Книга: Биология добра и зла. Как наука объясняет наши поступки
Назад: Коллективизм против индивидуализма
Дальше: Культуры равенства и неравенства
Скотоводы и южане
Просторы тех открытых пространств, которые слишком суровы для земледелия, дают возможность проследить еще одну связку между экологией, продовольственной системой и культурой. Мы отправляемся в мир кочевого скотоводства – к народам, кочующим по пустыням, степям и тундрам за своими стадами.
Здесь нас ждут бедуины Аравии, туареги Северной Африки, восточноафриканские сомали и масаи, саамы из Северной Скандинавии, индийские гуджары, турецкие юрюки, тувинцы Монголии, аймары из Анд Южной Америки. Они пасут стада овец, коз, коров, лам, верблюдов, яков, лошадей, северных оленей, получая от животных мясо, молоко и кровь, торгуя их шерстью и шкурами.
Антропологи уже давно заметили схожие черты скотоводческих культур. Они порождаются суровыми условиями и, как правило, минимальным вмешательством государства в частную жизнь. В основе этой изолированности, тяжелой и требующей самоотдачи, кроется главный смысл: вор не может украсть урожай земледельца или большой объем съедобной добычи охотника-собирателя, а стадо увести может. Вот оно, уязвимое место скотоводства, мира угонщиков скота и стремительных набегов.
Отсюда и разнообразные корреляты пастушеских обществ.
Процветают военные настроения. В кочевых племенах, особенно в пустынях, где люди расходятся со своими стадами далеко и надолго, просто обязаны как грибы вырастать школы боевых искусств. А вместе с этим обычно появляются определенные установки: а) военные трофеи становятся знаками социального статуса и методом его повышения; б) смерть в бою гарантирует достойную загробную жизнь; в) широко распространяются экономическая полигамия и грубое обращение с женщинами; г) используется авторитарный стиль воспитания. Скотоводам-кочевникам несвойственно то «пасторальное» настроение, которое пронизывает Шестую симфонию Бетховена, «Пасторальную».В мире довольно редко встречается монотеизм, однако он исповедуется непропорционально часто скотоводами в пустынях (тогда как у обитателей тропических лесов непропорционально сильно распространен политеизм). Это и понятно. Пустыни учат простым, бескомпромиссным истинам, горячие ветра выдувают все лишнее, оставляя только остов самого необходимого, что принимается с глубоким фатализмом. «Я есть Господь Бог твой», «Нет Бога, кроме Аллаха» и «Да не будет у тебя других богов пред лицом Моим» – именно такие изречения множатся на этих выжженных землях. Последняя цитата предполагает, что монотеизм пустыни не исключал и других сверхъестественных существ: монотеистические религии кишат разными джиннами, бесами и ангелами. Но иерархия, безусловно, соблюдается; младшие божества бледнеют на фоне Всемогущего, который неизменно принимает деятельное участие в делах земных и небесных. И все наоборот во влажных лесах, где везде и всюду жизнь, где на одном дереве живет больше видов муравьев, чем во всей Англии. Для жителей тех лесов, должно быть, нет ничего более естественного, чем представить себе сотню божеств, живущих душа в душу.У скотоводов поддерживается культура чести. Про нее мы уже знаем из главы 7: этой культуре свойственны учтивость, благовоспитанность, гостеприимство, особенно по отношению к уставшим путникам, потому что кто, как не кочевники, и есть уставшие путники? А кроме того, культура чести предполагает месть за оскорбление семьи, себя, клана, если же этого не сделать, то репутация будет потеряна. Они отобрали у тебя верблюда и ты никак им за это не отомстил? Тогда они придут завтра и заберут все стадо, да еще твоих жен и дочерей прихватят.
Мало какие лучшие и худшие человеческие деяния можно истолковать с позиций культурных традиций, скажем саамов, бредущих за своими оленями по Северной Финляндии, или масаи, пасущих коров в Серенгети. Напротив – здесь уместно говорить о культурах чести, а они характерны для Запада. «Культом чести» обычно обосновывали действия сицилийской мафии, всплески насилия в сельской Ирландии XIX в., а также причины и следствия карательных убийств, которые практикуют городские бандитские группировки. Все это происходит в условиях борьбы за ресурсы (включая и такой неожиданный: за кем останется последнее слово в случае вендетты), а также при отсутствии сдерживающих сил закона и централизованной власти: если в подобных условиях не ответить на оскорбление, то от авторитета не останется камня на камне, причем расправа с обидчиком обычно сурова. Самым известным примером такой культуры является американский Юг, не раз описанный в книгах, научных журналах, многократно становившийся предметом обсуждения на разнообразных конференциях, темой курсовых работ и диссертаций. Начало значительной части этих исследований положил Нисбетт.
Гостеприимство, галантность по отношению к женщине, упор на внешние приличия и этикет уже давно ассоциируются с Югом. Кроме того, на Юге традиционно почитались традиции, заветы отцов, идеи продолжения рода: в аграрном Кентукки в 1940-х гг., например, 70 % мальчиков давали имя отца, а на Севере этот показатель намного ниже. У южан поругание чести одного члена семьи незамедлительно распространится на всю семью, клан и территорию проживания семьи. А если к этому присовокупить невысокую мобильность южан, то получится война кланов. Например, к тому времени как в 1863 г. Хэтфилды и Маккои затеяли свою тридцатилетнюю междоусобицу, их семьи жили по соседству на границе Западной Виргинии и Кентукки уже почти 100 лет. Поступки знаменитого генерала Роберта Ли основаны на понятии чести, свойственном южанам; он выступал против раскола Севера и Юга, даже сделал несколько заявлений, которые можно интерпретировать как выступления против рабства. И все же, когда президент Линкольн предложил ему командование армией Союза, Ли написал: «Я не желаю никакого другого правительства, и нет ничего, чем бы я не пожертвовал ради сохранения Союза, кроме чести». Когда Виргиния приняла решение о выходе из Союза, он с горечью принял командование армией конфедератов Северной Виргинии, чтобы не предавать собственные принципы чести.
На Юге защита чести означала независимость и самодостаточность. Умирающая мать наставляла своего сына, южанина Эндрю Джексона, никогда не искать защиты у закона, случись какому ущербу, а быть мужчиной и брать дело в свои руки. Так он и поступал, затевая одну драку за другой (включая также дуэли, и даже со смертельным исходом); в свой последний день на посту президента он выразил сожаление только о том, что за время своего президентского срока «не успел застрелить Генри Клея и повесить Джона С. Кэлхуна». При отсутствии налаженной системы законности требовалось умение лично восстановить справедливость. На Юге XIX столетия понятия о справедливости по закону и по личному разумению находились в состоянии неустойчивого равновесия. По словам изучавшего Юг историка Бертрама Уайатт-Брауна, «обычное право и законы Линча морально совместимы. Принятое законодательство позволяет юристам сохранять традиционный порядок, а законы Линча и самосуд дают право каждому человеку защищать ценности наивысшие, ценности общественные».
Когда шла речь о мести за поруганную честь, то, по сути дела, имелось в виду насилие. Палки и камни переломают кости, а грубое слово заставит переломать кости обидчику. Дуэли случались сплошь и рядом, и не потому, что люди хотели убить кого-то, а потому, что готовы были умереть, защищая свою честь. Многих конфедератов на войну посылали матери, говоря, что пусть лучше ее сын вернется в гробу, чем прослывет трусом, бежавшим с поля битвы.
В результате подобных традиций мы получаем сохранившийся и поныне высокий уровень насилия на Юге. Но, что важно, это насилие особого рода. От одного студента, изучавшего американский Юг, я однажды услышал фразу, сказанную между прочим, но выразившую ситуацию на редкость точно и емко: он говорил, как удивительно было уехать с фермерского Юга и попасть в страннейшее место – Кембридж (штат Массачусетс), где семьи собираются все вместе на празднование Дня независимости и никто ни в кого не стреляет. Нисбетт и Дов Коэн (из Иллинойсского университета) показали, что высокий уровень насилия, особенно убийств, совершаемых белыми мужчинами-южанами, не есть печальная неизбежность больших городов или попытка приобрести нечто материальное – речь ведь не идет об ограблении винного магазина. Нет, непропорционально высокий уровень насилия характерен для сельской местности, где каждый знает каждого; в актах насилия так или иначе замешаны вопросы чести (эта скотина, родственничек, считает, что может вот так запросто флиртовать с моей женой на семейном сборище – застрелить поганца!). А судьи-южане, что характерно, склонны с пониманием принимать подобные объяснения.
Чтобы исследовать склонность южан к насилию, Нисбетт и Коэн провели один из самых хитроумных психологических экспериментов, где в качестве главного инструмента исследования выступало то самое слово, которому нет места на страницах научных журналов. Респондентами были юноши-студенты. Сначала у них брали кровь на анализ. Потом они заполняли какой-то опросник и должны были его отнести в конец коридора, а там положить в коробку. Коридор был довольно узким, заставленным шкафами. Именно в нем-то и происходило основное действо эксперимента. Половина участников – они ходили один за другим, а не всем скопом – прошла этот коридор без приключений. А другую половину участников приключение таки ожидало: навстречу им по коридору каждый раз двигался большой, мускулистый парень (бывший в сговоре с экспериментаторами). Вот участник эксперимента и упомянутый парень сближаются и начинают протискиваться мимо друг друга по узкому коридору, но тут парень толкает студента, произносит волшебное слово «урод» и уходит дальше по коридору. А студент продолжает путь, чтобы сдать листок с опросником.
Какова была реакция на оскорбление? Это зависело от обстоятельств. У студентов-южан, но только из определенных регионов Юга, резко подскакивал уровень тестостерона и глюкокортикоидов: ярость, злость, стресс. Затем участникам предлагали историю, в которой мужчина наблюдает, как с его девушкой заигрывает его знакомый – что случится дальше, спрашивали испытуемых? Южане из контрольной группы чуть чаще, чем северяне, предлагали насилие в качестве концовки сюжета. А в группе с провокационным приключением? Северяне мнения не меняли, а у южан воображение резко отклонялось в сторону усиления применения насилия.
Откуда взялся культ чести в западных культурах? Стычки между бандами «Калек» и «Кровавых» в Лос-Анджелесе не так просто отнести к отголоскам вспыльчивости пастухов, охранявших стада яков. Тем не менее исследователи полагают, что культ чести южан уходит корнями в традиции скотоводов. Впервые такое объяснение предложил историк Дэвид Хакетт Фишер в 1989 г. На первых порах группы колонистов из разных частей света селились в разных районах Америки, и так складывалось американское территориальное районирование. Отцы-пилигримы из Восточной Англии обосновались в Новой Англии. Квакеры из северных областей Мидлендса осели в Пенсильвании и Делавэре. В Виргинию переехали законтрактованные работники из Южной Англии. А кто колонизировал остальные области американского Юга? В основном туда ехали пастухи из Шотландии, Ирландии и Северной Англии.
Естественно, все не так просто. Скотоводы с Британских островов в основном предпочитали холмистые местности Юга, тогда как культ чести более силен в его равнинных районах. Некоторые исследователи придерживаются мнения, что традиция карательного насилия южан произошла из их ночных кошмаров о восстаниях рабов. Но большинство историков считают более взвешенными идеи Фишера.
Насилие обращается внутрь
Насилие, ассоциирующееся с культурой чести, не обязательно является ответом на внешнюю угрозу, будь то угонщики верблюдов или хулиган, пристающий в придорожном кафе к вашей девушке. Оно выполняет ту же функцию, когда опасность уронить честь исходит от самих членов сообщества. В главе 11 рассматриваются ситуации нарушения групповых норм самими членами группы, что порождает необходимость замалчивания, лжи, придумывания уважительных отговорок или снисходительного поведения и может повлечь суровое наказание. «Ты опозорил/а нас перед всеми» – вот его причина в системе культа чести. А это поднимает вопрос об «убийствах чести».
В чем суть данного вида убийства? Кто-то делает что-то, способное по бытующим нормам запятнать репутацию семьи. Член семьи убивает провинившегося, часто публично, чем восстанавливает репутацию. Уму непостижимо.
Вот некоторые характерные черты «убийства чести»:
а) История знает много примеров убийств для сохранения чести, но в современном мире их распространение ограничивается обществами мусульман, индуистов и сикхов.
б) Жертвами чаще всего становятся молодые женщины.
в) Их основное преступление? Отказ выйти замуж по сговору родственников. Попытка развестись с мужем-насильником или с мужем, за которого ее отдали еще девочкой. Попытка получить образование. Отказ соблюдать религиозные предписания, например покрывать голову. Замужество, сожительство, знакомство, разговор с неподходящим мужчиной. Неверность. Переход в другую религию. Другими словами – когда женщина сопротивляется тому, чтобы быть собственностью родственников-мужчин. А еще – и это уже совсем чудовищно – причиной убийства женщины ради сохранения чести семьи часто становится то, что ее изнасиловали.
г) В редких случаях, когда жертвой бывает мужчина, типичная причина убийства – его гомосексуальность.
В какой-то момент возникли споры, можно ли считать «убийства чести» разновидностью домашнего насилия, а раздутый интерес к этим спорам со стороны западной цивилизации – отражением антимусульманских настроений? Если, например, баптист из Алабамы убивает жену, потому что она захотела развестись с ним, то никто не называет его поступок «христианским убийством чести», ведь это показало бы глубинное варварство религии. Типичные «убийства чести» отличаются от убийств на почве домашнего насилия по нескольким показателям:
а) Убийства на почве домашнего насилия обычно совершаются мужчинами-сожителями, а «убийства чести» – кровными родственниками-мужчинами, причем часто с согласия и с помощью родственниц.
б) «Убийство чести» не совершается в порыве страсти, его планируют и одобряют заранее на семейных советах.
в) «Убийства чести» обычно оправдывают религиозными принципами, рассказывают о них без угрызений совести, религиозные лидеры их явно поддерживают.
г) «Убийства чести» совершают открыто – как же еще смыть пятно с репутации семьи? Для совершения убийства часто выбирают несовершеннолетних членов семьи (например, младшего брата), чтобы минимизировать наказание за преступление.
По всем этим критериям «убийства чести» невозможно отнести к простому домашнему насилию. По оценкам ООН и правозащитных организаций, ежегодно случается от 5000 до 20 000 «убийств чести». Они происходят не только в каких-то неведомых дальних странах. «Убийства чести» вершатся по всему Западу, где патриархи ожидают от своих дочерей, что тех не коснутся веяния того мира, в который они же сами их и перевезли, где успешная ассимиляция девочек предполагает умаление его, патриарха, воли.
