Глава 10. Знахарь. Завещание

Когда они приехали в гостинцу, Ника закрылась в душе, сначала она стирала, забрызганные кровью вперемешку с остатками мозгов вещи. Потом мылась, она шоркала себя мочалкой до красноты, ей все казалось, что эта дрянь не смывается. А потом просто плакала под шум воды. Могла и без этого обойтись, ведь Седой слишком хорошо ее изучил и знал, что именно она делает.

Наконец ему это надоело. Он подошел и постучал.

— Выходи надо поговорить.

— Никуда я не пойду!

— Тогда я выломаю дверь, и тебе все равно придется со мной говорить, но мы уже будет должны Алине за ремонт двери.

— Сейчас выйду. — обиженно буркнула Ника.

Они уселись на кровать.

— Успокоилась? — спросил Седой, глядя в ее красные от слез глаза.

— Нет. — надулась Ника. — Как ты можешь быть таким бесчувственным.

— Легко. Просто я, который любит тебя, и я который заботится о тебе, это немного разные люди. И если их не разделять, то ничего хорошего не выйдет. Ведь в этом мире забота равно научить выживать. Поэтому мне приходится переступать через свои чувства и быть жестким. Если я буду сдувать с тебя пылинки, вскоре мне придется сдувать их с твоей могилки. Поэтому завтра мы снова поедем на полигон, и ты будешь стрелять в бегущего мертвяка из мелкашки, пока не научишься попадать.

— Я туда больше не вернусь! — скрестила руки и демонстративно отвернулась, уткнувшись в подушку.

— Послушай, меня, — Седой рыком поднял ее за плечи и развернул к себе, — пока ты балласт, что не умеет себя защитить ни от людей, ни от зараженных. То есть ты не только не сможешь помочь в случае чего, но и подставишь меня и всех, кто будет рядом. Если не хочешь, чтоб я из-за тебя погиб, тебе придется взять себя в руки и задавить в себе маленькую девочку, что ссытся в кровать, потому что до туалета в темноте страшно идти. Я хочу, чтобы ты поняла, я не виню тебя в беспомощности, я желаю, чтоб ты взяла за это ответственность. Вина — это то, кто виноват. А ответственность — кто будет все исправлять. На этом у меня все, проревешься, спускайся вниз, пойдем к знахарю. Узнаем, чем нас Улей одарил. Я пока за кроссовками схожу.

Спустя полчаса Седой вернулся в гостиницу в новых кроссовках, Ника ждала его на ресепшене и о чем-то трепалась с Алиной. Седой занес ботинки в номер, а когда спустился, Ника уже стояла у мотоцикла.

— Хочешь попробовать прокатиться? — спросил он. — По глазам вижу, что хочешь, но боишься. Не переживай, я подстрахую.

Седой топнул, и мотоцикл послушно загудел. Он обхватил руки Ники лежащие на руле своими руками

— Давай аккуратненько поехали.

Ника слишком резко отпустила сцепление и слишком медленно добавляла газ, двигатель не набрал оборотов и заглох.

— Ничего страшного, давай еще разок.

В этот раз девушка тронулась более уверенно, и они медленно поехали на площадь. Подъехали к крыльцу над которым висела вывеска с красноречивой надписью «Знахарь». Седой дернул на себя ручку двери.

— Ну наконец-то. — поднявшись из-за стола и протянув руку для рукопожатия, сказал высокий молодой мужчина в серых брюках, белой кофте и прямоугольных очках. — Меня кстати Данте звать, сокращенно от дантист. Я вас уже заждался.

— Да ладно? — не поверил Седой.

— Прохладно. Ваша четверка фанить начала еще до того, как вы к КПП подъехали.

— А поподробней. Неужели все знахари в стабе почувствовали наше присутствие? — Седой старательно прятал за любопытством насторожённость, ему совсем не нравилось, что кто-то может вычислить местоположение его и Ники.

— Не все, только я. Я особый знахарь. Понимаешь, мы все немного различаемся, не бывает в природе двух абсолютно одинаковых знахарей или ксеров. Какие-то различия есть у каждого. Кто-то лучше раны заживляет, кто-то в умениях помогает. И ксеров тоже, кто-то лучше свинец копирует, кто-то порох и так далее. У знахарей есть что-то вроде школ, типа как у художников. Знаешь, импрессионизм там, классицизм всякий. Так и у нас. Если взять, например, 5 художников и попросить нарисовать их один и тот же пейзаж, то в итоге ты получишь 5 совершенно разных картин. Все видят одно и то же, но по-своему. Вот и у меня есть такая особенность, помимо всего прочего, я вижу ментальную связь крестного и крестника. Такая маленькая голубая ниточка, что протягивается от одного к другому или просто болтается, если один из пары погиб. У кого-то из них собирается целая паутина. А у твоего крестного, Крестного, там такая нить, что по ней группа пьяных канатоходцев спокойно пройдет. А вы еще и все рядом все были. Я такие вещи чую сразу.

— Впечатляет. Тогда тебе вопрос, а людей через тебя искать не пытаются в таком случае.

— Нет. Я таких сразу лесом шлю, я тут вроде как на довольствии сижу. Если какие-то серьезные проблемы меня дергают как штатного знахаря, так что меня особо к ногтю не прижмёшь.

— А если само начальство попросит?

— Да зачем меня дергать, они от меня могут разве что узнать, жив человек или нет. У меня ведь очень огранённый радиус действия в плане определения местоположения. Для этого сенсы есть, они в сто раз эффективнее.

— Тогда еще вопрос, мне тут Крестный сказал, что не знает, жив его крестный или нет, чего он у тебя не спросит?

— А это уже не ко мне вопрос. Боится наверно правду узнать.

— Наверно. — согласился Седой. — Ну так скажи мне, в чем сила брат?

— В правде. — заулыбался знахарь. — Ну а вообще проверить надо, я отсюда кроме вашей ментальной связи нихрена не разберу. Давай ты первый. — он указал Седому на кресло на вроде тех что бывают в парикмахерских. Пару раз топнул ногой, поднял Седого так, чтоб его виски оказались на высоте вытянутых рук Данте.

— Так и на что жалуемся?

— Сон плохой. Точнее очень даже хороший, никогда так хорошо не спал. Но проблема в том, что делаю я это всего по два часа, а то и меньше и чувствую себя при этом прекрасно.

Данте хмыкнул, подышал в ладони, встал сзади Седого и приложил указательный и средний пальцы к его вискам.

— Странно. — сказал сам себе Данте. — Ну хотя…

— Доктор, я умираю?

— Прекрати паясничать, тут и так черт ногу сломит, а за одно и мозг. Не голова, а паутина из пентаграмм, хрен что поймешь. Дайка живца из шкафа, тут без ста грамм не разобраться будет. — последнее предложение он адресовал уже Нике.

Спустя пятнадцать минут Данте сидел за столом и что-то строчил в блокнот, делая паузы на то, чтоб погрызть верхушку ручки. Закончив, он громко захлопнул блокнот и сказал:

— Значит так, если я все правильно понял, то ты у нас везунчик. Твоему мозгу требуется гораздо меньше времени, чтоб вывести все продукты деятельности. Сколько ты этой ночью поспал?

— Полтора часа.

— В будущем это время должно еще больше сократиться. Либо вообще тебе не понадобится сон, либо будешь дремать минут по пятнадцать в день. Слышал, что у самых запущенных квазов такая история. Но дальше больше, твой мозг сильнее чем мой оказывает сопротивление внешним факторам. Например, я попытался тебя усыпить, есть у меня такой полезный в нашем деле дар. Меня даже в Анестезиолога хотели перекрестить, ну звучит стремно. Но как видишь, на тебя это не подействовало, хотя ты в этот момент зевнул. В теории тебя даже нимфы без твоего разрешения под контроль взять не смогут. Если конечно будешь развивать умение.

В смысле без разрешения?

— Ну это же дар, а почти все дары можно выключать и включать. То есть со временем, если захочешь, ты сможешь даже спать нормально. Или наоборот спать раз в неделю и больше не ложиться. Просто тебе нужно потренироваться. Представь, что когда ты закрываешь глаза и глубоко вдыхаешь, ты как бы выключаешь тумблер и прибор, что не дает тебе спать, отключается.

— Круто! — заулыбался во весь рот Седой. Сбылась его мечта. Ему всегда не хватало времени, и вот теперь у него появилась его на треть больше чем у всех остальных людей. «Воистину Улей щедр на дары» — подумал Седой. В семнадцать лет он прочитал книгу Джека Керуака «В дороге» и испытал, что называется катарсис. С тех пор Седой так остро чувствовал ход времени. Он взглянул на себя, словно сорокалетний мужик, что оборачивается на свою жизнь и спрашивает себя, а на что я ее потратил. Тогда он вступил в эту неравную гонку со временем. С каждым годом набирая все больший багаж уловок для борьбы с ним. Он все старался ускорить, даже ролики на ютубе смотрел строго ускоренными на максимум. Если он делал, какую-то механическую работу, по типу ходьбы или приготовления пищи, то всегда включал аудиокнигу, причем ускоренную в три раза. Приложений ускоряющих еще быстрее он так и не нашел. И все равно всех этих приемов было мало. И вот теперь ему выпал карт-бланш — бессмертие в купе с бессонницей. Теперь он не согласился бы покинуть Улей, даже если б внешники предложили ему портал обратно в его мир.

— Теперь твоя очередь. — сказал Данте.

Ника залезла на кресло.

К ее ногам подбежал и начал тереться полосато-серый, похожий на рысь, бесхвостый кошак.

— Ой, какая красота! — воскликнула она.

— Это что, настоящий бобтейл? — спросил Седой.

— Ага, пришел ко мне, как только я в стабе обосновался. Никто его раньше здесь не видел. Кошки в Улье вообще себя странно ведут. Но одно можно сказать наверняка, они становятся гораздо умнее, и у них появляется некая чуйка на опасность. Не скажу за всех, но мой кот точно обладает самым что не на есть настоящим интеллектом, он в силах распознать угрозу и отличить, скажем, мура от обычного рейдера.

— Во дела-а-а. — удивился Седой. Кошак тем временем запрыгнул Нике на колени и затарахтел как заправский трактор.

— Ты чего это, Наглец? — обратился Данте к коту. — Он обычно чужаков не очень-то привечает.

— Интересное у него имя. — заметил Седой.

— Ага, как корабль плыл, так я его и назвал. Посмотрим что тут у нас. — сказал Данте, потянув руки к вискам девушки. — Так, ну случай конечно, не типичный, но вполне читаемый. Ты сенс, малого радиуса действия. Но компенсируется это подробной картинкой. То есть видимость у тебя метров на пятьдесят не больше, но зато даже самая мелкая птичка не ускользнет от твоего радара.

— И когда оно проявится? — спросила, ерзающая от нетерпения Ника.

— Да уже должно, может ты что-то такое видела, но значения не предала. Была смена световосприятия или видела что-то необычное?

— Ну да было. Когда на нас элитник напал, я его увидела в красном цвете, подумала это со страху глючит. А еще серела пару раз картинка. Ну я брошюру читала и там написано, что всякого рода отклонения, это норма для новичков.

— Ну да, неудивительно, что ты не поняла.

— А как мой дар включать?

— Да все также, на начальном этапе лучше завязывать активацию умения на какое-то физическое действие, например, можешь сжимать зубы и представлять, что так ты включаешь прибор, с помощью которого ты можешь видеть сквозь предметы.

— Класс! У меня суперспособность! — по-детски захлопала в ладоши Ника.

— Ну тогда большое спасибо, сколько с нас? — сказал Седой.

— Нисколько, с новичков денег не беру, к тому же с таких как ты. Если вдруг возникнут проблемы с дарами или что-то необычное начнет происходить, обязательно обращайся. Кстати, совсем забыл, ты в этот стаб на постоянку?

— Ну, на ближайшие несколько месяцев точно, а там посмотрим.

— Тогда у меня к тебе предложение, давай, месяца через два встретимся и побеседуем. Я буду изучать динамику развития твоего умения, если ты не против. Не бесплатно конечно.

— И куда ты потом с этим исследованием?

— Ну в кругах знахарей обмен информацией часто происходит, да и с институтскими можно попробовать сторговаться.

— Договорились. Только платы не надо, просто подлатаешь за так, в случае чего. — сказал Седой, и они, пожав руки, попрощались.

Парочка только вышла из лавки знахаря, когда на поясе Седого зашипела рация.

— Седой, слышишь меня. — говорил Крестный.

— Да.

— Подруливайте к монументу в центре площади, вы должны еще кое-что увидеть.

— Через минуту буду.

Когда Седой подъехал, то увидел интересную процессию. Возле памятника стоял какой-то человек в черном костюме с галстуком, тут же присутствовали Крестный, Тафгай, Молодой, Сво и Крупье, оказавшийся одетым в камуфляжку, жилистым парнем среднего роста с заостренными чертами лица.

— Все в сборе? — задал вопрос человек в костюме.

— Да. — хором ответили Крестный и Крупье.

— Тогда приступим. Сегодня мы собрались здесь, для оглашения последней воли Кастета. — человек зашуршал конвертом, вынул оттуда лист и прокашлявшись продолжил. — Если вы это читает, значит, я уже мертв или у вас хватило наглости залезть в чужой запечатанный конверт. — Все сдержанно улыбнулись.

— Старик в своем стиле. — сказал Крупье.

— Настоящей записулькой, я Кастет Виктор Иванович повелеваю вам простым смертным, все еще мучающим своим присутствием эту грешную землю, завидовать мне, счастливому старику, наконец-то отправившемуся на покой самой лютой завистью, что сможете. Ибо я уже в местной извращенной версии рая, а вы все еще как червяки в банке, мучаетесь в ожидании того, кого следующим вытащит веселый рыбак Улей и какая из рыбок клюнет на вашу, извивающуюся на крючке тушку.

Все мною честно награбленное имущество я завещаю передать нескольким наименее безразличным мне людям. Мой дом, все спораны, горох и прочие потроха, что хранятся в сейфе и банке, завещаю своему крестику — Крупье. Не забывай уроки старого ворчуна и проживешь еще дольше меня. Я так и не успел увидеть внуков, но все же надеюсь, что Улей позволит тебе прочувствовать счастье отцовства, как я чувствовал его, когда Он подарил мне тебя.

Молодой, морда ты купеческая, я помню времена, когда говорили, что ты хват хоть куда, надеюсь, они еще вернуться, не гоже старой гвардии вроде нас на заднице сидеть до конца дней. Разрешаю забрать тебе мою долю из нашего с тобой тайника.

Сво, красавица, ты единственная кто всегда выделялась из своры этих диких рейдеров, завещаю тебе свою коллекцию холодного оружия. Пусть эти игрушки радуют тебя, так же как и меня.

Тафгай, ты олицетворение одной очень известной пословицы, но, тем не менее, каким-то образом все еще жив. Возможно, Улей хранит тебя за твое чувство юмора, держись за него, чтобы не случилось, оно поможет не сойти с ума, когда настанут темные времена. Можешь загнать Киношнику мою коллекцию версий «Титаника», там их 12 штук и у него таких точно нет. Я все копил, хотел продать потом подороже, но как видишь, не успел. Ты языкастый, так что стрясешь с него за это дело по максимуму.

Крестный, старый ты пройдоха, если собрать всех твоих тараканов в голове в одном месте, то можно получить орду зараженных, ведь каждый из них весом, гораздо больше 15 килограмм. У тебя особые отношения с Ульем, пусть так останется и впредь. Тебе достается координаты, найденного мной идеально подходящего для стаба места. Там найдешь мой схрон. Можешь продать их, а может самому пригодятся пересидеть плохие деньки или чем Улей не шутит снова открыть свой стаб. Засим откланяюсь, надеюсь, увидимся не скоро.

Человек в костюме закончил речь, и повисла тишина.

— На этом у меня все, акты передачи собственности оформим завтра. — прервал он затянувшуюся паузу.

— Да, конечно…спасибо. — растерянно сказал Крупье.

— Ну что давайте внесем его в мемориал. — сказал Крестный.

На памятнике был изображен мужчина чуть за тридцать с изможденным лицом и перевязанной головой, опирающийся на винтовку. В общем, смахивал на попавшего в передрягу рейдера. Поэтому памятник партизанам в стабе окрестили, как памятник неизвестному рейдеру и как-то так сложилось, что, не смотря на естественность смерти в этом мире, к нему все равно возносили цветы.

Крупье достал из-за пазухи небольшую металлическую табличку, на которой было выведено: «Кастет. Честный хват. Любящий отец и лучший учитель» и вставил ее в пустой слот. Только сейчас Седой заметил что мемориал был окружен стеной в которой были сотни и тысячи этих табличек с эпитафиями. Настоящая доска памяти. Седой пробежался глазами по нескольким надписям.

— Вепрь. Жил как рейдер и погиб как рейдер.

— Хат. Основатель стаба. Лучший стрелок. Годы жизни 1970–2016.

— Битый. Умер при стычке с мурами.

— Лита. Спасла отряд, отвлекая на себя элитника.

— Волк. Всю жизнь был свободным в обоих мирах. Умер в 2013 году.

— Принц. Самый смекалистый стронг, которого знал Улей.

— Райт. Дамский угодник и любитель хорошей драки.

И все в таком духе.

— Такое везде бывает? — спросил Седой.

— Нет, только у нас. — ответил Крестный. — Не поверишь, но многие в этом стабе селятся только из-за мемориала. Чтоб оставить о себе хоть какой-то след. Пусть даже это будет лишь несколько слов.

— Ладно, — хлопнул в ладоши Крупье, привлекая всеобщее внимание, — пойдемте в бар, помянем старину Кастета.

В баре много пили, причем исключительно крепкие напитки. Седой ограничился двумя рюмками, Ника вообще не пила, а вот остальные явно не собирались останавливаться. Даже Тафгаю в этот день сделали поблажку, с предупреждением разумеется, и он заливал наравне со всеми.

К ним, то и дело подсаживались какие-то неизвестные мужики и выпивали рюмку за упокой. Без плачущих женщин тоже не обошлось, судя по всему, старина Кастет был тем еще сердцеедом. О нем рассказали много историй, и Седому даже стало обидно, что он не знал этого человека. Он испытывал к нему чувство некой благодарности, ведь если б не Кастет, то его могло здесь и не быть. По номерам оправились уже далеко за полночь.