Глава 3
Мертвый поезд
– Дернул меня черт попереться в этот перегон до Боровицкой. Сидел бы сейчас с сестрой, воспитывал ее…
Все шло, как всегда, и, как всегда, Серый задавал себе привычный вопрос: а стоит ли овчинка выделки? И так же привычно ответил: никогда и ни в коем случае. Штольц вечно подкидывал ему задания, для выполнения которых приходилось изгаляться и выпрыгивать из собственной шкуры, а расплата, хоть и щедрая, заканчивалась так быстро, что брат с сестрой не успевали даже почувствовать себя хоть немного богачами. Тем не менее вот уже добрых пятнадцать минут он пробирался по запутанным лабиринтам подземных туннелей, а до этого, чтобы перехитрить охрану, наверное, «целую милю», кряхтя и вздыхая, полз по вентиляционной трубе. И почти столько же времени ему понадобилось на то, чтобы преодолеть последние пятьдесят метров до основного туннеля по темному вспомогательному коридору на целых два уровня ниже, чем ему было надо. Зато она, эта труба, на добрых сто метров обошла внешний блокпост. Парень стал карабкаться наверх по завалам из переплетенных проводов, проржавевших труб, лестниц и груд мусора. «Даже и не представляю, как придется возвращаться этим же путем». Мысли о возвращении домой прервались, когда он услышал шорох и характерное поскребывание по ржавому металлу прочными когтями. Сергей выключил тусклый фонарь и замер, затаив дыхание. Привыкшее к темноте зрение уловило красноватое сверкание глаз впереди. Еще немного, и он бы столкнулся с огромной стаей крыс. Суетливо забившись в старую трансформаторную будку, он едва успел прикрыть за собою такую ненадежную, как ему показалось, дверцу, как промелькнула тень первого огромного крысоволка. Затем еще одна… и еще… и… Затаив дыхание, он боялся даже мысленно посчитать тварей, чтобы не привлечь к себе их внимание.
Сергей все еще дрожал от страха, вспоминая, как близко от его убежища – узкой ниши в стене, где раньше стоял распределительный блок, – пронеслась стая. «Да их и было-то не так уж и много, наверное, не больше десятка», – стараясь приободрить себя, подумал Серый, прекрасно осознавая, что и одной из этих огромных, величиной с большую овчарку, бестий хватит, чтобы разорвать человека, особенно, если крыса-мутант голодна или чем-то напугана. А звери, которых он увидел, судя по всему, чертовски проголодались. Настолько, что вожак пожертвовал бы еще парочкой своих крысоволков – лишь бы набить свое брюхо. Несмотря на огромные размеры, когти и мощные зубы, сейчас эти животные представляли собой довольно жалкое зрелище: шерсть на их шкурах свалялась и местами даже начала выпадать, обнажая голую кожу. На многих крысах Сергей заметил страшные, сочившиеся кровью раны. Похоже, он стал невольным свидетелем возвращения стаи с не совсем удачной охоты. Даже после того, как визжащая свора в страшной спешке пронеслась мимо его укрытия и быстро скрылась в подземных лабиринтах и переходах, Сергей еще долгое время не решался покинуть свое убежище. Почти целый час он прислушивался к тишине, прежде чем решился приоткрыть дверцу и включить фонарик. Обычно крысы не нападали на людей – это он хорошо знал, так как охота на человека предвещала крупные потери в их сообществе, но сейчас животные, казалось, просто обезумели от голода и страха. Они еще не остыли от битвы, в которой только что участвовали, и были готовы броситься на все, что могло шевелиться.
Вряд ли на свете существовала тварь, которую Сергей ненавидел бы больше, чем крыс. Даже домашние крысюки, выращиваемые для бегов или откармливаемые для шашлыков, не вызывали у него симпатии. Один их вид заставлял парня чувствовать тошноту. А мысль о том, что одно из этих исчадий ада, проскочивших мимо, может прикоснуться к нему своими когтистыми лапами и он почувствует его жаркое зловонное дыхание, доводила парня почти до сумасшествия.
Выждав некоторое время и полностью удостоверившись в том, что крысы больше не вернутся, он вылез из металлического ящика и стал пробираться наверх к основному перегону. Он торопился. Выбранный им окольный путь и голодная стая крысоволков и так сильно задержали его.
Молодой человек шел по туннелю, освещая дорогу фонариком в нервно трясущихся руках, но упорно продолжая поиск заветных цифр. Дрожащий луч метался по стенам, ненадолго задерживаясь в нишах, ровно настолько, чтобы разобрать давно написанные стершейся от времени краской цифры, затем перескакивал на присыпанные песком шпалы.
Задание-то шеф дал плевое. Найти на стене вожделенное число «545» и заложить под шпалу пакет. Сказать, что он боялся… нет, не боялся – он был в панике. Все шло наперекосяк с самого начала. Судорожно крутя головой по сторонам и вздрагивая от каждого шороха, Сергей брел по дорожке между проржавевшими рельсами.
– Хорошо ему рассуждать: обойдешь, мол, по коммуникациям блокпост и в двухстах метрах положишь в тайник пакет. И сразу же назад. – Так, бубня вполголоса себе под нос, скорее, чтобы успокоиться, чем выказать недовольство, он прошел уже почти весь путь. Судя по цифрам на тюбингах, закладка должна быть где-то метрах в десяти от него.
– А то он не знает, что перегон плохой и по одному тут ходить не рекомендуется? А последнее время тут вообще волосы дыбом встают. Ну и ладно, что я не дойду до того поезда, но он-то уже недалеко. Совсем рядышком. – От высказанной вслух мысли стало еще страшнее, связной остановился и замер. Тишина… В свете фонаря на стене, почти напротив него возникли долгожданные цифры «545».
– И чего именно тут? Нельзя было, что ли, поближе сделать? Дались ему эти пять, четыре, пять. Лучше фюрера по носу щелкнуть, чем влезать в этот туннель одному. В следующий раз откажусь, пусть сам лезет или со мной идет. – Так, ворча, Сергей вынул из-за пазухи небольшой бумажный пакет, завернутый в целлофан, быстро разгреб руками мусор и землю под одной из шпал. Как-то чересчур торопливо, словно он совершает преступление, запихал в образовавшуюся нишу пакет и, привстав, ногами засыпал тайник, затем аккуратно положил плоский камень около рельсы, пометив шпалу, под которой зарыл контейнер.
– Вот и все. – Он посветил в сторону, где, по его мнению, стоял застрявший поезд. Кажется, даже заметил темный, неподвижный силуэт, но в этот момент до его слуха донесся звук шагов, приближающихся со стороны станции. Торопливо выключив свет, Сергей прижался к ребристому тюбингу, на котором было написано искомое кодовое число, и затаился.
«Может, пронесет? Чего им так далеко от поста делать? Развернутся и уйдут… Нет тут никого, одни крысы… и я – крыса».
Но звук кованых сапог неумолимо приближался. На стенах заиграли отсветы от фонарей, стали слышны голоса переговаривающихся между собой людей.
– Старшой, может, хватит… Уже прошли вторую сотню, нет тут никого. Показалось тебе.
– Точно тебе говорю – я слышал, что кто-то туда пошел. И потом, что сказал обер-лейтенант: «Чтобы крыса не пробежала. Есть оперативная информация…»
– Ты сам знаешь, чего я: поезд уже недалеко. А мне около него всегда очень жутко. Я там раньше даже что-то видел…
– Шнапс надо меньше в нашем баре жрать, и мерещиться будет меньше. Ладно, Ганс, уговорил, проходим еще десяток метров и разворачиваемся.
Сергей прикинул в уме, что десяток метров заканчивается как раз напротив него и скрыться за такой ненадежной преградой, как эта ржавая, дырявая железяка, вряд ли удастся. Осторожно переставляя ноги, он попятился в спасительную темноту, пытаясь отойти подальше от той черты, которую обозначил для себя патруль. И вот он – закон подлости… осторожно передвигаясь, Сергей не заметил торчавшую из стены арматуру и, зацепившись за нее штаниной, с грохотом рухнул на землю. Все три фонаря фашистов синхронно повернулись на громкий звук, осветив распластавшуюся на шпалах фигуру. Один из патрульных, до этого не проронивший ни слова, кинулся к нарушителю. Связной, от ужаса даже не заботясь теперь о какой-либо осторожности, рванул во чрево туннеля, слыша за спиной стук кованых сапог и громкое сопенье догоняющего его бойца.
Двое оставшихся на месте дозорных даже не поняли, что произошло в следующий момент. Яркая беззвучная вспышка ослепила, и беглец вместе с их товарищем в полной боевой амуниции бесследно исчезли… Испуганно попятившись назад, прикрывая глаза, которые нестерпимо болели, старший патруля посветил вперед. Ничего и никого. Хотя нет, в свете белого луча, казалось, стояли два еле видимых силуэта, как раз в том месте, где только что были живые люди, а еще дальше, почти на пределе мощности фонаря, поблескивал фарами застрявший поезд. Не сговариваясь, два мужественных бойца развернулись и, громко бренча оружием, помчались назад, в сторону мерцающего вдалеке костра блокпоста станции Чеховская.
Непонятный грохот и топот ног, подпитанный многократным эхом, порядком перепугал блокпост Четвертого рейха. Рубеж ощетинился стволами, зажегся, и прожектор тревожно зашарил лучом по кишке туннеля за спинами бегущих патрульных. В мире подземелий все может быть: и волна мутантов, и Полис может напасть, что само по себе, конечно, маловероятно, но чем черт не шутит. Так ничего и не высветив – в круглом жерле метроперегона сквозняк лениво гонял поднятую ногами пыль – караульные успокоились и дали отбой. Только тогда сообразили, что в патруль ушли трое, а вернулись всего два бойца, да и те закрылись в досмотровой и на все вопросы лишь бешено вращали глазами, хватаясь за оружие при любом резком звуке. Так ничего и не добившись от патрульных, старший караула вызвал начальство. В конце концов – это не его головная боль. Ему главное, чтобы на вверенном ему КПП был полный порядок, и челноки исправно платили пошлину, не забывая делиться патрончиками с ним. А что там творится в темных перегонах – не его ума дело.
***
– Господин штандартенфюрер, у нас ЧП на блокпосту! Требуется наше вмешательство.
Штольц внутренне напрягся. Пару часов назад он послал своего связного заложить в тайник отчет для центра, и, судя по времени, тот уже должен был вернуться к своей Катерине.
– На каком блокпосту? – сказал он, отодвинув томик стихов Артура Шопенгауэра, который постоянно лежал у него на столе.
– Да в том-то и дело, что в сторону Боровицкой. Там заметили лазутчика и погнались за ним… – Фриц многозначительно замолчал.
Вот только этого не хватало. Еще этот увалень замолчал, паузу держит, как будто Станиславского начитался.
– Ну, Федя, не томи… поймали?
– Шеф, мы ж договаривались…
– O, mein Gott, – от внутреннего волнения Георгий Иванович даже перешел на немецкий. – Ну, хорошо, обер-лейтенант, докладывай уже по существу.
Великий язык из уст Штольца ввел адъютанта в благоговейный трепет, но справившись с эмоциями, Федор опять затараторил скороговоркой:
– Да тут вообще не понятно, они, наверное, с ума там все посходили – такую чушь несут…
«Вот послал бог помощничка. Видимо, самому придется идти и разбираться».
– Где они?
– Да заперли мы их в досмотровой. Так они, шеф, представляете, сами туда забились, да еще и просили их запереть. Еле-еле у них оружие отобрали, – последние слова Шмольке произносил уже на бегу, так как Георгий Иванович быстрым шагом вышел из своего кабинета и направился в сторону туннеля, ведущего к Полису.
Досмотровая представляла собой небольшую комнату, где вместо двери была установлена прочная решетка с небольшим окошком. Заключенные в ней раздевались и передавали одежду и вещи для обыска. Нацистов такие мелочи, как неудобство «клиента», не волновали, а чрезмерная стыдливость, иногда проявлявшаяся при досмотре, даже забавляла постовых и служила поводом для развлечения в, общем-то, однообразной службе.
Два крепких бойца, понурив головы, сидели в комнатке, но при виде подошедшего офицера в чине целого штандартенфюрера подскочили, как на пружинах, и, синхронно гаркнув подобающее случаю: «хайль», замерли по стойке смирно. Не ответив на приветствие, Штольц внимательно посмотрел сквозь решетку на запертых патрульных. Хоть оружие у них и забрали, вся амуниция и знаки различия остались. Крепкие, здоровые парни, а в глазах застыл испуг… Это, конечно, не сталкеры, которых уже трудно чем-то удивить, но все равно, что же испугало таких закаленных в боях воинов?
– Выведите их, – коротко распорядился Георгий Иванович.
Лязгнув ключом, охранник открыл калитку, и бойцы по одному протиснулись в узкий проем двери, замерли во фрунт перед большим начальником. Еще раз окинув взглядом провинившихся, Штольц остановился на унтер-офицере, который был в патруле старшим.
– Ну, рассказывай, что ж могло так напугать неустрашимых солдат Четвертого рейха. Или, может, вы не хотите носить это гордое имя? Так я могу похлопотать перед фюрером. Будете сидеть в тепле – в тупике, да свиньям хвосты накручивать, напевая: «Милый Августин». – Голос Штольца был спокойным и даже немного убаюкивающим, но холодный изучающий взгляд не предвещал уцелевшим бойцам патруля ничего хорошего.
Бойцы даже не сомневались, что если штандартенфюрер поставит себе такую цель, то роль свинопасов покажется весьма привлекательной, по сравнению с тем, что их может ожидать. А Георгий Иванович, хотя внешне это никак не проявлялось, был очень зол на двух ретивых служак. Потерять единственного связного… тупо… по глупости… по воле случая.
– Ну что, орлы, молчите, как курицы ощипанные? – Штольц еще раз окинул взглядом проштрафившихся и, ткнув пальцем в старшего по званию, коротко произнес. – Ты.
Унтер-офицер с посеревшим от ужаса лицом, заикаясь и запинаясь, начал рассказывать о событиях, случившихся с ним и его людьми в туннеле, ведущем на Боровицкую. Его теперь пугало не произошедшее, а ужасно каменное, непроницаемое лицо штандартенфюрера. Он уже мысленно распрощался с успешной карьерой, да и что там говорить, с жизнью тоже. Дезертирство – это самое страшное, в чем можно обвинить солдата Рейха. И наказание за это – смерть, долгая, мучительная и не искупающая позора. Закончив повествование, унтер-офицер замер, боясь даже дышать, чтобы не нарушить мыслительный процесс грозного начальника.
А Штольцу, конечно, было о чем подумать. «Связи-то с центром у него теперь нет. Как ни крути, а связного он лишился, и замены ему не было. Кроме всего прочего, неясная и какая-то мистическая опасность, раньше жившая среди людей станций в виде слухов и баек, которые разве что подростки рассказывали по вечерам, теперь обрела реальную, вполне ощутимую сущность. Жуткую и, он согласен с бойцами, вполне способную ввергнуть любого сильного человека в панический ужас. Забыть обо всем, кроме одной мысли: поскорее убраться с этого места, способного превратить человека в ничто… в облачко пара и даже в меньшее… в одну видимость этого облачка. «Что же теперь делать с донесением? Еще не известно, попал ли отчет в тайник. А если и попал, то возможно ли его забрать со стороны Боровицкой? Пауза затянулась. Конечно, допроса в службе безопасности им не избежать, но… Сейчас этот дылда в обморок рухнет».
– Солдат показать медику. Пусть им даст что-нибудь успокоительное. А туннель заблокировать. Наглухо! Впредь, до особого указания, туда никого не пропускать. Никого! Понятно? Ни при каких обстоятельствах. Ни туда, ни оттуда. При любой попытке – огонь на поражение.
Распоряжение штандартенфюрера будто отпустило до предела сжатую пружину нервов. Несмотря на его присутствие, постовые расслабились, а задержанные патрульные вымучено заулыбались и с раскрасневшимися лицами направились в лазарет, пока господин большой начальник не передумал и не решил их судьбу иначе. Среди этого праздника жизни только начальник блокпоста стоял грустным. Ведь закрытие перегона означало только одно – конец стабильному доходу. Пускай небольшому, но так согревающему душу.
Штольц сквозь пальцы смотрел на это послабление дисциплины. Он молча направился в сторону своего кабинета, даже не замечая следовавшего за ним как тень обер-лейтенанта. Помощник боялся нарушить ход мысли своего начальника и даже не догадывался, в каких далях бродит его разум. А вот Георгий Иванович был сейчас как раз недалеко. Все его мысли были о связном. Он так и сяк прокручивал ситуацию и не находил выхода. Остаться без связи было равнозначно катастрофе, нет, не провалу, но… «Черт, у Сергея же есть сестра. Катьку надо спасать. Она сейчас брата хватится – шум поднимет. А служба безопасности быстро два плюс два сложит: не зря они свой хлеб едят. И начнут девчонку крутить. Она-то ничего не знает, дуреха, а пропадет ни за грош. Банный, хоть и заплыл жиром, но далеко не дурак. А если до нее доберется Вайзер, то… Девчонку надо брать под крыло разведки, иначе защитить ее будет трудно. Может, потом, с оказией, можно будет ее переправить в Полис и весточку с ней передать».
Когда они вдвоем почти достигли дверей кабинета аналитического отдела разведки, Георгий Иванович, неожиданно остановился и, повернувшись к адъютанту, сказал:
– Федор, у меня к тебе дело. – И было в этом столько силы, что Шмольке даже не посмел поправить Георгия Ивановича.
– Слушаю, господин штандартенфюрер?
– Сейчас пойдешь на Пушкинскую. Найдешь там гауляйтера Вольфа. Передашь ему мою просьбу. – Он на весу, на клочке бумаги быстро написал записку, закончив ее размашистым росчерком, после чего отдал обер-лейтенанту. – С его разрешения, в жилом секторе найдешь Катарину Гордееву. Приведешь ее ко мне. И поторапливайся. Это очень важно.
Дождавшись, пока адъютант скроется на лестнице перехода на станцию Пушкинская, Георгий Иванович тяжело вздохнул и зашел в свой кабинет.
