Глава 18
«КОРОЛЕВА»
Машина сотрясалась от ударов. Кабина ходила ходуном, но ничто не могло заставить Илью ослабить хватку.
— Не делай глупостей, Колдун! — надсадно прохрипел Сапер. — Не стреляй!
Жаль, что это случится в темноте. Напоследок Илья очень хотел бы посмотреть на эту перепуганную морду. А так — раз, и все. И все?
— Не-стре-ляй-Кол-дун…
Не стрелять? Для этого есть хотя бы одна причина? Ствол пистолета упирался в череп ублюдка. Спусковой крючок под указательным пальцем так и просил: «Нажми меня, ну нажми же!» Однако палец почему-то не вдавливал курок. И дело было вовсе не в упоении местью или желании продлить удовольствие и немного оттянуть долгожданный момент. Ни упоения, ни удовольствия Илья сейчас не чувствовал. Он чувствовал лишь усталость и опустошенность.
Так в чем же тогда дело? В чем загвоздка?
Почему я не должен стрелять в подонка, по вине которого потерял семью? Зачем мне прощать выродка, погубившего целую станцию? Для чего оставлять жизнь тому, кто впустил муранчу в метро?
«И кто обрек на смерть мою новую — последнюю — семью!»
— Я впустил одних тварей, ты выпустил других, — прохрипел Сапер.
— Сволочь!
И снова Илья не выстрелил. Он лишь с маху двинул пистолетной рукоятью по голове Сапера. В темноте удар вышел неточным, скользящим. Сапер вскрикнул от боли. Илья опять приставил ствол к его виску. Или к уху. Или к щеке. Не разобрать… Кабину трясло. Илью — тоже. Что-то мешало просто нажать на курок. Не жалость и не пресловутое благородство — к таким типам, как Сапер, ни то, ни другое не применимо. Какая-то смутная, не оформившаяся до конца мысль. Сапер зачем-то ему был нужен. Живой. Но зачем? За-чем? Какую пользу может принести это убожество?
— Погоди! Послушай… — бормотал Сапер. — Я ведь и сам мог бы тебя пристрелить у жукоедов, когда ты за мной гнался по туннелю.
— Раз не пристрелил — значит, не мог. Там, как и здесь, ты просто не хотел привлекать к себе внимание.
— Колдун, ты же не выберешься отсюда без меня! — выдвинул Сапер свой последний аргумент. — За вами шли бомжи. Все метки, которые оставлял ваш отряд, стерты. Даже если твари не сожрут тебя сразу, ты заблудишься в подземельях. И тебя все равно сожрут. Потом.
Нет, не в этом дело! Илья тряхнул головой. Не поэтому он все еще не выстрелил в Сапера.
— А с чего ты взял, что мне нужно куда-то выбираться? — прохрипел Илья. — Какой смысл бежать отсюда, если наверху все равно ждет муранча?
— Еще не все потеряно, — убеждал его Сапер. — В подметро есть укромные места, где можно отсидеться, пока муранча и эта «живность» будут грызться между собой. Я хорошо знаю подземелья. Я могу провести.
«Пока будут грызться»… «Знаю подземелья»… «Могу провести»… Вот оно! Илья, наконец, понял. Вот что не позволило ему прикончить Сапера сразу. Вот что подспудно сидело и зрело в нем все это время. Сапер может вывести в любую точку подметро.
А из подметро можно проникнуть на любую станцию метро. Об этом ведь тоже рассказывал Сапер. А муранчу и монстров из подземных глубин можно стравить друг с другом. И Илья уже знал как.
Перед ним забрезжила слабая надежда. Нет, не так даже. Намек на надежду.
Илья не думал сейчас о том, как спасти себя. Но у него появилась возможность спасти других. Семью. Иначе он тех, других, воспринимать уже не мог. Те, другие, оставшиеся наверху и, возможно, еще живые, теперь прочно ассоциировались у него с Оленькой и Сергейкой. А Оленька и Сергейка — с ними. Спасая их, он спасал жену и ребенка, которым в свое время помочь не сумел.
Теперь ему предоставлялся второй шанс. Не воспользоваться им Илья просто не мог. Даже если для этого придется отложить месть еще на некоторое время.
И даже если от мести придется отказаться вовсе. Это было выше личных счетов. А если и нет, то об их сведении можно подумать позже. Если позже будет кому и с кем их сводить.
— Сапер, — глухим бесстрастным голосом произнес Илья, — искупи свою вину.
Он отвел пистолет. Завел комбайн. И врубил фару-прожектор…
* * *
Мокрица, огромным живым одеялом накрывшая машину от бура до кормы, возбудилась сверх всякой меры. Многочисленные лапы и бесцветные панцирные пластины скребли и стучали по металлу. Длинные усики, усеянные чувствительными волосками, скользили по мятым стальным листам, ощупывая и проверяя каждую щель и каждый проем.
Скрежетали о корпус зубы, челюсти, жвала или что там имелось вместо них у этого отродья…
Широкое плоское тело твари, разбитое на сегменты, сокращалось и сжималось, будто огромные тиски, сдавливая и раскачивая кабину. Сильный раздвоенный хвост бил в гусеницы с такой силой, что казалось: вот-вот посыплются катки и траки.
Машина могла перевернуться в любой момент.
Завал из каменных глыб и земли, похоронивший комбайн и монстра, осыпался, вновь открывая пещеру. В луче мощного прожектора видно было, как из ее глубин на шум и свет со всех сторон опять стягиваются неведомые твари.
Шевелились пол, потолок и стены. Что-то падало сверху, что-то соскальзывало с обломанных сталактитов и разбитых сталагнатических колонн.
— Ты что творишь?! — Сапер в ужасе смотрел то на Илью, то в треснувшее окно. — Прекрати немедленно, слышишь, Колдун! Глуши мотор! Так мы не спрячемся от тварей!
— А я не хочу от них прятаться, — ответил Илья, не выпуская пистолета.
— Тогда что ты задумал? — Сапер в панике вертел головой.
Мокрица билась в окна, множа паутину трещин на толстом стекле.
От противного скрежета хитиновых пластин, пробивавшегося сквозь глухой рокот двигателя, ныли зубы.
— Ты говорил, что можешь добраться из этих подземелий до любой станции метро, — сказал Илья.
— Зачем?! — Сапер посмотрел на него безумными глазами, в которых не было уже ничего, кроме первобытного ужаса. — Зачем тебе в метро?! Муранча все равно скоро прорвется на синюю ветку. Если уже не прорвалась…
— Ты не понял, Сапер, — улыбнулся Илья. — Мне нужно на красную…
— Что?! Ты с ума сошел?!
— Ворошиловская — вот куда мне нужно.
Лицо Сапера тряслось то ли от страха, то ли от вибрации в кабине.
— Но ведь там же…
— Логово муранчиной матки, — закончил за него Илья. — Я хочу нанести визит «королеве». И я приду к ней в гости не один.
Он кивком указал наружу.
— Колдун, мы же с тобой там подо-о-охнем! — простонал Сапер. — Оба!
— Да, так и будет. Скорее всего.
Оказаться в самом центре свалки между муранчой и подземными монстрами и выжить после этого надежды не было.
— Подохнем, — устало согласился Илья. — Но не напрасно.
Ему очень хотелось в это верить.
— И-ди-от! — вдруг заорал ему в лицо Сапер. — Ты распоследний и-ди-от, Колдун! Ты хуже Тюти!
Илья только улыбнулся в ответ. Кто тут кого хуже — это еще вопрос. Но этот вопрос сейчас несущественный. Сейчас гораздо важнее другое.
— Так ты покажешь мне дорогу к Ворошиловской, Сапер? — спросил Илья.
— Да пошел ты! — плюнул Сапер. — Лучше пристрели сразу.
Его расширившиеся, остекленевшие глаза больше не смотрели на Илью. Сапер смотрел на дергающееся хитиновое брюхо мокрицы и наползающий на комбайн клубок пещерной «живности».
— Ладно, — пожал плечами Илья. — Как хочешь.
Он задумчиво глянул на пистолет.
Сапер вновь повернулся к нему.
— Ты не станешь стрелять, Колдун. — По тонким губам Сапера скользнула улыбка. — Раз не выстрелил сразу, то и теперь не станешь. Ты от меня не избавишься так просто. Я ведь тебе нужен.
— Стрелять не стану, — согласился Илья. И возразил: — Но ты мне не нужен. Я просто вышвырну тебя из кабины.
Сапер сдавленно хихикнул.
— Не блефуй. Сейчас ты этого точно не сделаешь.
Беснующаяся мокрица, казалось, вот-вот сорвет крышу с кабины. Прочая «живность» уже оплетала гусеницы.
— Ты так думаешь? — Держа Сапера на прицеле, Илья потянулся к ручке двери.
— Тебя выдерут отсюда вместе со мной. — Голос Сапера предательски дрогнул.
«И что? — подумал Илья. — Что я потеряю, если все и так уже потеряно?»
— И что, Сапер? Что с того?
Илья нажал на ручку. Щелкнул фиксатор. Дверь приоткрылась. Чуть-чуть — самую малость.
Через образовавшийся проем в кабину тут же скользнул усик мокрицы. Волосатая белесая змейка тронула ногу Сапера.
Этого оказалось достаточно.
— Не-ет!!! — Сапер, вмиг утратив стойкость и невозмутимый вид, вцепился в ручку двери. Обеими руками. Всеми восемью пальцами. Не думая больше об опасности получить пулю в голову, он с силой захлопнул дверь, Срубленный усик задергался под рычагами и педалями.
Мокрица, молчавшая до сих пор, подала голос. Пещеру наполнил странный захлебывающийся звук, похожий на клекот птицы с передавленным горлом. Лапы твари судорожно заскребли по двери, словно пытаясь подцепить и выдернуть ее.
— Ладно, Колдун, хрен с тобой, — выдохнул Сапер. — Хоть на Ворошиловскую, хоть к черту в пекло, только валим отсюда!!
Лицо его было как выбеленная стена, по которой струится вода с протекающей крыши.
— Как ехать?
— Сначала выбираешься из пещеры. Потом направо и наверх. Потом…
— Пока достаточно, — оборвал Илья.
Выскользнуть из-под мокрицы и выехать из кишащей тварями пещеры представлялось ему непростой задачей. Не факт, что это вообще удастся, а значит, с дальнейшими указаниями подневольного штурмана можно и повременить.
* * *
Илья запустил бур в тот момент, когда танцующая на комбайне мокрица взгромоздилась на него брюхом.
В удачный момент, в общем.
Утыканная вращающимися резцами головка скребанула по бесцветному хитину, вырвала пару задних панцирных пластин, вспорола плоть твари, намотала и выдрала с мясом один из двух ее хвостов. Мокрица снова заклекотала от боли.
Бесцветная кровь, слизь и рубленая мякоть брызнули из-под бура во все стороны. К расплескавшейся органике тут же устремились твари помельче.
Насаженная на бур мокрица сначала выгнулась дугой, потом, наоборот, свернулась калачиком и соскользнула с комбайна.
Илья, не отключая бура, дал по газам.
Натужно взвыл мотор. Машина рывком выскочила из формирующегося вокруг нее плотного кольца шевелящейся плоти. Прошлась по этой самой плоти гусеницами.
Вращающимся буром, как тараном, комбайн прокладывал себе дорогу сквозь живую стену. Гусеницы вязли и пробуксовывали. На растрескавшееся стекло летели какие-то ошметки, обломки хитина, оторванные конечности, щупальца и липкая жижа. Позади себя машина оставляла месиво смятой и растерзанной плоти, которую жадно пожирали сползающиеся отовсюду твари.
Им все же удалось добраться до выхода из пещеры. Илья отключил и опустил мешавший обзору бур. С перемазанных слизью резцов капало что-то липкое и тягучее. По стеклам расплывались жирные кляксы.
Куда, говорил Сапер, надо поворачивать? Направо и наверх…
Илья повернул. И почти сразу же наткнулся на следующую развилку.
— Куда теперь?! — потребовал он у Сапера.
Тот сидел неподвижно, вывернув шею и наблюдая через заднее окно за тем, что творится за кормой.
— Сапер?! — Илья пихнул его пистолетным стволом. — Куда?
— А?! Что?! — Сапер растерянно сморгнул. — Теперь налево. Потом прямо и через одну развилку еще раз направо. Колдун, ты понимаешь, что они, — Сапер кивком указал назад, — будут гнаться за нами до конца?..
— Это-то мне и нужно. Главное, чтобы не отставали.
* * *
Ревел мотор. Где-то снаружи дребезжало железо. Стонали расшатанные мокрицей крепления кабины. Илья не без труда выполнил очередной маневр. Тяжелая и, возможно, уже поврежденная машина слушалась плохо. Да и опыта вождения таких подземных «танков» у него все-таки было маловато. Комбайн терся гусеницами о стены, налетал на выступы стен, сметал наросты на полу и потолке, сносил препятствия и попадающиеся под траки валуны. В любой момент железная махина могла обрушить своды. А Метрострой, помнится, говорил, что это небезопасно. Но пока, слава богу, потолок держался. Илья выжимал из машины все что можно. Комбайн двигался со скоростью, на какую только был способен.
На очередном прямом и довольно широком участке пути Илья рискнул бросить взгляд назад. В кроваво-красном свете габаритных огней и облаке пыли ему даже удалось кое-что разглядеть.
За ними гнались. О, еще как гнались! Впереди, буквально в нескольких метрах от комбайна, перебирая короткими толстыми лапами и волоча по земле пропоротое брюхо, двигалась все та же мокрица-переросток.
«Живучая, зараза!» — мелькнуло в голове. По слизистому следу, оставленному раненым монстром, сплошным потоком валили другие плохо различимые в темноте твари. Ползли по полу, по стенам, по потолку, по спинам и головам друг друга. Полчище демонов, вырвавшихся из ада. Словно где-то прорвало плотину, и в подземелья хлынула вода.
Привлеченные шумом двигателя и вибрацией, светом и слизью, сочащейся из тела мокрицы-подранка, переплетенные друг с другом твари проталкивались сквозь тесные ходы.
«Неужели они уже сожрали всех, кого я подавил в пещере? — недоумевал Илья. — Или в погоню бросились только те, кому не досталось добычи?»
— Налево и вверх… Направо… Прямо… Теперь вон в ту дальнюю развилку… Опять направо… Снова верх… Прямо… прямо… — Сапер потерянным и обреченным голосом указывал дорогу. Кажется, он не верил, что им вообще удастся добраться до красной ветки.
Иногда из бокового хода или откуда-то с потолка на них кидались какие-то существа: «живность», то ли выползшая из пещеры раньше других и потому оказавшаяся впереди, то ли обогнавшая машину по неведомым обходным путям. Но единичные твари комбайну были не страшны. Гусеницы перемалывали тела, которые Илья не успевал разглядеть. Размазанные по полу останки ненадолго задерживали преследователей.
Но совсем ненадолго: множество пастей практически мгновенно пожирали трепещущую плоть.
Потом погоня возобновлялась. В прежнем порядке. Мокрице не хватало места, чтобы обогнать виляющий по узким проходам комбайн. Твари, следующие за огромной мокрицей, тоже никак не могли вырваться вперед.
— Направо и вверх… — бубнил Сапер. — Теперь прямо… Налево… Налево! Эй!
За окошком левой двери действительно промелькнул выступ, прикрывавший неприметное боковое ответвление. Остановиться? Попробовать развернуться? Сдать назад? Нет, поздно. Они уже проскочили этот поворот. А настырные преследователи лишают свободы маневра.
— Ладно, едем в обход… — махнул рукой Сапер. — Здесь можно… Прямо… Теперь — налево. Не прозевай, Колдун… Так, теперь еще налево и вверх…
Гигантская мокрица была похожа на собаку, преследующую убегающего человека и время от времени покусывающую его за пятки. Порой ей удавалось достать до комбайна, о чем свидетельствовало гулкое погромыхивание по корме, но ни остановить движущуюся машину, ни взобраться на нее у твари пока не получалось.
Кто-то из «живности» между тем уже пытался напасть на саму мокрицу, однако раненый монстр, не растерявший еще сил, охаживал наглецов своим единственным уцелевшим хвостом. Неудачников отбрасывало обратно в живой поток, где они пропадали без следа.
* * *
— Направо… Вверх… Прямо… Снова вверх… Налево. Опять вверх… — доносился сквозь завывание двигателя голос Сапера. Илья послушно выполнял все рекомендации «штурмана». — Теперь прямо… Прямо… Прямо…
Прямо был тупик.
— Прямо… — твердил как заведенный Сапер.
Глухой тупик. Свет прожектора не находил ни одной ниши, ни одного лаза.
— Прямо…
— Куда прямо-то?! — взорвался Илья. — Прямо — стена!
— Не видишь, что ли?!
— Вижу, Колдун, вижу. За стеной — красная ветка. Ворошиловская.
— Ну, смотри, если обманул — вылетишь из кабины! Мне терять нечего.
Сапер снова оглянулся назад.
— Мне тоже, — тоскливо выдавил он.
Илья подогнал комбайн вплотную к стене и включил бур. Вынужденная остановка… Теперь все зависит от толщины стены, мощности бурового инструмента и честности Сапера. От него, Ильи, больше не зависит ничего.
Завывающие, вращающиеся с бешеной скоростью резцы и сверла вгрызлись в преграду. В стороны, на крышу и за комбайн брызнул фонтан пыли, земляных комьев и кусочков измельченной породы.
Тварей за кормой это, однако, не остановило. Преследователи настигли машину. Сквозь густые выхлопы и пыльную завесу полезли на вибрирующий корпус.
Гигантская мокрица — первой. Остальные — за ней, по ней, под ней, мимо нее…
Бур углубился в стену. По стене пошли трещины. Но живой ком уже накрыл машину. Ком обрастал все новыми и новыми тварями, выползающими из темноты. Клубок больших и маленьких существ погребал под собой и комбайн, и людей в комбайне.
За сплошным месивом жутких копошащихся тел Илья уже не видел ни бура, ни даже света прожектора. Теперь он сверлил вслепую.
Снова стонало железо. Опять трескалось многослойное ударопрочное стекло. Снаружи скрежетало, царапалось, билось, шипело, клекотало, свистело…
Машину трясло и раскачивало, будто руки невидимого великана ворочали комбайн из стороны в сторону, пытаясь выдрать его из стены, как гнилой зуб из десны.
Но стена уже рас-сы-па-лась…
* * *
То, что стена рухнула под их напором, Илья понял по резкому рывку вперед. Комбайн вместе с облепившими его тварями вдруг подался в пустоту. В тот же миг из разверзшейся перед ними бреши хлынула вода.
А уже в следующий миг бур наткнулся на какую-то новую преграду — большую, мягкую и податливую. Сверла и резцы вошли в нее с влажным чавкающим звуком. Но едва это случилось, как неведомая сила подхватила живой клубок, в центре которого находилась работающая машина. Выворотила его из пробитой бреши, приподняла, перевернула, перебросила…
Бур взвизгнул, царапнув обо что-то твердое и прочное. Илью швырнуло на Сапера. На мгновение кабина оказалась внизу, а гусеницы вверху. Потом комбайн грузно, как тяжелый железный шар, перекатился набок. Падение и сильный удар стряхнули с него большую часть «живности». Но и машине досталось тоже.
Двигатель заглох. Бур отключился. В кабину посыпались истрескавшиеся и разбитые стекла. Налепленные на пленку, они звенящими лохмотьями вываливались из креплений.
Чудом уцелела и не погасла фара-прожектор. В ее ярком свете Илья увидел, что происходит снаружи.
Сапер не обманул: они находились на Ворошиловской. В самом центре муранчиного логова.
Воздух на станции был влажный, пропитанный острым запахом муранчи. Сверху текло и капало. Внизу блестели лужи и струились ручейки.
Перевернувшийся комбайн лежал у края платформы. Рядом, на путях, ворочалось, содрогалось и дергало короткими толстыми лапами, похожими на кривые пеньки и коряги, раздувшееся тело — черное, щетинистое и блестящее от влаги, с глубокой рваной раной на боку.
— Ухш-шух-ухш-шух. Ухш-шух-ухш-шух. Ухш-шух-ухш-шух… — издавало оно стоноподобные звуки.
Гора колышущейся, истекающей густой слизью-кровью плоти принадлежала существу настолько огромному, что по сравнению с ним даже гигантская подземная мокрица казалась карликом.
Муранчиная матка… Теперь Илья видел ее вблизи.
Судя по всему, когда комбайн прорубился к станции, бур сильно поранил «королеву», и та попросту выпихнула машину вместе с прицепившимися к ней тварями из своего лежбища.
В освещенный фрагмент пространства попала также широкая брешь, через которую на станцию теперь сплошным потоком валила подземная «живность».
Разглядел Илья и кое-что еще. На стенах, на сводах, на колоннах и на платформе, среди луж и потеков влаги, белели прилепленные друг к другу пухлые мешочки овальной формы. Что это такое, догадаться было нетрудно. Куколки. Муранчиное потомство…
Несколько куколок было раздавлено комбайном. Монстры подметро с жадностью набросились на яйца муранчи. Они с одинаковым аппетитом пожирали и лопнувших куколок, и еще целых. И не только их. Илья увидел, как раненая мокрица, отцепившись от комбайна, прямо с платформы принялась вгрызаться в сотрясающееся тело муранчиной «королевы».
Мокрица делала то, чего не удалось Казаку. Она убивала матку.
— Ухш-шух-ухш-шух. Ухш-шух-ухш-шух. Ухш-шух-ухш-шух… — гулко и утробно стенала «королева».
Разумеется, муранча яростно атаковала вторгшихся в ее владения чужаков. А муранчи здесь было полно. Она была здесь просто в немыслимых количествах.
— Чири-хи-чири-хи… Чири-хи-чири-хи… — Беспокойный и устрашающий стрекот несся со всех сторон. Шуршали крылья, скрежетали лапы, мелькали тени.
— Рух-рух-рух-рух. Рух-рух-рух-рух… — Одни твари сыпались сверху на других.
Из метро подтягивалось подкрепление. Муранча защищала свою территорию, свою матку и свое потомство.
А пришельцы из глубин все лезли и лезли через разрушенную стену на острый муранчиный запах, на шум разворошенного муравейника и на яркий свет фары-прожектора.
Под сводами Ворошиловской разворачивалась невиданная битва.
Муранча вцеплялась в уродливые головы, хребты, бока, конечности и щупальца «живности». Кусала, жалила. Голодные подземные твари в свою очередь давили, ломали, рвали на куски и пожирали атакующих насекомых.
И все-таки муранча брала численным преимуществом. В этом муравейнике у «живности» не было шансов. Но и чувство самосохранения у нее, видимо, тоже отсутствовало напрочь. Все новые и новые монстры проталкивались в брешь и с ходу вступали в битву, перетекающую в пожирание погибших и заканчивающуюся собственной смертью.
Повсюду плескалась вода, кровь и слизь, хлюпали и бились в грязных лужах извивающиеся тела, лапы, хвосты, щупальца, хрустел хитин, сломанные конечности и муранчиные крылья. Твари наползали, напрыгивали и налетали друг на друга. Шипение, свист, клекот и стрекот чудовищной какофонией наполняли станцию и эхом разносились по примыкающим к ней туннелям.
А из туннелей валом валили свежие орды насекомых-мутантов. Не считаясь с потерями, муранча набрасывалась на каждую тварь, что выползала из-под земли.
Илья видел, как мокрицу, заживо пожиравшую «королеву», уже облепили со всех сторон. Мокрица клекотала. Ее единственный хвост судорожно дергался и подобно толстому кнуту перебивал муранчиные тела, срубал головы, крушил крылья и лапы. Но муранча, накрыв врага сплошным шевелящимся одеялом, уже рвала его раны, вгрызалась в панцирные пластины, впрыскивала яд под хитин.
Такого мокрица пережить не могла. Хвост-кнут дернулся в последний раз. Мокрица свернулась клубком и, кажется, сдохла. Но в раздувшееся жирное тело матки уже вгрызалась другая подземная «живность», ошалевшая от обилия пищи.
— Ухш-шух-ухш-шух. Ухш-шух-ухш-шух, — вздыхала и стонала «королева».
Муранча бросалась на чужаков. Подземные твари отбивались от муранчи. Яростная грызня продолжалась…
* * *
Битва тварей шла на полу, на стенах, на потолке. Всюду бурлило живое месиво. Трупы погибших и раненых существ покрывали Ворошиловскую сплошным ковром. Даже, пожалуй, коврами, настеленными уже не в один слой.
В какой-то миг Илье показалось, что в общей свалке о комбайне и о находящихся в нем людях забыли обе противоборствующие стороны. Но проклятая муранча словно подслушала его мысли. Скребущий звук сухих сильных лап по металлу возвестил о том, что двум людишкам, затесавшимся среди грызущихся чудищ, тоже несдобровать.
Высыпавшиеся стекла уже не способны были защитить кабину, однако разбитые окна оказались слишком малы для муранчи. Сразу покончить с людьми в помятой железной коробке она не могла. Большие — больше человеческой головы — жвалистые морды с выпуклыми глазами тупо тыкались в узкие отверстия пустых проемов. Мощные челюсти скрежетали о железо. Тянущиеся в кабину лапы выпихивали остатки триплексов и покачивались перед глазами, стараясь достать, подцепить, подтащить…
— Чири-хи-чири-хи… Чири-хи-чири-хи… — гремело над головой.
— Пистолет, Колдун! — сдавленно простонал Сапер. — Где пистолет?!
Где? Хороший вопрос.
Илья судорожно шарил в полутьме кабины, но лишь резал пальцы об осколки стекла.
Во время недавнего кульбита, когда комбайн кувыркнулся вверх гусеницами и грохнулся о платформу, оружие выпало у него из рук и где-то затерялось. То ли в кабине, то ли вовсе вылетело наружу…
— Колдун! Пистолет! — подвывал от ужаса Сапер.
Он тоже пытался нашарить оружие, но вдвоем, в тесноте положенной набок машины они лишь мешали друг другу.
«Вообще-то все это — никчемная мышиная возня, — подумал Илья. — Даже если удастся найти „макара“, несколько патронов не спасут их от смерти».
Однако изрезанные в кровь руки все равно упрямо шарили по стеклу. И…
— Вот он! — …нашарили.
Илья нащупал рифленую рукоять. Схватил оружие.
— А-а-а! — дикий вопль Сапера вдруг заглушил муранчиное «чири-хи».
Шипастая, покрытая редкими жесткими волосками лапа захватила прочный капюшон его сталкеровского плаща и рывком подтащила Сапера к разбитому дверному окошку. Затем уже другая лапа перехватила добычу поперек груди. И снова — первая. И опять — вторая. Муранчиные лапы загребали Сапера, словно скребки-захваты снегоуборочной машины.
Сапер бился, как рыба на крючке, но вырваться не мог.
Лапы прижали его к окну запертой двери. Наверное, так муранча уже могла достать до своей жертвы жвалами. Что-то чавкнуло. Хрустнуло…
Сапер затрясся всем телом и, выпучив глаза, жутко, на всю станцию, заорал. То ли жалили его, то ли жрали — не понять.
Что-то теплое, липкое брызнуло на руку с пистолетом.
— Стреляй, Колдун! — умоляюще прохрипел Сапер. — Стре-ляй!
Куда и в кого, он не уточнил. Да и не требовалось этого уже.
— Стреляя-а-а…
Илья навел ПМ на голову Сапера. Нажал на курок. Громыхнул выстрел.
Кажется, он попал прямо в раззявленный рот бывшего начальника Аэропорта.
Крик оборвался. Голова дернулась, заляпав всю кабину кровью и мозговым веществом. Видимо, пуля задела также и тварь, державшую Сапера. Муранчиные лапы разжались. Мертвое тело упало на Илью.
Содрогаясь от омерзения, Илья спихнул с себя труп. Затылок у Сапера отсутствовал напрочь, шея и плечи были сильно изгрызены. Кровь хлестала фонтаном.
Илья прислушался к своим чувствам. Месть свершилась. Так просто и так быстро. Одним нажатием на спусковой крючок. Да и месть ли это была вообще? Она, скорее, напоминала милосердное избавление Сапера от мук и никакого удовлетворения не принесла.
И все-таки он сделал то, что должен был сделать.
То, о чем так долго мечтал. Сапер пал от его руки.
Хорошо, Оленька? Правильно, Сергейка?
Молчат…
Муранча меж тем снова грызла металл, стараясь расширить оконные проемы, и тянулась в кабину крюками-лапами. Конечности тварей опять захватили мертвого Сапера и подтянули его к окну. Мутанты выгрызали из мертвеца все новые и новые куски, а Илья, перемазанный чужой кровью с ног до головы, по-прежнему был жив.
Забившись с «макаром» в самый безопасный угол кабины, он старался не попасть под цепкие лапы насекомых.
«Бах! Бах!» — дергался в руке пистолет.
Вот муранчиная лапа ловит воздух перед самым лицом.
«Бах!» Отстрелить лапу!
Вот еще одна тянется из другого окна.
«Бах!» Всадить пулю через окно в ее хозяина!
А вот уже не лапа, а шевелящая жвалами морда пытается протиснуться в узкий проем с развороченными краями.
«Бах!» Следующая пуля вошла точно между жвал. Голова мутанта разлетелась на куски…
Обойма оказалась снаряжена не полностью. Патроны кончились слишком быстро. Илья с тоской подумал о том, что следовало бы быть более предусмотрительным и оставить один для себя.
Увы, поздно! Саперу удалось умереть более легкой смертью, чем та, которая теперь ожидала его самого.
«Оленька! Иду к тебе. И к тебе, сынок. Простите, что задержался…»
* * *
Да, он был готов умереть. Но муранча вдруг утратила к Илье всякий интерес. Лапы, шарившие по кабине, втянулись в разбитые окна. Жвала больше не грызли металл.
Что происходит?
Илья посмотрел туда, куда светила фара.
Яростная схватка снаружи стихла. Подземная «живность» больше не лезла в брешь. Она не отступила — нет, она попросту закончилась, эта «живность». Похоже, твари, поднявшиеся из подметро, были перебиты все до единой. Однако и муранчиная матка практически не шевелилась. Покрытая многочисленными ранами, изгрызенная почти насквозь «королева» подыхала.
— Ухш-шух-ухш-шух. Ухш-шух-ухш-шух. — Ее стоны теперь были едва слышны.
Видимо, муранчиное племя чувствовало, что происходит с «королевой». Муранча сползалась к матке со всей станции. Выстраивалась неровными рядами на платформе, зависала на стенах, сводах и колоннах.
Муранча ждала…
Агония «королевы» была недолгой. Волны судорог, перекатывающиеся по разорванному, сочащемуся слизью телу, стихли. Израненное тело больше не подавало признаков жизни.
На некоторое время муранча прекратила движение по станции. Каждая особь замерла на том месте, где застала ее смерть матки. Только бугристые задние лапки отчаянно терлись о надкрылки, извлекая плотный всеохватывающий звук.
— Чири-хи-чири-хи… Чири-хи-чири-хи…
Илье показалось, что он начинает различать в муранчином стрекоте новые нотки. Что это? Траурная песнь над телом погибшей «королевы»?
Она продолжалась минуты две или три.
Потом стрекот стих…
* * *
Начинался Исход.
Зрелище, которое предстало перед Ильей, было впечатляющим и страшным. Через разбитое окно комбайна он видел, как муранча покидала метро.
Она уходила молча, не издавая больше ни звука. Шла со стороны Буденовской через всю Ворошиловскую, мимо мертвой матки и осиротевших куколок, словно отдавая своей «королеве» последние почести и прощаясь с неродившимися детьми.
Илья знал, куда направлялись насекомые-мутанты. Им предстояло пройти по красной ветке, через все захваченные станции. Театральная, Карла Маркса, Шолоховская, Сельмаш… На Орджоникидзевской, там, где муранча проникла в метро, она снова выйдет на поверхность. И…
И уйдет из города?
Во всяком случае, из метро она уходила. Зачем ей метро без матки? Зачем разоренное гнездо?
Илья наблюдал…
Муранча двигалась неровными колоннами. Одна особь за другой. Впритирку друг к другу. По этакой муравьиной дорожке. По муранчиной…
Сейчас муранча напоминала отступающих солдат разбитой армии.
На станции громоздились горы мертвых тел. И — не мертвых, еще шевелящихся. Кое-где под слоем трупов бились в предсмертных судорогах умирающие подземные твари. Но муранча не останавливалась даже для того, чтобы добить врага. В комбайн тоже не заглянула больше ни одна жвалистая морда. Только по железу скрежетали бесчисленные лапы, и сквозь луч фары-прожектора проходила фантасмагорическая вереница мутантов.
Тени уходящей армии плясали по стенам.
Потом муранча ушла.
И тени исчезли.
* * *
Илья выбрался из помятой кабины.
Фара заваленного набок комбайна еще светилась, хотя уже и не так ярко. Видимо, садились аккумуляторы. Интересно, насколько еще хватит заряда?
Прямо перед ним на путях громоздилась туша мертвой матки. Ее вытянутое тело, словно остановившийся поезд, терялось где-то в глубине полузатопленного «театрального» туннеля.
Удивительно, как только муранча во время своих миграций умудрялась перетаскивать такого монстра?! Впрочем, обычные муравьи тоже ведь поражают своим трудолюбием и заботой о матке. А в муранче явно есть муравьиные гены. Хотя и изрядно мутировавшие.
Воображение уже рисовало картину, которую собственными глазами Илья ни разу не видел. Десятки, может быть сотни насекомых, словно мини-вертолеты, облепляют матку со всех сторон и в едином слаженном порыве отрывают ее от земли. Перетаскивают, затем аккуратно опускают. Снова поднимают. И так рывок за рывком преодолевают многокилометровые маршруты. На смену уставшим приходят новые особи, а поскольку летающим тварям в рое нет числа, то двигаться муранчиная колония можно сколь угодно долго.
Да, так, наверное, все и происходит. Пока «королева» жива — ей воздают королевские почести, носят по воздуху, ищут убежище на зиму, кормят, чистят, ухаживают. А когда она умирает — носить на руках, вернее лапах, муранче становится некого и осиротевший Рой покидает место гибели своей матки, как проклятую территорию.
Что с ним будет дальше? Обречен ли он на смерть или на службу новой «королеве»? Илья этого не знал. Да не очень-то и хотел знать.
Под платформой, перед головой «королевы» (судя по огромному рту и выпуклым фасеточным сферам, похожим на глаза рядовых муранчиных особей, это была именно голова) в грязной, смешанной с кровью и слизью воде колыхалось месиво из разорванных останков монстров. В густой жиже что-то булькало, сверху плавали потроха, части тел, искрошенный хитин, ошметки куколок и обломки муранчиных крыльев. Сзади в полутьме угадывался обрушенный переход между красной и синей ветками и вынутые из него кучи земли. Судя по объему этой земли, работа здесь была проделана гигантская. Однако завершить ее муранча так и не успела.
В конце станции вверх, к гермоворотам, поднимались ступеньки неподвижного эскалатора. Илья направился туда.
Идти пришлось по трупам тварей. Потому что ступить больше было попросту некуда. Под ногами похрустывала мертвая подземная «живность», облепленная мертвой муранчой. Однако не все здесь умерло окончательно. Что-то еще шуршало, поскрипывало и шевелилось. То тут, то там среди неподвижных трупов угадывалось слабое движение. Такие места Илья обходил стороной.
Он поднялся к гермоворотам. «Ворошиловские» ворота были снабжены узкими смотровыми окошками, забранными настоящим бронестеклом. Отсюда можно было увидеть, что творится на поверхности.
Илья увидел…
Муранча была всюду. Центральная улица Ростова — Большая Садовая — шевелилась, как живая. И сама улица, и полуразрушенные дома, и ржавые автомобильные остовы.
Здание областной администрации и расположенное напротив него президентское полпредство кишели тварями, выползающими на наружные стены из чиновничьих кабинетов. Буйно разросшийся после Войны сквер на площади Советов был уничтожен подчистую. Муранча сожрала всю зелень, даже плотоядные и ядовитые растения. Теперь перед обладминистрацией одиноко высился лишь памятник красноармейцам, также облепленный огромными насекомыми.
Три фигуры на постаменте — боец рабоче-крестьянской армии с винтовкой, буденовец с шашкой и матрос с гранатой — были почти полностью скрыты от глаз. Из муранчиного кома торчали только обломок шашки и ствол винтовки.
А над городом плотной черной тучей висел Рой. Отдельных особей разглядеть было почти невозможно. Казалось, муранча материализуется прямо из воздуха. Все новые и новые группки покидали полуразрушенные дома-муравейники и поднимались с ростовских улиц вверх.
Опустела и Садовая. Муранча покинула администрацию и полпредство. Словно ветром ее смело с площади Советов и со старого осыпающегося памятника почти забытым событиям.
А потом…
Потом Рой двинулся прочь. Куда-то на юг. За Дон.
Колония покидала город.
* * *
Энтомолог Алексей Кириллович оказался прав: без матки не было смысла в устроенном мутантами урбанистическом муравейнике. «Королева» являлась ядром, объединявшим всю муранчиную семью, но даже после ее гибели муранча не распалась на отдельные стаи.
«В беде муранча тоже держится вместе», — подумал Илья.
Что ж, этому стоит у нее поучиться. И ему самому, и другим уцелевшим. Всей его новой семье под названием человечество. Если люди, конечно, хотят сохраниться как вид.
На душе стало необычайно спокойно. Такого спокойствия, умиротворения и ощущения правильности происходящего Илья не испытывал уже давно.
Он вспомнил о жене и сыне, и воспоминания эти вызвали не скорбь, а улыбку. Родные, милые лица стояли перед ним как наяву…
А ведь Оленька и Сергейка все-таки помогли ему. Здорово помогли. И тут уж неважно, кто на самом деле давал ему советы и указывал путь: реальные или вымышленные голоса. И неважно, кто вел его по этому пути: потусторонние силы или он сам завлекал себя обманом туда, куда должен был пойти, но куда никогда не пошел бы, наверное, по собственной воле.
Как оказалось, путь к спасению действительно пролегал через обнаруженные «синими» подземелья. И путь этот неожиданно переплелся с дорогой мщения. От которой, в свою очередь, ответвлялась тропа понимания.
Он свернул в правильном направлении и в нужный момент. Ну а теперь… Теперь впереди его ждало много важных дел. Живые должны были позаботиться о своей дальнейшей жизни.
Еще предстоит проверить западную часть красной ветки: может быть, там, за Вокзальной, кому-нибудь удалось выжить.
И очистить Ворошиловскую от трупов.
И уничтожить муранчиных куколок — всех до единой.
И навести порядок на других станциях, по которым прошлись мутанты.
И осушить подтопленные туннели.
И еще раз проверить подметро.
И расселить на освободившемся пространстве уцелевших.
А еще…
Илья подумал о том, что неплохо было бы снова соединить Аэропорт с метро. А собственно, почему бы и нет? Тунелепроходческий комбайн имеется. Устроенный Сапером завал теперь расчистить можно.
Ну а когда Аэропорт снова станет частью красной ветки, Илья не только вернется домой сам, как обещал Оленьке и Сергейке. Он приведет с собой людей, которые смогут вдохнуть жизнь в мертвую станцию.
Глядя на мрачные улицы полуразрушенного города, из которого уходила муранча, Илья видел будущее в светлых тонах. Его новая семья выжила. И обстоятельства не загнали человека еще глубже под землю и не превратили в какого-нибудь запуганного «байбака», не видящего солнечного света и даже не помышляющего о нем.
А значит, когда-нибудь люди смогут вернуться на поверхность своим «роем», не менее сплоченным, чем муранчиный. Когда-нибудь потомки его новой семьи вновь станут хозяевами этого мира.
Очень хотелось верить, что они окажутся более разумными и осторожными, чем их предки. Безумно хотелось верить, что они смогут учиться на чужих ошибках, не допуская своих.
Илья улыбался. Илья мечтал…
На миг почудилось, будто сзади, с эскалатора, на него смотрят Оленька и Сергейка. И обнявшись, тоже улыбаются ему в спину.
Илья оборачиваться не стал.
Пусть смотрят.
Пусть улыбаются…
