Глава 12

Сознание возвращалось медленно, нехотя. Феликс словно выплывал из муторной трясины. Вскоре пришло ощущение, что на лоб что-то льется, а в лицо дует ветер. Когда он смог открыть глаза, то сквозь размытую пелену увидел, что ветер – от крыльев Паблито. Птица стояла на его груди и усиленно размахивала обоими крыльями. А вода лилась на лоб усилиями Дона Вито. Крыс забирался на стол, отрывал кусочки бумаги от упаковки продуктов, смачивал их под краном, спускался вниз и выжимал воду на лицо Феликса. Вокруг его головы было уже разбросано не меньше десятка мокрых бумажных комочков. Моргнув пару раз, Феликс обвел взглядом пространство над головой и ощутил мгновенный прилив дурноты от, казалось бы, малейшего движения глазных яблок.

– Феликс, дорогой, что с тобой? Что случилось? – перепуганно запищал крыс, увидев, что тот приходит в себя.

– Не знаю, – ответил он, с трудом размыкая губы. – Слезь с меня, Паблито.

Ворон спрыгнул с его груди на пол и, тяжело дыша, опустил крылья.

Феликс пролежал на полу еще не меньше получаса, прежде чем смог приподняться и сесть, прислонившись спиной к дверце кухонного шкафа. Перед глазами все плыло, тело не слушалось, к горлу то и дело подкатывало обжигающее удушье.

– В кармане, внутри, телефон, – произнес он, отдыхая после каждого слова. – Помогите достать.

Маленькие пальчики Дона Вито ловко расстегнули пуговицы, клюв Паблито отогнул полу пиджака, и с четвертой попытки Феликс смог вынуть из внутреннего кармана телефон, но не смог удержать его в руках. Аппарат упал на пол. Феликс в изнеможении закрыл глаза и что-то беззвучно прошептал сухими белыми губами.

– Кому ты хочешь позвонить? – Крыс потрогал стекло, провел по нему ладошками, и экран телефона вспыхнул.

– Гере. И поставь на громкую связь. Справишься?

– Конечно, дорогой, конечно! Не волнуйся, сейчас со всем разберусь…

– Дай лучше я разберусь! – Паблито подскочил поближе, и мощный клюв угрожающе навис над экраном.

– Я уже разобрался, прошу тебя, не мешай.

Спорить в такой ситуации ворон не стал, отошел в сторонку и стал наблюдать за Феликсом.

Отыскав в адресной книге номер Германа, Дон Вито нажал на вызов и следом ткнул крошечным пальчиком в значок громкой связи. Пошел сигнал вызова, и после третьего гудка Гера ответил:

– Да, Феликс, слушаю!

– Можешь сейчас ко мне приехать? – собравшись с силами, как мог громко произнес он.

– Да, конечно. Что-то случилось?

– На месте расскажу. Приезжай и заходи, дверь будет открыта.

– Понял, выезжаю.

Дон Вито отключил связь, и они с вороном поспешили в прихожую открывать дверные замки одним им известными приемами.

До приезда Германа Феликс смог подняться и, держась за стены, добрался до гостиной. Там он упал в кресло и долго боролся с предобморочным состоянием, опасаясь снова потерять сознание. Следом из мутной слабости проступил голод. Острый, резкий, мучительный голод. Но утолить его теперь было проблемой. Все, что смог Дон Вито, так это выкатить из пакета на столе пару орехов, сбросить их на пол и прикатить к ногам Феликса. Взять орехи и тем более «раскрутить», разломить скорлупу он не мог. Оставалось дожидаться Геру.

Казалось, прошла вечность, прежде чем из прихожей донеслось:

– Феликс, это я! Где ты?

– Скройтесь, – прошептал Феликс и сказал громче: – Здесь! В гостиной!

Растопырив крылья, Паблито побежал в спальню, за ним шмыгнул и крыс.

В дверном проеме возникла фигура в джинсах и сине-белой майке поло. Войдя в комнату, парень невольно замедлил шаг. Таким свое начальство Герман еще не видел. Скульптурные черты белокожего лица словно покрывал едва заметный зеленоватый налет, что делало его похожим на старинную парковую скульптуру, покрытую плесенью. Из-под тяжелых век гибельным огнем горели темно-красные глаза.

– Господи, Феликс… – только и мог произнести Гера. – Что с тобой?

Парень хотел подойти, поднять с пола орехи, но Феликс прорычал сквозь стиснутые зубы:

– Не подходи!

– Что сделать? Скажи.

– Молоко…

Гера посмотрел на разбросанные у его ног орехи и спросил:

– Этих хватит?

– Нет.

– Еще есть?

– Да.

– Понял, понял, сейчас.

Гера бросился на кухню, а Феликс закрыл глаза, пытаясь отгородиться от близкого присутствия человека. От его запаха, от тепла его кожи, от биения пульса, чьи частые, взволнованные толчки он ощущал даже через стены.

Вернулся парень с почти полным стаканом кокосового молока, видимо, для этого ему пришлось вскрыть все орехи. Гера хотел поднести стакан Феликсу, но тот снова велел ему не подходить.

– А тогда как? Давай тут на столик поставлю, а сам отойду, могу вообще из комнаты выйти. Ты сможешь встать и взять стакан?

Но Феликс не рискнул. Кивком он указал Гере на угловое бюро и велел открыть верхний ящик. В ящике оказались странного вида наручники из металлического сплава, похожего на черненое серебро: двойная цепь сложного плетения, браслеты в два пальца шириной. Наручники сплошь покрывали выбитые письмена, как показалось, на латыни.

Феликс велел бросить ему эти наручники. Гера примерился, прицелился и бросил их так, чтобы наручники упали Феликсу на колени, но мужчина поймал их одной рукой. Пока Феликс пристегивал запястье правой руки к подлокотнику кресла, Гера наблюдал за ним, размышляя о целесообразности этого действа. Но кресло выглядело тяжелым, массивным, а Феликс обессиленным, так что он, видимо, знал, что делает.

Защелкнув браслет, мужчина перевел дух и жестом подозвал парня. Держась от своего директора на расстоянии вытянутой руки, Гера передал ему стакан и отошел к дверному проему. За это краткое приближение к Феликсу, секундный контакт с ним через стакан, Герман ощутил острый, пронизывающий холод и запах талого снега, не сравнимый ни с какими физическими ощущениями. Так ощущаться и так пахнуть, наверное, могло лишь предсмертное отчаяние, когда осознаешь, что спасения не будет.

Стоя в двери, Гера смотрел, как Феликс пьет молоко, и машинально потирал руки, словно пытался согреть пальцы. Ему казалось, что этот могильный холод передался и теперь расползается по коже, как плесень.

Выпив молоко, Феликс поставил бокал на подлокотник и, закрыв глаза, откинулся на спинку кресла. Спустя пару минут с его лица стал пропадать зеленоватый «налет». Кожа приобрела свой нормальный цвет, но Феликс все равно выглядел изможденным и постаревшим. Передохнув, он велел Гере повторить за ним слова и произнес короткую фразу на латыни. С ходу запомнив сказанное, парень повторил – и тут же поочередно щелкнули браслеты наручников, раскрываясь сами собой.

Затем Феликс попросил найти его телефон. После непродолжительных поисков аппарат обнаружился на кухонном полу. Гера отдал телефон Феликсу и присел на диван-банкетку напротив. Феликс набрал номер, и голос Петра ответил до того, как пошел сигнал вызова.

– Слушаю, Феликс Эдуардович.

– Сегодня я потерял сознание, – ровным голосом произнес он, глядя на картину с натюрмортом, висящую в простенке, над головой Германа. – После не смог себя накормить, пришлось обратиться за помощью.

В трубке повисла тишина, нарушаемая лишь далеким, едва слышным потрескиванием.

– Вы сможете к нам приехать?

– Когда?

– Сейчас. Шприцы почти готовы, доделаем, пока вы едете. Будем брать анализы крови с интервалами в два часа: до полуночи, в полночь, после полуночи, с рассветом и утром.

– Меня сотрудник мой привезет.

– Да, конечно. К сожалению, в саму компанию мы не можем его допустить, встретим вас у входа.

– Договорились, еду.

Гера принес из коридора ботинки, помог Феликсу обуться и подняться на ноги. Ему пришлось идти, опираясь на парня. Слабость, тяжелая сонливость, замедленные реакции – Феликс ощущал себя набитой тряпками куклой, не способной вовремя поднять ногу, чтобы перешагнуть через порог.

Спускаясь вниз, Гера спросил, не возражает ли Феликс, если они поедут на его «Опеле».

– Не настолько я хороший водитель, – словно оправдываясь, сказал парень, – не хочу рисковать и садиться за руль чужого авто.

Феликс не возражал. Ему было все равно, на чем добираться до особняка компании Gnosis.