Глава 18
Жизнь не сахар

Пропустив впереди себя Катю, Федор сам нырнул в круглый люк аварийного выхода, справедливо полагая, что следующий за ним по пятам «швейцар», периодически тычущий в его сгорбленную спину стволом дробовика, сам позаботится о его герметичности. Короткий, но неудобный лаз наконец закончился, и, вынырнув из такой же крысиной норы, что и снаружи, парень уперся в неприветливое дуло «калашникова». Рассматривая очередной срез калибра, Федор пришел к выводу, что, несмотря на различия сунутого ему в нос всякого вооружения, сам процесс был неизменно скучным и однообразным, и самое неприятное, это уже входило в какую-то дурацкую традицию.

В небольшую, хорошо освещенную комнатку набилась куча народа. Трое автоматчиков в полной амуниции, в бронежилетах и шлемах-сферах не спускали глаз с пришельцев, предусмотрительно не убирая оружие. Рядом с ними стоял колоритный мужик в камуфляже с погонами полковника. На выбритом виске красовалась яркая татуировка в виде двуглавого орла. Вылезший последним из лаза постовой стянул с себя противогаз, явив миру небритое, но довольно добродушное лицо, с такой же, может, немного меньше, чем у начальника, наколкой. Ухмыльнувшись самой приветливой из своих улыбок, он снял с плеча Федора многострадальный «ублюдок», после чего тоже наставил на гостей свой дробовик. Пауза затягивалась. Их откровенно разглядывали, как диковинных зверьков.

Первой не выдержала девушка. Противогаз она уже стянула раньше и смотрела на всех своими огромными испуганными глазами. Поежившись под взглядами мужчин, она безошибочно выбрала главного, и, игнорируя направленные на нее стволы, двинулась напрямую к нему. Командир сделал останавливающий жест для подчиненных, но, по-прежнему не произнеся ни слова, позволил подойти.

– Мы с Чеховской. Отправлены к вам с поручением от Штольца, – голос Кати дрожал от волнения.

– Как зовут? – голос командира был раскатист, как обвал в туннеле.

– Катя… – Гордеева оторопела от неожиданного вопроса.

– Не вас, а Штольца.

– Георгий Иванович, – совсем не понимая, к чему клонит полковник, и тушуясь, снизила голос почти до шепота девушка.

– Допустим, – Юшкевич дал знак бойцам опустить оружие. – И что же вас просил передать Штольц?

– А, да! – Катя расстегнула тяжелый прорезиненный плащ ОЗК и достала из кармана патрон, который ей передал резидент. – Вот его.

Командир взял патрон и сильными пальцами, как пассатижами, отвернул из гильзы пулю, после чего вытряхнул в ладонь плотно скрученный бумажный цилиндрик.

– Помыть, накормить и расквартировать, а как отдохнут – обоих ко мне. – Камуфлированный полковник, отдав распоряжение, вышел из помещения. За ним потянулся «почетный караул», и буквально в считаные секунды комната опустела. Остались в ней только вновь прибывшие гости и постовой.

– Ну, ты, что ли, нас кормить и квартировать будешь? – Федор недобро окинул взглядом «швейцара». Никаких претензий у него к нему не было. Просто сразу хорошо относиться к человеку, который только что направлял на тебя оружие, было трудновато.

– Нет, кормить, мыть и квартировать вас буду я. – В дверях, совершенно бесшумно, как тень, появился неприметный мужичок. О таких говорят: увидел и забыл. Истинный шпик, даже Федя с его опытом контрразведчика, не мог уловить черты его лица. Они были будто расплывчатыми, и стоило от него отвернуться, восстановить их в памяти было бы уже тяжело.

– Называйте меня Василий Андреевич, а фамилие мое Иванов.

Мужчина, одетый в простую кожаную куртку, добродушно улыбнулся.

– Оставляйте свои ОЗК и противогазы здесь и пойдемте за мной. Вас, как я слышал, Катя зовут. А вас, молодой человек?

– Фр… Федор, – парень покраснел. Он чуть не назвался своим старым именем, от которого, благодаря Кате, стал уже отвыкать.

– Катя и Федя – какая прелесть. Пойдемте за мной, молодые люди. Вы нас, честно говоря, очень удивили. Этот проход заблокирован неспроста. Арбатская площадь, на которую он выводит, считается крайне опасной и непроходимой. И гостей с этой стороны мы, как вы понимаете, не ожидали.

– Да уж… – Катю передернуло от нахлынувших воспоминаний о приключениях на поверхности.

Внимательно посмотрев на девушку, Василий Андреевич кивнул:

– Ладно, потом расскажете о своих злоключениях – сейчас завтракать и отдыхать. – Выведя их на ослепительно освещенную станцию, он вынужден был остановиться, так как оба гостя, открыв рот, остановились на пороге, разглядывая белоснежные арочные своды, освещенные, наверное, тысячей лампочек. Столько света ребята не видели никогда. Даже рынки на богатых Киевских и Проспекте Мира были как темные каморки по сравнению с этим великолепием. Иванов видел не раз подобную реакцию новичков, но не переставал ей умиляться. Он еще помнил то довоенное метро. А эти дети подземелий… Потерянное поколение. Как мало надо для восторга: вкрути лампочку, чтобы все было видно, и все – человек счастлив.

– Значит, зрелище вы получили, теперь надо и о хлебе подумать. Пойдемте, – он провел парочку в скромно обставленную комнату. – Вот, располагайтесь. Это помещение для гостей кшатриев.

– Так вы тоже военный, а у вас нет татуировки, – Катя наивно посмотрела на довольно длинные волосы опекуна. – А какое у вас звание?

– Майор, если вам интересно, а орлов у меня нет в силу специфики профессии. Вон у Георгия Ивановича тоже орлов нет, а он целый подполковник.

– В Рейхе он штандартенфюрер, что приравнивается к полковнику, – Федору вдруг стало обидно, что в Полисе его начальника ценили меньше, чем у нацистов.

– Эво как… надо будет поздравить при случае коллегу, – Василий Андреевич улыбнулся своей все понимающей улыбкой. Вот чем они похожи. Точно такую улыбку Федор видел у Штольца. Такую же улыбку человека, видящего всех насквозь. – Ладно, располагайтесь тут, а я сейчас с трапезой распоряжусь. – С этими словами Иванов скрылся за хлипкой фанерной дверью.

Катя присела на деревянный табурет и осмотрела комнату.

– Мне тут нравится, – конечно, по сравнению с маленькой палаткой, в которой она прожила всю жизнь, это был терем. Она устало вытянула ноги под стол и, посмотрев на жестяной чайник, судорожно сглотнула слюну. Только сейчас она осознала, что последний раз они ели больше суток назад, еще на Чеховской. Но калейдоскоп приключений и зашкалившие до предела выбросы адреналина, стегавшие измученное усталостью тело, как загнанную лошадь, будто выключили желудок, не позволяя даже хоть намеком напомнить мозгу об этом факте. А теперь, в тепле и покое, он отчаянно забурчал только от вида кухонной утвари. Правда, сильнее, чем есть, хотелось только спать, и Катя боялась, что не дождется обещанного ужина и уснет прямо тут… на этом уютном и удобном, как подушка, теплом чайнике.

Когда Катерина смирилась с мыслью, что ужина не дождаться, и уже прикидывала, как бы получше устроиться на столе, фанерная дверь приоткрылась и в образовавшийся просвет спиной стал протискиваться Иванов. Вместе с ним в комнатку ворвался, сводя с ума голодный мозг, запах запеченного мяса. Сон как рукой сняло. Еще не видя блюда, не попробовав его, ребята были уверены, что ничего вкуснее они в жизни не ели.

Федор вскочил и, придержав закрывающуюся створку, помог майору втиснуться в дверь. Наконец, он развернулся, явив любопытствующим на блюде шедевр кулинарного искусства подземного мира – еще дымящаяся запеченная свиная нога, казалось, говорила сама: «съешь меня, я божественно вкусна».

– В столовой ничего, кроме рульки, не было, – как бы извиняясь, произнес Василий Андреевич, но они этого не слышали, они уже ели, правда, только глазами, но смакуя каждый кусочек.

Выставив издевательски аппетитно пахнущую свиную голень по центру стола, он снял до этого сиротливо стоящий чайник и скрылся за хлопнувшей дверью, пробурчав себе под нос что-то вроде: «Я за чаем – приступайте».

Молодые люди переглянулись и, как по команде, накинулись на рульку, отрывая от нее руками обжигающе горячие, лоснящиеся от жира куски мяса, запихивая их себе в рот и блаженно жмурясь от удовольствия.

К тому моменту, когда их опекун вернулся с горячим чайником в руках, на блюде остались лишь аккуратно сложенные горкой косточки, а гости были похожи на двух сытых и довольных котов, которые, откинувшись на стульях, поглаживали свои пузики.

Майор, окинув взглядом остатки трапезы, искренне удивился:

– Ого, это, пожалуй, рекорд. Вы уверены, что не мутировали? – После чего, водрузив чайник на старое место, как монумент исчезнувшей в утробе людей рульке, достал из тумбочки три граненых стакана с подстаканниками и разлил в них душистый грибной напиток, который по неизвестной традиции все называли чаем.

– А теперь рассказывайте о своих приключениях, – произнес он, усаживаясь за стол с одним из стаканов.

И Федя начал свой рассказ, стараясь не пропускать основных событий с момента появления в туннеле аномалии. Иванов кивал, наверное, сходные проблемы были и у них. И одобрительно хмыкнул на идею Штольца послать их в Полис. Но все остальное повествование о сложном и опасном путешествии через половину метро и поверхность он молчал и лишь сосредоточенно что-то записывал в блокнотике. Слушая рассказ друга, Катерина ужаснулась – сколько же всего произошло с ними за эти дни, а особенно за последние двое суток. Хватит приключений на целую жизнь. Она с трудом отдавала себе отчет, что это все произошло именно с ней – с маленькой девочкой, сидящей на шее у брата, а не с крутым суровым сталкером.

Но более всего впечатлил Иванова рассказ о встрече с арахнидом на Арбате. Он даже отложил карандаш, внимая каждому слову рассказчика.

– Да, ребятки, будет вам что рассказать внукам. Одно могу сказать – еще никому не удавалось пройти весь Арбат. Даже экипированному отряду, а не то что двум юным, не имеющим опыта вылазок на поверхность людям, практически без оружия и снаряжения. Вы первые… везунчики! Теперь отдыхайте. Завтра у вас разговор с шефом разведки. – После этих слов Василий Андреевич отставил забытый остывший чай и, улыбнувшись своей всепонимающей улыбкой, вышел из комнаты.

Катя уже откровенно клевала носом. После вкусного и сытного ужина, или, судя по времени, завтрака, мозг окончательно передал управление желудку и, уходя, как хороший хозяин, гася свет, повернул рубильник в положение «сон». Противиться этому не было никаких сил как у одной, так и у другого. Да и зачем? Здесь, среди деловитого шума просыпающейся станции, можно безопасно окунуться в царство Морфея.

Командир полулежал в проеме двери охранки, опираясь спиной на косяк. Лицо его в свете зажженного Штольцем фонарика было настолько бледным, что могло поспорить с белизной черепа давно умершего охранника. Георгий Иванович сорвал с себя маску противогаза. Чего теперь уже бояться – выйти отсюда им не суждено. Осмотрев сталкера, Штольц пришел к выводу, что тот не жилец. Разворочены живот и правое подреберье. Из огромной зияющей раны вытекала черная, как чернила, кровь – не надо быть великим лекарем, чтобы понять, что повреждена печень.

– Что, плохо? – прохрипел командир.

– Да, не фонтан, метров пять надо хирургической нити, чтобы все это заштопать, – Штольц вынул перевязочный пакет и, раскрыв его, прижал к ране.

– Не надо, смысла нет, все равно мы отсюда не вылезем.

В ответ на его тихий голос за дверью раздался скрежет. Через вентиляцию слышалось урчание двигателя машины и редкие выстрелы из ствола крупного калибра.

Командир протянул Штольцу рацию:

– Ребят спаси, скажи, пускай уезжают.

– Мы в бетонной коробке, не возьмет, – сокрушенно покачал головой Георгий Иванович.

– Попробуй! – вымученно выкрикнул сталкер, и это съело последние силы.

Взяв из ослабевшей руки рацию и включив ее, Штольц нажал на тангету.

– «Коробочка»! Командир ранен, мы заблокированы – уходите. Прием…

Треск статики перекрывал голос – разобрать что-то было невозможно.

– Повторяю, уходите, приказ командира… Срочная эвакуация на базу… как поняли? Прием…

Ответа не последовало, треск статики перекрывал все, но звук двигателя «бардачка» стал затихать, и через пару минут в подвале установилась гнетущая тишина, которую вновь прервал душераздирающий скрежет когтей снаружи.

Сталкер опустил голову. Он был жив – грудь тяжело вздымалась, и при каждом вдохе кровь толчками сочилась наружу. Повязка уже промокла, а не прошло еще и пяти минут. Штольц присел возле раненого, собираясь поменять ее, но тот отстранил руку и шепотом, на большее сил уже не было, сказал:

– Не надо… не поможет… Оставь себе, меня перевязка уже не спасет.

– А мне она тоже ни к чему… Если только удавиться. Выйти из этого подвала я уже не смогу – стражи не пустят, да и пробиваться не с чем – у меня только пистолет остался, – Штольц улыбнулся. Сказано это было для капитан-лейтенанта, он-то знал свой финал. Взрывчатку оставлять он никому не собирался, а так как выбраться из хранилища не может, то и исход событий известен. – Так что терпи, хоть побеседуем подольше, – с этими словами он намотал еще один перевязочный пакет прямо поверх первого.

– Вот одного не пойму – чего тебя понесло с нами? На фанатика нацистского ты не похож – нормальный мужик. Поведай перед смертью. А то помру от любопытства, не дождусь, пока кровью истеку.

– Как зовут-то тебя, командир? – Штольц присел рядом с ним плечом к плечу и облокотился на стену.

– Виктор – победитель, значит. Не все мне побеждать, как видишь… – от приступа мучительного кашля его лицо исказила гримаса боли, а из угла рта потекла кровь.

– Дело у меня тут, Вить. Не должна эта взрывчатка в метро попасть. Потому и пошел. Так что по всем канонам я предатель.

– Понимаю. Так ты, значит, как я понял, ненадолго тут… за мной пойдешь?

– Вроде того. Ты на меня, Вить, не обижайся. Не собирался я вас подставлять. Думал, подорву мешки, и укатим, а вам наплету что-нибудь… а тут видишь как все повернулось. – Штольц посмотрел на командира: голова опущена на грудь, глаза заволокло туманом. Так и не понял, услышал он последнюю фразу или нет. – Покойся с миром, – Георгий Иванович закрыл умершему глаза. Со вздохом поднявшись с пыльного пола, он еще раз посмотрел на тело сталкера:

– И мне, пожалуй, пора. – Он отстегнул от разгрузки командира гранату – раритетную Ф-1 и направился в помещение с мешками. Снаружи мутанты как будто почувствовали, что люди задумали что-то неладное – дверь стали сотрясать размеренные сильные удары.

Ухмыльнувшись, Штольц покинул коридор:

– Торопят… боятся, что передумаю. Не волнуйтесь. Мы не можем выбрать, где мы родимся, но вправе выбрать, где и как нам умереть. И я свою смерть выбрал.

Точнее, смерть выбрала его, многие годы шла рядом, он давно свыкся с холодной и темной спутницей, разведчик находился под постоянной угрозой, его могли раскрыть, и расстрел только увенчал бы долгую череду мучительных допросов. Каждый день Штольц был готов умереть, и вот этот день наступил. И если о чем-то сожалел, то лишь о том, что многого не успел сделать… А сколько успел? Григорий Иванович улыбнулся, вспомнив Федора, легко отрекшегося от так и не прижившегося у них в обращении имени Фриц. Хоть один русский остался им, несмотря на все старания властной и бездушной машины нового вермахта. Как крестник, что ли? И это уже неплохо. Немцы издавна служили величию России, своей новой родины, стали русскими не меньше новых соотечественников. А сам Штольц решил, что, большое или малое, его служение подошло к концу. Нельзя допустить, чтобы огонь войны разгорелся снова в полную силу. Он откинул тяжелый, пыльный брезент, которым были накрыты обыкновенные капроновые мешки. «Сахар 50 кг», – бросилось Георгию Ивановичу в глаза на одном из верхних.

– Жизнь не сахар. – Штольц сорвал чеку и глубже засунул гранату под верхний мешок.

Литвинов втащил раненого в кабину и втиснул его в узкое пространство между креслом стрелка и задней стенкой, отделявшей жилой отсек от двигателя. Для этого пришлось снять огнетушитель, и он так и стоял с огнетушителем в руках, не зная, куда его деть. В этот момент в кабину с грохотом ввалился еще один шталкер, оттолкнув Игоря, от чего тот ударился спиной о ноги Вайзера, сидевшего на месте стрелка. Удивленно посмотрев на огнетушитель в его руках, вновь прибывший выхватил красный цилиндр и с остервенением запустил его в оскаленную морду мутанта, протискивающуюся в проем люка. Мент обиженно хрюкнул и скрылся из вида, позволив захлопнуть стальную створку. После чего шталкер с каким-то отчаяньем сорвал маску противогаза, явив Литвинову мокрое от пота, но довольно молодое лицо. Протиснувшись мимо Игоря, он уселся на место возле водителя, пытаясь разглядеть в смотровые щели, что творится за бортом. Тщетно. Машина была плотно облеплена телами мутантов.

– Мех, не топчись на месте, отъезжай от стены, отъезжай! Они из окон сигают, как блохи.

– А где она – эта стена, я же ни хрена не вижу, – проорал он в ответ и нажал на педаль газа. Машина взревела и врезалась острым бронированным носом в твердую преграду.

– Нащупал? – Чип потер ушибленный лоб.

Механик-водитель выругался и врубил заднюю передачу. Машина медленно попятилась назад, отползая подальше.

Чип оглянулся назад. Оглядев бледное, но сосредоточенное лицо Игоря, он кивнул на него механику.

– А это кто?

Механик, выкручивая руль, круша задним бампером припаркованные двадцать лет назад автомобили, не оглядываясь, прокричал: «Студент… с Вайзером… за пулеметом…» Тремя короткими фразами он выдал всю информацию и снова витиевато выругался, когда машина уперлась во что-то жесткое, не поддающееся разрушительным возможностям «бардачка». «Студент» съежился в уголке, не зная, что ему делать. Повлиять на ситуацию он теперь никак не мог, между ним и заданием майора встала непреодолимая преграда в виде хищных тварей, превосходивших людей числом и силой, лишь одна броня и защищала маленькую группу от полного уничтожения. Макс, непрерывно матерясь, остервенело крутил колесо поворота башенки, пытаясь длинным стволом КПВТ, как рычагом, расчистить себе обзор от навалившихся на броню тел. Через некоторое время это ему удалось, и он снова нажал на гашетку. Тесное пространство кабины, рассчитанной на трех человек, но в которую набилось пятеро здоровых мужиков, заполнил грохот мощного крупнокалиберного орудия.

Литвинов снизу вверх посмотрел на Макса. На лице того застыл восторг и наслаждение. Он просто упивался, разрывая на куски летящие вниз из окон тела мутантов, вопя от восторга, как ненормальный.

Машина довольно далеко отъехала от стены, и менты уже не могли спрыгнуть сверху на броню, а мощная огневая мощь вкупе с боевым безрассудством Макса Вайзера не позволяли им подобраться близко к броневику – видимость улучшилась, насколько это позволяли замазанные кровью стекла смотровых щелей.

– Надо командира со Штольцем вытаскивать. – Чип прильнул к щели, ничего не увидел, выругался и поднял бронезаслонку. Видимость значительно улучшилась. Небо на горизонте посветлело. Скоро яркое солнце вынудит людей скрыться под землей. Мутанты, оценив опасность, исходившую от железного монстра, к БРДМ больше не лезли, облепив, словно муравьи гусеницу, здание склада. Чип завороженно смотрел на бессчетное количество ментов, сверкающих глазами из каждого оконного проема.

Водитель со скрипом поднял свою бронезаслонку.

– Надо, – согласился мех. – Как?

Чип включил рацию на чистоте отряда. Треск статики. Нажав на тангету, он проорал в переговорник:

– Ком, это «коробочка», прием…

Статика и ни слова.

– Живы ли, – с сомнением произнес напарник, – смотри, что там творится.

Чип снова попытался связаться, с тем же отрицательным результатом.

– Вы, там! – Вайзер наклонился сверху, выглянув из башенки. – Кончай сопли лить, отходим.

Шталкеры с сомнением переглянулись. Выполнять приказ даже штандартенфюрера, здесь, на поверхности, они были не обязаны. Тут у них был только один командир, и он приказа к отходу не давал. Чип только открыл рот, чтобы послать этого новоявленного командира подальше, как вдруг ожила рация, Сквозь треск статики пробился явный голос.

– …дите, прием, как поняли? Отходите на базу, при…

– Принял, – Чип орал так, словно это позволит докричаться до командира и без рации.

– По-моему, это голос не командира, – с сомнением произнес мех.

– Какая разница, рация его, приказ вы слышали. Вперед. – Макс снова выпрямился к прицелу пулемета и дал прощальную длинную очередь по окнам здания управления. «Бардачок» заурчал и медленно выполз из двора, через разрушенные ворота, на улицу. Когда машина уже удалилась от Петровки на несколько сотен метров, здание вздрогнуло, словно живое, и осело, как поверженный воин. Броневик догнала мощная взрывная волна с грохотом. Когда пыль осела, почти весь комплекс зданий Петровки, 38, перестал существовать. На месте него осталась высокая куча строительного мусора с огромной воронкой по центру. Литвинов закрыл глаза. Он провалил задание. Зато Штольц сейчас выполнил свое, как настоящий герой, и теперь Игорь начал понимать, что значит быть разведчиком. Хотелось когда-нибудь стать таким же, давние мечты о сталкерах показались глупыми и детскими. БРДМ выровнял ход и возвращался в Рейх.

Сотрясение почвы, как будто кто-то чудовищно огромный повернулся набок, встряхнув землю и метровагон, вывело сущность из задумчивости, превратив ее в настоящий смерч, сокрушающий все на своем пути. А он видел впереди рельсы, освещенные блеклым светом многоцветного тумана…

Удар выкинул его из поезда. Бледное марево за спиной, заполнявшее собой весь туннель, потемнело и резко, с оглушительным хлопком сжалось, превратившись в еле видимую точку, которая тут же угасла в насупившей темноте.

Очнувшись на рельсах, первое, что он ощутил, – это боль во всем теле. Это даже обрадовало. Какое счастье ощущать боль! Ощущать руки, ноги…

На месте бывшего нечто остался метропоезд, поблескивающий уцелевшей фарой в свете какого-то далекого фонаря.

В сторону Боровицкой, шатаясь и спотыкаясь, брел человек. Пара рабочих, выкладывающих стену из красного кирпича, замерли, не зная, что делать с этим явлением, едва ли не более загадочным, чем почти привычный уже туман под боком.

– Стой, кто идет? Оружие на землю! – часовые в камуфляже отреагировали мгновенно, направив на новый объект лучи фонариков и стволы автоматов.

Человек остановился, он явно не знал, кто он, что ответить этим бойцам и есть ли у него оружие, чтобы положить его на землю. Но что-то происходило, менялось, люди бежали к нему. Люди!

Подопечные Банного стояли перед шефом, не понимая, чем, собственно, тот недоволен. Как ни крути, но задание, по их мнению, было выполнено. Да, конечно, трупов они не видели и голов в мешках для начальника не принесли, но выбраться из-под этого завала, даже если беглецы выжили после взрыва, было совершенно невозможно.

Банный тяжело вздохнул, на раскрасневшемся лице выступила испарина.

– Вы их взять должны были… взять. Схватить и допросить, болваны. Мне информация нужна была, идиоты, а не их трупы. А в расход уже потом. А что теперь?.. – Он не стал договаривать, что теперь ему нечем крыть козыри Штольца, потому что из-за двух нерасторопных придурков у него вместо сильных аргументов только два трупа. Которых, между прочим, ему никто и не предъявил.

Гауляйтер тяжело выдохнул, пытаясь успокоиться.

– Вы уверены, что точно все?

– Да, шеф, сто процентов. Они заперлись в каморке. Мы посмотрели по плану – выхода из нее нет. Время поджимало, от Смоленской патруль уже бежал на шум. Ну, мы и рванули. Хотели, правда, только дверь, но там все трухлявое. Перекрытия рухнули, шеф. Непредвиденные обстоятельства.

– Обстоятельства, – передразнил подручных Тарас Михайлович. – Смотрите, если они где вылезут, я вам тогда устрою обстоятельства. Пожалеете, что вас самих там не завалило.

В дверь решительно постучали, и, не дожидаясь разрешения, в кабинет ворвался Макс Вайзер. Пренебрежительно окинув взглядом шпиков Банного, он брезгливо махнул рукой, чтобы оба выметались, совершенно не заботясь, закончил ли хозяин кабинета с ними разговор или нет.

После того как эти двое вышли из кабинета, он бесцеремонно открыл бар хозяина, достал лучшую бутылку, гордость коллекции Тараса Михайловича, налил себе рюмку, залпом выпил и развалился в кресле.

Гауляйтер аж задохнулся от возмущения. Его красное лицо приобрело опасный синюшный оттенок.

Макс улыбнулся и ехидно заметил:

– Тарас, ты сейчас лопнешь.

– Макс, но надо иметь хоть какую-то порядочность. В конце концов, ты у меня в кабинете.

– Да ладно, – он снова достал бутылку и, налив бокал, стал медленно цедить. – У меня такая новость, что ты сам на радостях весь свой арсенал прикончишь, вот я и пользуюсь, пока есть что пить. И потом, у меня стресс – имею полное право, доктора даже прописали.

Банный сел за стол, внимательно разглядывая штандартенфюрера.

– В курсе, что Штольц с отрядом шталкеров поперся на поверхность за каким-то лешим?

Гауляйтер кивнул. Он знал, что Георгий Иванович, его заклятый «друг», выполняя задание самого фюрера, сейчас находится на поверхности. И дорого бы отдал, чтобы узнать подробности.

– Погиб!

Банный подумал, что ослышался.

– Как погиб?

– Героически, – Макс залпом допил коньяк и с сожалением посмотрел на пустой сосуд.

– Ты ничего не путаешь? – Тарас Михайлович Банный боялся поверить в свое счастье.

– Я только что с отрядом вернулся, точнее, с тем, что от него осталось. Командир со Штольцем был заблокирован в каком-то подвале и дал приказ отходить. А потом был взрыв и… – Вайзер сделал выразительный жест, изображая как минимум ядерный гриб. – И ни дома, ни подвала, ни командира, ни Штольца.

– Да-а-а… – Гауляйтер был растерян. Неожиданная потеря сильного противника вызвала смешанные чувства: радости, облегчения и одновременно разочарования и опустошения. А еще был страх. Вдруг Штольц – эта хитрая крыса – оставил где-то все свои тайны, и теперь, после его смерти, все это дерьмо про всех всплывет. Про всех… и про него тоже.

– Ладно, Тарас. Расслабься пока. – Вайзер поднялся из кресла и устало направился к двери, и только когда уже практически вышел из комнаты, добавил: – Свято место пусто-то не бывает.

– Подъем, сонное царство.

– А сколько мы уже спим? – Катя жмурилась, привстав на локте, под тусклой «лампочкой Ильича».

– Да часов шестнадцать уже подушки мнете. Вставайте, шеф уже не раз вас спрашивал. Есть новости. – Майор на секунду скрылся из проема, как будто что-то кому-то сказал, но, появившись, произнес: – Приводите себя в порядок и выходите. Я вас жду за дверью.

Вскочив, Катя влезла в видавшую виды футболку, мелькнув при этом обнаженной девичьей грудью, и натянула на себя унисексовый камуфлированный комбинезон. Умывшись в желтом эмалированном тазу, поливая себе из кувшина, занялась расчесыванием всклоченной копны своих шикарных для метро темных волос. Федор все это время, сидя на кровати, остервенело натирал кулаками глаза, пропустив спросонья такое интересное зрелище, но когда Катя освободила импровизированный будуар, поднялся и плеснул себе в лицо чистой воды.

Через пять минут парочка уже стояла возле Василия Андреевича.

– Готовы? – Он скептически осмотрел помятые физиономии. – Пойдемте, – и повел их закоулками Боровицкой в сторону перехода на Арбатскую, где находились основные силы кшатриев. После такого количества лестниц и переходов Катя окончательно запуталась и без помощи провожатого не скоро нашла бы обратную дорогу. Свернув в очередной поворот, Иванов гостеприимно распахнул дверь и пригласил их зайти.

Все отделы разведки похожи, как близнецы. В первый момент Федору даже показалось, что он попал в свой родной кабинет и за столом будет сидеть штандартенфюрер Штольц, но их встретил давешний полковник с татуированным орлом на виске.

– А, наконец-то… Проходите. Заждался уже. – Подождав, пока гости рассядутся на предложенные стулья, продолжил: – Сведения, которые вы принесли, настолько важные, что я не могу вам передать. Своим подвигом, а это я иначе трактовать не могу, вы заслужили полную лояльность Полиса.

– Мы, как бы, не в курсе этих сведений, – скромно произнесла Катерина.

– Ну, это не уменьшает вашей заслуги. Если в двух словах, то: нацисты надумали радикально переделать карту метро по своему усмотрению. Причем, как это им свойственно, очень жесткими методами – с большим количеством жертв. И если бы это им удалось, то они стали бы доминирующей силой всего выжившего человечества. Вот такой расклад. А помешать этому смогли только Георгий Иванович Штольц и вы. Судя по шифровке, он лично направился уничтожить склад взрывчатки, а вас отправил сюда, чтобы предупредить нас, если у него не выйдет.

– А у него вышло? – Катя, не утерпев, прервала вопросом шефа разведки.

– Мы отправили на место, указанное в донесении, отряд сталкеров. Они недавно вернулись и доложили, что комплекс зданий городского управления полиции превращен в непроходимые руины с огромной воронкой по центру. Относительно уцелело только юго-восточное крыло. Думаю, что свой план Штольц исполнил, а вот жив ли он сам – не знаю.

Замолчав, шеф забарабанил пальцами по крышке стола. Сокрушенно нахмурившись, от чего орел на его виске возмущенно взмахнул крыльями, он ушел в свои мысли, но вдруг, чему-то улыбнувшись, продолжил:

– Георгий Иванович просил позаботиться о вас, и я его просьбу выполню. В любом случае возвращаться в Рейх вам нельзя. Раз за вами охотилась команда ликвидаторов, значит, не все прошло чисто и вы были в разработке. Так что добро пожаловать в ваш новый дом. Можно сказать, с этого момента вы являетесь штатными сотрудниками разведки кшатриев. – Полковник улыбнулся и уже как-то по-домашнему продолжил: – тем более, судя по тому, что мне тут про вас рассказали, отдел приобретает хорошие кадры. И вот еще что! Вот вам первое задание. Что-то со стороны Чеховской народ к нам зачастил. Лезут, как тараканы, из всех щелей. Вы вот с поверхности, да и из закрытого туннеля вышел еще один человек. Правда, он никого не узнает и ничего не помнит. Вот и разберитесь. Кто это, не засланный ли казачок.

– А где он? – Пульс у Кати застучал в висках от волнения и предчувствия. Она была готова сорваться с места.

– В госпитале, где же еще? Иванов, распорядись проводить ребят, может, они ситуацию разъяснят.

Заперев дверь на ключ, майор сел напротив начальника.

– Литвинов… – задумчиво констатировал Юшкевич.

– Внедрение прошло прекрасно, сразу на высокий уровень.

– Сразу в офицеры произвели, что ли? – спросил все еще мрачный полковник.

– Не совсем. Вошел в доверие к одному из офицеров СД. И есть выбор: шталкерваффен или СС.

– Это он тебе уже успел так оперативно связь наладить и доложить?

– Нет, конечно, – усмехнулся майор. – Это шталкеры на Белорусской пьют без меры и орут громко. Особенно после рискованной операции на поверхности с использованием тяжелой техники. Надо подумать насчет парня…

– Ознакомить его с шифром и наладить связь как следует, чего тут думать.

– То есть продолжаем использовать? Не выводим обратно? Он не профессионал, рискованно…

– Он знал, на что идет. – Полковник еще больше нахмурился. – Нелегкая у нас с тобой работа. Одна из самых тяжелых, только не знают о ней ни хрена, будто все само собой делается. Литвинов у нас из сталкерской школы все-таки? Вот в шталкерах и оставим.

– На поверхности связь держать легче? «Закладку» оставить иногда проще, чем через человека, и надежнее.

– Да нет! Не готов он для СС, сломается еще… Не будем рисковать. Ни парнем, ни работой. А она у нас хуже, чем у сталкеров, – еще раз повторил полковник.