Глава 4
К родным берегам
«Судовой журнал.
Гренландское море. Фарерские острова.
Время cтоянки – … – ые сутки.
Восьмые сутки на островах. Разгрузка танкера завершена, Император принял решение, новая команда укомплектована, теперь мы наконец-то можем отправиться в обратный путь. Ожидание и так уже порядочно затянулось.
Интересно, как примут корейцев наши. Хватит ли нам всем места там, под землей… Посмотрим. Другого выбора у нас все равно больше нет.
Со временем их обещали забрать. Но вот заберут ли?
Новое происшествие. Вчера приговоренному к изгнанию сыну Императора каким-то образом удалось выбраться из леса и проникнуть на «Грозный» в поисках медикаментов. К счастью, обошлось без жертв с нашей стороны. Если бы не Батон, подоспевший вовремя, могли пострадать две девушки…
Приняли новый сигнал из Севастополя. Еще выжившие в наших родных краях! Из послания следует, что штабу Черноморского флота удалось уцелеть! Интересно, как они там… Чем дольше мы плаваем, тем больше сюрпризов встречается на нашем пути.
Трансляция ведется с противолодочного крейсера «Москва». Сигнал на повторе, и неизвестно, остался там кто-нибудь живой или нет. Проверять у нас физически нет времени, поэтому мы договорились с Императором, что в Севастополь пойдет «Черный дракон».
Нам же нужно торопиться домой. Теперь отплытию уже ничто не мешает. Как только запасемся провиантом и необходимой техникой с танкера, будем сниматься с места.
Принявший командование судном старший помощник Тарас Лапшов».
* * *
Сборы были недолгими. Встав ни свет ни заря, Тарас, Батон, Мигель, Савельев, Ворошилов и повара покинули свой домик и отправились на лодку, чтобы провести ее осмотр до прибытия команды с танкера. Настроение у всех было бодрое.
Батон и Тарас внимательно проверили технику и прочее оборудование. Мигель обошел каюты и, взяв швабру, разведенной хлоркой отдраил пол возле медблока. Вооружившись тряпками, Паштет с Треской навели марафет на камбузе, Ворошилов возился на складе, а Савельев, прихватив с собой метеостанцию, выбрался на палубу и сделал несколько необходимых замеров, проверяя погодные условия, которыми остался весьма доволен. Обильные осадки, свойственные островам в это время года, были в относительной норме, да и дувший последние несколько дней ветер с моря заметно поутих. Казалось, все играло им на руку.
– Ну, что показывает? – поинтересовался вышедший на воздух Тарас.
– Все более-менее в норме, – еще раз сверившись с прибором, заключил Женя и полной грудью вдохнул налетевший из акватории соленый ветерок. – Можем сниматься.
– Добро. Дождемся Императорских моряков, загрузимся – и завтра отправляемся.
– Так точно.
– Хочется домой?
– Да, – просто кивнул Савельев. – Соскучился по своим. Сколько нас уже нет?
– Да считай уж два месяца.
– Долго. Интересно, как они там.
– Держатся, надеюсь, – покусывая ус, Тарас посмотрел на бледнеющий горизонт. – Осталось немного потерпеть.
Каким будет это последнее путешествие? Что подстерегает «Грозного» по дороге в Пионерск? Старому моряку сейчас хотелось, чтобы их ожидало как можно меньше приключений. Доплыть бы спокойно, и дело с концом. Они и так уже достаточно натерпелись.
Корейцы не заставили себя ждать, и как только по небу разлился первый тусклый свет от пробивающегося сквозь низкие тучи солнца, к берегу пристало несколько лодок, плотно наполненных людьми. Император держал свое слово.
Выделенные с «Дракона» мужчины под руководством Якова привезли с собой съестные припасы, кое-какую технику, которая могла понадобиться при ремонте, и несколько комплектов теплой одежды. Все это сразу же было переправлено на борт «Грозного».
Узнав о скором отплытии лодки, местные жители тоже решили помочь. Возле одного из амбаров, где хранилось мясо гринд, поставили несколько коптилен, и у них захлопотали облаченные в кожаные фартуки повара. Над жаровнями взвились клубы сизого дыма. От потрескивавших на решетках углей, орошаемых жиром, и нанизанных на стальные пруты ломтей мяса по всему поселку распространился упоительный запах.
Покончившие с уборкой камбуза и теперь слонявшиеся без дела Паштет и Треска, принюхавшись, решили присоединиться к заготовкам. Неразлучная парочка встала на выдаче сырого мяса, в то время как готовые обжаренные куски складывались в специальные стоявшие тут же корзины.
– И не жалко им с нами жратвой делиться, – пока работали, вполголоса рассуждал Паштет, поглядывая на развешанные по стенам самодельные плакаты с изображениями гринд в разрезе и других видов рыб.
– Я слышал, оно называется «ег-спик». Жалко, не жалко, – пожимал плечами Треска. – Бери, пока дают. У них этого добра еще вон сколько, полные закрома, авось не обеднеют.
– Да уж, знатно они китов положили, – согласился приятель.
– Главное, чтобы до дома хватило, – рассудил Треска.
– Судя по картам, плыть нам не так уж и много. Всего тысяча семьсот семьдесят три километра. Должны быстро управиться.
– Всего-то, – хмыкнул толстяк. – Тебя послушать, математик, так вырисовывается плевое дело. Посмотрим. Я в Антарктику тоже надеялся без приключений смотаться.
– Ну, то Антарктика. До нее вон сколько добираться потребовалось. Почти пятнадцать тысяч километров, я у Тараса спросил, – авторитетно заявил долговязый повар. – Другой конец света, считай. А тут до дома рукой подать.
– Не сглазь, чувак, дело еще не сделано, – передав приятелю очередной шмат сырого мяса, Треска украдкой сплюнул через плечо.
– Поскорей бы уже, – вздохнул Паштет. – Только не хочется опять менять чистый воздух на «слоника». Здесь-то нормально можно дышать.
– Хрена лысого за это время фон у нас меньше стал, – уныло пробубнил Треска. – Нас ведь в войну аккурат по самому темечку приложили. Какой только дряни не развелось. Так что хошь не хошь, а противогаз напялить придется.
– Жаль. Мне давно так хорошо не дышалось, – с сожалением сказал Паштет.
– Ну, так оставайся, кто тебе мешает, – поддел толстяк, который на самом деле ни за что бы не расстался со старинным приятелем.
– Дудки, – воспротивился напарник. – Я в Россию хочу. Дома – оно в любую погоду всяко лучше.
– То-то и оно, – согласился Треска. – Не ты один, чувак, хочешь. Не ты один. Ладно, харе лясы точить, подай-ка вон тот кусок, похоже, что он пожирнее.
Вяление продолжалось. Корзины с готовой провизией быстро наполнялись, а затем под руководством Мигеля по очереди переправлялись на «Грозный».
Лера особо ничем не могла помочь в сборах, поэтому вместе с Милен наблюдала за приготовлениями со стороны. Мышь оставили дома. Девушка не захотела выносить ее с собой на ветер.
– Ну, вот и последний день, – вздохнула датчанка. – Завтра вы уплываете.
– Не думала, что Император так быстро примет решение, – призналась Лера, кутаясь в куртку. – Видно, наш сигнал сильно его заинтересовал.
– Как считаешь, они выжили?
– Трудно сказать. Теперь это забота корейцев. Они проверят.
– А тебе самой не хотелось бы посмотреть?
– Знаешь, за последнее время я столько всего увидела… – Лера прислушалась к себе и удивилась царившему внутри равнодушию. Весь энтузиазм, надежда, которые питали ее еще тогда, на пути в Антарктику, сейчас куда-то исчезли, уступив место пронизывающей пустоте. Она уже ни на что не надеялась и не хотела ничего решать. – Если там действительно кто-то есть, уверена, Император поможет им.
– Устала?
– Да, устала, – согласилась Лера. – Я так много перенесла. Несколько раз была на грани смерти. Мы потеряли друзей в пути. Грустно осознавать, что все было напрасно и мы вернемся ни с чем.
– Но вы же побывали в стольких местах, – возразила Милен. – Убедились, что в некоторых уголках планеты еще сохранилась жизнь. Разве этого мало?
– А толку? В Антарктике люди каким-то образом выживали все двадцать лет, хоть там и не было радиации. Сплачивались в общины, учили чужие языки. Вы вот тоже живете. И что? Мы теперь – всего лишь осколки разбитого когда-то одного целого. И собрать обратно уже ничего не получится. Как бы нам всем ни хотелось…
– Не говори так, – попросила Милен. – А надежда?
– Надежда, – с грустью усмехнулась Лера. – Только слово, не более того. Вирус, способный очистить землю от заражения, на который мы все так надеялись, безвозвратно заперт во льдах. У вас было Хранилище, и где оно теперь? Уничтожено. Я вернусь домой и снова спрячусь под землю. Нет больше надежды, Милен. Ждать своего конца, вот что нам всем осталось. Это наше проклятие.
Она замолчала, наблюдая, как по берегу Паштет и Треска, как обычно о чем-то споря, тащат к пирсу корзину, доверху наполненную вяленым мясом.
– Но у тебя же остался контейнер из Хранилища, помнишь? Хоть что-то ты привезешь домой.
– Всего лишь маленький кусочек прошлого, – горько ответила Лера. – Да и чего по настоящему ценного можно спрятать в такой маленькой коробочке.
«Calla Lily. Zantedeschia aethiopica» – девушка вспомнила таинственную этикетку с надписью на контейнере, лежавшем в кармане куртки. Все-таки интересно, что это означало? Необычное растение или какой-нибудь полезный овощ? Споры грибов, семена, законсервированная рассада? И какой стране на их огромной планете они раньше принадлежали?
Лера знала, что на все эти вопросы можно было придумывать какие угодно ответы, но выход получался только один – ничего не станет ясно, пока она не откроет контейнер.
Когда она собиралась это сделать? Девушка еще не знала.
– Как думаешь, что там? – видя ее задумчивость, спросила Милен.
– Что бы там ни было, сейчас мне не хочется его вскрывать. Может, когда приеду домой. Если мы, конечно, вернемся.
– Вернетесь. Не грусти, – датчанка дотронулась до Лериного плеча и встала с камня, на котором они сидели. – Пойдем со мной.
– Куда?
– Погуляем. Или ты хочешь весь день тут просидеть на ветру? Олаф на охоте. У нас и так осталось немного времени. Давай проведем его вместе.
Лера послушно встала. Она действительно не знала, чем хочет заняться. Пусть Милен распоряжается ею, как хочет, по своему усмотрению.
– Как новый дом?
– Большой, – с готовностью ответила Милен. – Там очень уютно. И Олафу нравится.
– Здорово.
Девушки пошли через деревню, и каждая думала о чем-то своем. Лера прекрасно понимала настроение подруги. Женитьба – большой шаг для каждого человека. Теперь у Милен есть семья. Девушка ценила, что эти последние часы Милен проводит с ней, а не с мужем. Да и он же был на охоте, датчанка сама сказала. Быт и работа на островах были превыше всего. Даже вопреки традициям.
Миновав центральную площадь с колодцем и сигнальным колоколом, они направились к хозяйственным постройкам, где содержался скот.
– Возьмем с собой Ромашку, – предложила Милен, отпирая двустворчатые двери в стойла, где содержались пони. – Ей тоже будет полезно пройтись.
Милен вывела лошадку на улицу, и Лера забралась в седло. Взяв Ромашку под уздцы, датчанка зашагала по тропинке в сторону леса.
Сидя верхом, Лера смотрела на приближавшиеся деревья и старалась как можно крепче впитать в себя новое, пришедшее лишь на островах ощущение. Пьянящее чувство свободы, наслаждаться которым ей осталось всего каких-то несколько часов.
«Несправедливо, что мой дом находится под землей, – покачиваясь от размеренного шага животного, думала девушка. – Неужели мне придется всю жизнь просидеть взаперти в Убежище? Как же не хочется снова надевать противогаз!»
Лера знала, что будет скучать по этим краям. На землях «Братства» дышалось легко и непринужденно. Здесь не нужно было бояться отравленного радиацией воздуха, мутантов или ядовитых осадков и испарений.
Но дом есть дом. Лера вздохнула. Сняв с пояса самодельную флягу, когда-то смастеренную Батоном специально для нее из плоского фильтра от бэушного противогаза, она отвинтила крышку и сделала маленький глоток воды, которую за все время их путешествия, в целях безопасности, неизменно брала только на «Грозном». Но здесь, на Фарерах, это была пригодная в питье жидкость, добытая из колодца «Братства». Железистая и в то же время мягкая. Она понравилась Лере.
В Пионерске такого не было. Там вода была маслянистая, с привкусом порядком износившейся за двадцать лет техники, да и от заражения тифом или дизентерией ввиду некачественной обработки никто не был как следует застрахован.
Что поделать. Это была ее судьба. Ее воздух навсегда пропах прелой резиной гражданского «ГП-7». Она вернется обратно и снова станет выходить на поверхность, чтобы охотиться на забредающую в окрестности Убежища живность. Она знала, что будет это делать. Знала, что не сможет спокойно сидеть без дела. Ей нужно было хотя бы на короткий миг выбираться из четырех стен, в которых ее приговорили провести всю оставшуюся жизнь. Упрямо, раз за разом красть у ядерного кошмара крохотный кусочек фальшивой свободы.
Милен тем временем свернула на боковую тропинку, ведущую в сторону от большой поляны, где она учила подругу стрелять из лука. Чем глубже они уходили, тем лес становился влажнее.
Вскоре на обочине дорожки показался большой валун, густо поросший ржавого цвета мхом. Сквозь его поросль на боку камня проступали непонятные символы и завитушки, неглубоко выдолбленные в породе.
– Что это такое? – заинтересовавшись, спросила Лера.
– Рунный камень, – ответила Милен.
– А что такое рунный?
– Отец говорит, что руны – древний алфавит наших предков.
– И что тут написано?
– Не знаю, – пожала плечами Милен. – Этот язык был позабыт еще задолго до наступления Рагнарёка.
– Кого?
– Конца Света. Так мы его называем. Таких камней много здесь, на островах. Иногда ночью письмена светятся. Я пару раз видела. Мерцают, будто светлячки. Но близко не подходила. Мало ли что там. Может, это лешие устроили.
Лера посмотрела на идущую впереди девушку, что-то негромко насвистывавшую себе под нос. Завидовала ли она ей? Наверное, да. Датчанка с рождения жила на поверхности в собственном доме. Она никогда не носила химзу. У нее была семья. А у Леры не было ни того, ни другого. Она даже больше не сможет навещать находящиеся на другом конце света могилы родителей. Все это время единственными близкими для нее людьми были дед и Батон.
Девушка с тоской вспомнила всю свою нехитрую жизнь. Старые игрушки – потрепанные, нелепо подмигивающие сломанным глазом куклы, коробки с солдатиками, – приносимые всем детям Убежища добытчиками с поверхности. Электрический свет, льющийся с низкого бетонного потолка, навсегда заменивший солнце, ярко светившее только на картинках и выцветающих фотографиях. Скудную еду из обрыдлых грибов и чахлых, выращенных искусственно овощей, практически не имевших вкуса, по праздникам приправляемых порошковой белковой добавкой, чтобы хоть как-то побаловать себя калориями. Довольно быстро ставший после войны дефицитным витамин D в круглых бесцветных капсулах, которым заботливый дед пичкал ее чуть ли не с пеленок.
Как медблок не разграбили во время первой и самой страшной эпидемии туберкулеза, грянувшей в первое десятилетие, оставалось загадкой. Сработала флотская выучка. Совладали с собой. Не ссучились. Иначе вымерли бы все к чертям как один.
Пользуясь своим положением в Совете и иногда добавляя к пище лишний кусочек пайки, дед частенько посмеивался, вспоминая поговорку из ушедшего мира – мол, к хорошему быстро привыкаешь. Лера поначалу тоже всему радовалась, но потом улыбка пропала. В ее жизни все оказалось наоборот. К плохому привыкали еще быстрее. Просто не было другого выбора.
Помнила Лера и свое медленное взросление. В никогда не меняющейся обстановке всегда так. Время убегает и больше не показывается никогда. Ему просто незачем появляться. Помнила подруг, с которыми росла с пеленок, – с бледными, выцветшими лицами и большими глазами одичалых, затравленных зверьков. Неминуемых и неумелых ухажеров, которых так же знала сопливыми карапузами.
Свой первый наряд на ферму с шампиньонами, с которой со временем свыклась и к которой привязалась. В замкнутом пространстве привычки укоренялись быстрее. Было несколько вынужденных отправок в загоны к свиньям и птице, вонь от которых, несмотря на то, что зверье заперли на самых нижних этажах, все равно, казалось, просачивалась сквозь толстые бетонные стены. Впитывалась прямо в кожу… Помнила и с грехом пополам высиженные несушками яйца, которые таскала в таре из-под ручных гранат «РГД-5». Яйца удобно помещались в круглые углубления, словно для этого и придуманные.
Как, будучи подростком, всеми силами берегла волосы от нашествий вшей, а тело – от всевозможных кожных заболеваний. Извечный страх подхватить снова тубер или скопытиться от чего-то еще…
Лера судорожно вздохнула, чтобы невзначай не заплакать. Жалкая пародия на настоящую жизнь.
Впрочем, что она вкладывала в понятие «настоящий»? Что она знала о той жизни до войны, хоть и прожила в том еще теплящемся мирке целых три светлых и безмятежных года. Ничего она не знала. Не знала и не могла помнить. Ее мир был другим. Жестоким, напряженным и полным лишений. Циничным и несправедливым. Для нее не существовало никакой реальности, кроме этой.
Лера бросила взгляд на ярко-зеленый мшистый ковер, пружинивший под копытами Ромашки. В мире Милен были краски, в то время как Лера знала только два цвета – грязно-желтый осенний и белый зимний – с неизменной постоянностью год за годом окрашивающие Пионерск.
Нет, есть еще один цвет. Серый. Много серого. Ненавистный, надоевший, доставший до печенок, никогда не меняющийся цвет бетона.
И все это по промыслу Божиему – так, кажется, говорил Мигель.
«Бог, почему ты все сделал так? – с укором подумала Лера. Ответа на этот вопрос не существовало. – Или мы сами во всем виноваты?»
Девушка, отвлекаясь от грустных дум, переключила внимание на деревья. Здесь, под раскидистыми кронами, дувший с моря ветер был не такой сильный.
– Ты как? – сбавив шаг, обернулась Милен. – Не устала?
– Нормально.
Лера вспомнила их первую прогулку, когда Милен учила новую подругу стрелять из лука и показала укрытую среди утесов медузью бухту. Тогда, впервые оказавшись в седле, она еще не знала, что ей придется две ночи провести в лесу одной, лицом к лицу с неизвестной угрозой, пока ее не обнаружили угнавшие тягач Паштет и Треска.
Каким чудом у нее получилось остаться в живых? Ведь она была одна, без Батона, который до этого момента всегда сопровождал ее в вылазках на поверхность.
Заново переживая свои приключения, Лера подумала о Линь Име. Интересно, как ему удалось выбраться из лесов? Наверняка он шел той же самой тропинкой, по которой они двигались сейчас. И что заставило его повернуть назад? Судя по физическому состоянию, в котором находился Линь на подлодке, он все-таки повстречался с лешими.
Лера дотронулась до синяка на виске, отозвавшемся легким уколом боли. Хорошо же он ее приложил…
– Смотри, – словно прочитав ее мысли, вдруг воскликнула Милен. – Тут следы!
Не выпуская поводья, девушка остановилась и опустилась на одно колено, что-то разглядывая на земле. Позади вставшая Ромашка пряла ушами, переминаясь с ноги на ногу. Лера выпрыгнула из седла и, обойдя пони, присела рядом с Милен.
– Это кто-то из ваших? – спросила она, смотря на несколько отпечатков ребристых подошв, четко видневшихся на сырой водянистой почве.
– Нет, – покачала головой Милен. – Овцы не забредают так далеко, и у наших охотников и пастухов обувь сделана из кожи, затянутой по подъему ремнем. У них плоские подошвы, а это следы ботинок.
– Тогда это Линь Им.
– Да, больше некому. Он прошел здесь, – согласилась Милен.
– Но следы ведут в сторону от деревни.
– Значит, он вышел из леса другим путем, – подняв взгляд от земли, Милен посмотрела на тропинку впереди. Отпечатки обуви уводили далеко в чащу.
– Пойдем по ним, – предложила датчанка.
– Зачем?
– Неужели тебе не интересно, что с ним приключилось? Может, хоть его обувь нам что-то покажет.
Потянув за собой Ромашку, девушки зашагали рядом, углубляясь в лес. Следы некоторое время придерживались тропинки, но вскоре следовавшие по ним Лера и Милен вышли на небольшую полянку, и здесь отпечатки приняли другой характер.
– Смотри, – Милен снова присела. – Здесь он стоял некоторое время.
– Скорее, топтался на месте, – заметила Лера. – Для чего? Решал, куда дальше идти?
– Нет. Он оглядывался, вот, здесь капало с факела, – Милен с уверенностью следопыта сосредоточенно читала отпечатки подошв на земле. – А потом двинулся дальше. Только уже намного быстрее. Видишь, у носка следы глубже, чем на пятке.
– Он торопился выйти из леса, – сделала вывод Лера.
– Или его преследовали, – выпрямившись, отряхнула от земли руки Милен. – Загоняли. Если двигаться дальше, в той стороне будет овраг, потом непролазная чаща и… выхода из нее нет.
Девушки переглянулись и, не сговариваясь, двинулись вперед. Через несколько метров следы снова изменились. Теперь на грунте виднелись только небольшие ямки, оставленные носками ботинок, словно кореец вдруг пошел на цыпочках.
– Как странно. Что с ним случилось?
– Он побежал, – ответила Милен, поежилась и обернулась, словно прислушиваясь.
– Лешие?
– Скорее всего.
– А почему вы их так зовете? – задала Лера давно интересовавший ее вопрос.
– Так говорят несколько русских в нашей деревне. Ты из России, и я тоже тебе так сказала, чтобы было проще. Думала, поймешь. Это из старых сказок. На нашем языке их называют поккерами.
– Поккеры? – повторила незнакомое слово Лера.
– Да. Мы долго наблюдали за существами в лесах. Так и прижилось. Поккер в древних сказаниях – лесной дух, пугающий людей или заставляющий их вслепую блуждать по чаще.
– И убивающий их, – добавила Лера, пытаясь вспомнить что-то из тех немногих сказок, которые ей когда-то перед сном рассказывал дед. Кажется, о леших и уж тем более каких-то поккерах там ничего не говорилось. Вот что-что, а не стал бы Ерофеич рассказывать ей страшилки на ночь. Их и без того в жизни хватало.
– Убивающий или принимающий жертву, – согласилась Милен. – Иногда ему приписываются многие лесные звуки, особенно вызываемые ветром.
– Галлюцинации?
– Сложно сказать. Скорее слуховой обман. Могу сказать одно: днем кроме шума листвы и треска веток под ногами тут вряд ли что-то еще можно услышать.
– Ясно…
– Ну, идем дальше?
Через некоторое время девушки остановились на краю неглубокого оврага. В этом месте цепочка следов обрывалась.
– Куда теперь? – удивленно спросила Лера.
– Не знаю, – сжимая поводья Ромашки, Милен всматривалась во что-то на дне ямы. – Обратных следов нет. Давай спустимся.
Привязав лошадку к дереву, подруги осторожно сошли вниз по склону. Очутившись на дне оврага, они снова огляделись. Здесь почва была черной, напитанной влагой, с редкими побегами вереска, ржавыми клочьями торчавшими тут и там. Чуть поодаль тоненькой змейкой журчал ручеек.
– Вот тут он упал, – Милен кивнула на широкую вмятину на земле с явными контурами человеческих рук.
– И пополз, – проследив взглядом направление, Лера указала дальше.
В нескольких метрах от них лежал отсыревший факел. Подойдя к нему – подошвы с хлюпаньем увязали в размытой грязи, – девушки замерли.
– Смотри, – тихо проговорила Милен. – Здесь они настигли Линя.
Земля в радиусе трех метров была покрыта множеством несвежих следов, замыкавших догоревшую палку в круг. Все отпечатки были глубокими, незнакомой формы и лишь отдаленно напоминали гипертрофированную человеческую ступню, только с меньшим количеством пальцев.
Выбрав один, Милен осторожно поставила свой ботинок в его центр, где за прошедшее время уже успела скопиться вода. Десять сантиметров разницы…
– Я никогда не видела ничего подобного. Даже в сырую погоду, как сейчас. Ни следов, ни каких-либо других признаков того, что в лесу кто-то есть. А ты?
– Только глаза, – ответила Лера. – И тени. Но они ко мне не приближались.
– Что же они такое на самом деле?..
– Дикари? – Лера вспомнила виденных ею обитателей Африканского побережья.
– Кто это?
– Дикие люди, – объяснила девушка. – Те, кто живут в лесах.
– Не думаю, что лешие – люди. Мы никогда не видели здесь чужаков.
– Если его окружили, то как ему удалось выбраться? – задумчиво проговорила Лера. – Почему на него не напали, когда огонь погас? Ведь старейшины ему ничего не оставили. Не дали никакого оружия.
– Постой, – Милен нахмурилась, что-то вспоминая. – Тогда, когда он на меня набросился, на лодке, он что-то говорил.
– Что именно? – насторожилась Лера.
– Я не поняла. Сначала подумала, что Линь просто хочет отомстить мне за смерть Дана. Но его взгляд… нечеловеческий какой-то. И повторяющийся шепот. Эти звуки однажды я слышала здесь, в лесу, когда случайно задержалась после охоты, – Милен посмотрела на подругу. – Звуки леса.
– Я не понимаю.
– Тот человек, – Милен прикусила губу и решительно продолжила: – человек, который выбрался из тоннеля, помнишь, я про него рассказывала? Который сошел с ума? Он тоже все время что-то шептал. Но никто до самой его смерти так и не смог понять, что именно он говорил.
– И что это означает?
– А вдруг, иногда отпуская изгнанников, лешие хотят нам что-то сказать? – неожиданно предположила Милен. – Передать какое-то послание?
– Да ладно, – растерянно помотала головой Лера. – Ты же говорила, это был единичный случай. Никто больше не вышел из леса живым.
– Верно… Не знаю. Но Линю и тому сумасшедшему почему-то дали спастись.
– Зачем?
– Может, хотят, чтобы мы больше сюда не совались? – Милен оглядела шумящие вокруг них деревья. – Хотят дать понять, что это их территория. Они ведь сами никогда не нарушают границ. Я раньше об этом никогда не думала.
Девушки некоторое время молчали, вслушиваясь в окружающую их природу. Но она не торопилась открывать им свои секреты. Из глубины чащи, проглатывая загадочные следы, в овражек стал неторопливо наползать стелющийся по сырому вереску туман.
– Если ты права, – наконец вполголоса заговорила Лера, – это означает, что у них есть разум… Значит, они не звери?
– Что-то большее, – ответила Милен и твердо добавила: – Теперь я точно уверена: они хотят нам что-то сказать.
– Интересно, что именно.
– Не узнаем. Пока не научимся слушать, – подумав, заключила датчанка.
В этот момент до оврага долетел отзывающийся эхом далекий колокольный звон. Вторя ему, негромко заржала Ромашка.
– Что-то случилось? – встревожилась Лера.
– Это из деревни, – успокаивающе отмахнулась Милен. – Зовут к общему ужину. Сегодня старейшины провожают вас, так что нам пора возвращаться.
– А как же следы?
– Мы и так уже достаточно видели. Больше лес ничего не покажет. Пошли.
Выбравшись из оврага, девушки отвязали Ромашку и двинулись в обратный путь. По дороге молчали, каждая обдумывая что-то свое. Когда они добрались до частокола, огораживающего деревню, уже стемнело, и поселение «Братства пара» осветили огни.
Сидя вместе со всеми в амбаре для общих собраний, Лера вполуха послушала предваряющую трапезу длинную вступительную речь Турнотура, говорившего о том, что завтра их ожидает отплытие, и перечисление событий, сопутствовавших их прибытию, и, дождавшись ее окончания, начала ужинать вместе со всеми. Видя задумчивое состояние Леры, Мигель решил не трогать ее и повременить, пока она сама с ним не поделится.
А девушка, неторопливо жуя мясо гринды, все еще внутренне оставалась в лесу.
Получалось, что лешие хотели выйти на контакт с человеком! Интересно. С таким Лера встречалась впервые. Но как они могли договориться, если одни засыпали у себя в защищенных домах с наступлением ночи, в то время как другие выходили из своих невидимых укрытий под сумрачные кроны деревьев? И чем в конечном итоге могла обернуться эта встреча? Открытием новых соратников или кровавым побоищем? Ведь, как известно, жестокость человека никогда не знала границ. И какую угрозу, в сущности, таили в себе сами лешие? Действительно ли они съедали свои жертвы? Боялись ли дневного света? Кто они, в конце концов?
Что, какое послание они на самом деле хотели передать живущим по соседству людям?
Все эти многочисленные вопросы разжигали Лерино любопытство и подстегивали воображение.
И правда, кем на самом деле были эти неведомые существа? Зверьми, ввиду изменившейся природы наделенными интеллектом, или, наоборот, недолюдьми? А может, самыми настоящими призрачными духами леса?
Но как же следы? Лера видела их своими глазами, и, судя по их размеру, обладатели оставленных отпечатков были намного выше взрослого человека.
А рунные камни? Чем они являлись на самом деле? Памятниками давно ушедшей эпохи или особыми сигнальными маяками, обозначавшими границы чужих владений? Тоже очередными предостерегающими посланиями?
Ах, как жаль, что она уплывает и ей не удастся увидеть, чем же все это закончится для обеих сторон! Перестанут ли старейшины посылать изгнанных из «Братства» в леса? И станут ли лешие по-прежнему расправляться с незваными гостями? Наладят ли с ними контакт? Раскроют ли со временем Фарерские чащи свою загадку?
Кто знает. Ей этого уже не увидеть. Это заботы местных. Но ей так жалко было расставаться с Милен и ее семьей… За то короткое время, что она и команда «Грозного» пробыли на островах, Лера успела привязаться к смелой девушке. Ей нравилось дышать нетронутым радиацией, пахнущим листвой и хвоей воздухом, кататься на милой Ромашке, спать в доме, выстроенном на земле, а не в зарытом глубоко в почву бетонном коробе. Что ж, все когда-нибудь заканчивается. И это было грустнее всего.
Так думала Лера уже и после ужина, лежа в своей постели в доме Милен. Поговорить с Мигелем не вышло – поев, мужчины сразу же направились в свой барак. Несмотря на поздний час, заснуть у девушки не получалось. В голове продолжало роиться множество всевозможных мыслей, одна причудливее другой.
Иногда она прислушивалась к царившей в комнате тишине, и ей казалось, что она слышит шорох приминаемого мха и потрескивание веток под ногами ступающих между деревьев существ.
А может, это шебуршилась находившаяся рядом Чучундра? Или пощипывала траву забредшая на крышу овечка, не торопившаяся возвращаться в загон?
Наконец, Лере удалось понемногу успокоиться, и, перевернувшись на другой бок, она вскоре задремала.
Это заботы местных. Все верно.
Завтра они отправлялись домой.
* * *
Открыв глаза, Лера потянулась, широко раскинув руки. Вставать не хотелось. Как же хорошо вот так просто валяться и ничего не делать! Блаженство.
Сколько сейчас времени? Часов в комнате не было. Да и не все ли равно? Лера с годами привыкла разделять сутки просто на день и ночь. Черное и белое. А в этих краях люди уже давно наловчились ориентироваться по природе.
Тело было сковано какой-то непонятной и в то же время приятной тяжестью. Лера зевнула и, запустив пальцы в волосы, почесала макушку. Все пережитое за эти дни яркими образами всплывало в сознании, словно подводя своеобразный итог. Их прибытие на острова, знакомство с Милен, диверсия Линя, ночевка в лесу, напрасная надежда, подрыв Хранилища, ночь с Мигелем… Воспоминания мелькали одно за другим, причудливо склеиваясь в красочный калейдоскоп.
Лера выгнулась и лениво потянулась, неохотно сбрасывая остатки неги. Неожиданно в голову пришла новая мысль, и девушка задумалась.
Вот бы… остаться здесь! Плюнуть на все и посмотреть, как «Грозный» скроется за горизонтом. Навсегда проститься с Батоном, больше никогда не увидеть деда… Попробовать уговорить Мигеля…
А что?
Нет. Она не могла. Конечно, не могла. Нужно было двигаться с остальными. Лера повернула голову и посмотрела на льющийся из окна тусклый свет. Снаружи доносились приглушенные человеческие голоса, звякало железо, где-то блеяли овцы.
Последнее утро на чужой земле. Когда она еще поспит в нормальной постели? Впереди ее ждала узкая каюта подлодки и жесткая корабельная шконка. А потом… потом темный, отгороженный тряпкой угол в Убежище.
Думать об этом сейчас не хотелось.
Вскарабкавшись по съехавшему на пол одеялу, Чучундра примостилась на груди Леры и стала лапками умывать острую мордочку.
– Тоже не хочешь уезжать, да? – спросила Лера и вздохнула. – И я не хочу.
– Доброе утро, – дверь в комнату открылась, и вошла Милен. – Как спалось?
– Не очень, – проворчала Лера, приподнявшись на кровати и пересаживая мышку на тумбочку.
– Мне тоже перед чем-то важным всегда не заснуть, – участливо согласилась Милен. – Завтрак готов. Будешь?
– Да. Сейчас встаю.
Конечно, Лера с удовольствием повалялась бы еще, но делать было нечего, да и сон уже не шел. Встав с постели, она стянула ночнушку, выданную Милен, и принялась одеваться. Но все равно делала это медленно, внутренне желая хоть таким образом оттянуть неминуемый момент расставания. Опять нужно было все бросать и отправляться в путь… Как же она устала!
– Остальные уже поднялись, не знаешь?
– Да, с самого утра пошли на лодку, – ответила Милен, пока Лера, после совместного мытья в бане больше не стесняясь подруги, в одних трусиках снимала со спинки стула джинсы. – Готовятся.
– Странно, что меня не разбудили.
– Без тебя все равно не уплывут, – участливо улыбнулась Милен. – Не хочешь уезжать?
– Не хочу, – честно призналась Лера.
– А как же дом… родные?
У возившейся с тельняшкой Леры снова кольнуло сердце.
– Не больно-то родных у меня осталось. Родители давно умерли, так что из близких только дед и Батон. Я уже привыкла к тому, что сирота.
– Наверное, это грустно, никого не иметь, – присев на край кровати, вполголоса сказала Милен.
– Ты даже не представляешь насколько, – вздохнула Лера, застегивая пряжку ремня. – Так что лови момент.
– И все-таки там твоя родина.
– Да, выбора у меня нет. Но ведь помечтать никто не запретит, верно? – покончив с одеванием, Лера посмотрела на Милен и решила переменить тему. – Ну, так что у нас на завтрак?
– Рыба, овечий сыр и картофель.
– Звучит аппетитно. Все, я готова.
– Тогда пошли. Мама ждет.
Еда действительно оказалась хоть и неприхотливой, но довольно вкусной. Сайте, как объяснила Милен, – это маленькая треска, вяленная прямо на кухне, и очень питательная. Небольшие клубни приправленного зеленью белого картофеля были на удивление сладкими, без примеси горечи, к которой Лера успела привыкнуть за годы, прожитые в Убежище. Но она все равно ела без особого аппетита, машинально работая ложкой, погруженная в собственные мысли.
Час отплытия неминуемо приближался. Когда девушки заканчивали завтракать, в дверь дома постучали.
– Доброе утро и приятного аппетита, – улыбнулся с порога Мигель, когда мадам Ламбар открыла. – Собралась?
– Да, почти, – допивая травяной чай, ответила Лера. – Только рюкзак возьму.
– И лодка готова. Идемте. Все уже на берегу.
Утро выдалось пасмурным. С моря то и дело налетал холодный северо-восточный ветер, как определил Савельев, приносящий с собой колючую снежную крошку. Низкие хмурые тучи, словно комья ваты, испачканные лиловой краской, неторопливым стадом брели за горизонт. Там от темных облаков к морю тянулись частые смазанные линии последних дождей, проливавшихся, будто вода из прозрачных бурдюков, которые проткнули иголками.
На Фареры приходила зима.
Прощание было недолгим. Когда священник, Милен и Лера, несущая за спиной рюкзак, подошли к собравшимся, Турнотур выступил вперед. Некоторые собравшиеся были хмурыми, а некоторые со смесью нетерпения и любопытства смотрели на «Грозный». Словно желали, чтобы корабль поскорее уплыл.
– Ну что ж, вам пора отправляться в дорогу, – начал Турнотур свою короткую речь, переводимую Яковом. – Вы были недолгими гостями на нашей земле, хоть и принесли на нее разрушения.
– Не серчайте, братухи, – хмуро за всех бывших здесь моряков ответил Тарас. – Кто ж знал, что так оно выйдет.
– Случившегося не вернуть, – жестко ответил Вальгир. – Но уничтожение Хранилища заставило нас по-новому посмотреть на свою жизнь. Наступает зима, и только высшим силам известно, удастся ли нам перенести ее или нет.
– Вы справитесь, – сжав ладонь Милен, уверенно шепнула подруге Лера.
– Запасов и техники с танкера должно хватить, – заметил Батон.
– Может, и так, – согласился Турнотур. – Мы вынуждены были принять помощь от разрушителей, но предстоит еще привести все в порядок. Настроить механизмы, подготовить теплицы. На это уйдет время.
– Осилите, – Тарас не знал, что еще сказать. – Спасибо, что снабдили нас провиантом.
– Это все, что мы можем сделать для вас. Также мы даем вам несколько контейнеров из Хранилища, чтобы вы смогли привезти на свою землю образцы некоторых культур для разведения. Прощайте! И возвращайтесь домой.
– Мы принесем к нашим берегам весть о том, что в других краях тоже есть выжившие, – заверил старпом и протянул руку. Перехватив посох, Турнотур пожал ее. – Думаю, это вселит надежду. Может быть, однажды все изменится к лучшему. Кто знает. На наших картах появляется все больше очагов, где еще теплится жизнь.
– Пусть будет так, – завершил старейшина. – Отправляйтесь в путь! И знайте, что мы всегда будем рады вам в наших краях.
Сыпавший с неба снег усилился, зябко покусывая лица. Попрощавшись с островитянами, кто как умел, моряки вереницей потянулись к «Грозному», где дожидались выстроившиеся на палубе корейцы.
– Вот и все, – с грустью заморгала Милен, когда они с Лерой последние задержались на пирсе.
– Да, – вздохнула девушка.
– Здорово, что ты приплыла. Я была рада с тобой познакомиться, – Милен протянула руку.
– Ты спасла мне жизнь. Я никогда этого не забуду.
Вместо ответа на рукопожатие Лера крепко обняла подругу.
– Может быть, однажды мы с тобой еще увидимся? В этом мире ведь все может быть, – с надеждой спросила Милен. – И вы приплывете снова.
– Может, – согласилась Лера.
– Вот, это тебе на память о нашей охоте. Олаф сегодня доделал, – Милен подала девушке пестрый гребешок, сделанный из игл морского ежа. – У тебя очень красивые волосы. Заботься о них.
– Постараюсь.
Расставаться не хотелось. Плакать почему-то тоже. Но все равно было невыносимо тоскливо. Или это падавшие снежинки таяли на щеках?
– А это тебе.
Лера сняла с плеча рюкзак, поставила его на сырые доски и, расшнуровав, немного порылась внутри, достав самодельную зажигалку, сделанную из гильзы двенадцатого калибра.
– Спасибо, – откинув колпачок и почиркав кремнем, Милен посмотрела на появившейся голубоватый огонек. – Здорово! Даже лучше факела! Пригодится в лесу.
– Ходи в него осторожнее, – закидывая рюкзак за спину, попросила Лера.
– Не волнуйся, я буду в порядке. Пока, Чучундра, – датчанка погладила мышку, высунувшуюся из кармана Лериной куртки.
– Лера, поторопись, – позвал с трапа Мигель.
– Иду-иду. Еще минутку… Прощай, Милен…
– Прощай, Лера…
Лера быстро поцеловала подругу и, улыбнувшись напоследок, стала подниматься на лодку. Оставшаяся одна датчанка смотрела ей вслед.
– Грустно? – спросил Мигель, когда девушка подошла к люку, ведущему вниз.
– Не надо сейчас, ладно? – негромко попросила Лера. Бросив последний взгляд на деревню, берег и Милен, в прощальном жесте поднявшую руку, она загремела ботинками по лестнице.
Уверенно набирая ход, «Иван Грозный» покидал Фарерские острова. Собравшаяся провожать его толпа постепенно рассосалась, но Милен еще некоторое время одиноко стояла на пирсе и глядела на удаляющийся корабль, пока подошедший Олаф не обнял ее за плечи и не увлек за собой.
– Ну, что там по приборам, чувак? – Треска, придерживая нахлобученную на лохмы ушанку, подошел к делавшему метеорологические замеры Савельеву.
– Норма.
– Значит, поплыли.
– Да, брат, – с улыбкой отозвался Женя. – Домой.
Вскоре остров Сувурой и стоявшая в его бухте громада «Черного дракона» скрылись из виду в туманной дымке, окутывавшей горизонт.
Воздух огласило эхо прощального выстрела из крупнокалиберной пушки, который дал танкер.
