Глава 11
ПЕРЕГОВОРЫ
Наконец, блокпост остался позади, а перед листоношами раскинулся поселок Старый Крым — крошечный даже в лучшие времена, практически безлюдный после Катастрофы, поселок нынче переживал бурный ренессанс. Ничто так не сказывается на экономике маленьких городов, как ввод войск на постой. Поселок, несмотря на поздний час, бурлил жизнью. Где-то маршировали солдаты-ополченцы, фермеры спешно возводили палатки и казармы, казаки пьянствовали по кабакам и бегали за девками (те, разумеется, визжали и старались бежать не слишком быстро), татары успели воздвигнуть походную мечеть с минаретом и внимали проповеди муллы. Где-то далеко ревели моторы тяжелой техники, по улицам ездили БТРы и грузовики с длинными зелеными ящиками в кузове.
— Ого! — присвистнул Кайсанбек Аланович. — Давненько я такого не видал. Они же готовятся к полномасштабной войне! И кто? Казаки, татары, пираты и горожане! Лебедь, рак и щука! Или нет, скорее, волк, коза и капуста... Как же им удалось объединиться?
Этот вопрос Пошту занимал в последнюю очередь. Он понимал, что вся эта силища — тысячи людей, сотни единиц бронетехники, миллионы пуль и снарядов — скоро будет обращена против его клана. Их следовало остановить. Любой ценой. Рассорить между собой, как вариант...
Он вытащил из рюкзака бинокль и внимательно оглядел Старый Крым. Больше всего патрулей и охраны было возле помпезного здания с колоннами — наверное, бывшего дома культуры или чего-то в этом роде. Пошта предположил, что там располагается штаб объединенных сил. Не зря же там припарковано с полдюжины бронированных «хаммеров».
Значит, нам туда и надо.
Вопрос: как? Просто тупо пойти по улицам, выдавая себя за добровольцев или наемников? Не проканает, патрулей до чертиков, на каждом углу проверяют документы, и если Воловик и Зиняк еще сойдут за беглых матросов-дезертиров, то Пошту вычислят сразу. А уж Кайсанбеку Алановичу и Косте вовсе туго придется, старик и ребенок — ну какие они наемники?
Значит, надо маскироваться. Под кого?
За татар мы никак не сойдем. Казаков попробуй возьми в плен, чтобы завладеть оружием и униформой. Фермеры и горожане держатся всегда кучками, все друг друга знают, незнакомцев сразу заподозрят. Пираты? Нет, у этих ребят татуировок на теле больше, чем извилин в голове.
Кого же выбрать?
Ответ пришел сам собой: среди бродящих по улицам пьяных казаков и деловитых фермеров Пошта различил до боли знакомый силуэт человека в капюшоне.
В сером капюшоне.
Сектанты Серого Света!
«Ну, голубчики, — злорадно подумал Пошта, — вот уж не думал, что буду так рад вас видеть. Очень уж у вас униформа славная».
Он через бинокль проследил, в какой дом нырнул сектант, выждал пару минут и велел отряду двигаться в ту сторону, предварительно рассредоточившись.
Костя пошел первым, вместе с Воловиком (после инцидента на скале мальчишка зауважал матроса как никогда прежде). Воловик изображал ополченца, Костя — назойливого нищего.
Потом Зиняк и профессор потащили на себе Пошту, который старательно строил из себя пьяного — заплетающиеся ноги, неясная, преимущественно матерная речь, и все такое прочее.
Благодаря этому нехитрому камуфляжу отряд добрался до дома сектантов без приключений.
У входа отряд собрался вместе, и Пошта послал Костю, как самого проворного, заглянуть в окна. Окна оказались зашторены, но парнишка, вспомнив свежеприобретенные навыки скалолазания, забрался на крышу одноэтажного домика и заглянул в слуховое окошко.
— Молятся, — доложил он, мягко, как кошка, спрыгнув обратно. — Собрались в круг, зажгли лампадку и бормочут. Одни капюшоны видать.
— Сколько их там? — спросил Пошта.
— Пятеро.
— Как раз. Надеюсь, ростом они вышли. Воловик и Зиняк — в окна. Костя — через крышу. Мы с профессором ломимся через парадный вход. Без стрельбы — услышат. И без поножовщины — перепачкаем балахоны кровью. Поэтому только рукопашка. И желательно не убивать.
— Чего это? — удивился Зиняк. — Тебе их жалко, что ли?
— Нет, — сказал Пошта. — Мне их более чем не жалко. Но я привык не убивать людей просто так, без особых на то причин. Ясно?
— Ясно.
— Тогда за дело.
Пошта выждал две минуты, пока его бойцы занимали позиции, а потом нагло и требовательно постучал в дверь, сначала кулаком, а потом — ногой. Через какое-то время из-за двери робко спросили:
— Кто там?
— Открывайте, патруль! — рявкнул Пошта. — Проверка документов!
— Мы мирные люди, — залепетали из-за двери. — Религиозная община...
— Открывайте! — крикнул Пошта. — А то вышибу дверь к чертям собачим! Подхорунжий, неси взрывчатку!
― Не надо взрывчатки! — испугался сектант. — Сейчас-сейчас, открываю, минуточку.
Загромыхали многочисленные засовы, и дверь со скрипом приоткрылась. Пошта тут же саданул по ней ногой, дверь распахнулась и сбила сектанта с ног. Пошта ворвался в помещение, оставив профессора, как говорится, «на шухере». Тут же раздался звон разбитого стекла — Зиняк, Воловик и Костя приступили к штурму.
Скрутить и вырубить пятерых противников — не такая уж и легкая задача, даже если преимущество внезапности на стороне нападающих. Того незадачливого сектанта, что открывал дверь, Пошта схватил за капюшон и что было силы приложил головой об стенку, сведя таким образом число противников до четверых.
Потом он проскочил через короткий коридор и кувырком вкатился в центральную комнату, исполнявшую роль места для богослужений (если этим словом можно назвать поклонение Серому Свету). Испытав короткий приступ дежа-вю — он уже бывал в святилище сектантов в Бахче-Сарае — Пошта встряхнул головой и приступил к делу.
По большому счету, чтобы привести человека в бессознательное состояние, нужно воздействовать на головной мозг, либо напрямую, либо перекрыв к нему доступ кислорода. Проще говоря, надо либо бить по башке, либо душить, стараясь пережать обе сонные артерии, но не сломать дыхательное горло.
Ближайшего сектанта Пошта сбил с ног подсечкой, захватил в «гильотину», сам упал на спину, обхватил серую тушу ногами и прогнулся назад, запихивая свое предплечье под подбородок врага. Сектант задергался, захрипел и вырубился.
Зиняк отдал предпочтение ударной технике: ворвавшись в окно, он рубанул серого предплечьем по затылку, а потом для верности ударил туда же локтем. Серый балахон обмяк, сектант упал.
Воловик для начала врезал противнику под дых, в солнечное сплетение — серый сложился вдвое, хватая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба, не в состоянии даже закричать — и Воловик отправил его в нокаут классическим апперкотом.
Костя же, спрыгнув на своего клиента сверху, повис у того на спине, обхватив руками за шею и ногами — за корпус, заплел руки в хитром захвате «мата леон» и сосредоточенно душил. Руки у мальчишки были тонкие, и работали не хуже удавки. Через пару секунд схватка была закончена.
Еще около двух минут ушло на то, чтобы раздеть сектантов и примерить их балахоны. Огромные капюшоны прекрасно скрывали лица, просторный покрой одеяний позволял спрятать под ними любое оружие вплоть до гранатомета.
— Что с ними делать? — поинтересовался Воловик, кивнув на белые дряблые тела раздетых сектантов. Воняло от них, как от козлов. — Добьем?
Пошта покачал головой. Причин любить сектантов Серого Света у него не было, но резать беспомощных людей, как баранов... Он все-таки был листоноша, а не отморозок какой-нибудь.
— Связать. Упаковать. Кляпы в пасть и пусть валяются. Придут их собратья — развяжут.
Последний балахон Пошта вынес профессору. Кайсанбек Аланович нехотя его напялил и тут же стал неотличим от остальных членов отряда.
— А сейчас медленно и осторожно идем к штабу, — скомандовал Пошта. — В режиме молчания, общаемся жестами. На вопросы посторонних не отвечаем.
Впрочем, последнее напутствие оказалось лишним. От серых в Старом Крыму сторонились даже пьяные казаки, поэтому до штаба отряд добрался без приключений.
Внутрь они тоже проникли без особых сложностей: у часовых на входе при виде серых балахонов вытянулись лица, они чуть ли не взяли под козырек и опасливо, суеверно скрестив пальцы, посторонились. Видимо, сектанты в Старом Крыму уже успели заработать себе вполне определенную репутацию.
Отряд занял места в зале штаба (бывшем концертном зале провинциального дома культуры) как раз посередине между входом и сценой, где стоял круглый стол и кресла для заседающих. Из окна было видно, как подъезжают кортежи самых могущественных людей Крыма, объединившихся, чтобы уничтожить клан листонош.
Первым прибыл гетман Дорошенко. Причем прибыл с помпой, верхом на гнедом жеребце и в окружении отряда личной охраны — тоже на конях, причем исключительно вороной масти. Сам гетман был облачен в традиционные красные шаровары, вышиванку и бронежилет. На боку у него болталась кривая сабля, на поясе висела деревянная кобура с древним «маузером», а на бронежилете, подцепленные прямо к стропам «моле», колыхались с полдюжины гранат.
Войдя в зал, гетман Дорошенко обнаружил, что он первый, и всем своим видом выразил недовольство. Тем не менее торжественно промаршировал к сцене, бренча шпорами, и занял самое большое и помпезное кресло, смахивающее на трон.
Хан Арслан Гирей Второй приехал на БРДМ, в который была запряжена шестерка коней-тяжеловесов, их еще называют першеронами. Из охраны при нем был лишь один янычар с М-4 на одноточечном ремне, да рядом суетился жирный евнух в расшитом халате. Впрочем, шитье халата блекло по сравнению с роскошью одеяний самого Арслана Гирея Второго: от золота на одежде болели глаза, и даже тюбетейка сверкала алмазами и сапфирами не хуже мигалки.
Хан занял место напротив гетмана Дорошенко и принялся играть с ним в гляделки, играя желваками.
Потом прибыл Главный Управитель Вольного города Симферополя, он же — глава Союза Вольных Городов Крыма, некто Волобуев — невзрачный, серенький человечек в сереньком же костюме и безвкусном кричащем галстуке. Этот был вообще без охраны, руководствуясь принципом «никому не нужен — никто и не убьет». Должность Главного Управителя была выборной, выборы проводились раз в месяц, и смысла убивать именно этого человечка не было никакого. Ну убьют, горожане следующего выберут...
Управитель Волобуев присел на самый дальний стул и постарался не отсвечивать.
Явление пиратского короля Рыжехвоста было достойно пера художника-баталиста. Сначала в зал вошел конвой — донельзя колоритные пираты в банданах, кожаных жилетах, кожаных штанах и драных тельняшках. Парочка пиратов были одноглазыми, и на кожаных нашлепках, закрывающих отсутствующий глаз, красовался «веселый роджер». Один был, согласно канону, одноногим, и ковылял на деревянном костыле. Следом явился сам Рыжехвост. В ухе его сверкала серьга с бриллиантом, шею украшало ожерелье из засушенных человеческих ушей, эфес абордажной сабли бы инкрустирован изумрудами и рубинами, а мускулистые руки от запястий и до плеч покрывала замысловатая татуировка — с русалками, драконами, якорями, голыми девками и игральными картами. Пресловутый же рыжий хвост, которому пират был обязан своим прозвищем, был заплетен в толстую косицу, к которой пират прикрепил хвост натуральный, тоже рыжий, но лисий.
Пират вальяжно развалился на первом попавшемся кресле и громко спросил:
— Ну что? Все собрались? Можем начинать!
— Позвольте, — робко возразил Волобуев, — а кто назначил вас старшим на этом собрании?
— Я и назначил, — хохотнул Рыжехвост. — Пока вы тут сидите, языки проглотив! Поехали, братья, пиво греется, девки томятся! Чего тянуть-то?
— Не возражаю, — сухо ответил гетман Дорошенко.
Хан Арслан Гирей Второй кивнул. Только тут Пошта заметил на рукаве роскошного ханского халата черную ленту. Хан носил траур, скорбел по любимым женам.
— Итак, — продолжал Рыжехвост. — В Джанкое объявлено перемирие. Взять цитадель наскоком не удалось. Глава клана листонош предложил переговоры. Мы согласны на переговоры?
— Согласны, — по очереди кивнули Дорошенко, хан и Волобуев.
— Прежде чем пригласить сюда этого... как бишь его, — сделал вид, что не помнит, Рыжехвост, — А, точно, Филателиста, хотел бы спросить у вас, коллеги. А не проще ли отрубить этому мутанту голову и отправить ее в Джанкой, дабы листоноши поняли, что с нами шутки шутить не следует?
— Не проще, — возразил гетман Дорошенко. — Во-первых, это нарушение условий перемирия. Убийство парламентера. А во-вторых, в голове Филателиста есть некая информация, которая, как я полагаю, и послужила причиной ныне происходящего конфликта.
— Не знаю, как там насчет информации, — скривился хан Арслан Гирей Второй, — а для меня причиной конфликта послужила смерть моих жен от рук вероломных убийц. И я бы с превеликим удовольствием отрезал бы Филателисту не голову, а другую часть тела, после чего взял бы его к себе на работу. В гарем. Евнухом.
— Ну, господа, — попытался вразумить всех Волобуев. — Это эмоции. А у нас, между прочим, война. А война — занятие не из дешевых. Если не получается ее быстро выиграть, может быть, лучше ее прекратить?
— Торгаш, — сплюнул сквозь зубы гетман Дорошенко, и с ним согласились и хан, и король.
— Но господа! — возмутился Волобуев. — Не вы ли просили Союз Вольных Городов Крыма профинансировать ваши военные кампании? Патроны, дизельное топливо, бронежилеты. Я понимаю, дело нужное, нужное всему Крыму, хватит терпеть этих мутантов, но мы же не можем платить вечно! Тем более что мы были вынуждены мобилизовать почти всех трудоспособных мужчин!
— Тихо! — хлопнул рукой по столу Рыжехвост. — Отставить торг! Не на базаре! Будем говорить с Филателистом, или секир-башка ему сразу?
Главы объединенных сил задумались и по очереди заявили: мол, отчего бы не поговорить? Чувствовалось, что при всем своем военном энтузиазме, и татары, и казаки, и пираты, не говоря уже о горожанах и фермерах, листонош все-таки побаиваются. Вон, цитадель Джанкой уже сколько взять не могут, а что будет, если казнить главу клана? Вдруг листоноши решат отомстить?
— Введите Филателиста, — распорядился Рыжехвост.
Может быть, конвоиры из оцепления парламентера и верили в то, что Филателиста «ввели» именно они — но со стороны это выглядело совсем иначе. Филателист, пуще прежнего поседевший и изрядно похудевший — лицо стало острым, изможденным, и в то же время хищным, — шел первым, уверенно и размашисто, гордо подняв подбородок, а за ним семенили ополченцы, с трудом поспевая за длинными шагами главы клана листонош.
— Вечер добрый, — поздоровался Филателист, одним прыжком вскочив на сцену и оставив конвоиров позади. — Если он, конечно, добрый. Ну что, друзья мои, будем договариваться?
— О чем с тобой, собака, договариваться?! — взвился татарский хан. — Ты моих жен убил!
— Моих казаков убил!
— Водопровод отравил!
— Корабли потопил!
Следом за начальством загудела и толпа, собравшаяся в зале. Ненависти к листоношам тут накопилось столько, что хоть в бутылки собирай и продавай. Народ собрался хоть и разномастный, но галдел в унисон: бей мутантов, надоели, сволочи, наших бьют, месть, месть!
Пошта украдкой огляделся из-под капюшона (пока Филателист терпеливо пережидал всплеск ненависти) и обомлел. Среди толпы он увидел знакомое лицо.
Сургуч. Листоноша из числа приближенных Филателиста. Специалист по особым поручениям. Почему-то в пиратском прикиде и с пиратской же саблей.
Неужели это он и есть — тот самый предатель, о существовании которого Пошта начал догадываться еще во время первого штурма Джанкоя?
Да нет. Не может быть. Не мог старый лис Филателист пригреть такую змею у себя под носом. Скорее, Сургуч тут с тайной миссией, шпионит или прикрывает главу клана.
Успокоив себя таким образом, Пошта перевел взгляд на своего командира.
Тот поднял руку и, дождавшись тишины, заявил:
— Нас оболгали. Нас подставили. Нас хотят уничтожить.
Очередной взрыв негодования был короче — всем хотелось узнать, что листоноша скажет дальше.
— Подумайте. Дайте себе труд хоть на секунду — задумайтесь. Зачем? — вещал Филателист со сцены. — Зачем нам делать все то, что нам приписывают? Убивать ханских жен. Топить пиратские корабли. Резать казацкие разъезды. Травить водопровод Симферополя. Зачем?! Наш клан с момента своего возникновения трудился на благо Крыма. Восстанавливал связь. Налаживал контакты. Возрождал цивилизацию. И вдруг — волна бессмысленной жестокости.
— Потому что вы мутанты и ненавидите нормальных людей! — выкрикнул кто-то с места.
Филателист выкрик проигнорировал.
— Кому выгодно уничтожение клана листонош? — спросил он. — Кто выиграет, если остров Крым опять погрузится в пучину средневековья, лишится связи, лишится торговых путей и надежды на восстановление цивилизации?
Толпа притихла.
— Что вы предлагаете? — робко спросил Волобуев, раздавленный авторитетом Филателиста.
— Я предлагаю сделать перерыв. Дать людям подумать. В том числе и вам, господа главнокомандующие. Переспать с этой мыслью, как говорится. А потом – прекратить эту бессмысленную войну, пока она не переросла в ту фазу, когда месть за падших товарищей затмевает собой изначальные причины войны.
В зале повисла гнетущая тишина. Все-таки Филателист, как с удовольствием отметил Пошта, умеет завоевывать внимание аудитории. И ведь не побоялся, старый черт, сунуться в одиночку в самое логово врага. Ну, или почти в одиночку, если допустить, что Сургуч его страхует.
— Кажется, — прошептал из-под капюшона Кайсанбек Аланович, — ему удалось. По крайней мере самые горячие головы подостыли. Конечно, глупо предполагать, что одной пламенной речью обойдется, но было бы крайне интересно, о чем Филателист и эта разношерстная компания будут общаться в кулуарах, без свидетелей.
— Боюсь, туда нас не пустят, — пробормотал Пошта.
— Значит, так! — Рыжехвост встал и рявкнул во вест голос: — Объявляется перерыв! Президиум удаляется для закрытого обсуждения!
«Надо перехватить Филателиста до того, как он уйдет в комнату для тайных переговоров», — сообразил Пошта. Другого шанса может и не быть.
Пошта встал и двинулся наперерез Филателисту. Того якобы конвоировали, а на самом деле — уважительно провожали в сторону дальней двери, ведущей, очевидно, в тот самый закрытый зал заседаний. Пошту в сером балахоне попытались остановить, но листоноша оттер ополченца плечом и осенил остальных сложным жестом, который только что сам и выдумал.
— Именем Серого Света, — пробормотал Пошта зловеще, — предлагаю вам, глава клана листонош, совершить таинство причастия перед важной беседой.
Ополченцы-конвоиры все как один начали суеверно плеваться через плечо, а Филателист, несколько офигев от такой дерзости, приготовился раздавить жалкого сектанта всей мощью своего авторитета. Но Пошта приподнял капюшон, показал Филателисту свою физиономию и подмигнул. Лицо у главы клана вытянулось, и он проворчал что-то:
— Ладно, ладно, таинство так таинство... Где бы мы могли уединиться, уважаемые?
Место для совершения таинства нашлось в крошечной комнатушке, служившей кладовкой. Пошту и Филателиста оставили наедине. Пошта запер дверь, для верности подпер ее шваброй и начал было что-то говорить, когда Филателист сгреб его своими ручищами за грудки и оторвал от пола:
— Ты что здесь делаешь?! — прошипел рассвирепевший глава клана листонош. — Ты где должен быть?!
— Успокойтесь, — попытался вразумить взбесившегося старика Пошта. — И поставьте меня на землю. Я все объясню.
Филателист наконец-то отпустил листоношу, от поправил балахон и начал сбивчиво говорить:
— У меня есть предположение... точнее, гипотеза... я еще в Джанкое заподозрил... — Перед тем, как сказать самое страшное, Пошта замялся. Такого обвинения еще никогда не звучало в клане листонош. — Среди нас есть предатель.
— Что-о?! — округлил глаза Филателист.
— Кто-то в клане работает против нас. Не знаю, на кого, в чьих интересах... Но уж очень много информации утекает наружу. Враги знают каждый наш шаг, постоянно нас опережают. Мы попадаем из ловушки в ловушку, да еще и эта череда дурацких подстав, после которых на нас ополчился весь Крым...
Филателист недоверчиво покачал головой.
— Бред, — заявил он безаппеляционно. — Не может быть. Мы же — листоноши. Это у нас в крови, в ДНК, в наших генах и в наших способностях. Листоноша не может перестать быть листоношей, как волк не может перестать быть волком.
— Но и волки превращаются в собак, — подметил Пошта. — И среди таких мутантов, как мы, могут случиться выродки.
— Не может этого быть, — Филателист, мрачнее тучи, присел на какую-то коробку и огладил усы. — Не верю. Если такое случилось — тогда все зря. Весь наш клан, вся борьба за возрождение цивилизации.
«Ох, лукавишь, старый лис, — подумал Пошта. — Красивые слова говоришь, а сам шпиона Сургуча к ополченцам небось не вчера заслал, давно он тут под прикрытием тусит, слишком уверенно себя чувствует...».
— Ты мне, Пошта, лучше скажи, какого хрена тебя в Старый Крым занесло? Тебя с какой миссией отправляли? И куда? В Керчь и на Карадагскую биостанцию, так? А ты, доброхот энергичный, на что время тратишь? А?
— Я хотел очистить имя клана, — твердо ответил Пошта.
— Балбес! — сплюнул в сердцах Филателист. — Да если мы не доберемся до бункеров первыми, не будет больше никакого клана! И никакого Крыма, вероятно, тоже не будет!
Пошта понурился.
— Как далеко вы продвинулись в своей экспедиции, пока вас не потянуло на подвиги?
— Не знаю.
— Как это — не знаю? — изумился Филателист.
— Я Бандерольку с Телеграфом и доктором Стасом отправил в Керчь, на связь они пока не выходили, поэтому о прогрессе не осведомлен, — доложил Пошта.
— Та-ак, — зловеще протянул Филателист. — И кто такой этот доктор Стас?
— Севастопольский военный врач. С атомного крейсера «Адмирал Лазарев». Хороший мужик, надежный.
— А где Штемпель, профессор в конце концов?
— Штемпель погиб. Еще в Советском. Прикрывая наш отход. Мутанты-нетопыри.
Филателист вздохнул. Еще одним листоношей стало меньше в Крыму... Слишком быстро они уходили — надежные друзья и товарищи.
— Слыхал, — сказал глава клана неформально, по-дружески, — у Контейнера племяша похитили. Помнишь пацаненка с бумерангом? Того самого. И кто похитил — неясно, выкупа не требуют, условий не ставят. Прямо из Джанкоя, как — ума не приложу.
Пошта замялся.
— Ну, вообще-то он сам сбежал, Костя-то, — виновато сообщил Пошта. — С нами. В экспедицию.
— Да ну? — хлопнул себя по коленям Филателист. — Ай да Костя, ай да сукин сын! Весь в дядьку пошел! Ну, хоть одна хорошая новость за сегодня, жив, негодяй! А чего ж вы его обратно-то не вернули?
— Времени было жалко, да и пацан толковый...
— Ну да, ну да, — покивал Филателист. — Может, оно и к лучшему. Всяко безопаснее, чем сидеть в Джанкое под бомбами и испытывать на себе гнев Контейнера. Где он, пацан этот? Куда пристроили?
— В актовом зале сидит, в сером балахоне...
— Что-о?! — Филателист аж привстал. — Ты притащил ребенка в это змеиное логово?!
— У меня не было выбора, — начал оправдываться Пошта.
Филателист горестно вздохнул.
— Ох и времена настали! Уже и дети воюют... Ладно, Пошта. Слушай меня внимательно. Твоя миссия — важнее всего на свете. Важнее тебя, меня, Кости, всего клана листонош. Ты должен во что бы то ни стало добраться до бункеров. Ты и Бандеролька, раз уж вы разделились. Проникнуть в них, добыть содержимое и сделать все, чтобы оно не попало в руки таким, как эти придурки — Рыжехвост, Дорошенко, Арслан Гирей и прочие Волобуевы.
Сделав паузу, Филателист опять погладил свои знаменитые усы.
— Здесь я уж как-нибудь сам разберусь, — продолжил он. — То, что противников много, иногда играет на руку не только им. Слишком глубоко гнездятся корни ненависти в их сердцах. Пираты ненавидят татар, татары — казаков, казаки презирают горожан, те, в свою очередь, боятся, а значит — ненавидят пиратов. Ты замечал, что в основе ненависти всегда лежит страх? В первую очередь — страх непонятного, чужого. Молится не так — враг. Кожа другого цвета — враг. Говорит на другом языке — архивраг! Нет, эти ребятки каши вместе не сварят. Нервы они нам, конечно, под Джанкоем знатно потрепали, но цитадель взять не смогли. Я так думаю, что за пару деньков челночной дипломатии рассорю я всю эту гопкомпанию к чертовой матери.
Филателист самодовольно хмыкнул, а Пошта подумал: этот может.
— Ты же, брат Пошта, отправляйся туда, куда шел — на Кара-Даг. Самый короткий путь лежит через Коктебель, но будь осторожен, по слухам, там активизировались морские гады, подводные мутанты выбрались на берег и бесчинствуют там. Когда дойдешь до Кара-Дага, найди батискаф, профессор Кайсабек Аланович должен разобраться, как им управлять. И спускайся в бункер, не медли...
— Я все понял, — кивнул Пошта. — Я все знаю. Но у меня сердце кровью обливается при мысли, что я оставлю вас здесь одного, среди врагов.
— Иди-иди, брат, — усмехнулся Филателист. — Я ведь тоже листоноша, а значит, все будет хорошо.
Когда Пошта и Филателист выбрались из кладовки, в коридорах дома культуры (ныне — штаба ополчения) царила нездоровая суета. Конвоиров отчитывал немолодой казак — «как это потеряли? Какой еще к чертям сектант забрал?», публика, жаждущая продолжения спектакля, нервничала, личная охрана пиратского адмирала повздорила с казаками, которые, в свою очередь, задирали татар... Обстановочка была — как открытая бочка с бензином, только спичку кинь.
Вдобавок в зале прибавилось серых балахонов — наверное, адепты Серого Света, теперь уже настоящие, пошли искать пропавшие комплекты униформы.
— Так, — оценил ситуацию Филателист. — Пойду я переговоры переговаривать. А ты давай-ка сматывайся отсюда, пока тебя не разоблачили, сектант липовый. И отряд уведи. А то устроите тут драку — и все переговоры коту под хвост.
— Служу Серому Свету... — пробормотал Пошта и пошел пробираться к своим.
На полпути его схватили сзади за рукав — неагрессивно, но требовательно.
— Стоять, сволочь сектантская!
Пошта обернулся, не поднимая головы. Из-под низко опущенного капюшона видны были только ботинки обидчика.
— Что вам было надо от Филателиста? — спросил назойливый незнакомец.
— Именем Серого Света, — забормотал Пошта, готовясь лягнуть противника в пах.
Но тут с него сорвали капюшон, и Пошта осознал, что стоит нос к носу с братом листоношей по имени Сургуч.
— Пошта? — изумился тот.
— Тише, — прошипел Пошта, натягивая капюшон обратно. — Не шуми, Сургуч.
— Ты что тут делаешь?!
— То же, что и ты, — ответил Пошта. — Выполняю тайную миссию. А ты мне мешаешь.
— Понял, — сказал Сургуч. — Расходимся.
Листоноши синхронно развернулись и пошли в разные стороны: Пошта к своему отряду, а Сургуч (как предположил Пошта) — негласно охранять Филателиста.
— Уходим, — сказал Пошта своим. — Быстро, но тихо.
— А как же переговоры? — осведомился голосом профессора Кайсанбека Алановича один из серых балахонов.
— Без нас разберутся, не маленькие. Нам надо двигаться в Коктебель, а оттуда — в Кара-Даг.
— По морю пойдем? — с надеждой спросил самый маленький балахон, висящий складками на тощей фигуре Кости.
— Нет. Поверху. Через горы.
— Опять! — заныл Костя. — Не хочу в горы, хочу в море.
— Молчать! — чуть повысил голос Пошта. — И идти за мной. Сейчас нам надо выбраться из толпы, никого не убить при этом и не попасться настоящим сектантам на глаза. Поэтому — отряд, за мной тихим шагом марш!
