Глава 5
Цирк-шапито

На выходе из пещеры Поште пришлось еще раз вступить в бой – караул сектантов, заслышав пальбу в центральном зале, все-таки удержался от того, чтобы броситься выяснять, в чем дело, и остался на своих постах. Похвальное поведение для часового, конечно, но Поште от этого было не легче – оружия у него не было, Олеся еле плелась, рыдая на ходу, а культисты были взвинчены и готовы к бою.

Пришлось прибегнуть к военной хитрости, которой так славился клан листонош и за которую покойный вахмистр Огнев и позвал с собой Пошту.

– Там! – завопил Пошта при виде часовых. – Он! Явился! Наконец-то!

– Кто?! – опешили те.

– Серый Свет! Настало время избавления!

Культисты растерялись, а Пошта подскочил к ближайшему, двинул ему в челюсть, вырвал из рук СКС и прицельным выстрелом убил второго. Третий успел нырнуть за камень и почти – почти! – застрелил Пошту из обреза, но его отвлекла своим визгом Олеся. Листоноша поймал последнего культиста на мушку, нажал на спуск – но древний карабин только сухо щелкнул.

Патронам было лет сто, не меньше, прикинул Пошта, прыжком сокращая расстояние и перехватывая карабин за ствол. Чем хорош СКС – его, как трехлинейку, можно использовать как дубину.

Удар, и череп культиста треснул, как перезрелый арбуз. Приклад уцелел, но Пошта без жалости отбросил бесполезное оружие. Не обращая внимания на причитания Олеси, он обшарил карманы убитых, обнаружил три гранаты – по одной на рыло, две Ф-1 и одну РГД. Из «лимонок» он соорудил растяжки на выходе из пещеры, а РГД с выдернутой чекой пристроил под последним трупом. Похоронную команду Серого Света будет ждать неприятный сюрприз.

Снаружи вовсю полыхало солнце, слепя глаза и обжигая кожу. Пошта напялил на Олесю трофейный респиратор – нечего ей дышать зараженным воздухом (хотя тут, в горах, уровень радиации, по идее, должен быть поменьше – но береженого бог бережет, а небереженого Серый Свет ждет) и потащил вниз по осыпающимся камням. Спускаться всегда тяжелее, чем подниматься, можно легко подвернуть лодыжку и сдохнуть в горах от такой вот пустяковой травмы.

Сзади грохнул взрыв, потом еще один. Пошта обернулся.

Твою ж мать!

Сработавшие мины-ловушки вызвали мини-обвал, который грозил вот-вот перерасти в настоящую лавину.

– Быстрее! – заорал он, дергая Олесю за руку.

Они успели в последний момент – укрылись за огромным валуном, и град камней, вызванный обвалом, пронесся мимо них, укутав желтой пылью.

Прокашлявшись, Пошта осторожно выглянул наружу. Центральный вход в Чуфут-Кале был надежно запечатан взрывом. Конечно, оставались и другие крысиные норы, но пока культисты заняты зализыванием ран и подсчетом потерь, у Пошты и Олеси появилась небольшая фора.

– К-куда мы теперь? – испуганно спросила Олеся.

– В Бахче-Сарай, – ответил Пошта.

– А п-почему?

– По кочану, – огрызнулся тот. – Конь у меня там.

«Который мне дороже, чем ты, – мысленно добавил листоноша. – Навязали тебя на мою голову, красавица!»

Олеся послушно кивнула:

– В Бахче-Сарай…

К городу они вышли под вечер. Там царила суматоха – обвал в горах, вызванный боевыми действиями против секты Серого Света, не прошел незамеченным. Горели огни, по улицам курсировали патрули ханского войска, проверяя документы и национальность каждого встречного – видимо, хан Арслан Гирей опасался, как бы под шумок в Бахче-Сарай не проникли бы сектанты, или, чего хуже, москали и жиды.

Пошту не трогали – признавали в нем листоношу.

Добрались до гостиницы, где Пошта оставил на конюшне Одина. Тот, нисколечко не скучая, жевал овес и был меланхоличен. Пошта потрепал коня по холке и пошел к хозяину гостиницы.

– Я хочу забрать свои вещи, – потребовал листоноша, имея в виду «Глок» и флотский дешифратор, которые оставил на хранение в сейфе гостиницы перед рейдом в Чуфут-Кале. Деньги он, дабы не вводить персонал в искушение, спрятал в уздечке Одина – пусть попробуют украсть.

Хозяин воровато огляделся.

– Уважаемый господин, – залебезил он, – нижайше прошу простить меня, но это никак невозможно…

– Что?! – рассвирепел Пошта. Слухи о том, что бахчесарайцы нечисты на руку и склонны к воровству, находили свое подтверждение. Но каким же надо быть кретином, чтобы обворовать листоношу? Неужели хозяин – немолодой и очень жирный татарин – этого не понимал?

– Приходили с обыском, – виновато пискнул татарин, трепыхаясь в могучей хватке Пошты (тот сгреб его за шиворот и приподнял над конторкой). – Ханская стража. Все изъяли. И пистолет, и коробку вашу.

– Вот ведь, – раздосадовано отшвырнул татарина Пошта. – И куда дели?

С «Глоком», конечно, можно попрощаться – такое добро грех не прикарманить. А дешифратор-то им зачем? В лучшем случае – сдали в казенное хранилище. В худшем – выбросили в сточную канаву.

– Вам надо обратиться к юз-баши, – посоветовал хозяин робко, – он отвечает за наш квартал.

– К чертям юз-баши! – решил Пошта. – Утром пойду к хану лично. И не дай бог выяснится, что ты мне наврал.

Хозяин побледнел, а Пошта провел Олесю к себе в номер, уложил в постель, укутав одеялом – девочку начинало трясти после шока, а сам расположился на полу у двери, приготовив трофейный обрез и нож.

Утром, едва рассвело, Пошта разбудил Олесю, они спустились вниз и позавтракали шаурмой, после чего Пошта рассчитался за постой и использование конюшни, вывел Одина, усадил на него Олесю и повел в поводу в сторону ханского дворца.

– Они… они правда все погибли? – спросила Олеся.

– Кто? – не понял Пошта.

– Казаки. Вахмистр. Культисты.

– Ну, культисты, пожалуй, не все, – рассудил Пошта. – Поэтому нам здесь лучше не задерживаться. А казаки… Прости, красавица, но – да. Погибли. Все. Вызволяя тебя. Такая у них служба.

Олеся всхлипнула.

– А я… я думала, что мне все это приснилось…

Пошта промолчал. С горем каждый человек должен справляться сам, утешай – не утешай, легче не станет.

– Как ты к ним угодила-то, к культистам этим долбанным? – поинтересовался он, чтобы заполнить паузу.

– Не знаю… не помню… тусила с ребятами на Новой Хортице. Подошел такой, в сером капюшоне, говорит – хотите увидеть Серый Свет? А мы «плесенью» закидывались, и водкой запивали, нам уже все равно было. Ну и попробовали, сначала в ампулах – ломаешь и нюхаешь, а потом еще и в таблетках догнались. Больше ничего не помню. В себя пришла уже в пещере.

«Да, – подумал Пошта, – ходячая иллюстрация к тезисам о моральном разложении молодежи. Катаклизм, казачья Сечь, строгие нравы – а дети и подростки совершают те же ошибки…»

– И что в пещере? – спросил он.

– Холодно и голодно было, – ответила девушка. – Но – зато не били. И не насиловали, как я боялась. Кормили раз в день, одна каша, и молиться заставляли по шесть раз на дню. А хуже всего, что на воздух не выпускали, так и сидели в каменном мешке. Парень один был, Сережа, так он вообще с ума сошел, голову об стенку разбил…

Пошта хмыкнул. «Ты, – подумал он, – девочка, легко отделалась. Одним испугом. И из-за одной малолетней дурочки столько ребят погибло. Непростых парней – пластунов, спецуры… Эх!»

Они подъехали к ханскому Сараю, и Пошта помог Олесе спешиться.

– Это еще что за тварь? – спросил один из стражников, качнув стволом РПК в сторону Одина.

Тот недобро ощерил зубы.

– Это мой боевой конь, – пояснил Пошта. – Он тут постоит, хорошо? Вы его не трогайте, он вас не тронет. Все целее будут.

– Какой же это конь? – удивился стражник. – Это мутант. Восемь лап, и зеленый. В расход его надо, зачем мутанту жить?

«А тебе зачем? – захотелось спросить Поште. Ты же, блин, простейшее одноклеточное существо, находящееся на низшей ступени развития, а туда же: в расход мутантов, потом москалей, потом вообще всех, на кого хан укажет…»

– Это боевой конь клана листонош, – холодно пояснил Пошта. – А я – листоноша. Еще вопросы?

Стражник, оробев, пожал плечами.

– Вот и славно, – сказал Пошта. – Мне нужна аудиенция у хана Арслая.

Стражник сглотнул.

– Че, совсем офигел? – спросил он. – Да тебе секир-башка мигом сделают!

– Это мои проблемы, – устало вздохнул Пошта. – Иди, доложи своему начальству – мол, прибыл Пошта из клана листонош, требует аудиенции. А нас проводи куда-нибудь внутрь, а то ежели узнают, что оставил нас на солнышке печься – будешь не Сарай охранять, а трущобы патрулировать. Понял?

Не зря говорят – наглость города берет. Стражник, не привычный к такому обращению, оробел. Он провел Пошту с Олесей в караулку (Одина Пошта привязал к коновязи в тенечке) и даже принес холодной воды и шербета, а потом ускакал искать начальство и стращать их неведомым Поштой из клана листонош (видать, большим начальником, раз так себя ведет!)

– А листоноши – это кто? – спросила Олеся, тоже пребывая под впечатлением от бравады и наглости Пошты.

– Стыдно не знать элементарных вещей, – пожурил ее Пошта. – Листоноши – это такие особые люди, которые делают все, чтобы спасти людей обычных от вымирания и деградации. Мы ищем выживших, налаживаем связь между общинами, способствуем обмену информацией. Мы стараемся возродить погибший мир.

– А, – сказала Олеся, потускнев взором. Ей явно стало скучно.

«Красивая, но дура, – сделал вывод для себя Пошта. – Все красивые бабы – дуры. Ну ничего. Сбагрю ее атаману – и в Джанкой. Только сначала Зубочистку надо изловить, гада, и перфокарту вернуть».

– Хан примет вас через полчаса, – сообщил стражник, материализовавшийся из ниоткуда.

– Вот и славно, – сказал Пошта. – Я подремлю, а ты меня разбуди через полчасика, – попросил он Олесю, после чего по-хозяйки расположился на диванчике и захрапел.

Когда Олеся его растолкала, весь Сарай испуганно притих – как же, к нам приехал ревизор из клана листонош! Похоже, все решили, что Пошта тут с официальным визитом и это как-то связано со вчерашней войной в горах и обвалом.

Двое стражников с погонами он-баши – десятников, лейтенантов по-простому, проводили листоношу со спутницей в тронный зал.

Здесь каждый квадратный сантиметр пола, стен и даже потолка покрывали ковры – роскошные, яркие, разноцветные, усеянные орнаментом и геометрическими узорами, они скрадывали шаги и гасили все звуки.

Под потолком бесшумно крутился вентилятор – хотя электричества в Сарае не было, как и во всем городе; значит, где-то кто-то крутил педали велотренажера (например, раб или провинившийся стражник), чтобы хана обдувал приятный ветерок.

Хан, похожий на гигантскую лягушку, восседал на троне, сделанном из зубоврачебного кресла. Был он одет в расшитый золотом халат, панаму-афганку, темные очки и весь, абсолютно весь увешан побрякушками. Толстая золотая цепь на шее, перстни с рубинами и сапфирами на толстых, поросших волосами пальцах, серьги в ушах… Хан сиял и бренчал, как ювелирная лавка.

У ног его сидели две малолетние невольницы, разминая его босые стопы.

– Чем могу служить достопочтенному клану листонош? – голосок у хана оказался неожиданно высоким. Морда его, круглая, жирная, лоснилась от пота, над верхней губой топорщилась полоска усов. Хан Арслай Гирей Второй был омерзителен даже на вид. О характере его ходили самые дурные слухи.

– Я – Пошта, из клана листонош, – представился Пошта. – Нахожусь в Бахче-Сарае по личной надобности, с неофициальным визитом.

Черные гусеницы бровей сползлись к переносице Арслая. «Неофициальным? – читалось на его лице. – Тогда почему этого смерда ко мне пропустили?»

– Вчера во время обыска, – продолжал Пошта, как ни в чем не бывало, – у меня был изъят крайне ценный для нашего клана предмет.

– Всего-то? – взвизгнул негодующе хан. – Из-за такой ерунды меня побеспокоили?!

– Это не ерунда, ваше ханство, – вежливо, но твердо возразил Пошта. – Я не прошу вернуть его. Я прошу сохранить его до приезда официальной делегации нашего клана.

Хан скривился.

– Я вам что, камера хранения? И что это за предмет такой? Брильянт чистой воды? Или изумруд?

– Флотский дешифратор спутниковых сигналов, – сообщил Пошта, и хан мигом утратил интерес.

– А что это за девица? – спросил он, разглядывая Олесю.

Глазки Арслая Герая Второго масляно заблестели. Олеся все еще была одета в рваные лохмотья, и сквозь прорехи соблазнительно проглядывало тело.

– Неужто это дар клана листонош моему гарему? – хан облизнулся.

– Нет, – покачал головой Пошта. – Это – дочь есаула Тапилины из Казачьей Сечи, я должен вернуть ее отцу!

– О! – поднял палец Арслан Гирей Второй. – Как кстати! Ты держишь путь в Сечь?

– Ну да, – кивнул Пошта.

– Тогда услуга за услугу! – потер ладошки хан. – Я дам тебе письмо для гетмана Остапа Дорошенко. Ты же листоноша, то бишь почтальон, так? Вот и доставишь записочку гетману. А взамен я пригляжу за твоим дешифратором. Идет?

Поште все это не нравилось. Вместо того, чтобы искать Зубочистку и перфокарту, листоноша брал на себя все больше и больше обязательств, не имеющих отношения к главной миссии. То Олесю доставь отцу, то депешу передай… Хорошо хоть, по дороге.

– Мне нужен будет транспорт, – потребовал листоноша. – У меня один конь, и двоих он не свезет.

– Будет, будет тебе транспорт! – замахал руками Арслан Гирей Второй. – Дам тебе крытую повозку, и припасы дам, и пропуск, чтобы мои ребятушки тебя не грабили и мзду не взимали. Ну что? По рукам?

Пошта поглядел на Олесю, мысленно вздохнул и молвил:

– По рукам!

«Все-таки хан прав, – подумал он. – Я листоноша и доставлять письма – моя прямая обязанность. А повозка лишней не будет, а то Олеся после пребывания под землей сгорит к чертям на крымском солнце».

Хан же обрадовался как ребенок, разве что в ладоши не захлопал.

– А на словах передай гетману Дорошенко, – велел он на прощание, – чтобы с ответом он не тянул. Арслан Гирей Второй ждать не любит!

Путь от Бахче-Сарая до Симферополя – каких-то жалких тридцать километров – пролегал по извилистой горной трассе в местах сколь живописных, столь и опасных. Обочины горного серпантина густо поросли кустами, откуда в любой момент мог выпрыгнуть крымский леопард (мутировавший из камышовых котов) или какой-нибуть мутант, увешанный тотемными вязанками ялтинского лука. На особо резких поворотах были устроены так называемые отбойники – места, куда следовало направлять автомобиль туристу в случае потери управления для плавного торможения.

«Да, – подумал Пошта с грустью, – были времена. И в Крым ездили отдыхать, загорать, купаться, а по горным трассам ездили троллейбусы и автомобили. Как же мы круто деградировали после Катаклизма: конные повозки, всадники, ожидание опасности за каждым углом. Катаклизм отбросил нас лет эдак на триста назад; и самое страшное, что процесс этот продолжается, мы катимся все дальше и дальше в прошлое, в каменный век – отсюда и сектанты в пещерных городах, и Крымское ханство, которое стремится возродить Арслан Гирей Второй…»

– А правда, что будет война? – спросила Олеся. Она ехала верхом на Одине, которого Пошта вел в поводу, внимательно поглядывая по сторонам.

– С чего ты взяла? – спросил Пошта.

– Папа говорит. Он есаул, ты же знаешь, – сообщила Олеся. – Так вот он рассказывал, что на последнем казачьем собрании гетман Дорошенко объявил повышенную готовность. Велел запасать патроны и тушенку.

– Патроны и тушенку, – с горечью повторил листоноша. – Вечные ценности, копать-колотить. Нет чтобы книги запасать…

– Папа говорит, – продолжала Олеся, – что татарва в Крыму совсем обнаглела. Много сел и хуторов подмяли черножопые, заставляют ясак платить, якобы за охрану – а на самом деле от них самих охранять надо. Надо, чтобы казаки охраняли – на то они и казаки, чтобы татар в узде держать.

«Можно подумать, – мысленно усмехнулся Пошта, – что какой-нибудь общине выживших есть большая разница, кому из вооруженных бандитов платить дань – татарам или казакам».

– Боюсь, – сказал он вслух, – что татары будут сильно против…

– Ну я и говорю, – рассудила Олеся, – что будет война.

– Когда ж вы уже навоюетесь! – проворчал Пошта. – Катаклизма вам мало было, да? Видишь вон ту руину? – он показал на старое заброшенное здание на обочине трассы, в преддверии перевала.

– Вижу, – удивилась Олеся, – а что с ней не так?

– Это была гостиница. Сауна. Ресторан. Люди приезжали в Крым отдохнуть, поесть шашлыка, поплавать в море. В горы ходили для своего удовольствия. В пещеры спускались из любопытства, с аквалангами ныряли. Ходили без оружия. И кому, спрашивается, это мешало?

– Не знаю, – пожала плечами Олеся. Тема разговора явно была ей непонятна. Своими детскими, не очень-то развитыми мозгами она не могла уловить взаимосвязь между войной, Катаклизмом и разрухой.

– А сейчас, – продолжал Пошта, – в этой руине сидят как минимум двое с оптикой и нас выцеливают. Видишь блики? Надеюсь, это бинокли, а не оптические прицелы. Слезай с коня и прячься за ним так, чтобы Один всегда был между тобой и вон тем домом. Поняла?

Олеся кивнула и послушно спрыгнула с Одина. Пошта поднял руки и прокричал:

– Мы идем с миром!

– Стой, где стоишь! – ответили ему и для пущей убедительности выстрелили в землю метрах в десяти от Пошты. Пуля взбила фонтанчик щебня.

Пошта замер. Сам виноват, нельзя было по дороге идти. По обочине, через бурелом, и пофиг, что Олеся поцарапается о кусты – зато не нарвались бы на снайпера. Будь Пошта один, он бы попытался уйти кувырком с линии огня, а уж попасть по Одину – это задача не из простых, но с ним была Олеся, и Пошта обещал покойному Огневу доставить Олесю отцу живой и невредимой… Оставалось повиноваться невидимому снайперу.

– Я заплачу за проезд, – выкрикнул Пошта. – Я – листоноша!

Что подразумевало – убьете меня, будете отвечать перед всем кланом. Такое часто срабатывало с бандитами – если они, конечно, не полные отморозки.

– Листоноша… – протянул снайпер насмешливо. – Ну тогда подойди поближе. И зверюгу свою веди восьминогую. А главное – девку не забудь.

«Ну да, – подумал Пошта. – Девка для них самое главное. Сейчас они потребуют оставить Олесю в уплату дорожной пошлины, и мне придется их всех убить. Придурки. Как же надоело убивать людей, даже таких уродов! С кем прикажете возрождать цивилизацию? С зомби?»

Пошта подошел поближе к заброшенной гостинице. Олеся и Один держались позади.

Вблизи гостиница выглядела совсем плачевно. Ограду, некогда оплетенную ползучим виноградом, пытались укрепить ракушняком и мешками с песком, отчего она больше напоминала насыпь первобытного города, чем нормальный забор. Окна все были выбиты и затянуты марлей – от комаров и шершней-мутантов. Во дворике все еще стоял большой стационарный мангал, но шашлыки тут давно не жарили, а складывали в мангал всякий хлам, добытый горе-мародерами на руинах городов, – неработающие мобильные телефоны, ноутбуки, рваные противогазы, поломанные компакт-диски, настенные часы, телекамеры и прочий, некогда дорогой, а ныне совершенно бесполезный хлам.

Рядом с мангалом врастал в землю ржавый остов «Запорожца». Из багажника тянулось к солнцу деревце, пронзая автоскелет насквозь, а весь так называемый салон был доверху забит отсыревшими, полусгнившими, спрессованными в сплошную целлюлозную массу книгами и журналами.

– Заходи, не бойся, – гостеприимно пригласил высунувшийся из окна второго этажа снайпер, когда Пошта помедлил в воротах.

Снайперу было лет сорок, морщинистое лицо украшала куцая борода. Зато винтовка у него была солидная, «Орсис». Второй обитатель гостиницы (Пошта готов был поклясться, что видел два блика) показаться не пожелал.

– Куда путь держишь, листоноша? – поинтересовался снайпер.

– В Симферополь, – ответил Пошта, прикидывая, где может сидеть второй стрелок, и сколько еще народу промышляет разбоем на перевале.

– Какому богу поклоняешься? – спросил снайпер.

«Черт, – подумал Пошта. – Религиозные фанатики. Только этого не хватало».

– Я – листоноша, – ответил он честно. – Я верю в прогресс.

– Про-о-огресс, – протянул стрелок насмешливо. – А хрена ли толку с твоего прогресса? Зачем тебе прогресс? Восьминогих коней клонировать?

– Там, где нет прогресса, будет регресс, – повторил Пошта заученную с детства аксиому клана листонош.

– И че? – хмыкнул снайпер. – Вы так говорите, как будто это что-то плохое…

Он высунулся в окно по пояс, перекинул ногу через подоконник и беспечно спрыгнул вниз, благо, второй этаж был не очень высоко. Винтовку мужик сжимал небрежно, как удочку, даже не заботясь держать Пошту под прицелом. Значит, его страховали другие стрелки. Пошта, незаметно глядя по сторонам и поворачивая голову (якобы шея затекла), пытался вычислить их местоположение.

– Вот кем бы ты был, если бы не Катаклизм? – спросил снайпер, широко усмехаясь. – Да никем. И звали бы тебя никак. Очередной офисный планктон. Плесень, а не человек. А сейчас ты кто? Листоноша из клана листонош. У тебя есть смысл в жизни. Есть цель, великая и ужасная – возродить цивилизацию. Есть конь – не «форд-фиеста», взятый в кредит на пять лет, – а боевой мутант о восьми ногах. Есть ружье. Девка вон за тобой таскается, смотрит на тебя глазами давно не доенной коровы. Круто, а?

– А ты кто будешь? – перебил словоизлияния стрелка Пошта.

– Я? – удивился стрелок. – Я… Можешь звать меня Тролль. Я живу… не, не под мостом, конечно, зато на перевале и собираю дань с путников. Годится?

– Годится, – кивнул Пошта. – А меня зовут Пошта.

Тролль хихикнул.

– Слыхал, слыхал, – покивал он, – что все листоноши выбирают себе такие странные имена.

Пошта издевку проигнорировал.

– Сколько я должен за проезд через перевал? – спросил он.

Снайперы (теперь Пошта был уверен, что их больше одного – очень уж нагло вел себя Тролль) сидели без единого движения и никак не выдавали своего местоположения. Профи, что тут скажешь.

– Должен? – нахмурился Тролль. – Помилуйте, сударь листоноша! У нас же свободное, анархо-демократическое общество. Утопия, можно сказать. Никто никому ничего не должен. Каждый волен делать то, что ему хочется.

– То есть мы можем ехать дальше? – нахмурился Пошта.

– Конечно! – развел руками стрелок. – Но, чур не обижаться, если мои товарищи вас подстрелят.

Пошта цинично усмехнулся. Ну да, конечно.

– А как же «каждый волен делать то, что ему хочется»?

– Ну так вам хочется проехать, а нам – пострелять. Логично?

– А если нам тоже захочется пострелять? – уточнил Пошта.

– Ваше право! – подтвердил Тролль. – Ну что, начнем?

Пошта поморщился.

– А можно как-нибудь без стрельбы? – уточнил он. – Не хотелось бы увеличивать энтропию и приближать тепловую гибель Вселенной.

Тролль расхохотался.

– Конечно же, можно! Девчонку оставь – и езжай себе на своем восьминогом шестихере куда хочешь!

– Так я и думал, – пробормотал Пошта. – Извините, дражайший Тролль, но это неприемлемо. Девчонка – дочь казацкого есаула. Если вы причините ей вред, вашу замечательную гостиницу сожгут, а перевал сровняют с землей. Я, как листоноша, не могу этого допустить.

– Почему это?

– Потому что наша задача – возрождать цивилизацию, – повторил Пошта терпеливо, – а не провоцировать кровопролитную вендетту.

– Да сдалась тебе эта цивилизация, листоноша! – воскликнул Тролль. – Те же яйца будут, что и до Катаклизма, только в профиль! И кончится все очередной большой заварухой! Лучше много маленьких разборок, чем одна глобальная война, согласен?

– Лучше всего – мир и спокойствие.

– В теории – да, – согласился Тролль, – но на практике без драки ни одна цивилизация не обходилась никогда. Поэтому – оставляй девку, а с казаками мы уж как-нибудь договоримся.

Ага! Вот оно! Пошта наконец-то увидел какое-то движение в пристройке возле гостиницы. Когда-то, если верить вывеске, там была сауна, а сейчас там кто-то сидел, держа на прицеле незваных гостей. Это раз. Где остальные?

– Не могу, – отрицательно покачал головой Пошта. – Во-первых, ей это не понравится.

– С чего ты взял? – осклабился Тролль. – А вдруг очень даже понравится?

– Нет. Ну что это за выбор карьеры для молодой девушки – стать шалавой в банде придорожных грабителей?

На «грабителя» Тролль явно обиделся.

– Я не грабитель! – заявил он. – Я – свободный предприниматель! Это мой перевал, и я хочу получать с него дивиденды!

– Подождите, – встряла в разговор Олеся. – Может быть, вы меня спросите?

Внимание Тролля полностью переключилось на девушку.

– Милая! – расцвел он. – Конечно, спросим! И неоднократно! И по очереди, и все вместе! И устно спросим, и письменно!

Фантазия у мужика разыгралась, глаза заблестели и бдительность упала. Пошта погладил Одина по могучей шее, поймал взгляд умных глаза коня и кивнул в сторону пристройки. Один понятливо кивнул.

Где же еще один стрелок?

– Ты не дослушал, – сказал Пошта. – Есть еще и во-вторых.

– Во-вторых? – удивился Тролль.

– Ага. Во-вторых, твои товарищи будут против.

– С чего бы это? – На лице Тролля читалось искреннее удивление, вытеснившее глумливую усмешку.

– А с того, что пока они там сидят и прикрывают тебя, – громко и отчетливо произнес Пошта, – ты у них за спиной крутишь свои темные делишки.

Это был блеф, причем настолько наглый, что он не мог не сработать.

– Какие еще делишки? – опешил Тролль.

– Мне все рассказали в Бахче-Сарае, – уверенно гнал пургу Пошта. – Сам хан Арслан Гирей Второй предупредил меня о засаде на перевале.

Блеф работал: второй стрелок на мгновение показался в окне первого этажа, за занавесью из высохшего винограда, – не выдержал, выглянул, и тут же нырнул обратно, укрывшись за тонкой фанерной стенкой.

«Что ж, – подумал Пошта, – остается надеяться, что их только двое. Иначе у нас будут проблемы.

Но даже если и будут, как гласит кодекс листонош, решать проблемы следует по мере их поступления.

– И что же сказал хан? – округлил глаза Тролль, возвращаясь в весело-издевательское состояние.

– Хан велел тебе кое-что передать, – понизил голос Пошта.

Дешевый трюк, но эффективный: чтобы расслышать, Тролль сделал шаг вперед и оказался в пределах досягаемости.

– Передать – что?

– Оружие надо держать на предохранителе, – одними губами прошептал Пошта.

– Чего-чего? – не расслышал Тролль, но листоноша уже прыгнул.

В прыжке он сбил бандита с ног, вырвал у него из рук винтовку и выстрелил в стену, за которой укрывался стрелок номер два. Тут же грянул выстрел из сауны – номер один метил в Одина, но, разумеется, не попал. Жеребец одним гигантским скачком преодолел расстояние до пристройки и ворвался внутрь. Номеру первому можно было только посочувствовать – шипастые подковы боевого коня превращали человека в мясной фарш гораздо быстрее, чем любой стрелок успел бы передернуть затвор своей винтовки.

Номер два, недальновидно прятавшийся за фанерной стенкой, получил пулю в горло и вывалился, хрипя и булькая кровью, через окно, оборвав сухие ветви винограда.

Тролль, ошарашенный столь стремительным изменением расклада, медленно поднялся с ног и помотал головой. Пошта передернул затвор «Орсиса» – вылетела пустая гильза, сверкнув латунью под ярким крымским солнцем, а на месте следующего патрона зияла пустота.

«Нищеброды, – подумал Пошта. – Шпана. С одним патроном на рыло, всего лишь втроем – против листоноши. Сопляки!»

Из сауны доносился топот копыт Одина.

Тролль от обиды едва не плакал:

– Ты! Козел! Да я! Тебя! Порву на тряпки!

– Послушай меня, свободный предприниматель, – начал Пошта, утихомиривая колотящийся после выброса адреналина пульс. – В нашем дивном свободно-анархистско-демократическом мире действует всего одно право, и право это – право сильного. Проще говоря, кто сильнее, тот и прав. Вас было трое, вы сидели в засаде с винтовками и думали, что вы правы, потому что сильнее проезжающих через перевал лохов. А оказалось, что нет. Оказалось, что лохи – вовсе не лохи, да и вы не так круты, как себе внушили…

Тролль сунул руку за пазуху и вытащил нож с зазубренным лезвием.

– Порежу, гадина! – прошипел он.

– Так вот, – как ни в чем не бывало, продолжал Пошта, перехватив пустую винтовку за ствол и покачивая ею, как дубиной. – По праву сильного – а мы оказались сильнее вас, де-факто и де-юре, – я распоряжаюсь твоей жизнью. Конечно, можно было бы продолжить животрепещущую дискуссию на тему «кто прав, а кто виноват» или «стало ли лучше жить после Катаклизма», но я, если честно, тороплюсь.

Тролль начал выписывать круги вокруг Пошты, хищно водя лезвием в воздухе.

– Поэтому, – завершил свой монолог Пошта, – я подведу краткий итог нашей дискуссии следующим тезисом. В мире, где кто сильнее – тот и прав, у слабого есть только одно право. И это – право на смерть. Моя же задача, как сильного, помочь тебе реализовать свое право умереть.

Тролль заверещал что-то яростное и бросился в атаке, размахивая клинком. Пошта хладнокровно отступил в сторону, уходя с линии атаки, пропустил обезумевшего от ярости и страха бандита мимо себя, размахнулся «Орсисом» – и приклад винтовки, описав широкую дугу, вошел в контакт с основанием черепа Тролля.

Череп хрустнул. Тролль упал.

Олеся ойкнула и побледнела.

Из сауны вернулся Один. Подковы его были заляпаны кровью.

– Поехали, – сказал Пошта, помогая взобраться Олесе в седло. – И так кучу времени потратили на этих идиотов.

Благодаря удачной розе ветров Катаклизм относительно мало затронул Симферополь – единственный из уцелевших городов центрального Крыма. После перевала все вокруг казалось непривычно плоским. Зелень брошеных и жилых деревень, синее небо отражается в озерах, выгоревшие поля…

Один чихал и мотал головой – ему не нравились запахи. Олеся сначала сидела за спиной у Пошты, потом попросила:

– Давай пешком.

Ничего не оставалось, как слезть и зашагать рядом, держась за стремя.

Они подходили к городу с северо-запада, и вдоль шоссе километров за пять до границы стали попадаться постоялые дворы, ресторации, пестрели лотки уличных торговцев, а на дороге стало людно: в Симферополь стекались люди со всего острова, чтобы зажить спокойной, почти докатаклизменной жизнью. На Одина оборачивались, сторонились. Мимо протрюхала телега, ее тащил пожилой мерин, облезлый и одышливый, в противогазе и попоне, видимо, химзащиты. Противогаз был старый, еще советский. Глаза мерина закрывали окуляры, похожие на очки ныряльщика. В телеге дремал, покачиваясь, фермер в костюме химзащиты. Груз был закрыт брезентом.

– Смотри, смотри! – Олеся ухватила Пошту за руку и дернула к обочине.

Что она там углядела?

В тени абрикосов расположился импровизированный рынок. На криво сколоченном столе в корзинах грудой были навалены… Пошта глазам своим не поверил. Овощи. Фрукты. Зелень. Обалдеть можно, копать-колотить! Это же все насквозь зараженное! Ладно листоноше, но обычному человеку это есть нельзя от слова «совсем». Продавец сидел рядом на корточках – типичный крымопитек по личной классификации Пошты. Сутулый, рахитичный, ручки-ножки тонкие, зубы редкие, лысый, голова – в язвочках, глаза слезятся. Извилина одна, и та пониже спины. Словарный запас соответствующий. В общем, аборигенная фауна. Не то, чтобы мутант, – они и до Катаклизма такими были.

Толстая молодуха, тряся грудями, перебирала картошку.

– Вялая она шой-то.

– Новый урожай! – оскорбился крымопитек. Он шепелявил.

– Не, вялая.

– Крепкая!

Молодуха, кокетливо наклонив голову, произнесла:

– Это, может, шо другое у тебя крепкое, а картопля – вялая!

– А ну пойдем, покажу! – крымопитек аж вскочил.

– Почем буряк? – вклинился подошедший дедок. Типичный такой дедок в мягкой хлопковой кепке, вылиневшей, со сломанным козырьком.

– Буряк-то? А недорого буряк. Купон – штука, три штуки – два купона. Недорого. Бери, дед.

Пошта ушам своим не поверил. Эти люди в самом деле собираются покупать картошку и свеклу?

– Давай яблок купим, – попросила Олеся.

Яблоки продавал тот же крымопитек. Были они зеленые, мелкие, в коричневое пятнышко.

– Лошадку угостим.

Одина, значит, собралась угощать радиоактивными яблочками.

– Ну По-ошта, ну пожалуйста!

– Ты с ума сошла, копать-колотить?! Это же зараженные фрукты!

Продавец услышал, напрягся, выпятил цыплячью грудь:

– А сам ты зараженный, мутант! Чистые! Хошь, дозиметром потыкай!

– А сам ничем не потыкаешь? – молодуха все не оставляла, видимо, надежды порезвиться.

Поште стало глубоко противно. Спасаешь людей, спасаешь. Несешь им свет цивилизации и культуры. А им это нафиг не нужно, вообще не уперлось. Им хочется жрать и сношаться. Что еда – отрава, и в долгосрочной перспективе этот вот буряк деда убьет, они не думают. Для них вообще горизонт событий ограничен несколькими днями, а чаще – ближайшим вечером, когда можно будет «гульнуть», выпить самогонки, поорать песни. Что от любви бывают дети, они тоже не думают, размножаются, если так случилось, с вялым любопытством – тем же, с которым живут. И дети им не нужны, и до болезней детей дела нет, и до того, что выживает хорошо если один младенец на сотню – тем более. Даже не животные. У животных хоть инстинкт самосохранения наличествует. Хуже любого зверя. И опаснее.

– Пойдем отсюда, – сказал Пошта Олесе. – В городе поедим. Этих, видишь, даже за границу Симфера не пустили.

Олесе ничего не оставалось, как послушаться.

Симферополь охраняли отряды милиции и добровольной народной дружины. Вооруженных стражей правопорядка на улицах было больше, чем мирных граждан, но это никого не напрягало – такова цена спокойствия.

Листоношу со спутницей пропустили легко, без досмотра – кони листонош были своеобразной визитной карточки, а самому клану доверяли во всех цивилизованных местах. Про Олесю даже спрашивать не стали.

Пошта уже бывал здесь, поэтому ориентировался в переплетении улиц. Людей и правда было предостаточно, хотя старые кварталы сохранились плохо – дома покосились, в некоторых выпали окна, скверы и бульвары были загажены, а большинство деревьев пустили на отопление. И все равно создавалось впечатление кипящей жизни.

Средоточием жизни, как в старые времена, оставался вокзал. Туда Пошта и направился.

Уже на бульваре Ленина Пошту оглушило и завертело.

– Рикша! Кому рикшу! Куда едем, по городу, гостиницы, рестораны?

– Молодые люди, такси берем, такси по всему Крыму, недорого, добрые кони!

– Отправляется дилижанс на Керчь! Через пять минут отправляемся!

– Номера на час, номера на ночь, недорого!

– Частная гостиница, есть своя конюшня!

– Сдам квартиру, квартира в центре, недорого, на длительный срок!

– Куда едем? Ехать никуда не нужно?

И ведь видят, что у Пошты есть Один, но все равно предлагают услуги рикш, извозчиков. И не отстают. Наверное, думают, что у листоноши куча денег.

– Только сегодня! Боевые тараканы Маврикия! Спешите видеть!

– Слоечки, девочки, мальчики. Слоечки, девочки, мальчики!

Приезжие, растерянные, сбивались в кучи и продирались через толпы торговцев.

– Отдохнуть не желаете? Татарочки, казашки, хохлушки, жидовочки! Для девушки – страстные мулаты! Коню – лучшие кобылы!

– Мы зачем сюда пришли?! – в отчаянии крикнула Олеся на ухо Поште.

Она уцепилась за его руку и шарахалась от продавцов, как от зараженных. Знаменитая белая «башня с часами» – символ симферопольского железнодорожного вокзала – смотрела на людей сверху вниз. Ей-то что, башне. Она привычная. Она толпы отдыхаек видела в сезон…

– Гостиницу ищем!

– Мог бы меня спросить! Я здесь все знаю! Поворачивай, пойдем в «Украину».

Пошта хлопнул себя по лбу. Копать-колотить! Мог бы сообразить, что дочка есаула бывает в столице и все тут знает.

Они выбрались из толчеи.

Гостиница «Украина» была когда-то самым фешенебельным и пафосным постоялым двором Симферополя. Теперь она, конечно, поизносилась, но сохранила часть былого величия. Бежевая штукатурка облупилась, лепнина местами осыпалась, а деревянные двери заменили бронированными. Зато окна были целы, пусть и закрыты ставнями – здесь заботились о клиентах. У входа скучал швейцар в ливрее с золотыми галунами и в противогазе. Завидев листоношу, он активизировался, щелкнул каблуками, ухватил фыркнувшего Одина за узду.

– Номер желаете? Есть свободный «люкс», есть «стандарт» и «эконом». Охраняемая конюшня и корм для лошади – бесплатно.

– Это – конь.

– Значит, корм для коня бесплатно! Так желаете номер?

– Желаем.

Пошта прикинул, сколько у него денег. Негусто. Правда, есаул отвалит за дочку вознаграждение… но и так на сутки-другие хватит даже по завышенным ценам. Должно хватить.

– Сколько у вас номера стоят?

– Люкс – пятьсот купонов за сутки, стандарт – триста, эконом – сто купонов.

– В экономе сколько мест?

– Пошта-а! – возмутилась Олеся.

Ну да, конечно, она-то рассчитывала, небось, что ей отдельный «люкс» снимут. Ничего, перебьется. Вместе безопасней.

– Есть двухместные, удобства в номере, рум-сервис – уборка раз в неделю. Питание отдельно.

– Коню тоже?

– Коню – бесплатно.

Швейцар распахнул двери, и Пошта с надувшейся и крайне недовольной Олесей через обязательный тамбур с обработкой от радиации прошли в холл. Здесь тоже сохранились остатки былой роскоши. Мраморную плитку пола покрывали истертые ковры, вдоль стен стояли кресла на гнутых ножках, стены были забраны изумрудно-зелеными панелями, а на второй этаж вела шикарная лестница с позолоченными перилами. За конторкой красного дерева сидела аккуратно накрашенная девица в белой блузке. По углам бдила охрана. Пошта глубоко вдохнул чистый кондиционированный воздух с привкусом цветов. Интересно, много здесь постояльцев?

– Номер желаете?

– Эконом двухместный, пожалуйста, – Пошта полез в карман за деньгами.

– Может быть, стандарт?

– Нет-нет, спасибо.

– У нас гибкая система скидок, – улыбнулась девица, – мы уважаем Клан листонош, поэтому я могу предложить вам стандарт всего за двести купонов в сутки!

Ясно-понятно, у них камеры видеонаблюдения у входа. Коня увидели и смекнули, кто такой Пошта.

Олеся выразительно вздохнула. Нет уж, девица-красавица, не дождешься ты люкса… но вот не взять стандарт на таких условиях – показать себя скрягой.

– Давайте стандарт на двое суток.

– С удовольствием! Позвольте от лица администрации выразить вам благодарность за то, что пользуетесь нашей гостиницей. Воспользуйтесь нашими сервисами: настоящей финской сауной и рестораном, где вы можете отведать гарантированно свежие и безопасные блюда с пятидесятипроцентной скидкой для посетителей и пятнадцатипроцентной – лично для вас. Ваш номер сорок второй, четвертый этаж. Сейчас вас проводят.

Откуда-то появился очередной швейцар: галуны, улыбка, ливрея, бакенбарды. Спрашивать здесь о Зубочистке бесполезно: вряд ли вор остановился в таком респектабельном заведении.

Лифт работал – с электричеством все было в порядке. Наверное, генераторы у гостиницы свои.

«Стандарт» оказался небольшим уютным однокомнатным номером. Кроватей было две, у каждой – по тумбочке. Возле стены стоял письменный стол с кувшином воды. Из крохотной прихожей можно было попасть в чистый санузел с душевой кабиной.

– Ладно, – нахмурилась Олеся. – А ты где будешь жить?

– Здесь.

– Вот еще! Между прочим, я – девушка честная.

– А никто на твою честь и не покушается. Я тебя охранять буду.

Кажется, она обиделась. Девушки – странные создания, сами же говорят: «только не приставай!» и сами же обижаются, когда не пристают. Но клеиться к дочке есаула Пошта не хотел, ему была дорога жизнь и не менее дороги яйца, которые есаул, пожалуй, за растление дочурки мог и оторвать.

– Значит так, краса-девица. Я сейчас пойду в город, у меня тут дело имеется. Заодно узнаю, нет ли в Симфере людей твоего отца. А ты сиди здесь. Можешь сходить в ресторан, но из гостиницы – ни ногой, уяснила?

– Поняла, не дура. Отмоюсь, поем и буду спать. А ты надолго?

– Как получится.

Перед уходом Пошта не удержался от соблазна и принял горячий душ – впервые с момента отъезда из резиденции листонош. Все-таки в городе, не по горам лазает. Надо хотя бы чистым быть. Теплая вода смыла усталость и прояснила голову. Пошта понял, где может узнать про Зубочистку.

Приличные девушки вроде Олеси в таких районах не бывали. Собственно, здесь вообще нормальным людям делать было нечего: ни торговых лавок, ни приличных харчевен, ни уютных двориков. А про канализацию здесь, похоже, и не слышали, просто выплескивали помои прямо на улицу.

Панельные дома слепо пялились на Пошту темными окнами, щерились осколками стекол. Ни электричества, ни противорадиационных жалюзи. Но здесь жили. Плохо, бедно, тупо – жизнь копошилась около «генеделиков» – дешевых забегаловок; на балконах сушили белье, и сидели на скамейках у подъездов, точно недружелюбные мойры, старухи в черном.

Трущобы всегда были трущобами и всегда ими останутся.

Пошта поежился. Один был на конюшне, и листоноша, несмотря на оружие, чувствовал себя беззащитным. Но появляться в подобном районе на боевом коне – сразу выдать в себе чужака. А чужаков крымопитеки, как известно, не любят. Их нежные чувства Поште в общем и целом были глубоко фиолетовы, но он рассчитывал раздобыть информацию.

Генделик назывался «Мрiя» – мечта, значит. Что «Мечта», что «Мираж», что какая-нибудь «Надежда» – заведение заведомо низкосортное. Ладно, мы сюда не есть пришли.

Располагалась наливайка на первом этаже панельного дома, Пошта толкнул дверь и вошел. Тамбура с обработкой от радиации не было. Живи быстро, умри молодым, блин. От лучевой болезни умри, если тебя раньше не прирежут. Впрочем, то, что было быстрым и гарантированным самоубийством на побережье, здесь все-таки оставляло неосторожному аборигену шанс – фон был хоть и повышенным, но все-таки не убивал сразу.

– День добрый, – обратился Пошта сразу ко всем посетителям, распивавшим в полутьме за шаткими пластиковыми столиками.

За стойкой, подперев унизанной кольцами рукой двойной подбородок, наблюдала за залом дородная блондинка с коровьими очами. Пошта подошел к ней, взгромоздился на высокий табурет и заказал пиво. В отличие от остальных, он мог здесь столоваться без особого вреда. Ну, разве что, пропоносит.

Девица хмыкнула, нацедила пенного напитка в не очень чистый стакан. Стоило это купон, но Пошта положил на стойку десятку.

– Сдачи не надо.

Девица снова хмыкнула, смерила его презрительным взглядом.

– Мент?

– Не. Листоноша.

– Хто?

– Листоноша. Не важно. Не мент. Не казак. Сам по себе.

– Ну и шо?

Пошта доверительно перегнулся через стойку. Воняло кислятиной и гнилыми тряпками, с кухни тянуло подгоревшим жиром. Блондинка тоже перегнулась через стойку, ее огромные груди оказались у Пошты прямо под носом.

– Зубочистку знаешь?

– Кого?

Копать-колотить! Местной фауне требовалось задавать конкретные вопросы. Но уж куда конкретней-то?

– Зубочистку, – по слогам повторил Пошта. – Из Севаста.

– Не. Не знаю. А шо?

– А кто может знать? Он такой… ушлый парниша.

– И шо?

Пошта чуть не взвыл. Копать-колотить!

– Кто тут всех знает?

Блондинка сделала задумчивое жующее движение. Пошта добавил еще десятку.

– Кир всех знает. Кирюха! Подь сюды! До тебе пришли!

Из-за дальнего столика поднялся Кир – здоровенный мужик с копной спутанных черных волос, черной же длинной бородой и пронзительно-синими глазами на багровом лице пьяницы. Он вразвалку приблизился к Поште.

– Ну шо?

Да они сговорились, что ли?! Пошта набрал в грудь побольше воздуха и объяснил:

– Я – листоноша, – Кир кивнул. – Ищу Зубочистку. – Снова кивнул. – Кента из Севаста. – Кивок. – Он меня ограбил. Нигде не загонит, а мне вернуть надо.

– Зачем?

– Надо. Памятная штука. Единственное, что осталось от друга.

Кир кивнул и отправил кончик бороды в рот. Задумчиво пожевал.

– Скока за информацию?

– Полтинник.

– Мало.

– Сотня.

– Две.

Поште ничего не оставалось, как согласиться.

– Значит, Зубочистка из Севаста? Узнаю. Ты тут посиди, через час вернусь.

Он развернулся, вернулся к столику, допил пиво, поручкался с корешами и вышел вон. Пошта остался – цедить выдохшуюся бурду, которую здесь выдавали за продукт натурального брожения, пялиться на барменшу и слушать гогот, мат, попытки пьяного хорового пения.

Час тянулся невообразимо долго.

К Поште не приставали – наверное, потому, что видели, как он говорил с Киром.

Наконец, абориген вернулся. Он был еще пьянее, чем до того, и потому держался подчеркнуто прямо, а говорил медленно:

– Нет его тут. И не видел никто. И не знает. Нет в Симфере Зубочистки. И казаков нет.

– А при чем тут казаки?

Кир расплылся в улыбке, как бы говоря: дружок, ты же мне денег дал. А я – пацан честный. Я тебе хоть какую-то информацию, но обязан поставить.

– А есаул долбанулся. Тапилин. У него доньку увели. Он сюда. Искать. С казаками. Чудили, громили. В обшем, доньки ейной, Олеси, тоже нет. Но управители обидемшись. И есаула прогнамши. И всех казаков. Говорят: чтобы ни ногой. А оне и ушли. А чего? Доньки-то нет.

Пошта глубоко вздохнул.

Ну что за день такой, копать-колотить? Бывает же так: ни одной хорошей новости, зато плохих – навалом. Зубочистки в Симферополе нет. Казаков – тоже нет. Значит, придется тащить Олесю до дома, до хаты. Пошта сдержанно поблагодарил Кира и отправился в отель.

Переночевать в нормальных условиях, закупиться провизией и прочим, а назавтра – в путь.

– А ваша супруга ушла, – обаятельно улыбнулась администратор. – Просила вам передать, что вернется к вечеру.

У Пошты непроизвольно вырвалось даже не любимое «копать-колотить», а выражение покрепче. Ну сказано же было русскими словами через рот: сиди в отеле и никуда не выходи! Нет, понесла нелегкая!

И все бы ничего, Симферополь – относительно безопасное место, вряд ли дочка есаула отправится в злачные места, скорее, по бутикам решит пробежаться. Но в свете последних новостей казакам не стоит на улицах появляться. Тем более – виновнице переполоха.

– И куда она ушла?

– О, она обедала, когда скоморох единственного симферопольского цирка шапито решил сделать объявление для господ отдыхающих и пригласить всех на представление. Ваша супруга так обрадовалась развлечению, что ушла практически сразу!

– Ясно-понятно, – хмуро ответил Пошта. – И где этот ваш цирк?

– На улице Розы Люксембург, в сквере. Напротив бывшей психиатрической больницы.

– Ну, спасибочки. А представление уже идет?

– Должно начаться через десять минут.

Мечта собраться и отоспаться не покидала Пошту. Сейчас он быстренько дойдет до цирка, схватит Олесю за шкирку и притащит в гостиницу. И завтра же, – завтра же! – отвезет строптивую девицу к отцу, сдаст это чудо природы с рук на руки и займется тем, чем должен, – поисками Зубочистки с перфокартой.

Поблагодарив администратора, Пошта вышел на улицу.

К вечеру Симферополь наполнился праздно шатающимся народом. Люди прогуливались парочками и компаниями, из кафешек доносились звуки музыки.

Цирк Пошта заметил издалека. В этой части города старые здания развалились, и их разобрали. Так, психиатрическая больница, располагавшаяся до Катаклизма в одноэтажных развалюхах времен Очакова и покоренья Крыма, перестала существовать. Оно, наверное, и к лучшему: адекватностью современное общество не отличалось, весь остров стал большим дурдомом. Взять хотя бы Зубочистку: вот зафига ему надо было идти из Балаклавы в Инкерман, ехать на поезде, возвращаться в Севастополь, чтобы потом двинуться в Симферополь? Почему он не ограбил Пошту сразу? Почему, в конце концов, не пошел в столицу из Инкермана? К чему вообще эти метания? Объяснение было одно, самое простое и логичное: Зубочистка – псих. И псих паникующий. Умный человек действует по плану, в крайнем случае – по обстоятельствам, дурак же мечется, не представляя себе ни плана путешествия, ни конечной цели.

Как тут не вспомнить капитана Воронина с его биполярным расстройством, безбашенного матроса Воловика и прочих, прочих?.. Олесю, например. Или покойного Огнева…

В самом дурном расположении духа Пошта приблизился к разноцветному, слегка выцвевшему шатру цирка. Из громкоговорителей неслась визгливая, навязчивая мелодия.

– Дамы и господа! – музыка прервалась голосом с профессиональными интонациями зазывалы. Кажется, в качестве конферансье выступал один из навязчивых зазывал с рыночной площади. – Наше представление начинается! Спешите видеть! Женщина – синяя борода! Мужчина-геккон, облизывает глаза, дамы пищат от восторга! Уникальная коллекция мутантов из собрания господина Лоренцо, что в переводе с аборигенного означает «черный голос»! И многое другое!

У кассы выстроилась очередь. Пошта отстоял свое, за два купона приобрел билет и протиснулся в шатер. Представление уже началось, толпа волновалась, рассаживаясь. Блестели стекла противогазов. Сияли софиты. Под куполом крутился акробат – три ноги, четыре руки, маленькая голова. На сцене репетировала гуттаперчивая женщина, завязываясь немыслимыми узлами, заставляющими вспомнить про незабвенного Воронина и корабельные снасти.

Пошта крутил головой, силясь высмотреть Олесю. Да-а, задачка.

Он решил обходить ряд за рядом. Наверняка Олеся, пришедшая сюда задолго до начала представления, где-то в первых рядах, значит, начинать стоит от сцены.

Представление, громкое, бестолковое и вонючее, Пошта игнорировал, всматриваясь в зрителей. Он нарезал круг за кругом, но Олеси не было.

– Молодой человек, присаживайтесь!

Бородатая бабуся – видимо, распорядитель – подергала его за рукав.

– Я девушку свою ищу.

– Потом найдете, не мешайте артистам.

– Может, вы ее видели? Высокая красивая блондинка… – Он помялся и уточнил, потому что с Олеси сталось бы представиться и начать качать права. – Олеся, дочь есаула Тапилины.

Бабуся ахнула:

– Видела, а как же, видела. Дамочка на входе скандал устроила, хотела за кулисы. Администратор ее и увел – все-таки высокопоставленная дамочка, нам с казаками ссориться – плохо. Она в вагончике Лоренцо. Это вам выйти, на задний двор, а там вагончик администрации – он во все цвета радуги окрашен, не ошибетесь.

Ругая Олесю последними словами, Пошта отправился к неведомому Лоренцо.

Вагончик администрации действительно найти было несложно: размалеванный во все цвета видимого спектра, он стоял в дальнем углу двора, подальше от шума и гама шапито, а над вагончиком развивался флаг – тоже радужный, с непонятной аббревиатурой ЛГБТ.

Пошта поднялся по скрипучей лесенке в три ступеньки, постучал в хлипкую дверь.

– Занято! – отозвался ворчливый голос. – Зайдите позже!

Пошта настойчиво забарабанил в дверь.

– Да что ж это за моб вашу ять?! – рассвирепел ворчун.

Дверь распахнулась, а за ней, к удивлению Пошты, не оказалось никого.

– Чего надо? – спросил голос откуда-то снизу.

Пошта опустил взгляд. Перед ним стоял лилипут – не мутант-карлик с Чатыр-Дага, а самый обыкновенный, докатаклизменного образца лилипут, или маленький человек, как их принято было называть. Ростом около метра, с широкими плечами, мускулистыми руками чуть ли не до колен, кривоватыми ножками и большой, как у нормального человека, головой, увенчанной копной соломенных волос и украшенной вислыми, соломенного же цвета усищами. Одет лилипут был в одну простыню, обмотанную вокруг чресел, в одной руке он держал початую бутылку пива, а в другой – дымящуюся сигару.

– Чего надо? – повторил он сердито. Пошта явно оторвал его от чего-то интересного.

«Что-то интересное» розово и голо возилось в вагончике на постели, кутаясь в простыню. Уж не Олеся ли? Да нет вроде бы…

– Ты Лоренцо? – уточнил Пошта.

– Ну?! – прорычал карлик.

– Дело есть. Я – Пошта, листоноша.

Лилипут нахмурился, сделал шаг назад и сказал:

– Проходи.

Пошта вошел в вагончик, а администратор цирка рявкнул на копошащихся в постели девок:

– А ну, кыш отсюда! Быстро, а не то заставлю слоногрызу клетку чистить!

Девки, взвизгнув, сыпанули на улицу, на ходу подхватывая свои манатки. Одна из них была гибкой, как змея, успел разглядеть Пошта, а тело второй почти полностью покрывала татуировка.

– Ну, листоноша, – молвил Лоренцо, присаживаясь, – слушаю тебя!

– Олеся где? – напрямик спросил Пошта.

– Кто-кто?

– Олеся. Блонда. Высокая. Ломилась за кулисы. Мне сказали – ты ее забрал.

– Ну, во-первых, не забрал, а велел провести ко мне. На собеседование. Во-вторых, тебе-то какое дело? – спросил лилипут.

– Она дочь казачьего есаула Тапилины. Я сопровождаю ее в Сечь.

– Ох ты ж! – удивился Лоренцо. – Самого есаула дочь? Ни черта ж себе! Я думал – просто девке скучно стало, захотела на зверье посмотреть, с акробатами покувыркаться…

На лице карлика читался испуг и удивление. Он, похоже, начинал понимать, что вляпался в пренеприятнейшую историю.

– Я это, – промямлил он, – ща найду ее. Честно-честно. Девка-то симпатичная, думал, в обоз ее пристроить. Велел дрессировщику на экскурсию сводить, по зверинцу-то. Ты посиди тут пока, листоноша, я мигом обернусь. Не спортили твою девку, не боись. Главное, казакам ничего не говори, а то они любят сперва шашкой махнуть, потом разбираться. Окай?

Пошта кивнул. История выглядела логично: своенравная Олеся поперлась на поиски приключений, а Лоренцо решил приспособить ее для бизнеса. «Надеюсь, – подумал Пошта хмуро, – я успел вовремя, и есаулу не придется объяснять, каких успехов добилась его дочка в шоу-бизнесе».

– Я мигом, – повторил Лоренцо, выскакивая из трейлера. – Я ща! Не уходи никуда.

Хлопнула дверь, щелкнул замок.

«Это еще что за хрень, копать-колотить? – удивился Пошта. – На фига он меня запер?»

Листоноша встал, подошел к окну. Полуголый лилипут скакал вприпрыжку через двор, путаясь в простыне, и отчаянно махал руками распорядителю. Тот выпучил глаза, нырнул в шапито – и оттуда буквально через пару секунд выскочили четверо – еще два лилипута в кожаных доспехах, один акробат в трико и фокусник во фраке на голое тело.

Лоренцо им что-то пробормотал, и четверка бросилась врассыпную, чтобы через пару минут вернуться (Пошта наблюдал за ними с любопытством и нарастающим беспокойством) с канистрой и охапками дров.

«Копать-колотить! – подумал листоноша, когда приспешники Лоренцо стали тягать хворост к радужному вагончику и обкладывать его со всех сторон, обливая бензином. – Никак лилипут захотел устроить из меня барбекю! Ну правильно, в честном бою его цирковая гвардия не выстоит против листоноши, а вот запереть снаружи и поджечь – это по-нашему, по-крымски».

Пошта схватил табуретку и попытался выбить окно. Не тут-то было! Окна в вагончики были из триплекса – два куска толстого стекла, наклеенные на пленку между ними. От удара табуретом по стеклу побежала паутина трещин, но и только.

Циркачи тем временем готовили костер для аутодафе.

Оставалась дверь. Замок в двери был солидный, «паук», расправляющий свои ригели-щупальца во все четыре стороны. А вот петли… Петли были внутри.

Пошта вытащил узкий сапожный нож, выбил направляющие стержни из петель и лягнул дверь. Та затрещала, но ригели замка выдержали.

За окном полыхнуло пламя, затрещал хворост. В вагончике мигом стало жарко, как в духовке. Сквозь все щели повалил вонючий дым.

«Весело, – подумал Пошта. – Сейчас изжарюсь. Надо вырываться».

Он разбежался и с разгона врезался плечом.

Дверь вылетела вместе с косяком, и Пошта вылетел во двор.

Циркачи растерялись – но ненадолго.

– Мочи его! – заорал Лоренцо, срываясь на фальцет.

Первым бросился в бой акробат. Кувырок, сальто, фляк – мельтешение конечностей, хаотические перемещения, невероятная скорость и пластика. Будь у циркача какое-нибудь оружие, листоноше пришлось бы туго. Но акробат был безоружен.

Пошта отступил в сторону, пропуская мимо себя страшный удар двумя ногами в прыжке, перехватил прыгуна за шкирку – тот, жилистый и худой, почти ничего не весил – и, поймав инерцию противника, раскрутил его и приложил об землю.

Хрустнул позвоночник, и шея акробата вывернулась под неестественным углом.

Минус один!

Карлики представляли собой угрозу скорее забавную, чем серьезную. Размахивая короткими мечами, они достаточно грамотно разделились, заходя с разных сторон и атакуя – один в колено, другой по голени.

Первого Пошта пнул в лицо, и тот кувыркнулся назад. Второго лилипута листоноша поймал за запястье, вырвал игрушечное оружие из рук и перетянул по хребту. Карлик рухнул, как подкошенный, потеряв сознание.

Тем временем первый лилипут вскочил и, не тратя времени на то, чтобы подобрать выроненное оружие, бросился вперед, размахивая кулаками. Это было даже опаснее – так как из-за своего роста боксерские удары карлика приходились как раз на уровень паха Пошты.

Пошта ударил один раз – сверху вниз, приемом «рука-молот», как будто хотел забить карлика в землю. Забить не забил, но вырубил сразу же.

Фокусник, судорожно рывшийся во многочисленных карманах фрака, попытался было метнуть в Пошту какой-то порошок – видимо, хотел ослепить, но промахнулся. Порошок рассыпался, а из карманов вместо оружия тянулась бесконечная вязанка носовых платков, какие-то хлопушки, блестящие хреновины, конфетти и серпантин.

«Не хватало только белого кролика и голубей», – подумал Пошта, нанося серию ударов глаза-горло-пах, после которой фокусник перестал представлять какую-либо угрозу, свернувшись калачиком и поскуливая.

Лоренцо, осознав, что остался в одиночестве, попытался было укрыться в шапито, но листоноша поймал его за волосы, поднял на землей (лилипут заверещал от боли) и строго спросил:

– Ты что ж это затеял, гаденыш?!

– Отпусти! – взмолился Лоренцо, и Пошта поставил его на землю.

– Где Олеся? – рявкнул он. – Отвечай, а не то в костер брошу!

Радужный вагончик администрации уже полыхал вовсю, языки пламени поднимались к небу. Из шапито доносились крики «пожар!» и убегали первые посетители. «Если пламя перекинется на шатер, – подумал Пошта, – на этом бизнес Лоренцо и закончится».

– Нету, – пискнул лилипут. – Нету девки!

– Куда дел?!

– Продал! Отпусти, пожар же тушить надо! Сгорим к чертям!

– Расскажешь – отпущу, – пообещал Пошта.

– Не виноватый я! Она сама пришла! А я ее велел в клетку! Думал – продам на рынке. А тут он…

– Кто – он?

– Покупате-е-е-ль, – проныл, чуть не плача Лоренцо.

– Кто такой? – спросил Пошта. Худшие его опасения начинали оправдываться: Олеся опять вляпалась в какие-то неприятности.

– Не знаю… Он платил золотом. Сразу. И хотел именно дочку есаула.

– А откуда он знал, что она здесь?

– Мы давали представление… в Казачьей Сечи… пару месяцев назад… дочка Тапилины приходила… мне ее показали… сказали, что за нее хорошо заплатят…

Пошта выдохнул. Значит, сговор. Ясно-понятно!

– И когда ты увидел Олесю, ты решил ее продать?! – уточнил он.

– Золото, – всхлипнул Лоренцо. – Они предлагали золото, а не купоны…

– Кто – они?

– Не знаю… Но я слышал, краем уха, – поспешил сообщить Лоренцо, видя, как меняется выражение лица листоноши и понимая, что полет в костер все ближе, – как они упоминали какого-то Гаврилу Ступку…

Пошта отпустил карлика и длинно выматерился.

Имя Гавриила Ступки говорило ему о многом.