Глава 14
Черная правда

Вездеход стоял в разросшейся посадке, заваленной снегом по пояс человеку. Белое подтаяло только на паре подъемов, черневших землей, да на высохшей лысой горке, нависавшей над прогалиной.

Оба спецназовца, нисколько не смущаясь, торчали рядом с Женей и Азаматом. Приказ есть приказ, не поспоришь. Сказано: следить… так они и следят. И не пускают. Куда не пускают?

За деревьями белело поле. А в поле стоял целый комплекс зданий. Полуразваленных, ничем не примечательных. Прямо все знакомо. Встречалось такое Азамату, было дело. Снаружи – шлак, внутри – чистое золото. Министерство обороны, чего уж там. А у Саныча… капитана Жиляковского оказался ключик от всего этого счастья. Схема комплекса с интересным входом, отмеченным только на ней, ГБшной. Вот такие вот дела.

Почему СБ само не занялось такой опасностью под носом? Думать не стоит, ответа не получишь. Значит, так было нужно. Значит, давал Хозяин Новоуфимке что-то важное. Или кому-то из Новой Уфы, не выдающему это что-то всем остальным в руководстве. А сейчас вдруг оказалось лучше и проще уничтожить это все. По каким-то неизвестным причинам. А уж чужими руками, его, Азамата, – просто профессионально.

Подковерные игры с приходом Войны и Беды никуда не делись. Людей не переделаешь.

Ну, чему быть, того не миновать. И тянуть, хоть кота за хвост, хоть время перед боем, не стоило. Маловато его, времени, если подумать.

Итак… что есть?

Обрез-двенашка и пятнадцать патронов, собранных спецами с бору по сосенке.

Оба ножа, большой и поменьше, засапожный.

Друг-топорик, почти продолжение руки.

ПМ с двумя полными обоймами и ПБСом.

Налобный фонарик и запасные аккумуляторы от щедрот СМЕРШа.

Автомата не досталось, лишнего с собой никто не брал. Выкручивайся как знаешь, мол. Выкрутится, назло всем.

– Азамат, ты…

Он кивнул. Не стоило ничего говорить.

Спец кивнул на разросшуюся рябину, краснеющую ягодами.

– Тебе туда.

Туда, верно.

Код механического замка спец не сказал, само собой. Пока второй караулил Уколову, первый пыхтел вместе с Азаматом, едва открыв неприметно прячущуюся дверцу-люк. Странно, что вообще открыл, прикипеть от ржавчины была должна… А вот, гляди ты.

Азамат оглянулся, кивнул Жене, шагнул в темноту.

Дверь встала на место, захлопнувшись и чуть скрежетнув замком.

Ровный ход-коридор. Бетон сверху, снизу, с боков. Темно-серый, сырой, мелькает в свете фонаря. Под ногами влажно хлюпает, брызгает в ямках и больших трещинах. Понятно, столько лет простояло все это, в негодность так и так пришло. Интересно только, как Хозяин не заметил, не нашел? Хотя… ответ Азамат вроде бы знал. Понял, стоя у захлопнувшейся двери и рассматривая замок.

Ухаживали. Потому и дверь открылась. Отсюда и данные. СМЕРШ и есть СМЕРШ. Везде пропихнут своих, даже в логово Хозяина. Вот о нем-то, стыдно сказать, Азамат не слышал. А раз так, вывод неутешителен.

Хозяин – дядька серьезный. Секреты свои таит сурово и безжалостно. Помня о Быке, бледном упыре, Ласке, змееглазом стрелке и ублюдочных маньяках, вывод легко скорректировать.

Хозяин не просто серьезен. Хозяин опасен. Опасен не нечеловеческой силой или мутацией, нет. Своим интеллектом. Такую злобную силищу, как встреченную на пути от Отрадного, подчинит только гений. А гении частенько безумны. Такое Азамат уже встречал. Далеко ходить не стоило.

Антон Анатольевич Клыч, гений управления посреди безумия Беды. Умен, талантлив, людей не считает за ровню. И безумен до состояния, когда попытаться понять его натуру даже не хочется. Безумное зверье убивают. В себе ли Хозяин, двадцать лет проживший в бункере и вырастивший свору опасных мутантов? Ответ сам приходит на ум. Даже напрягаться не стоит: вряд ли.

Понятно, опасались его в Уфе не зря. Но и не пускали в расход, не давали приказа найти и уничтожить, имея «своего» в берлоге такого типа. Почему? Да тоже не вопрос.

Хозяин контролировал натуральных мутантов, даже птиц, тех чертовых двухголовых ворон. Видишь таких несколько раз на пути, и? Азамат не обольщался случайностями. Не бывает одинаковых случайностей подряд. Зачем такие птички нужны? Новости носить, ответы на вопросы, инструкции к исполнению.

Мало ли, чего еще умеет человек, приручивший тварей Беды, верно? Именно так. Кто лечит, тот и калечит. А жить долго и опасаясь умереть от дизентерии людям хочется и сейчас, наплевав на Беду.

Человек – существо такое, за себя что угодно сделает. Детей в заложники возьмет, глаза на многое закроет, опасного врага кормить станет. И пытаться его контролировать. Разве что с Хозяином не вышло. Хотя тут бабка надвое сказала. Раз в ходе часовых нет или секрета, то, возможно, жив человек Саныча-Жиляковского, и это тоже не сахар. Ждать выстрела в спину, если все выгорит, стоило. Чтобы убрать ставшего ненужным Азамата.

Мало ли, как повернется. Получится у Азамата – честь и хвала СМЕРШ, что себя не дала ввести в заблуждение, да всех спасла. Нет? Тоже просто, с Хозяином всегда договорятся. Мол, с катушек поехал, сбежал, мысленный контакт с похищенной установил и пошел воевать. Чего с него, на всю голову контуженного, взять?

Да и черт с ними со всеми. С деловыми беспринципными людьми. У Азамата две девчонки тут, и обеих надо спасти. Вот-вот, дел до фига. И нечего тут горевать о потерянной дружбе и вере в людей. Потом разберется.

До люка в жилой комплекс Азамат добрался быстро. Прорезиненная изнутри дверь сливалась со стеной, сулила спокойный выход. Главное… не шуметь. На металл он чуть надавил плечом, толкнул, выждал… Тишина. Рядом тишина, а вот дальше…

Звуки шли нехорошие. И не дикий рев со скрежетом жутких когтей по бетону стен, фига. Самые плохие звуки – всегда самые обычные.

Монотонно скрипело небольшое окошко… или решетка вентиляции. Не ошибешься. Дверь скрипит иначе. А тут, только вслушайся, скр-скр, скр-скр, легкое, под сквозняком, взад-вперед, туда-сюда-обратно, скр-скр…

Потрескивало, изредка пшикая, на самом краешке слуха. Легохонько так, чуток, но явственно. И несло мерзким горелым запахом пластика. Плавились под прыгнувшим напряжением провода, брызгали разлетающимися искрами.

Неподалеку сухо постреливало, занявшись и разгораясь, дерево. Сухое старое дерево мебели, за пару минут превращающееся в пепел и прах. Несло оттуда остатками давным-давно впитавшегося лака, мешавшегося с вонью умирающих стульев со столами.

Звонко капало совсем рядом. И все ускорялось, лилось уже не по каплям, превращаясь в крохотный поток. Плохо дело. Плохие звуки.

Если в доме есть хозяин, такое не произойдет. В старом военном бункере обитал Хозяин, заставляющий опасаться себя куда как опасных силовиков Новоуфимки. И если у него в доме происходило вот такое, то… что-то пошло не так. Это как раз и плохо. Даже очень.

В черном-черном доме, в черной-черной комнате стоит черный-пречерный гроб с аспидно-смоляным мертвецом. Только мертвец… живой. Непорядок. Надо его упокоить полностью. Всех, встретившихся на пути. Нет ничего лучше против мутанта, чем картечь. Хоть в этом не пожадничал Саныч, спасибо.

Два патрона сменить в стволах, два – закусить зубами. Тяжелый ПМ с глушаком – в левую, руки крест-накрест, и пока не шумим, если выйдет. Тронулись.

Полыхает небольшая горка мебели, той самой, старой и пахнущей лаком времен СССР. Добротно горит, бросает блики, весело потрескивает. И отвлекает своей игрой рыжего и пляшущими тенями, кривляющимися на ровно выкрашенных зеленой краской стенах. От кого или чего тени? Непонятно, просто огонь забавляется, не иначе. Осторожно, спокойно, тихо…

ПМ дернулся, шевельнулся толстым набалдашником на стволе за темной раскорякой, вдруг двинувшейся по полу. Дымящееся нечто, еле уловимо хрипя, ползло и ползло вперед, тянулось к настоящей жизни, отбрасывающей тень. Блеснуло чем-то на запястье… блеснуло браслетом наручника. Вот так…

Сожженного казнили. Заковали в металл и бросили умирать на кучу махом занявшейся сухой мебели. Жестоко. А тот даже смог разорвать цепочку, сходя с ума от боли и вложив все оставшееся в крайний рывок, заставивший лопнуть сталь. Жестоко…

Сгоревший рот с лопнувшими губами, красные от капиллярной крови глаза… что он хотел сказать спаленным горлом, забитым гарью и болью запузырившейся, как яйца на сковороде, трахеи?

Не стоит гадать.

Выстрел через глушитель – ни фига не бесшумный, но посреди треска, скрипа и прочей мутотени вокруг хватит и его. Иногда человеку надо помочь жить. Иногда – умереть.

Что там такое, на груди? Жетон. Карта бывшая, не иначе, ключ-карта, во как… пригодится, мало ли. Закопченный металл прятал буквы с нижнего края.

Бор… борментал… борменталь. Во, да, так и есть. Что это? Или кто? Вот этот, остывающий под ногами? Глупая какая-то кличка.

Вентиляция, ворчавшая над головой всем коробом, вдруг торжествующе взвыла, бросила вниз сильный поток воздуха, закрутивший костер штопором. Алые посверкивающие угли разлетелись, мешаясь с золой и пеплом, мазнули по стенам, по умершему, по застывшему живому, не ожидавшему такой подлости.

Серое смешалось с черным, завертелось метелью по комнате, опало. Фу… на губах солоновато-горький привкус. Беда-а-а… зато весь незаметный. Хоть вдоль стены иди, как камуфляж природный появился. Ну и пойдем, чего тянуть?!

Все бункеры однотипны. Где-то коридоры чуть шире, где-то – наоборот. В каких-то потолок почти скребет макушку, а порой поднимается на полтора-два человеческих роста, теряясь в темноте и густо разросшейся паутине, висящей вниз серыми плотными полотнами, так и норовящими мазнуть по лицу.

Серо-зеленые стены, остатки грязно-белой штукатурки, лампы, спрятанные в толстостенные колпаки, накрытые еще и проволокой решеток. Жестяной короб вентиляции справа или слева, длинный, кое-где поеденный временем или разрушенный людьми.

Тут вот оказалось ухожено. Образцовая чистота, если по нынешним временам. Даже плесень вывели, оставив черно-белые пятна в совсем уж укромных уголках. Если бы не скрип… Он все портит. Скр… скр…

Вот оно, окошко в коробе, болтается себе взад-вперед, подталкиваемое сквозняком. И…

Полосы. Пять длинных кривых полос, поблескивающих свежими срезами на металле. И две дыры в самом коробе. Замереть, прислушаться… Тишина.

Кто-то, ловкий и юркий, обладающий когтями, полз по коробу. По нему же и палили. Но толку не вышло. Кровь где? Вот она, у стеночки. И куда тянется? Верно, туда, где все – серое от пепла и лежит обгорелый человек. Понятно. Значит, как минимум, где-то впереди есть когтистый короболаз. Отлично, пят`ак…

Свет от ламп дергался, моргал, кидал неровные тени. Пришел новый звук – откуда-то из глубины бункера, монотонно ревя, донеслась сирена. С равными промежутками:…у-у-ум-м-м… у-у-ум-м-м…

Плана нет. Того, который, по правилам эксплуатации подземных сооружений, должен висеть через каждые сколько-то метров. Чтобы знать, куда бежать в случае пожара. Так что, братишка, идем по приборам.

Шаг за шагом, скользя вдоль стен, бело-серых во вспышках моргающих ламп. Грязно-пыльным гостем из внешнего мира, желающим ухайдакать всех хозяев и забрать свое. Хватит, друг Азамат, бродить по миру в поисках не пойми чего. Судьба тебе за последний месяц подкинула троих друзей, забрав из них одного, одну, и лишив самого старого. Судьба – девка смешливая, насмехалась, заставив почувствовать себя нужным кому-то. А ты и не понял. Вот и иди, ищи, кого сможешь спасти, иди, спасай, и потом, забрав Женьку Уколову, уходи. Уходи далеко, чтобы никто не нашел, забирай всех своих девчонок, просто спаси их и дай жить нормально. Глядишь, потом и себе отыщешь кого. Судьба подарила шанс и забрала? Ничего… он выгрызет себе последний, своими собственными зубами.

…у-у-ум-м-м… у-у-ум-м-м… сирена никак не успокаивалась.

Хорошо. Идем к ней.

Тихо журчала вода, пробиваясь через щели понизу. Растекалась по трещинам бетона, старенькой плитке и мягко поблескивала на вытертом линолеуме в открытых дверях комнаток по коридору. Остро пахнуло перегоревшей проводкой, вырвавшись через раскуроченный кусок пола. Генераторы стояли с насосами, фильтровалка? Да, наверное. Почему рвануло? Пока шел от входа, никаких толчков не ощутил… Странно.

Непорядок, забыл обрез закрепить. А впереди… Шорох впереди, за поворотом. Не дело, братишка, совсем. Ай-ай.

Тихонько – в проем в углу. Не иначе, чуланчик для швабр, ведер и тряпок. Отблесков от фонаря хватит. Задержался, осмотрел… чисто. Внутрь, в дальний угол, хорошо. ПМ – в кобуру, чтобы только вошел. Ремешок есть, в подсумке на поясе. Теперь его – прямо за рукоятку обреза, затянуть, сделать легкую петлю, чтобы натянулась и охватила запястье, если чего. И в сбрую, на старое место, у левой подмышки. Отдыхай, дружок, еще поработаешь. Идем тихо.

ПМ двумя руками – и вперед. К шороху, слабому и почти неслышному. Это ничего, порой медведь идет тише ежика. Поворот близко, еще ближе. Стоять. Добрались. Присели и выглядываем. Что у нас тут?

ПМ толкнул руки назад, еще раз. Метнувшееся тело замерло, упало, получив две пули. В корпус и в голову. И не вскрикнуло. Почему стрелял? Любая из его двух девчонок меньше, что Даша, что кроха Леночка. Если она и впрямь здесь. А Ласка ему бы не дала возможности так стрелять. Хитрая, сволочь.

Стволом по сторонам.

Понятно. Перекресток. Две двери поменьше – по бокам и открытый проем впереди. Фонарь больше, да еще и крутится. Блики так и кружатся по стенам, поочередно белые и красные. Фигура на полу лежит застывшей корягой. Мужик, борода вон торчит. Ручищи – как бревна, в одной пожарный топор, весь в крови. Хм… мясник, не иначе. Ну да…

Темная смазанная дорожка уходила в большой проем. Чутье подсказывало идти туда же. А чутье слушал постоянно, доверял, верил.

…у-у-ум-м-м… у-у-ум-м-м… Ого, так и орет впереди. Точно туда.

Вода ласково плескалась уже здесь, обежала по кривой развилку, лизнула валявшееся тело. Растопила густую натекшую кровь, смешалась, побежала дальше, багровая-красная-розовая-чистая… вода очищает все, ставя настоящую точку. И жалкие огрызки людей, все еще цепляющихся за умершую жизнь, вода тоже сотрет, очистив землю от малейшей памяти о стаде ублюдков. Вообразивших себя богами ублюдков. И…

Что за мысли? Стоп! Вон из головы!

Липкое ленивое щупальце, заставляющее вдруг поднять ствол и ощутить его холодную остроту языком. Ерунда какая-то…

Вода – это плохо. Подошвы хлюпать начнут. Торопись, друг, тебя ждут.

Быстрее пройти вперед, обогнать воду, не дать ей выдать себя. Вперед.

Нырнуть в полутьму большого коридора, ища глазами начало кровавой дорожки, оставленной топором, недавно разрубившим чью-то плоть. Мало ли кого увидит?

Вот как… Ответ прятался рядом. Только шагни в первую же комнатушку слева. Моргающий красный фонарь показал все, не скрывая даже мельчайших деталей.

Шероховатые и облупившиеся стены, крашенные вездесущей зеленой краской. Сваренные из уголков тяжелые стеллажи по стенам и посередине. Целых три решетки вентиляции. Большие коробки с чем-то сыпучим перед стеллажами. Бочку с водой и черпак, висевший рядом. Такое… спокойное и аккуратное место.

А красного здесь хватало и без фонаря. Красного, перемешанного с черным, до сих пор кружащим повсюду. Черными легкими перьями. Вороньими. Их хозяек здесь оказалось много. Целой не увидел ни одной.

Рубил топор прямо по легким клеткам из алюминия. Ломал прутки, добираясь до невесомых птичьих тел, спрятанных под перьями. Методично, одну за другой, не желая дарить птицам быструю смерть. Ломая крылья, невесомые грудки, рассекая головы, большие и маленькие.

Кра-а-а-ак!

Она вскрикнула прямо над ухом. Прямо перед глазами, только поверни голову. Лежала мокрой ломаной куклой, чуть трепыхаясь и поднимая крохотную голову с умными глазенками. Открывала клюв, косясь на еще одного человека. Вторая голова, тяжело обвиснув, не шевелилась. Топор ударил обухом, поймав крылатую в полете, удрать хотела. Ударил, ломая птичьи косточки, швырнул на насест у входа. И оставил умирать, истекая кровью внутри.

Кра-а-а-ак!

Умные черные бусины смотрели куда-то вглубь него, добираясь все глубже. И просили. Чего именно? Ответ тут один. Эх, люди, люди… Птицы-то чего сделали вам, чтобы вот так?! Бедные, искореженные Войной и Бедой птицы.

Шея подалась легко, чуть хрустнув. Глаза ворона закрыла сама, перед тем, как ладонь взялась за нее. Совсем как человек.

Шипение из-за спины донеслось одновременно с прыжком. Прыжок услышал раньше, еле зацепив скрип когтей по плитке на полу. Развернуться полностью… не успел. Совсем чутка не хватило. Пули из ПМ ушли вбок, не зацепив темное гибкое тело, метнувшееся стремительно и неотвратимо.

Ш-ш-ши-и-их… Когти резанули сверху, целясь в лицо, шею, сосуды…

Промахнулись, зацепив куртку, вспоров ткань и разбросав ватин. Удар второй лапы получилось отбить правой рукой, подставив чертов ПМ с глушителем. Тварь недовольно уркнула, ощутимо ударившись о сталь.

Сапог ударил в ляжку, оттолкнув ее… его… в сторону. Прыжок назад, разрывая расстояние, палец рвет спуск, заставляя старенький пистолет дергаться и гулко стучать почти прогоревшим и таким же дряхлым глушителем. Пули звонко бьют в металл стеллажей, рикошетят, глухо утопая в стенах.

Красный свет только мешает, сбивая взгляд и прицел. Тварь – ловкая, юркая, небольшая, прижимается к полу, уходя от выстрелов. Боек звонко бьет в последний раз, утыкается и не уходит назад. Сволочь…

ПМ чуть блестит, крутится, улетая в морду твари. Та мерзковато шипит, похохатывая и легко ускользая в сторону. Красное отсвечивает в широко распахнутых кошачьих глазах, превращая их в алые огоньки.

Перекат через бок, уходя под стеллаж и отталкиваясь от стоек подошвами. Вода добралась сюда, но теперь ее скользкая пленка только в помощь. Разом намокшая ткань куртки помогает, дает еще метра полтора форы.

А вот врагу не так удобно. Шерстяные лапы мельтешат, оскальзываясь по неожиданной холодной преграде. Красноглазое чудовище урчит от злости, мощно толкается, подлетая вверх и раскидывая легкие клетушки с мертвыми птахами.

Идиот. Или дура. Все равно.

В паре плохих старых книжонок в такой ситуации герой дрался бы до посинения. Потерял бы оружие. Нашел. Зарядил. Осечка, вторая. Из последних сил, не найдя вдруг сбежавшего топора, загрыз бы противника зубами, победив, превозмогая себя и боль. Точно.

Только здесь – не плохая книжка. Здесь тупая наглая тварь и его двуствольный друг, уже надежно лежащий в ладони.

Д-д-да-ах!

О-о-о!!! О, как громко грохочет двенашка в замкнутом помещении. Как прекрасно и точно бьет картечь, ждавшая своего часа в патроне. Как великолепно орет охамевшая скотина, решившая убить вот так, с бухты-барахты, самого обычного охотника на мутантов. Ну-ну… что ему, никогда антропоморфные волосатые носители измененного генома не попадались, что ли? Тоже мне, сраный котолак тут нашелся.

Мяв… мяв… Ой, кто тут у нас плачет? Сейчас прямо пожалеть. Стволом в сторону стены – ползи туда, паскуда. Ремешок был? На, лови, сам знаешь, для чего.

Мохнатая тварь перетянула ремешком разорванные мясо с сосудами. Закрутила, держа прочную кожу в лапе. Темные струйки, вот-вот брызгавшие, успокоились, притихли, потекли ленивыми струйками, превращаясь в капли. Держи, дружок, держи ремешок крепче. Да-да. Вот так… Вот и правильно, теперь не дернешься. Можно даже перезарядиться. Лишний патрон в стволе не помешает. Странная какая сволочуга, натурально, человеко-кот.

Кивнуть на проем, откуда тот выскочил, приподнять бровь. Не о чем разговаривать с куском фарша, что скоро сдохнет.

– Вытащи меняу, – муркнуло существо, – расскажу, где что лежит. Много заплатя-а-ат.

Продажная блохастая шкура. Не то нужно, не то.

– Ты-и-и за-а девчонкой пришел? Она у Ха-а-азяина-ау. Туда дальше, метров сто-у.

И это все?

– Она зло-у, – снова мяукнул, – Ха-а-азяи-ин ошибался-ау…

Ну да. Так и есть.

Что самое глупое в разговорах с мутантами? Правильно, доверять им. Оставлять за спиной и считать неопасными. Не надо такого.

Страх в глазах молоденького мутанта-котенка блеснул и пропал. Куда ему сравниться в скорости с металлическими крупными каплями, выбрасываемыми зарядом пороха?

Теперь в спину не ударит. Сильно затруднительно отчебучить такой фокус, когда головы не осталось наполовину. Хозяин ошибался? Возможно, что ошибался не только Хозяин. Сейчас проверим.

Фонари по стенам моргали все чаще. Хана пришла всем генераторам под землей. Стоило поторопиться. Котолак вряд ли врал во всем. Ему и впрямь осталось идти очень недалеко. Даже смешно, что отправился сюда один, оставив наверху спецназ с Уколовой. Как-то ожидал бойни. А вышел пшик.

Народу здесь жило немного. И все уже перебили друг друга. Тут да там так и валялись изуродованные человеком и природой тела, после смерти ставшие странно-безобразными. Только как-то не верилось в легкий исход пути. Совершенно.

Ненависть порождает лишь безумие, становящееся все жарче и четче. Безумие пожирает все на своем пути, заставляет глодать лицо врага, ломать трясущиеся кости, крушить подрагивающие челюсти, рвать кожу и плоть, добираясь до сердца, разрывая плотные мускулы пальцами и зубами, упиваясь бьющей в лицо солено-сладко-медной кровью.

Темнота подземелья порождала монстров, ненавидящих собственных братьев и сестер. Чернота родильных операционных давала не жизнь, дарила не свет – забирала оставшиеся крохи простого тепла.

Злоба и холод безумия создателя, творящего в старом бункере, наполняли страхом даже воздух. Человек всегда хотел стать равным Всевышнему. А став, превратился в зло. И зло, породив такое же, получило по заслугам. Уничтожив само себя и все вокруг. Ну, почти все.

Азамат добрался до приоткрытого светлого прямоугольника, идя, как по зову, все назойливее звучащему в голове. И он даже не удивлялся. Знал, откуда взялось.

– Наконец-то кто-то нормальный…

Голос шел со стороны стола. Немолодой мужчина, изумительно белый, отутюженный халат, аккуратно зачесанные назад жидкие волосы. Цепкий взгляд блеклых глаз, острый нос. Сильные длинные пальцы обеих рук на столе. Спокойный и расслабленный. А как еще, когда к затылку приставлен ствол Ласки.

Только вот сама Ласка Азамату совершенно не понравилась. Слишком пустые глаза у ловкой убийцы, коровьи какие-то.

– Долго ты.

А вот и Даша.

– Здравствуй, Азамат.

– Здравствуй, Даша.

Девчонка сидела в углу. С ногами забравшись в кресло и поигрывая мягкими волосами Леночки. Да, Мишина дочка, из-за которой Азамат отправился в такую странную дорогу, оказалась у Хозяина. Толку только с того не было. Даже пульс на шее проверять не стоило, Азамат опоздал. Знать бы только, кто ее…

– Она погибла случайно, – Даша пожала плечами, блеснула черными огромными бриллиантами глаз. – Я не хотела.

Она не хотела.

– Ты лучше не дергайся, Азамат. Можешь мышцы порвать.

Да, так и есть…

Даша взяла его под контроль давно, судя по всему. Обрез упал на пол сразу, как он зашел внутрь. Даша и заставила снять петлю и бросить оружие. А ПМ Азамат не искал, патронов все равно не осталось. Обойма выпала где-то по дороге.

– Почему вы меня отдали им?

Азамат пожал плечами. Доказывать ей, раскрывшейся полностью, что все было не так? Зачем? Она же не поверит. Совершенно не поверит ни одному его слову. Может быть, даже правильно. Ведь, если вдуматься, он мог бы попробовать догнать удиравшую Ласку еще там. Завалить трех спецов, найти снегоход, вездеход, БРДМ, без разницы, экономившую на всем республику в бою оказалось не узнать. Все резервы, до последнего, Дармов кинул на поиски этой вот девочки, во второй раз стравившей много людей между собой. Или не людей, какая разница?

– Я только поверила в вас, в Женю, а вы…

А они предали, да-да. Именно так все и выглядело, не иначе. А что Азамат с Женей прошли еще почти пятьдесят-семьдесят километров по снегу за ней, роли уже не играет. Даша все решила. Знать бы почему?

– Тебе интересно?

О, она научилась читать мысли?

– Я умела это с пяти лет.

Да уж…

– Вот твоя плата. Ты шел из-за нее. Не будь этой мохнатой малолетки у моего… у твоего Дармова, отправился бы ты за мной, стал бы делать все, что сделал?

– Глупый вопрос. Если бы не она, ты осталась бы в Кинеле и сейчас уже тряслась бы в машине военных.

– Или нет. Я уже не знаю. Мало ли, как бы оно вышло?

Хозяин кашлянул.

– Что? – Дарья повернулась к нему. Ласка тут же надавила стволом, заставив того дернуться. Из левого глаза Ласки медленно побежала слеза.

– Что? – повторила Дарья.

– Я уже хотел объяснить вам, Дашенька, что не планировал производить над вами каких-то экспериментов. Более того…

– Более того! – фыркнула Даша. – Не планировал он, хотел помочь развить мои способности под собственным присмотром. Прямо добрый дедушка Мороз. Такой хороший… Знаешь, Азамат, почему они все так его слушались? Рассказать? Ай, что тебя спрашивать, ты даже головой кивнуть не сможешь.

Так и есть. Шею стянуло стальными заклепками напряженных мускулов. Не пошевелиться, все верно.

– Каждый из местных мутантов был готов что угодно сделать, лишь бы попасть на процедуру. Помог бы он мне, как же… Все они здесь только и жили от процедуры до процедуры. Вместо крови – раствор, вместо лимфы – живой гель. И каждый месяц кто-то умирал, когда умирала эта дрянь внутри. Помочь он мне хотел, сволочь!

Азамат покосился на нос, попробовал шмыгнуть. Не получилось.

– Ты, Азамат, такой хороший, такой честный… аж зубы сводит. Что в Похвистнево меня бросили, пришли потом. А если бы меня слопала та дрянь? А если бы…

– Если б да кабы росли во рту грибы, – Азамат удивился, но говорить смог. – Чего ты обижаешься сидишь, дуешься? Я же за тобой пришел. И вон, за Леночкой. Которую ты случайно…

– Дуюсь? – Даша хмыкнула. Глаза цвета так и не меняли. – Я не дуюсь. Я просто вполне себе понимаю, как можно использовать такого человека, как ты. Бегать и прятаться мне надоело тоже. Мне даже никакой химии не нужно, чтобы в подчинении тебя держать. Начну с тебя и вон с нее, дальше до остальных доберусь.

– А я? – поинтересовался совершенно потерявший лоск и величие Хозяин.

– Помолчи, – Даша кивнула ему, и тут же донесся скрежет накрепко сцепленных зубов. – Знаешь что, Азамат?

– Ну?

– Все бы ничего, если бы не твой взгляд. Взгляды… постоянные. Я ж тебе – такая же цель, как Ласка, вон. Мутант, чудовище, урод. Ты бы знал, как на меня смотрел уже в первый раз.

Азамат, не веря, уставился на нее. Что за чушь?

– Нет? Ты еще повозмущайся… Ты не первый. Морхольд тот же, согласился помочь бедной девочке, привести к дядюшке… За просто так, что ли? Тоже косился на меня, когда на рынке тварь одна чуть кровью своей не захлебнулась. И ведь за дело.

– С тобой что-то не так, Даша… – Азамат все же смог шмыгнуть носом. – Что с тобой? Ты же плакала по Морхольду тогда, на яхте. Ты…

– Иди ты в жопу со своей жалостью… – девчонка сплюнула. – Не было такого. И быть не могло. Что?!

Дарья кивнула явно желающему что-то сказать Хозяину. Уже покрасневшему от натуги. Тот выдохнул, расцепив зубы, сплюнул крошкой и красным.

– Боюсь, Дарья, виноват я. Слишком сильный нейролептик оказался в капсулах-парализаторах. Это временно, понимаете, ваше психологическое и психическое возбуждение. Оно пройдет и…

Ствол Ласки грохнул выстрелом, а лицо ученого, разваливаясь на глазах, превратилось в бело-алую мозаику, треснувшую на сотню кусков. Влажно шмякнуло, когда тело завалилось вперед, стукнувшись о столешницу.

– Заткнулся, наконец-то… – девчонка повернулась к Азамату. – Все со мной в порядке. Уж поверь, давно так хорошо не случалось. Прямо все сразу на места встало, как только в себя пришла. Ну, Азамат, что станем делать дальше?

Дальше… дальше… Разговор Даши и Хозяина со всем дальнейшим занял секунд пятнадцать. Случилось за это время немногое. Всего лишь чуть ослаб контроль над его телом, а туман, все сильнее застилавший голову, разошелся.

Может, дело в препарате, введенном Дарье Лаской во время похищения.

Может, еще в чем-то. Все может быть. В психологии, моральной травме, усталости, бла-бла-бла и прочем. Он даже спорить не хотел с этим. Азамат четко знал несколько вещей:

Даша чудовищна во владении своим талантом.

Даша стравила у Отрадного около ста человек, устроив бойню.

Даша устроила бойню уже здесь.

И?!

Что еще устроит девушка-мутант, выберись они с ней наружу? Станет помогать бедным, сирым, угнетенным, униженным и несчастным? Возможно. А может быть, и нет. Да и наплевать. Проверять не хотелось. Кроха Леночка, выжившая в аду навьи у Чишмов, не дышала. Случайно или нет, но убила ее почти девчонка, блестящая черными глазищами и уже начавшая разворачивать стволы Ласки в его сторону.

Прости, Женя. Прости, Даша.

Он успел. Крохотного кусочка времени, когда тело вновь стало его, хватило. Переоценила Дарья Дармова себя.

Азамат пригнулся, ожидая выстрела. Сунул руку за голенище, выбросил ее назад, ощущая, как та наливается свинцом, и понимая, что все сделал правильно. Грохнули выстрелы, мазнули по самому темечку, обжигая, но оставляя в живых.

Нож блеснул тонким сточенным лезвием. Гулко булькнуло и влажно плеснуло. Ласка закричала, прижимая ладони к голове. К правому глазу. Бедная мутантка, видать, связанная с Дарьей крепче крепкого, умирала вместе с нею. А Даша…

Даша тихо сползала вниз, обмякнув и провалившись в густо-красную жижу собственной смерти, пришедшей вместе с еще дрожавшей деревянной рукоятью ножа, торчавшего из глаза.

Азамат, чувствуя, как напоследок сильнее сжались невидимые стальные цепи вокруг горла, захрипел, падая на колени. Вцепился в толстый ворс пестрого ковра, чувствуя набат в висках… все сильнее… сильнее…

Он выдохнул, вдохнул, втянул воздух всей грудью. Открыл глаза, покосившись на Ласку. Та лежала с закатившимися белками – то ли дышала, то ли нет. На Дарью смотреть не хотелось. Выбор свой Азамат сделал. Сложный и очень больной. Но никакого другого сука-судьба ему не оставила. Все он потерял за две последние недели. Все. И вряд ли сможет соврать Жене Уколовой, потеряв еще и ее, последнего друга.

Тихо плескалось в коридоре. А… снова вода. Добралась? Надо идти. Вода ждать не станет, здесь тепло, затопит все норы с закоулками. Пора выбираться.

Обрез Азамат подобрал, еле-еле встав. Тело не слушалось, пронзенное насквозь чужой волей, проникшей до мельчайшего нерва. Страшно-то, а?

Азамат побрел вперед, держась за стену. Вроде бы все помнил, вроде бы шел верно. Ноги не слушались. Напади сейчас кто выживший, так как с котенком бы справился, честное слово. Но стоять не стоило. Вода потихоньку добралась уже почти до середины голени. И прибывала, прибывала…

Пошли, братишка, пошли. Плакать о пустоте внутри и сетовать на неверный выбор, если придется, лучше в сухом месте.