Шелест жестких листьев чередовался с клацаньем лепестков и воплями страха. Сержант влетел на смотровую площадку и успел к самой кульминации спектакля. Родничок, распушив трепещущие толстые листья, щелкал всеми своими тремя цветками, медленно, но неотвратимо наступая на дикаря, улепетывающего на всех четырех костях. Два других представителя племени засранцев стояли в сторонке и гортанными звуками поторапливали своего товарища. Означенный товарищ, бросив и дротики, и увесистую торбу, и так торопился, как мог, перебирая конечностями. В конце концов, завывая от ужаса, он выкарабкался из тени наступающего на него сторожевого фикуса, встал на ноги и припустил к ближайшим кустам, где его ожидали спутники.

– Фу-у, Родничок. Ползи на место.

Сержант, кряхтя, слез по скрипучей лестнице и направился к воротам. Длинным медицинским корнцангом, выклянченным Данилой у Изотова-старшего, выудил из клетки верещавшую крысу и знаком показал охраннику – открыть…

Растение никак не успокаивалось. Оно перегородило собой проход, два цветка все еще гневно клацали, хотя третий с интересом заглядывал в узкую щель приоткрывшихся ворот, как бы ожидая одобрения своим действиям в виде угощения. Получив честно заработанных крыс, по штуке на каждый цветок, Родничок «быстренько», насколько ему позволяла скорость, убрался в свою будку, сделанную из вагончика. Сержант с опаской выглянул наружу. Гостей, на всякий пожарный, держал на мушке часовой, да и дикарей после битвы на очистительной станции будто подменили – они с уважением относились к жителям Измерителя, а отдельных его представителей просто боготворили. Но все равно получить дротик в грудь почему-то не хотелось.

– С какой целью явились, гордые воины темного вонючего подземелья? – представителям племени засранцев очень нравился патетичный витиеватый стиль обращения к ним. Услышав такое, они прямо млели и краснели от удовольствия, считая, что именно так и должны разговаривать их общие великие предки. Пострадавший от Родничка снова вышел вперед, опасливо покосившись на будку, и воткнул свой дротик в землю. Этот жест являлся знаком того, что они пришли с миром. Гордо стукнув себя кулаком в кирасу, выглядывающую из-под шкуры волколака, дикарь произнес гортанным голосом:

– Хорд! – судя по блеску в глазах и поднятой голове это, скорее всего, было его имя, а не просто ничего не значащий возглас. – Вождь двух знаний прислал нас за великим воином.

«Вождь двух знаний – что бы это значило?» Ясно, кто им нужен, но этикет требовал продолжения игры.

– У нас много великих воинов.

– Максим-Ч, – последний звук в имени звучал так, будто великий воин простудился и чихнул. Сержант еле удержался, чтобы не пожелать собеседнику здоровья, но вовремя сообразил, что шутку не поймут, а могут и обидеться. Оставалось только важно кивнуть и пробурчать что-то вроде многозначительного: «ожидайте».

Закрыв ворота, сержант позвал вестового:

– Дуй вниз. Найди Максимыча и скажи, что к нему поклонники пришли – он поймет.

– И давно она так?

– Со вчерашнего дня. – Мать Максима прислонилась к стене, сложив руки на груди. Прошли те времена, когда терапевт, если ему было что-то непонятно, звал узкого специалиста. Теперь приходилось разбираться во всем самой, максимум, посоветоваться с мужем. Но психиатрия никогда не была ее коньком, да и у Изотова-старшего, насколько она знала, тоже. А тут требовался психиатр или психолог, а лучше – и тот, и другой. Обзывалось это все красивым словом «депрессия». А вот как вывести девушку из этого состояния, Марина не знала, потому и позвала самых родных людей… скорее от отчаянья, чем ожидая какого-то результата.

Ира лежала, уставившись в потолок единственным открытым глазом. Максим, проследив за взглядом, посмотрел вверх. Ничем не примечательная поверхность, покрашенная белой краской. Белый квадратный пластиковый плафон скрывал лампы дневного света. Лично ему этот вид надоел бы уже через десять секунд просмотра.

– С ней можно поговорить?

– Попробуй. Со мной она не разговаривает.

Максим продвинулся поближе, постаравшись влезть в поле зрения Ирины. Взгляд девушки не был пустым. В нем застыла безмерная тоска.

– Ира, ты меня слышишь?

Девушка перевела взгляд на Максима. Это был хороший признак, но грусть не исчезла даже после того, как Максим ей улыбнулся.

«Что они на меня смотрят? Рвут мне душу на лоскутки. Алина стоит, как образец того, что я потеряла – какой мне уже никогда не быть… И этот – зачем мне его жалость, если рано или поздно он все равно уйдет к какой-нибудь красавице? И даже не к какой-какой-нибудьа все к той же Алинке. Так лучше уж сразу».

Взгляд Ирины стал жестче, даже каким-то злым. Она перевела взор с Максима на сестру и произнесла тихим, но твердым голосом:

– Уходите!

Марина «оторвалась» от стены и, подталкивая сына и Алину, выпроводила их за дверь, сказав только:

– Потом…

Максимыч еще с минуту смотрел на закрывшуюся перед носом дверь, после чего с недоумением взглянул на Алину:

– Что это было? Потом… что будет потом?

– А, по-моему, я догадываюсь, – вид у Алины был задумчивый, отчего она очень напоминала Ирину. Ту Ирину… без повязки на глазу.

– Да ну не!.. Это просто шок… посттравматический. Если бы я так навернулся с небес на грешную землю, да еще верхом на драконе, вообще никого не узнал бы. Вот поправится, и к нам вернется привычная Ира: умная, рассудительная.

Максим постоял с минутку, как бы соглашаясь с самим собой, и вышел из медпункта.

Алина смотрела ему вслед. Мужчины склонны все упрощать: ну ударилась, ну шишка, пройдет. После того, как она вспомнила страшные раны на лице Иры, девушка поняла, каково сестре. Красота для женщины – самое важное. Она даже не сомневалась, что наложила бы на себя руки, если бы у нее было такое. Ирка держится – она сильнее. Но даже для ее нечеловеческой внутренней силы это страшный удар. А мужики толстокожие, они этого просто не понимают. Для них шрамы только красят и добавляют мужественности – как дети хвастаются ими, словно наградами…

Максимыч, определив для себя причину, успокоился. «Надо только подождать, пока все станет на свои места. Главное, что свершилось чудо – все живы. А когда Ира придет в себя, вот тогда он с ней поговорит – расскажет, как он страдал, когда думал, что она погибла, признается ей в своих чувствах. Надо лишь подождать! Дольше ждал». С такими мыслями он шел в сторону «Тарантаса». Хотелось поделиться своей радостью с друзьями: Санычем и Данилой. Они поймут его. Поржут, конечно, над недолжным для брутального сталкера зашкаливающим романтизмом, но поймут… поймут и разделят радость.

– Максим?

Рядом с ним стояла невысокая девушка. По канонам славянской красоты даже очень симпатичная, правда, на вкус Максима, с несколько кукольным лицом. Большие зеленые выразительные глаза смотрели на него с надеждой и какой-то детской непосредственностью. Светло-русые волосы свободно падали на плечи, а рабочий комбинезон с эмблемой завода Измеритель, коих было еще полно на складе, выгодно подчеркивал неплохую фигуру.

– Я тебя не знаю. – Максим еще раз внимательно посмотрел на девушку, что-то неуловимо знакомое… но хоть тресни, он ее не знал, хотя новыми людьми в убежищах его удивить было сложно.

– Ты же Максим Изотов?

– Да, я он… этот самый… если, конечно, тебе нужен тот самый Максим Изотов.

– А что есть еще?

Теперь Максим точно уверился, что девушка не местная, потому что не знать Сенатора Изотова в РОУ мог разве что новорожденный.

– Встречается… – он ухмыльнулся. – Так чем могу помочь?

– Ты уже помог – ты меня спас.

«Точно! Это же та девушка, которую я вытащил на очистных… Где же ее узнаешь – там она была вся измазана грязью и “слегка” не одета».

– Не надо благодарности.

– Ты меня спас, – повторила она.

Было ощущение, что девушка ждала какого-то продолжения. Как это там у классика: «Мы в ответе за тех, кого приручили», в данном случае – спасли.

– Так получилось… – надо было как-то выруливать из ситуации, а то она становилась все глупее и глупее. – Я бы спас в этой ситуации любого.

Девушка стушевалась.

– Меня Таня зовут. Я просто подумала, раз ты меня спас…

– Думала, что я твой принц, спасший тебя от чудовища? – продолжил за нее Максим. – И дальше все должно было быть, согласно жанру?

Татьяна, совсем засмущавшись, только кивнула.

«Дурацкая ситуация, не хуже той – с раздеванием. Чувствую, опять надо мной будет ржать весь “Тарантас”.

– Таня, ты очень милая девушка, – он улыбнулся, пытаясь включить все свое обаяние, – но вы, девушки, склонны находить романтику там, где ее нет. Я тебя спас, потому что ты тогда нуждалась в помощи, и не более… И потом… у меня уже есть девушка.

– Даже две! – Алинка подкралась совершенно незаметно и, как выяснилось, слышала весь разговор от начала до конца. Не вклиниться в разговор – это было выше ее сил. – А ты, незнакомка, на наших мужиков не заглядывайся. Свободных вон сколько ходит. – Она широким жестом показала вокруг, словно возле стенок стояли одни бесхозные мужчины, только и жаждущие завести себе спутницу жизни. – Вот, хотя бы…

Из коридора в жилую секцию вошел Молодой, но, увидев указующий на него перст, встал, как вкопанный.

– Не знаю о чем вы, но я к Максимычу.

Обойдя, с опаской, Алину, он подошел к Изотову:

– Там вестовой с верхнего поста прибежал – тебя ищет. Говорит, что к тебе целая делегация поклонников прибыла.

– Поклонники? – с легкой руки Данилы так называли только дикарей. – Ладно, мальчики и девочки, не ссорьтесь. Позже разберемся, кто с кем и зачем… а сейчас извините – труба зовет.

С этими словам Максимыч скрылся в коридоре. Алина еще раз окинула пренебрежительным взглядом новоявленную соперницу, фыркнула рассерженной кошкой и гордо удалилась в сторону медпункта. В общем зале, как два тополя, остались Молодой и Татьяна. Парень мялся и только что ножкой не шаркал, думая: «С волколаком проще, чем с ними. Черт их знает, что у них в голове».

– Костя, – он протянул ей руку.

– Таня, – она взяла ее за два пальца, но, словно обжегшись, отдернула свою ладошку обратно.

– Ну, я тоже пойду. Увидимся еще… как-нибудь.

Он глупо улыбнулся и, постоянно оглядываясь, чуть не врезавшись в угол, побежал в ту же сторону, где скрылся Максимыч. Из головы выветрилось все, что он хотел до встречи с Татьяной, и требовалось некоторое время, чтобы привести мысли в порядок. А девушка смотрела вслед сталкеру, чему-то улыбаясь.

Лето Максимыч любил больше, чем холодный и влажный туманный сезон. Тепло, сухо и мухи не… Хотя нет, с мухами, как раз, были некоторые проблемы. Обнаружив новый объект, особи размером с желудь, радостно жужжа, атаковали вышедшего из бункера сталкера. Пришлось натянуть респиратор и надеть солнечные очки. И дело даже не в яркости света – ровного загара даже летом особо не получишь. Облачный покров продолжал укутывать планету большее время, и солнце, белым кругляком, нарисованным на них, скорее только обозначало свое присутствие. Насекомые, будь они неладны, отожравшись на просторах заброшенного города, норовили залезть в глаза, рот и нос, и их совершенно не волновали такие мелочи, что людям эта близость не нравится.

Сержант Торгачев стоял возле ворот, приоткрыв створку, и что-то показывал находящимся снаружи. На привратных вышках дозорные продолжали держать на мушке цель, а еще один вооруженный боец стоял за спиной начальника, на всякий случай страхуя его. Максим подошел к ограде и тронул сержанта за плечо:

– Привет. Что там?

Сержант обернулся. Маска на лице не позволяла увидеть мимики, но глаза его заулыбались.

– А, пришел? Вон гости к тебе. Вождем двух знаний «ругаются». Родничок их шуганул, так теперь ближе подойти боятся. Я их даже чистой водой приманивал – лопочут что-то, на будку фикуса показывают и не идут. – Сержант показал литровую пластиковую бутылку с прозрачной жидкостью. – На, отдай, а то у них аж слюнки потекли, когда увидели.

– Двух знаний, говоришь. Это у них вождь двухголовый. Хороший парень, и соображалка у него неплохо варит. По крайней мере, одна из двух. Он верховодит после этого… как его… Древнева. И что им надо?

– Не говорят. Тебя зовут. Великий воин, говорят, нужен.

– Ладно, давай свою воду. И открой пошире, а то я в эту щель не протиснусь.

Выйдя за ограду, Максимыч прямиком направился к ожидавшим его возле кустов дикарям. Низкорослые homo canalisatis с почтением поклонились сталкеру, а воду принимали от него, как величайший дар богов. Бутылку, трижды обернув грязной тряпкой, спрятали в торбу, сшитую из мохнатой шкуры. Мухи, наконец-то, оставили в покое Максимыча и перебрались на дикарей – те совершенно на них не реагировали, явив образец единения природы с человеком и позволяя насекомым совершенно недопустимые, в понятии цивилизованных людей, вещи. Изотов еще некоторое время слушал гостей, кивал, что-то отвечал, после чего вернулся к воротам, а дикари растворились среди зелени, словно их и не было вовсе.

– Ну что там? Чего надо? – Сержант запер ворота.

– На охоту зовут. Мало их осталось, сами не справляются. Тварь какая-то житья не дает.

– И когда?

– Завтра к утру обещались прийти – сопроводить.

В сборах на охоту самое трудное – получить разрешение. Эта напасть преследует охотников с тех самых времен, как только охота перестала быть способом добычи пропитания. Если в стародревние довоенные времена спрашивали у жен, а затем у лесников, то теперь, с одной стороны, стало проще, но с другой трофеи вообще никак не могли пригодиться, и надо умудриться получить это самое разрешение у начальства. Как объяснить, что ты потратишь дефицитные боеприпасы и будешь рисковать своей жизнью всего лишь ради сомнительного удовольствия?

Васильев упирался целый час, не давая разрешения, и только Еремин, долго слушавший препирания, все «за» и «против», выдал: «Пускай сходят. В конце концов, это мы их ряды проредили, значит, нам и помогать». Латышев расплылся в улыбке, словно это его личная заслуга в прореживании, и так было задумано изначально.

Решили сходить вчетвером: Латышев, Данила, Максимыч, и четвертым, по настоятельной просьбе последнего, взяли Молодого. Васильев, насупившись, как мышь на крупу, «оторвал от сердца» рацию и наказал, чтобы «отзвонились» сразу, как выберутся на поверхность. Ну, и конечно, если что-то случится – «домой можете не возвращаться – придушу лично». Не понятно, то ли рацию жалко, то ли за охотников переживал.

Время, назначенное дикарями, приближалось. Смешно – а как они определяют его, если все это самое время живут под землей, в темных лабиринтах канализации? «Вот мы их ждем, а ребята и не в курсе». Максимыч чувствовал себя идиотом, но старших товарищей отсутствие дикарей почему-то не смущало, а Молодой был просто рад, что его взяли с собой, и целиком и полностью доверял именитым сталкерам. Такое ощущение, что он даже пытался угадывать желания старших, лишь бы хоть так отблагодарить их за оказанное доверие.

Данила ворковал возле будки с Родничком. Воспитанник вылез из своего домашнего уюта, выказывая хозяину весь спектр чувств в меру своих цветочных мозгов: громко шелестел листьями, терся цветками об руки и шлем. Латышев, наблюдая эту картину, только посмеивался и выдавал свои обычные подколки и хохмы. Больше ради убийства времени и скуки, чем для смеха.

– Вот раньше была зоофилия, а теперь я своими глазами вижу ботанофилию, или даже правильней флорофилию. Ты, Данила, родоначальник нового извращения!

Хохот часовых на вышках отвлек сталкера. Данила обернулся и погрозил другу кулаком, но его глаза над маской респиратора тоже смеялись. Тем временем Родничок отвлекся на мух – громко щелкая лепестками и хрустя хитином, он ловко ловил их над самой головой сталкера, чем вызвал новый приступ веселья Сан Саныча.

– Он скоро блох с тебя собирать начнет, я такое видел уже до войны по телеку.

– Я его сейчас на тебя натравлю, если не заткнешься!

– Чего сразу… это, между прочим, признак ухаживания. Я радуюсь за вас.

– Ну все, ты меня достал. Родничок, цапни его за какой-нибудь жизненно важный орган.

– Нет, Родничок, не слушай его. Дядька глупости говорит. Своих кусать нельзя, – с этими словами Латышев, на всякий случай, передвинулся за Максимыча, усевшись на свой жизненно важный орган, от греха подальше. Хотя растение, увлеченное охотой на мух, совершенно не обращало внимания на дружескую перепалку.

Ожидание затягивалось. Не зря он не доверял дикарям – они два плюс два сложить не могут, о какой точности можно тут говорить? Максимыч посмотрел на часы – если доверять отцовским «Orient», они уже минут пять, как должны были быть на месте. Он многозначительно показал Санычу на циферблат. Тот пожал плечами и достал из разгрузки обшарпанную «Моторолу». Щелкнул тумблером, от чего на передней панели зажглась зеленая лампочка, а в динамик зашипел фоном эфира.

– Юстас Алексу, прием?

Шипение прекратилось, и сердитый голос Васильева из черной коробочки ответил:

– Какой, на фиг, Юстас? Латышев, наш позывной – «База». Что хотел? Прием…

– Проверка связи. Шифровка в центр будет по выполнении задания.

Не дожидаясь ответа, Саныч отключил рацию, широко улыбаясь, представив себе вытянувшееся лицо Виктора.

– Молодой, на тебе рацию – будешь у нас радисткой Кэт.

– А сам чего? – Максимыч передал прибор бывшему стажеру, а тот аккуратно упаковал его в рюкзак.

– Не люблю я. Примета плохая – вечно что-то случается, когда она у меня, – и Латышев задумчиво посмотрел на шрам от пулевого ранения на левой кисти.

Гости появились, как из воздуха. Вот только что их не было – не шелохнулась ни одна веточка, не было слышно ни звука, а они уже стоят рядам с кустами, опасливо косясь на нахохлившегося на чужих Родничка.

– Подъем, гвардия – конвой прибыл, – Латышев встал с бревна первым и, закинув автомат за спину, направился к нерешительно топтавшимся в сторонке дикарям. Максимыч и Молодой потянулись следом. Последним подошел Данила, потратив некоторое время, загоняя упирающегося Родничка в свою будку. – Ну что, бойцы невидимого подземного фронта, куда идем?

Главный среди дикарей безошибочно, несмотря на натянутые на лица сталкеров маски респираторов, узнал Максимыча и в дальнейшем обращался только к нему.

– Большая честь для нашего народа, что Великий воин согласился участвовать в большой охоте, – он посмотрел снизу вверх на остальных и, одобрительно хмыкнув, на подошедшего Данилу-мастера. Его внушительная фигура впечатляла даже на фоне рослых сталкеров, а уж по сравнению с мелкими дикарями казалась просто титанической. – Приветствуем твоих спутников – не сомневаемся, тоже достойных воинов.

Изотов кивнул. Он показал на Латышева и Данилу:

– Это мои учителя. Я стал Великим воином только благодаря им.

Глаза дикаря расширились от удивления.

– Учителя Великого воина – сами великие воины!

Латышев как-то странно хрюкнул в маску и важно закивал, одновременно пихая Данилу локтем. Тот стоял молча, возвышаясь над дикарями, как скала, и поддерживать друга в этом фарсе не собирался. Еще не так давно зажила нога, пробитая дротиком такого же вонючего человечка. Большого энтузиазма от этой встречи он не испытывал и уж брататься с ними точно не собирался. Хотят – пускай почитают, но только на расстоянии.

Когда официальная часть закончилась, дикари развернулись и, не говоря ни слова, скрылись в зарослях. Расценив это как своеобразное приглашение следовать за ними, сталкеры раздвинули ветки густых кустов, закрывающих тропу. Маленькие дикари передвигались по лесу совершенно бесшумно, их полосатые шкуры, попадая в поле зрения, тут же, словно по волшебству, исчезали, будто дразня и издеваясь. Несмотря на недюжинную подготовку, сталкеры равняться с ними не могли. Идеальные разведчики – они не отходили далеко, ведя людей по самой безопасной дороге, обходя бесчисленные ловушки джунглей, периодически показываясь на глаза, указывая направление.

Город-лес жил своей жизнью, не обращая внимания на странную компанию двуногих. Под кронами деревьев парило. На ветках раскрылись огромные ярко-алые цветы, в соцветиях которых копошились большие насекомые. Мягкий мох под ногами тоже был усеян маленькими голубыми цветочками. Их мелкие лепестки ярко контрастировали с темно-зеленым покровом, и скопления напоминали голубые кошачьи глаза, внимательно рассматривающие случайных путников. Словно сам лес разглядывает своих обитателей, следя за порядком.

Дикари вели сталкеров по какой-то своей тропе. Максимыч изредка узнавал знакомые ориентиры, но, хоть убей, не мог понять, как они очутились в этом месте так быстро, как им удалось обойти временную аномалию, и за все время похода не встретиться ни с одним из опасных обитателей лесополосы. Было полное ощущение, что дикие люди, идущие впереди, прощупывали дорогу, разгоняя зверье перед дорогими гостями. Сталкеры, как бы они хорошо тут не ориентировались, были на поверхности в гостях, а они – у себя дома.

– Не пойму, где мы? – Максимыч споткнулся об очередной рельс, выступающий из-подо мха. Вокруг стояло множество оплетенных вьюнами и лианами остовов трамваев. Деревья, разросшиеся на свободном ранее пространстве, вывернули с корнем шпалы и рельсы, закручивая сталь в причудливые сюрреалистичные фигуры.

– Трамвайный парк. – Латышев удивленно озирался. – Никогда тут не был.

Они обошли очередной трамвай, опутанный растениями, словно Гулливер, связанный лилипутами, и уткнулись в запертую дверь бомбоубежища.

– О-па, бомбарь! – Максимыч подергал дверь, которая даже не шелохнулась. – Не вскрытый. – Он посмотрел на Латышева.

– Даже и не знал, что он тут есть. – Латышев достал карту, свернутую в несколько раз, некоторое время крутил ее и, найдя нужное место, сделал пометку. – Потом вернемся с инструментами и посмотрим, что там.

Дикари взобрались на насыпной холм убежища. Пришлось карабкаться к ним.

– Пришли, – их старший указал на длинное пятиэтажное здание, которое возвышалось впереди. Широкая улица, запруженная машинами, перегораживала проход к высокому крыльцу. Максимыч посмотрел на густые облака. Дикари, не выказывая боязни, вышли на улицу и уже через минуту стояли на серых гранитных ступеньках, призывно размахивая руками.

– Странный дом. Что это?

Сталкеры зашли в просторный холл, отделанный белым мрамором. Белые гипсовые бюсты бородатых мужчин, установленные на специальных постаментах, выступающих из стен, с удивлением разглядывали людей с оружием и в странных одеждах.

– Медицинский университет. Я сюда ходил как-то за книгами с отцом твоим, только не тут был, а в «аквариуме» – университетской библиотеке, – Латышев подошел к одной из статуй. – Пи-ро-гов, я его почему-то другим представлял – в бакенбардах. – Он оглянулся, ища взглядом дикарей. – Эй, дети тьмы, вы чего нас сюда притащили?

Засранец в шкуре выскочил, как черт из табакерки, из какого-то темного бокового закоулка и, размашисто жестикулируя, произнес всего одно слово:

– Тут! – и сейчас же растворился в темноте, словно его и не было.

– Тут, – передразнил его Латышев. – Это он себя имел в виду, или еще что-то?

Эхо шлепанья босых ног по мраморному полу гулко отдавалось в широком холле. Полумрак скрывал дальние углы и множество ниш и ответвлений, уходящих вдаль коридоров бывшего учебного заведения.

Закуток, в котором скрылся дикарь, оказался лестничной площадкой. Вверх и вниз уходили пролеты, и если наверху сквозь разбитые окна проникал рассеянный свет, то в подвале царила непроглядная тьма.

– Я смотрю, наши низкорослые друзья просто мастера в играх. Особо им удаются прятки и догонялки. – Латышев заглянул вниз в широкую дыру. – Ни черта не видно.

Он достал из разгрузки фонарик. Осветительный прибор долго не хотел включаться, но после …надцатого нажатия на кнопку с применением витиеватой ненормативной лексики и контрольного удара ладонью, сталкер, наконец, извлек из него узкий луч света. В пяти метрах внизу, на самом дне, валялась груда поломанной мебели и мусора. Как дикари там прошли, было не понятно.

Лестничные пролеты с широкими ступеньками, обложенные плиткой под белый мрамор, привели группу к широкому завалу из столов и стульев. Пришлось потрудиться, разбирая баррикаду, но, в конце концов, четыре вооруженных человека светили в разные стороны своими фонарями, выхватывая из темноты обшарпанные стены с множеством закрытых дверей.

– Ну и куда дальше? – Максимыч толкнул ближайшую. – Заперто. Ломать?

Латышев посветил вокруг и остановился на входе с выцветшей табличкой: «Тир». В отличие от других эта дверь была перекосившаяся, висевшая на одной петле, да еще и приоткрытая, а для пущей убедительности рядом на грязном полу отпечатались следы маленьких босых ног.

– Нам туда.

Просто огромный подвал. Тьма скрывала его истинные размеры. Света фонарей хватало лишь для того, чтобы осветить маленький пятачок вокруг сталкеров, и луч в бессилии рассеивался уже в десятке метров. Из-за длины помещения во все крыло здания оно казалось узким, хотя в ширину было не меньше двадцати метров.

– Эй, вы где? – Молодой крикнул и тут же прикрыл маску рукой. Эхо, неоднократно отразившись от стен, унесло вдаль оставшийся без ответа вопрос.

– Заткнись, – зашипел на него Данила.

– Они же нам союзники, – уже шепотом произнес парень, но в голосе его слышалась тревога.

Данила промолчал. Что сказать: что он не особо доверяет дикарям – это и так ясно. Как говорится: «Сколько волка не корми, вылетит – не поймаешь». Но дело даже не в этом.

Кто сказал, что нашими дикими друзьями уже кто-то не пообедал? Место незнакомое, а судя по размерам, зверюшка тут может поместиться крупная. Да еще и темно, как у негра в… как везде у негра, в общем, темно.

Где-то далеко, – казалось, что на самом краю мира, – зажглись два огненных глаза, осветив под собой три крошечные фигуры. Дикари стояли в самом конце тира, держа в руках зажженные факелы. Сталкеры прибавили шагу, ориентируясь на горящий маяк. В конце тира, прямо перед еще висевшими трухлявыми мишенями, на полу находилась неглубокая узкая траншея. Дикари, видя, что гости приближаются к ним, проворно попрыгали вниз, и яркое пятно от их факела, перемещаясь вправо, скрылось в стене.

Группа остановилась перед углублением. Когда-то здесь находился механизм движущихся мишеней. Остатки направляющих рельсов, выкорчеванные вместе с креплениями, до сих пор валялись на дне. Траншея уходила вправо, где в стене зияло неширокое отверстие.

Данила скептически оценил предоставленное ему пространство и выдал резюме:

– Мужики, я не полезу – даже не уговаривайте.

– А если снять рюкзак? – Латышев осветил темную дыру.

– Даже если трусы сниму, все равно застряну.

– Может, я это… сползаю. Скажу, что у нас проблемы с парадным входом.

Максимыч положил на цементный пол автомат и с надеждой посмотрел на сбрую разгрузки, подумывая, снимать или нет. Решил ограничиться рюкзаком, стянув его с плеч. Саныч снова посветил в лаз.

– Подожди лезть, кажется, они возвращаются.

Действительно, в черной норе замерцал колеблющийся свет факела, и из дыры шустро вылез старый знакомый – дикарь, которого гонял Родничок. Не успел он забраться наверх, как из лаза показалась еще одна косматая голова. Затем еще одна… и еще. В конечном итоге через пару минут рядом со сталкерами стояло около дюжины невысоких воинов, вооруженных разнообразным холодным оружием. Последним из траншеи, с помощью других, вылез нескладный коротышка с двумя головами.

– А-а-а, старый знакомый, – Латышев обрадовался новенькому, как родному. – Помнишь меня?

Двухголовый посмотрел на Сан Саныча, причем одна голова дебильно улыбалась, а у второй взгляд был на удивление разумен и серьезен.

– Помню. Ты воин, что ушел из закрытой клетки. – Разумная голова оценивающе окинула всех обитателей Измерителя взглядом и, видимо, оставшись довольной, произнесла: – Меня зовут Человек двух знаний. Я вождь племени, после того, как Дух древнего мира забрал Великого.

Латышев улыбнулся и посмотрел на голову, которая, не замечая серьезности разговора, весело надувала пузыри. После чего обратился ко второй голове:

– На счет тебя я не сомневаюсь, соображаешь ты довольно неплохо, а вот вторая… Что он может знать?

– Не надо недооценивать моего брата. Конечно, он не может связать и пары слов, но у него есть другие достоинства, которых нет у меня – он чувствует опасность и только благодаря этому мы еще живы. Особо это стало ценно, когда племя наше уменьшилось. Нам пришлось уйти из старого лагеря. Мы не можем его охранять с теми воинами, что у нас остались. Но мы нашли новое место. Мой брат говорит мне, что оно хорошее, но оно занято. В племени осталось всего три руки воинов. Племя не справится.

– Поэтому вы позвали нас? – Максимыч уже натянул обратно за спину рюкзак, и из-за левого плеча выступала рукоятка его знаменитого меча.

Вождь посмотрел на говорившего и синхронно кивнул обеими головами. В отличие от всего племени он не млел перед Изотовым и воспринимал его, как минимум, равным, хотя уважал и всячески поддерживал его авторитет среди своих людей.

– Да, там живет подземный дракон. Мы его выгоним на поверхность, но наверху его убить или даже отогнать у нас воинов не хватит. Нужны вы.

– Слава богу! А я-то уж думал, что придется по этим «кишкам» ползать, – Данила даже и не скрывал облегчения.

– Так мы и не отказываемся, только вот… – Максимыч указал на узкий проход.

– А вам туда и не надо, там мы сами справимся. А наверху вас проводит Хорд.

Пузырь на губах у дебильной головы громко лопнул, положив конец переговорам. Воин, называвший себя Хордом, звучно ткнул себя кулаком в кирасу и направился в сторону выхода. Сталкеры дружно потянулись за ним.

Идти, а точнее, бежать легкой трусцой по городу оказалось не так далеко. Группа миновала странное здание с большими круглыми окнами на первом этаже, которое Саныч называл «Аквариумом», пересекла широкий перекресток и спустилась с холма по улице Тенешевой. В самой низкой ее части, с правой стороны, разместился маленький одноэтажный домик. Совершенно круглый, как хоккейная шайба, он бросался в глаза на фоне прямых углов находящихся вокруг строений. Домик стоял в низине, и поэтому мог похвастаться даже уцелевшими стеклами и дверью с облупленной краской, а также, некогда голубеньким заборчиком, огораживающим территорию. Перекосившаяся табличка гласила: «Посторонним вход воспрещен». Больше никакой информации о том, что это за строение, и для чего оно служило, не было. Правда, с соседями ему не очень повезло: прямо за ним раскинули свои густые ветви заросли Чертова оврага. Максимыч посмотрел в ту сторону. Еще памятно было путешествие по мосту через Чертов ров, а до него, насколько он представлял, было около километра, не больше. Если прислушаться, можно было расслышать шум хлопанья огромных крыльев и крики птенцов.

– Сюда, – Хорд обошел домик и показал куда-то вниз. Оползень оголил кирпичную кладку, в которой зияла внушительная дыра, и, судя по ее диаметру, тварь была не маленькая. Если присмотреться, то было понятно, что эта кирпичная кладка была продолжением круглой стены домика, и составляла с ним одно целое. Из-под дыры в стене выходила широкая труба, из которой, журча, выливалась вода, впадая в русло ручья, текущего по дну оврага.

– Тут, – еще раз повторил дикарь, указав на дно солидной ямы, и сам скатился вниз.

Максимыч внимательно рассмотрел место будущего сражения. Крутые края не позволяли быстро уйти с линии атаки, и если подземный дракон очень шустрый, то это будет представлять опасность.

– Молодой, полезай наверх. Твоя задача отсечь его, чтобы он назад в дыру не нырнул. Старики, вы по флангам, ну а я с моим косматым другом буду встречать его лицом к лицу. Ну, или что там у кого есть.

Латышев хмыкнул на «старика», но Максимычу ни на это, ни на предложенную стратегию возражать не стал. Сталкеры быстро спустились, и Данила с Санычем, насколько позволяли откосы, поднялись по ним с боков, а Изотов стал рядом с ощетинившимся дротиками дикарем.

Ожидание затягивалось. Максимыча прямо тянуло подойти и заглянуть в дыру, но дракон мог выскочить в любой момент, и стоять на его пути не хотелось. Изотов присмотрелся. Было ощущение, что воздух, выходящий из дыры, колеблется. Максимыч снял маску респиратора – резкий, неизвестный ему запах ударил в нос. Не было сомнений – дикари выкуривали дракона в прямом смысле этого слова. Уже явно был виден дымок, вырывающийся изнутри.

Рассерженное шипение с присвистом раздалось из дыры. Донеслось знакомое улюлюканье дикарей, которое прерывалось ритмичными ударами-щелчками, словно какой-то обезумевший пастух решил согнать свое разбредшееся стадо коров. Снова шипенье-свист и щелчки «кнутом». И вот, наконец, в дыре показалась оскаленная морда дракона. Длинный раздвоенный черный язык молниеносно выскакивал из пасти, ощупывая дорогу, глаза подслеповато щурились, но голова размером с телевизор, который висел в «Тарантасе», усеянная множеством рогов и шипов, выглядела устрашающе. Дракон раскрыл рот, предъявив ряд острых желтых зубов, и зашипел. Его длинное, почти пятиметровое тело на шести когтистых лапах выползло наружу, а тонкий и подвижный хвост щелкнул, как бичом.

– Красив, мерзавец! – Максимыч произнес это и вскинул автомат, выбирая уязвимое место на этой сплошь рогатой морде. Чувствуя, как вскипает кровь от запредельного уровня адреналина, он усилием воли притушил возбуждение. Не хватает только, чтобы руки затряслись и мозг застила пелена азарта. В бою нужен холодный разум и четкие движения.

Ящер, услышав человеческий голос, неожиданно проворно подскочил, приподняв передние лапы, и угрожающе зашипел. Хвост, как у рассерженной кошки, начал ритмично бить по бокам, срезая, словно ножом, попавшие под удар ветки кустов.

Хорд улюлюкнул свой боевой клич и метнул первый дротик, целясь в приоткрывшуюся пасть твари. Не попал, оружие срикошетировало от роговой пластины и отскочило под ноги Данилы, вызвав у того рассерженный взгляд в сторону дикаря. Дракон недовольно зашипел, явив сталкерам глубокую зловонную глотку, и сразу получил второй дротик, который намертво застрял в ней, мешая ему сомкнуть челюсти. Чудовище попятилось, пытаясь дотянуться передней лапой до мешающего ему древка и одновременно – скрыться в своей норе. Только назад, спрятаться в своем логове, подальше от слепящего света поверхности. Он не любил выходить наружу днем. То ли дело ночью: утащить еще беспомощного птенца летающего родственника, ну или, на худой конец, своровать яйцо, пока беспечная мамаша кружится в небесах. Да и сейчас бы нипочем не выполз, если б не едкий дым.

Выстрел Молодого из дробовика оторвал от затылка ящера несколько рогов и, хотя не причинил ему видимого ущерба, заставил остановиться и обернуться к новой угрозе. Хвост, описывая замысловатые синусоиды, пытался нащупать многочисленных врагов вокруг.

– Целим в пасть! – прокричал Максимыч и первым открыл огонь.

Дружные очереди с четырех сторон заставили ящера крутиться, как на раскаленной сковородке. Его хвост бил в разные стороны, срезая кусты и вырывая из откосов целые пласты земли, но, в конце концов, монстр не устоял под свинцовым дождем. Движения его замедлились, земля пропиталась темной кровью, хвост уже не бил, словно разящий бич, а лишь вяло описывал круги в воздухе. И, наконец, мутант рухнул на бок и замер. Его черный язык безжизненно вывалился из пасти, как бы пробуя на вкус лужу собственной крови.

Выстрелы стихли. Дым от них клубился в низине и медленно оседал под ноги, уносясь вдоль ручья с ветерком, сквозившим над прохладной ключевой водой. Максимыч посмотрел вокруг:

– Все целы?

Ноги стали ватными. Так всегда после драки. Адреналин вводит организм в боевой транс, выжимая его, как губку, выкачивая энергию – всю до капельки. Приятное ощущение… если ты дома, на диванчике. Только беда-то в том, что обычно до этого диванчика надо еще как-то добраться.

Данила перезарядил карабин и спустился с откоса.

– Что, накрыло? Отходняк – великое дело. Бывает… – он посмотрел на Изотова. – У тебя «комбез» на бедре порван.

Максим посмотрел на ногу. На правом бедре, там, где раньше висела кобура с обрезом, красовался тонкий, словно рассеченный скальпелем разрез. Оружие с треснувшей рукояткой валялось рядом.

– Зацепил, гад, – он поднял оружие с земли – ремешки оторваны. В пылу боя даже не заметил, как по нему чиркнул хвост ящера. Приложив к ноге, Изотов примотал кобуру скотчем, таким образом закрыв дыру в костюме, вернул обрез на положенное место. – Все целы? – повторил он вопрос.

– Мы-то да, а вот… – Латышев указал куда-то за спину Максима.

Сзади, прямо в ручье, лежал Хорд. Часть его черепа была срезана, словно острым лезвием, и кровь, свободно вытекающая из широкой раны, окрашивала воду в красный цвет.

– Жалко дикаря. Правильный был засранец. Он даже Родничку нравился, – Данила вытащил тело Хорда из ручья и уложил на землю.

Из дыры в кирпичной кладке вылезли соплеменники погибшего. Они столпились вокруг тела собрата, притоптывая, пританцовывая и завывая какую-то ритуальную песню. Один из дикарей собрал все его дротики, вытащив даже тот, который торчал в пасти поверженного зверя, и сложил их у Хорда на груди. После этого погибшего воина подняли и понесли наверх, к круглому домику.

– Хорд был великий воин, племени его будет не хватать. – Рядом стоял двухголовый вождь. Разумная голова с грустью провожала взглядом траурную процессию. Вторая просто подвывала мелодию, которую продолжали напевать воины. – Голова дракона ваша. Вы оказали нам большую услугу.

– Нам не нужна голова, – отказался Максимыч, все еще глядя на траурную процессию. – Хорд первый вступил в бой. Голова принадлежит ему, значит, она принадлежит племени.

Вождь кивнул.

– Великие воины с этого момента тоже члены племени и вольны хранить трофеи в своем становище. Да будет так! – Он развернулся и полез в дыру.

Латышев наклонился и поднял гибкий хвост дракона. Весь кончик его был усеян острыми и твердыми, как сталь, иголками.

– А я возьму, пожалуй, себе на память. – Он вынул из ножен широкий секач и одним взмахом отрубил около полуметра от хвоста ящера. – Молодой, отзванивайся домой – хватит нам на сегодня приключений.

Сталкер выудил из рюкзака рацию, включил ее и нажал на тангету:

– «База», «База», я «Группа», прием…

После небольшой паузы, в которой слышался лишь треск эфира, убежище ответило:

– «Группа», я «База», слышу хорошо, прием…

– «База», задание выполнено, мутант уничтожен, потерь нет, возвращаемся.

– «Группа», принято, ждем возвращения.