Глава 3
ВОТ ТУТ ОН И УМЕР
Старикан посмотрел на меня с любопытством и, видимо, счел заслуживающим его внимания, потому что я просто физически ощутил, как сверлит меня из-под нависших век пара быстрых красноватых глаз.
Он вежливо поздоровался с Лео, помахав ему своей соломенной шляпой. То, что, судя по всему, должно было изображать старомодное грациозное движение, выглядело довольно смехотворно.
Лео проглотил слюну и поднял руку к своей зеленой твидовой шляпе.
— Не каждый, с кем человек здоровается, — его приятель, — пробормотал он с отчаянным видом и поспешил вернуться к нашему разговору. Я понял, что об этом человеке говорить ему не хочется.
— Будь повнимательней к Поппи. Это прекрасная женщина, но за последние два дня на нее слишком много свалилось. Мне бы не хотелось, чтобы ты напугал ее. Веди себя с ней поделикатнее, Кемпион, словно бы в перчатках.
Я, естественно, почувствовал себя задетым за живое. Грубияном я никогда не слыл; уж если на то пошло, так я человек спокойный и сговорчивый.
— Последний раз, полковник, я избил женщину десять лет назад.
Лео сердито взглянул на меня: он не любит, когда ему противоречат.
— Надеюсь, что ничего подобного не было, — сказал он строго. — В противном случае ты не был бы сыном своей матери — доброй, очаровательной женщины! Я беспокоюсь о Поппи, Кемпион. Ей так трудно, бедной крошке.
Я почувствовал, как у меня сами собой подымаются брови. Человек, для которого Поппи — бедная крошка, может и впрямь бояться, что ее обидят. Я Поппи люблю. Она действительно чудесная женщина, но «бедная крошка» — это уж прошу прощения. Лео путает свои идеалы с действительностью, о чем я мог бы сказать, смертельно обидев, если бы в этот момент мы не выехали из-за деревьев и не увидели ожидающий нас дом.
Ни одно английское поместье не заслуживает этого названия, если у вас, когда вы посмотрите на него июньским вечером, не будет дух захватывать от восторга, но «Рыцарская серенада» вообще вне всякой конкуренции. Это длинное низкое строение из кирпича цвета раздавленной клубники, с окнами изящной формы. Фасад в георгианском стиле эффектно выделяется на фоне остатков норманнской постройки, которые возвышаются позади дома в окружении старых каштанов. Как и во многих домах Восточной Англии, главный вход находится в боковой стене, так что газонам ничто не мешает подходить к самому дому.
Когда мы подъехали, я с радостью заметил, что двери открыты, как и обычно; только, кроме скучающего полицейского, стоявшего на страже, нигде никого не было видно.
Я не сразу понял, почему он явно смутился при виде нас, пока не увидел поблескивающий рядом с его ногой оловянный кувшин. Поппи с пониманием относится к своим ближним.
Тронув Лео за плечо, я изложил ему свои намерения. Он заморгал.
— Пусть будет и так, мой мальчик. Только сначала осмотри то место, если хочешь, конечно. Этот тип сидел вон там.
Он провел меня вдоль стены дома. Под окном стоял похожий на японский пестрый, с виду довольно неустойчивый шезлонг.
— Ваза, — показал Лео.
Я наклонился и приподнял два мешка, которыми был прикрыт предмет. Увидев его, я сразу же понял причину пессимизма Лео: здоровенная каменная штуковина, фута два с половиной в высоту и диаметром в два фута, разукрашенная амурами и ананасами. С землей ваза должна была весить центнера полтора, не меньше. Не удивительно, что она убила Свина, — странно только, что она не раздавила его в лепешку. Я сказал об этом Лео.
— Раздавила — мокрого пятна не оставила бы, мой мальчик, но она задела его самым краешком. Как раз по голове, понимаешь, сквозь шляпу. А это шезлонг, но тут ты ничего не увидишь.
Он сбросил еще один мешок, и мы увидели смятый каркас и порванное полотно. Лео беспомощно пожал плечами.
Я отошел чуть дальше по газону и посмотрел на карниз. Он был длинный, с лепным орнаментом, украшающим обычно фасады георгианских домов и страшно похожим на кремовые завитушки на торте. За карнизом в конусообразной крыше были прорублены небольшие окна третьего этажа.
На карнизе виднелось еще семь ваз, расставленных на равных расстояниях друг от друга, кроме одного, о многом говорящего промежутка. С виду они не представляли никакой опасности, похоже, что стояли там с незапамятных времен.
Мы вернулись к дому.
— Я не понимаю еще одного, — заметил я. — Убийца шел как-никак на огромный риск. Прямо-таки авантюрное предприятие.
Лео поглядел на меня, словно пытаясь понять, что за чушь я несу. Я продолжал, стараясь выражаться как можно яснее.
— Я вот что имею в виду. Гаррис мог ведь быть не один? Что, если бы кто-то подошел к нему поговорить?
Человек, столкнувший вазу с карниза, не мог быть полностью уверен, что попадет именно в Гарриса, разве что вылез бы на карниз и глянул вниз, а это уж чистое безумие.
Лео покраснел, как пион.
— Гаррис был один, — сказал он. — Он сидел там еще до того, как мы пришли перед полуднем. Никому и в голову не пришло бы подсесть к нему. Сидит и пусть сидит. Он на нас не обращал внимания, и нам его компания была ни к чему, так что мы сразу вошли в дом. Я играл в карты в салоне, вон за тем окном, когда эта чертова штука свалилась ему на голову. Можешь считать, что я вел себя по-детски, но так оно все и было, — проговорил он несколько сконфуженно. — Уж очень противен был этот мерзавец.
Я присвистнул. Мрак начинал рассеиваться.
— Кого вы имеете в виду, говоря «мы»?
Лео совсем расстроился.
— Нас было человек десять, все абсолютно вне всяких подозрений. Зайдем.
Едва мы ступили на паркет холла и вдохнули мягкий прохладный аромат старого дерева и цветов — неподдельный запах хорошего сельского дома, как появилась Поппи. Кругленькая, ласковая и гостеприимная, как всегда.
— Это ты, малыш? — сказала она и взяла меня за руку. — Рада тебя видеть. Вы просто молодец, Лео, что послали за ним. Правда, ужасная история? Пойдемте выпьем что-нибудь.
Не переставая щебетать, она провела нас по широкой каменной лестнице в большой светлый салон с глубокими, удобными креслами.
Описать Поппи не так-то просто. Ей чуть больше пятидесяти, из-под густых седых локонов широко улыбается рот и глядят огромные голубые глаза. До сих пор было несложно, а вот дальше пойдет труднее. Из нее так и брызжет дружелюбие, энергия и какая-то наивная своенравность. Одевается она ужасно: в пышные цветастые платья и корсажи, украшенные таким количеством воланов, что хватило бы на паруса целому фрегату. И тем не менее, это отвечает ее индивидуальности, если не фигуре. Людям нравится Поппи — вот и ладно.
Лео, тот явно в восторге от нее.
— Такой гнусный тип этот Гаррис, — сказала она, наливая мне виски. — Лео рассказал тебе о нем и обо мне? О том, как он поймал меня на крючок… Рассказал? Значит, порядок. Вот так до этого и дошло. И хоть нехорошо поступил тот, кто… очень нехорошо, но… знаете, ребята, он хотел сделать как лучше.
— Ну и ну! — фыркнул Лео.
— Я, наверное, глупости горожу, Альберт? — Она бросила на меня умоляющий взгляд. — Я их предупреждала вчера вечером, что это опасно. Так прямо и сказала: будут неприятности. И само собой, так оно и есть.
Я перехватил полный ужаса взгляд Лео и, заинтересованный, подвинулся ближе к нему. Поппи посмотрела на Лео.
— Вы ему об этом не говорили? — спросила она. — Надо сказать. Иначе это уже будет нечестно.
Лео старательно избегал моего взгляда.
— Собирался сказать. Кемпион здесь всего каких-то полчаса.
— Скрыть хотел, — отрезала Поппи с сокрушительной прямотой, — а это ни к чему хорошему не приведет. Вот когда узнаем правду, — наивно добавила она, — тогда и решим, в чем признаваться, а в чем нет.
Вид у Лео был растерянный, и он явно хотел что-то ответить, но она его перебила.
— Это было так, — доверительно поведала она, дружески, хотя и без особого темперамента, похлопав меня по руке. — Пара моих самых отчаянных старичков придумала вчера вечером дьявольский план. Решили напоить Гарриса, а когда тот будет уже тепленький, поговорить с ним по-мужски, тогда в наплыве дружеских чувств он подпишет документ, подготовленный ими заранее, в котором он отказывается от своих прав, или… как там это называется?
Она замолчала и посмотрела на меня с сомнением, по-моему, вполне обоснованным. Поскольку я и бровью не повел, она двинулась дальше.
— Я с этим не согласилась, — проговорила она серьезно. — Я сказала им, что это глупо и к тому же не совсем честно. Они, однако, возразили, что Гаррис тоже не был честен с нами, что, само собою, правда, и просидели с ним вчера весь вечер. Может, что-нибудь и вышло бы, но он вместо того, чтобы размякнуть, становился только все злее и злее — знаете, с некоторыми бывает и так — и прежде, чем они успели ублажить его, уснул, поэтому им пришлось помочь ему добраться до постели. С утра его ужасно мучило похмелье, и он решил вздремнуть на свежем воздухе. Все утро он с места не сдвинулся, а потом на него свалилась эта проклятая штука.
— Неприятно, — пробормотал Лео, — ужасно неприятно.
Поппи перечисляла мне имена заговорщиков. Все сплошь почтенные люди, которые могли бы вести себя и поумнее. Словно все они вернулись во времена студенчества, и я уж хотел как-то помягче намекнуть об этом Поппи, но она прервала меня.
— Инспектор, которого прислал Лео, — такой милый человек, надеется получить повышение, во всяком случае намекал мне на это — вытянул из слуг все, что можно было, но ничего толком не выяснил да и не мог выяснить, учитывая умственные способности бедняжек. Будет грандиозный скандал. Это ведь должен был сделать кто-то из гостей, а у меня здесь бывают одни порядочные люди.
Я не ответил, потому что в этот момент в комнату вошла девушка с невыразительным лицом, явно не выглядевшая достаточно сообразительной, чтобы сбросить вазу или что бы то ни было еще именно на самого нежелательного гостя, и сообщила, что, если есть тут некий мистер Кемпион, так его вызывают к телефону.
Я был убежден, что это звонит Дженет, и направился в холл, полный приятного ожидания. Едва я взял в руки трубку, бодрый голос телефонистки произнес: «Вас вызывает Лондон».
Учитывая, что я выехал из города в Хайуотерс неожиданно и всего пару часов назад и что никто на свете, кроме Лагга и Лео, не знал, что я нахожусь в «Рыцарской серенаде», я решил, что произошла какая-то ошибка, и намекнул на это телефонистке.
— Нет, все правильно, вас вызывает Лондон, — повторила она с ласковой терпимостью, — Не вешайте трубку, с вами будет говорить Лондон.
Я не вешал трубку и притом довольно долго.
— Алло, — сказал я наконец. — Алло, Кемпион слушает.
Мне никто не ответил, послышался только слабый вздох, а потом кто-то на другом конце провода положил трубку. Это было все.
Странное и порядком обеспокоившее меня приключение.
Прежде чем вернуться к остальным, я поднялся на самый верхний этаж, чтобы взглянуть на карниз. Там никого не было, и большинство дверей оказались распахнутыми, так что я без труда нашел место, где стояла ваза Свина.
Место это было как раз перед кладовой, и, по-моему, ваза здорово мешала свету попадать туда. Уже беглый осмотр убедил меня в том, что любую версию, сваливающую вину на неловкого голубя или легкомысленную кошечку, можно сразу отвергнуть. Карниз порос мхом, за исключением проплешины, на которой покоилось основание вазы. Этот коричневый квадрат был чист, если не считать пары мертвых жуков, обычно встречающихся под камнями; посредине квадрата была небольшая выемка, в которую ради вящей безопасности входил выступ на дне вазы.
О том, что ваза упала случайно, не могло быть и речи. Сильный и энергичный человек должен был сначала приподнять ее и только потом сбросить вниз.
Насколько я мог судить, ничего достойного внимания там не было, разве что мох на краю карниза оказался влажным, но о том, как важно это обстоятельство, мне тогда еще и не снилось.
Я вернулся в салон. От природы человек неприметный, я к тому же вошел тихо, поэтому ни Лео, ни Поппи не обратили на меня внимания. Зато я расслышал их слова, произносимые громко и с чувством.
— Дорогая моя, поверьте, я не хочу совать свой нос в ваши личные дела — у меня этого и в мыслях нет — но это был естественный вопрос. Черт возьми, Поппи, этот тип — явный проходимец, а я вижу, как он выходит отсюда с таким видом, будто дом принадлежит ему. Но если вы не хотите сказать мне, кто это, то и не говорите.
Поппи смотрела на него. Лицо у нее раскраснелось, на глазах появились слезы от негодования.
— Он пришел из деревни… продавал бланки для… для игры в вист, — ответила женщина, а я подумал, что она и соврать-то, как следует, не умеет.
Потом я, конечно, сообразил, о чем это они с Лео беседуют.