Глава 12
Награда за верность
Метровагон словно проявлялся из сумрака. В свою бытность подработки у фотографа Сергей наблюдал, как проявляются на фотобумаге из бело-молочного ничто контуры. Все четче и четче, и вот на бумаге видно лицо человека, которое потом приклеят на документ. Смешно! Был никто, а стал человек с именем и фамилией. Будто до этого человека не было, пока ему не вручили паспорт. Теперь же реальный мир являлся с неохотой, словно Она не отпускала его, словно пыталась оставить частичку себя в его душе. Мир был также эфемерен, как и сущность, державшая в плену, а он где-то посередине между ними. Парень был в ней… или среди нее… или, скорее, частью ее, трудно понять, а тем более объяснить, и одновременно он был в реальном древнем вагоне метро среди мумифицированных тел людей, умерших так давно, что даже время забыло их.
***
Подходы к платформе опустели, хотя обычно по утрам здесь не протолкнуться, ежедневные физические упражнения были отменены. Все спешили на Тверскую, и Штольц уже догадывался зачем… Снова дают «спектакль», вот только он еще не понял, при чем здесь рейхсфюрер и какое отношение к этому имеет он – штандартенфюрер, офицер аналитического отдела. К чему это столь официальное приглашение?
Из-за спин собравшихся не было видно, кто стоял у ступеней снова воздвигнутого дощатого эшафота. Первые ряды теснились у подножия шаткой постройки, не уступая удобного места, пока не разглядели целого штандартенфюрера, и лишь тогда почтительно расступились, давая дорогу. Офицер приветствовали, но в глазах застыло напряжение. Что-то было не так…. Происходило что-то неординарное.
Ширшов стоял рядом с палачами с таким видом, словно вешать собрались именно его. На потемневшем и мрачном лице резко обозначились морщины, не причесанные, как обычно, аккуратно седые усы повисли над сжавшимися в нитку и без того тонкими губами. Он начал тяжело подниматься по ступенькам. И только теперь за его спиной Георгий Иванович разглядел Елизавету. Девушка дрожала в руках конвоира службы безопасности, в глазах плескался ужас. Она беспомощно оглядывалась, и ее взгляд остановился на Штольце. Надежда искоркой вспыхнула на миг и угасла, она отвернулась, потом умоляющим жестом протянула к нему связанные веревкой руки. Ее толкнули, вынуждая следовать за Ширшовым вверх по ступеням. Георгий Иванович стоял неподвижно, будто его кто-то окатил ледяной водой из ведра, у него также перехватило дыхание от жуткого зрелища, свидетелем которого он сейчас станет. Почему-то вспомнился Гаусс-Гусев. Его слова. Рейх пожирает своих детей. А кто следующий? Может быть, действительно он – этнический немец Штольц Георгий Иванович?
– Во имя Великого рейха!
Голос Ширшова звучал глухо, но не дрогнул.
– Хайль!
Штандартенфюрер не шевельнулся, это не прошло незамеченным рейхсфюрером, но тот лишь устало прикрыл глаза.
– В нашей непримиримой и беспощадной борьбе за чистоту крови мы должны принимать все меры, чтобы мир был очищен от скверны, даже если она каким-то образом проникла в наши ряды! Выжить должны только достойные этого, поэтому мы безжалостно уничтожаем тех, кто не способен возродить человечество чистым и обновленным. Уничтожаем тех, кто не принадлежит к белой и лучшей расе. И тех, кто вообще не может быть причислен к людям даже анатомически, – мутантов. Их трудно выявить, но бдительность всегда и везде поможет нам сделать это. Как помогла сегодня обнаружить среди нас унтерменш.
Штольц не сводил взгляда с белого лица Лизхен, наверное, и сам выглядел не лучше. Она не слышала слов, уже ступив одной ногой за пределы, смерть наложила свою печать на очередную жертву, смирившуюся с неизбежным… Девушка еще что-то пыталась сказать ему. Взглядом, еле шевелящимися губами. Даже если бы она кричала, он не смог бы ее услышать, но чувствовал эту странную связь всем телом. Не знал, что именно она хотела сказать, видно, что-то свое, женское, сентиментальное. Георгий Иванович услышал совсем не это. Каким бы верным слугой Рейха ты бы ни был – умрешь в любой момент, если того пожелает фюрер. Впрочем, фюрер Марк Чёрный, собственно, как и его брат, тоже были здесь, и они не выглядели сильно довольными проявленной бдительностью. Их не радовал этот безжалостный вердикт. Ширшов продолжил:
– Неоспоримые доказательства заставляют нас принять меры и очистить мир от грязи, ведь такова наша миссия на этой земле!
– Хайль!
Рядом кто-то вскинул руку, сильно толкнув все еще неподвижного Штольца. Георгий Иванович с удивлением узнал в соседе гауляйтера Банного, который даже не замечал ничего вокруг, весь поглощенный зрелищем.
Конвоиры развернули Елизавету спиной к публике и разорвали на ней одежду. Девушка со слезами закрылась оставшимися лоскутками, на ее спине отчетливо виднелись темные пятнышки, похожие на роговые пластинки или чешуйки, они шли вдоль всего позвоночника, делая ее похожей на ящерку. Догадка вспыхнула в мозгу, затмив на мгновение все остальное. Рейхсфюрер не оглядываясь указал рукой на явные признаки мутации, даже сейчас продолжал изображать не палача, а беспристрастного судью. Беспристрастного ли? В других случаях, беспощадно стирая с лица земли недостойных жить, он был более красноречив, а сейчас невероятно сдержан в своих словах. Он не знал… И даже не догадывался. И никто не знал, потому что девушка никогда не ложилась в постель ни с одним из этих нацистов! Но кто мог знать? Кто-то… Иначе не стояла бы она сейчас там наверху над толпой, со слезами на глазах прикрываясь остатками одежды. Он снова перехватил ее умоляющий взгляд, О чем же его просила Лизхен? О помощи, сострадании или просто отвернуться и не смотреть на это унижение?!
– Во имя Великого рейха!
– Хайль!
Уверенно и твердо поднятая рука, его холодный взгляд встретился с взглядом Ширшова… И в этот момент прозвучал выстрел. Полураздетое тело рухнуло на колени, некрасиво съехало вниз по ступенькам, изуродованное пулей лицо стало неузнаваемым, лишь один глаз еще оставался открытым, но и его тут же залила кровь, вытекающая из раздробленной головы. Девушку кто-то перевернул, рассматривая чешуйки, Штольц подался назад, пока его не затоптали любопытные. Ширшов не знал… Он не знал. Иначе не был бы так растерян и раздавлен этой казнью.
***
– Ну что, Юр, генерал отдал приказ… – обратился полковник Мельников к начальнику разведуправения.
– А выполнять тебе. Спасибо, что высказался.
– Не благодари. Только за то, что высказался вовремя, пока ты там непарламентскими словами выражаться не начал. Совет все-таки… Положение обязывает.
– Вот они мне где все уже! – Юшкевич провел ладонью под подбородком, заодно вытер вспотевшую от волнения шею. – И советы, и советчики!
– Ничего, где наша не пропадала… Генерал приказал: станции будут заблокированы на выход, чтобы панику и слухи не разносили. Населению объявлено, что есть некоторая угроза обрушения свода в глубине туннеля, а пока специалисты работают, грунт укрепляют.
– А на выход не ломанутся? От угрозы-то? – усомнился Юшкевич, которому не приходилось по долгу службы работать с толпой и держать ее под контролем.
– Обязательно! – засмеялся Мельник. – Эвакуируем людей на соседние платформы, по краю возле путей выставим защитное ограждение, посты, тридцатиметровая зона безопасности. Оборудование геологическое развернем даже для конспирации. Ты скажи, что тебе надо.
– Выпустить из Полиса моего человека. Связник. Очень срочно.
– Я понял про туннель. Рейх – одна из самых горячих точек по вашему ведомству. Согласуем, и данные на своего человечка нашим продиктуй. Проведем незаметно, скажи только куда. – Полковник уже поглядывал в сторону Боровицкой, откуда организованно выводили жителей. Насколько это вообще было возможно организовать с трепыхавшимися браминами и ничего не понимающими гостями Полиса.
– В Ганзу. Кратчайшим путем. Особого снаряжения не требуется. Курсант сталкерской школы Литвинов Игорь. – коротко отрапортовал Юшкевич. – До Ганзы сопроводит инструктор майор Иванов.
– Работай, разведка! Налаживай связь. А мы проконтролируем, чтобы паники не было.
На станцию тащили огнеметы. Вычислить их под чехлами мог лишь опытный глаз. Если такие люди и были в толпе, быстро перемещавшейся на Арбатскую навстречу двум полковникам, то они не хуже кшатриев понимали, что стоило бы помолчать, не подвергая риску остальных. А просто прибавить ходу. Профессионалы знают свою работу.
Камуфляж в качестве буров и мешков цемента удался на славу. Побросав этот «реквизит» на краю платформы, кшатрии в рабочих комбинезонах спрыгнули на пути и направились в глубину, прямо в черное жерло. Юшкевич решил лично убедиться, что туннель стал непроходимым. Судя по телефонному сообщению с той стороны, в глубине пропал по меньшей мере один человек, не стоило недооценивать эту на первый взгляд обычную темноту, пахнувшую сыростью и гнилым деревом. Лучи фонарей выхватили из мрака заграждение, дальше кшатриев не пускал блокпост, пока не удостоверил личности. Бойцы отсалютовали старшим по званию, но от сопровождения те отказались. Где-то в глубине уже заклубился туман, странно мерцая на свету.
– Чертовщина, – констатировал Мельник.
– Бригада экзорцистов уже на месте… – хмыкнул разведчик. – Сначала водой святой ее побрызгают. Потом и свечкой попробуем.
– И заклинания не помешают, – подержал из-за спины невесть как просочившийся следом брамин Крушинин.
– А вы, Семен Михайлович, как раз по болтовне специалист! Вот и займитесь.
– Займусь, Юрий… – брамин задумчиво всматривался в неведомое. – А у вас дел хватает.
– Это верно. – И убедившись в том, что туннель на самом деле опасен и заблокирован, полковник Юшкевич развернулся и направился к станции.
Дел хватало. Провести мимо постов курсанта, на которого была сейчас вся надежда: единственная слабая ниточка, которая свяжет Ментора-Штольца с центром. Объяснить парню всю важность поставленной задачи… За спиной полыхнуло оранжевым и заревело пламя огнемета. Юшкевич оглянулся. Черные тюбинги проступили из темноты на несколько секунд и снова спрятались в непроницаемую белую мглу.
***
Рейхсфюрер сошел вниз, еще более суровый, чем обычно, перед ним люди расступились, и Георгий Иванович снова увидел распластавшееся на полу тело, круглые пятнышки на белой спине в более подходящей обстановке выглядели бы даже сексуально, природа постаралась наделить девушку не только особенными способностями, но и особенной красотой. А вопящее зверье пачкало кровью эту хрупкую и безжизненную оболочку, которой все происходящее было уже безразлично…
– Пойдемте со мной, Георгий. Наше дело сделано, СС помогает людям обрести правильный путь, но не присоединится к этой вакханалии.
– Герр канцлер, вы предполагали, что зрелище меня травмирует чем-то? Или…
– Или вам захочется сорвать зло из-за того, что испытывали какие-то чувства к недочеловеку? Нет, я так не думал. У вас достаточно хладнокровия, запах крови жертв не ударяет вам в голову. Потому что вас трудно удивить… Но сегодня был удивлен даже я, поэтому составьте мне компанию, если не пропал еще вкус, в том числе и к крепким напиткам.
Штольц не отказался, выпить и в самом деле хотелось, несмотря на то, что на завтра назначен выход на поверхность. Впрочем, наливаться до самых бровей Ширшов и не предложит. Может быть, немного ослабнет эта головная боль. Почему же где-то там за спиной «люди» устроили себе местную кунсткамеру, издеваясь над трупом, слегка отличающимся от них самих?! Девушка была достойна жить… Даже здесь. Впрочем, с такими отметинами на теле прожила бы она все равно недолго. Пропустив вперед рейхсфюрера, он закрыл за собой дверь.
– Подайте посуду, Георгий. И не смотрите на меня так – мне тоже иногда хочется выпить…
Коричневатая жидкость чуть пролилась мимо небольших стаканов, отчетливо запахло хорошим виски, к услугам Ширшова были безотказные шталкерваффен, чтобы снабжать идеологов Четвертого рейха всем необходимым. Константин Сергеевич молча выпил свою порцию одним глотком. Штольц еще глядел в стакан, отражающий мягкий свет лампочки за зеленым, немного пыльным абажуром.
«Сучка! Какая же сучка!» Лизхен была слишком осторожна, чтобы позволить кому-то из мужчин увидеть ее тело, да и просто еще не испытала потребности в этом: грубоватые шталкеры и скользкие жестокие нацисты не располагали к взаимности, чтобы влюбиться и терзаться сомнениями, выдаст парень ее тайну или нет. Блики на поверхности пахучего вискаря притягивали взгляд. Вода… Душ на Чеховской был устроен так, что высокие перегородки разделяли его на отдельные кабинки, где сверху едва текло или брызгало из вмурованного в стену шланга с каким-то нацепленным на него решетом. Но ведь и одного мгновения достаточно! Не мужчина, а женщина могла случайно рассмотреть неосторожно повернувшуюся или наклонившуюся за скользким мылом Лизу. И молчать до поры до времени… Пока эта информация не стала решающей и очень важной! Штольц одним глотком выпил содержимое стакана, не чувствуя вкуса. Жаль. Вкус был отменным. Рейхсфюрер сидел напротив за столом, такой же задумчивый и молчаливый, сложил пальцы домиком и смотрел на противоположную стену.
«Кто мог сказать? Да кто угодно! Узрели одним глазком, и дай бог, чтобы одежду успели натянуть, спеша сообщить фюреру». Нет. Спиртное в умеренном количестве прояснило голову. Не фюрер… Фюреры меняются, а Ширшов остается на своем месте. Меняются хозяева кабинетов, когда кого-то расстреливают в темном туннеле, а кто-то просто исчезает в никуда. Ширшов… Но он совершенно необходим здесь, он, сумевший железным кулаком раздавить неповиновение и навести свой любимый порядок. Сумевший нагнать страху даже на эту палату для буйных, именуемую Рейхом! Возродивший из пепла призрак вермахта, он единственный в своем роде и незаменимый… Но даже на него можно было бы повлиять, используя шантаж, уличив в слепоте при подборе кадров, а к этому вопросу Ширшов относится очень серьезно. Потому и молчит сейчас… Ему не нужно слушать обвинения, и он умеет оценить последствия собственных ошибок. Достаточно опытен и умен, чтобы тут же их и исправить! Штольц снова заглянул в стакан, допил уже сбежавшие по стенкам на дно последние капли. Отличный виски. Вот теперь он чувствовал приятный маслянистый вкус. И помогло скрыть непроизвольную улыбку при мысли о рейхсфюрере. О том, что хотелось сделать и с ним… Кому какая роль отводится… Внутри сейчас не разгоралось яростное чувство мести, а разливался холод очередного хитрого замысла. Нельзя недооценивать резидента, он отлично умеет убирать с пути препятствия, для него всегда открыт выход из любой ситуации. Только выход этот не самый приятный, не для всех хорош. Штольц ясно видел отражение собственных мыслей на лице рейхсфюрера, и тот сейчас обдумывал следующий свой ход. Пришел к какому-то выводу и прервал молчание.
– Мы уже проверили наш второй «детектор лжи», оказался обычным человеком. Хоть он и менее эффективен, чем Елизавета.
– Она верно служила вам… Насколько я помню историю, жители оккупированных территорий не уничтожалось, а служили нуждам Германии.
– Согласно директиве Третьего рейха высшая раса должна была по крайней мере вдвое превосходить численностью остальное население. Нужна и рабочая сила, но поставленная в такие условия и под такой контроль, чтобы не допустить ее излишнего размножения. Кого-то придется оставить в живых, но не тех, кто уродует лицо человеческой расы вообще, и не только истинной. Мутанты подлежат обязательному истреблению, их существование рядом с нами невозможно. Но кое-что мне стало понятно: девушка отчасти напоминала рептилию, а всякие гады и земноводные крайне чувствительны к теплу и вибрации… Поэтому она никогда не ошибалась на допросах.
– А как вы могли не заметить? Не в упрек вам, Константин Сергеевич, просто интересно.
– Я был хорошо знаком с ее матерью. Ни у нее, ни у Елизаветы в детстве не наблюдалось никаких странностей, хотя если вспомнить, жили они действительно слишком замкнуто, понятно отчего… Женщина знала, что дочь не ожидает ничего хорошего, и пыталась оберегать по мере сил. Матери защищают детей любой ценой, даже таких выродков. Мне только непонятно, как получилось такое сходство с человеком.
– Вы же не думаете, что… это наследственность?
– Георгий! Вы же бывший учитель, не разочаровывайте меня своей безграмотностью, разумеется, никаких ящеров в роду не было, а это обычная мутация вследствие радиоактивного облучения плода. Неужели не слышали, что человеческий эмбрион, когда формируется, проходит все стадии эволюционного развития? От одноклеточного до высшего примата. А на определенном этапе и у вас, и у меня были жабры, из которых образуется человеческое ухо. У Елизаветы просто остались некоторые свойства, которые должны были исчезнуть как рудиментарные, но из-за радиации или чего-то еще сохранились и даже не нарушили остального развития организма. Случайность. А вот в будущем потомстве эти признаки могли закрепиться как доминирующие, и мы не могли этого допустить. Я думал о стерилизации, когда это обнаружилось, но никаких исключений быть не должно. Ни для кого…
Ширшов, как всегда, вывернулся из сложной ситуации. Видно было, что решение далось ему нелегко, но он бы не пробыл на своем посту столько лет бессменно, если бы не умел вовремя принять правильные меры. Жертвовать тем, кем нужно. Заставить себя забыть то, что мешает, и помнить только о необходимости. Штольц понял сейчас, почему в этом кабинете, с этим человеком ему иногда становится странно комфортно… Рейхсфюрер тоже играл свою роль. Но делал это более искренне и убежденно, вжившись в нее до конца! Константин Сергеевич… Здравствуйте, господин Станиславский.
Рейхсфюрер раз и навсегда поставил интересы общего дела выше всего остального. Порядок один для всех, и всем придется с этим смириться. Вот только Ширшов в своей холодной принципиальности не понимал, какие силы набирают мощь внутри этого парового котла, и перекрывал единственный предохранительный клапан, не позволяя людям хоть иногда становиться собой, затягивая германскую петлю на русской неподатливой шее, а высшие офицерские чины вынуждены были прятаться, как школьники, запираясь с бутылкой в кабинете, и бегать в знаменитые бордели Китай-города и Треугольника, сохраняя видимость чистоты помыслов. Штольц не встречал людей, которые могли бы настолько отрешиться от всего человеческого, как требует от них глава СС. Но ведь отдаленное будущее Четвертого рейха не в его руках, пусть сам рейхсфюрер доведет работу до конца. И когда этот, сжатый со всех сторон, котел противоречий взорвется под ногами, никакой бог с языческим именем Орднунг не спасет его.
