луна застыла прямо за нами, вырисовывая наши длинные тени на этом отвесном подъеме.

Это было моим кошмаром еще с тех пор, как я впервые посмотрел на карту еще в нашем кабинете на инструктаже: четыре силуэта, застывших на вершине безлесной горы над оккупированной талибами деревней. Для афганских дозорных мы были идеальными мишенями, в которые невозможно не попасть. Мы были худшей командой Вебба и Дэвиса, никудышные на открытой местности снайперы, загнанные в ловушку природным прожектором. Спрятаться нам было негде.

«Вот дерьмо», – произнес Майки.