Отражение первое. ОХОТНИК

Мерное постукивание жестких подошв армейских сапог по проржавевшим рельсам железной дороги, некогда путеводной нитью соединявшей дальний север с сердцем страны. Тихое стрекотание живности в корявых кустах. Проплывающая мимо скудная растительность, скидывающая зимние одеяния.

Весна. Когда-то она приходила в этот край молодой румянощекой красавицей, украшая раскидистые деревья россыпью нежных почек, пела веселым звоном капели. Просыпались от долгого холодного сна животные, пробивалась сквозь увядший, чуть пряный ковер молодая зелень. Люди встречали приход весны улыбками. Чествовали в древнем языческом обряде, сжигая в очищающем огне чучело ее суровой старшей сестры зимы. Когда-то весна была надеждой… Это время прошло, сгорело безвозвратно в горне ядерной войны. На месте гремучих зеленых лесов, коими славился город — низкие, безлистные, будто скрученные неизвестной силой, жалкие пародии на деревья и язвы выжженной, бесплодной земли. Сюрреалистический кошмар. Теперь с приходом тепла просыпаются монстры, что в разы опаснее своих зимних собратьев. Порождения чьего-то больного разума, они вселяют страх в сердца и души выживших людей. Уродливые, бессловесные, движимые лишь неутихающим чувством голода, с каждой новой весной они продолжают рвать на части остатки вида, некогда гордо именовавшего себя царем природы. Силы и мужества бороться с ними хватает немногим, но пока такие люди живут, у человечества еще есть шанс. Пусть призрачный, едва видимый, едва ощутимый, но шанс выиграть войну за место под солнцем. Когда-нибудь это обязательно случится, но не сейчас. Еще не сейчас. А пока… Стуча сапогами по шпалам, охотник шел в убежище под железнодорожной больницей, что за прошедшие три года так и не стало ему домом.

— Итого, сколько на этот раз? Пять. Нет шесть, точно шесть, — тихо бормотал он себе под нос. — Мда, за последний год живности в округе стало существенно меньше. Надо будет на досуге подумать, куда со станции берлогу перенести. Поближе к гнездовьям тварей.

Привычка разговаривать с самим собой появилась сразу после смерти Терентьича, долгое время бывшего единственным близким человеком в бункере. Из-за собственной скрытности охотник чурался людей, предпочитая их обществу долгие вылазки на поверхность, где для отдыха оборудовал берлогу в здании железнодорожной станции. Часы, проведенные в разрушенном городе в поисках очередного гнезда, разливающийся по жилам адреналин постоянных схваток с исковерканной живностью, удовлетворение от очередной отнятой жизни, просачивающийся в легкие воздух с привкусом смерти — все это как ничто другое способствовало бы превращению в зверя. А такие беседы с собой помогали ему не забывать человеческую речь, собственную сущность.

Размышления охотника прервала открывшаяся ему необычная картина. Странный старик, явно не из местных, с сильно отросшей шевелюрой и бородой непонятного из-за грязи и спутанности цвета, в одежде столь ветхой, что и не определить, чем она была изначально, тащил через рельсы полупустой мешок. А в небе над ним, победно клекоча, разворачивался для атаки молодой крылатый. Услышав боевой клич, мужчина поднял голову и застыл истуканом. На лице его отразился страх с примесью необъяснимой покорности. Охотник сорвался с места, моментально переходя на спринтерский бег.

— Мужик! По крыльям стреляй! — прокричал он, скидывая с шеи ремень потертого «калаша». — Да не стой же ты столбом, твою… Стреляй!

Монстр, сложив кожистые крылья, уже падал на свою жертву. Видя, что старик не реагирует, охотник тихо зарычал. «Не успеваю», — пронеслась в голове предательская мыслишка, заставив взвинтить организм до максимума. Легкий импульс по энерготокам, и натруженные за вылазку мышцы вновь стали эластичными, возвращая телу прежнюю скорость. Время привычно замедлило бег, стучавшее в ушах сердце замолкло, оставив разум кристально чистым. Совершив прыжок, которому позавидовали бы и кошки, охотник, сбив с ног старика, покатился вместе с ним по насыпи, едва разминувшись со смертоносными когтями твари. Резво вскочив, он развернулся к противнику, извлекая из ножен клинки. Отточенная сталь тонко запела, будто в предвкушении. Закрутив крыльями вихри из пыли и мелкого мусора, крылатый опустился на задние лапы и с гневным криком вытянул длинную тонкую шею в небо. В ответ охотник лишь по-звериному оскалился — в глазах его плескалась ярость. Сделав шутливый реверанс, будто приглашая тварь на танец, он одним быстрым неуловимым движением прыгнул вперед, метя в столь необдуманно подставленную самоуверенной тварью шею. Слишком быстрые для молодого крылатого клинки достигли цели, и темная, дымящаяся в прохладном весеннем воздухе кровь монстра оросила землю. Туша начала заваливаться назад, булькая разорванным горлом в предсмертной жалобе.

Вытерев мачете о траву и вернув их в ножны-колыбели, охотник направился к сидящему на насыпи старику, больше не обращая внимания на бьющегося в конвульсиях монстра.

— Мужик, раз уж ты добровольно откинуться решил, то хоть табличку на шею повесь с надписью: «Я ходячий труп». Ну, чтоб я лишний раз не напрягался, — он помог старику подняться на ноги. — Ты хоть слышал, что я тебе кричал? Какого лешего не стрелял?

— А? — мужчина медленно перевел взгляд от затихшего птера к нежданному спасителю.

Перед ним стоял человек среднего роста, довольно худощавое телосложение которого скрывал темный камуфляжный костюм и броня. На голове незнакомца красовалась черная маска-балаклава, открывающая взору лишь колючие зеленые глаза и насупленные брови.

— Так это. Нечем мне стрелять. У меня только вот, — он тряхнул поднятой с земли ржавой кочергой. — И то, она мне больше ходить помогает.

Охотник с резким выдохом провел ладонью по лицу.

— И откуда ты такой блаженный взялся? Без огнестрела на поверхность вылезти…

— А зачем мне оружие? — мужичок потопал к своему мешку. — Оно ж только чтоб в себе подобных стрелять и нужно. А я отшельник, один в лесу живу. Зверье уже привыкло, не трогает.

— Ага, видел я, как зверье тебя не трогает.

— А это ненашенское. Крылатых у нас в округе давно какой-то благодетель извел. Выжег все их гнезда к такой-то матери, — мужик кивнул на труп. — А этот — совсем молодой самец. Изгнал, наверно, его вожак из стаи, вот он и прилетел на ничейную территорию свою создать…

— Короче, Склифосовский, — видя, что старику явно хочется поговорить, а делать это он будет долго и не по существу, прервал охотник. — У себя в лесу ты можешь сколько угодно обниматься с белочками, или что там сейчас водится, хавать радиоактивные грибочки и голышом прыгать в полнолуние через костер. В городе такое не прокатывает. И если я перебил всех крылатых, это не значит, что другой живности здесь не осталось. Поэтому вот, — он вручил мужчине «калаш». — Он, конечно, в жутком состоянии, и магазина максимум половина, но отогнать зверье хватит. Хотел я его до бом-баря донести, да хрен с ним, тебе нужнее. Возвращайся в свой лес и в городе лучше не появляйся. Следующий раз тебе может не форта-нуть, и меня рядом не окажется. Бывай, — махнув рукой, охотник развернулся в направлении бывшей железнодорожной больницы.

— Эээ… — старик с обалделым видом смотрел на столь нежданно свалившийся в руки автомат. — Постой! Скажи хоть, как тебя зовут, я помолюсь за тебя.

— Молись за себя, старикан, — прокричал охотник в ответ. Чуть помедлив, сказал: — Вик, меня зовут Вик, — и едва слышно добавил: — И твой Бог давно от меня отвернулся.

Нарушая все известные протоколы, связист тихо посапывал у огромной стационарной радиостанции, уронив лохматую голову на сложенные руки. Тонкая ниточка слюны уже успела украсить влажным пятном рукав форменного кителя. Парень счастливо улыбался во сне, видимо, вспоминая жизнь до Последней войны. Неожиданно приборы ожили, и пробившийся сквозь невообразимый шум далекий голос заставил связиста встрепенуться, осоловело уставившись на станцию.

— Полярные Зори, Полярные Зори, ответьте… Полярные Зори, ответьте, прием…

Неверными от недосыпа и волнения руками парень придвинул к себе микрофон. Нервничать было с чего. Станция молчала уже многие годы, дежурства на ней велись больше для перестраховки и успокоения совести. И тут такое!

— Полярные Зори на связи. Слышу вас! — дрожащим голосом ответил солдатик, зажимая тангенту.

— Ну, наконец-то. Вы что там все, уснули? С кем имею честь говорить?

— Дежурный Андрей Чижов, — от этого уверенного, практически приказного тона рука парня непроизвольно потянулась к форменному кепи, чтобы отдать честь. Однако он вовремя спохватился, осознав всю глупость ситуации, и с нервным смешком продолжил: — Кто вы и где находитесь?

— Отставить вопросы. Мне нужен Олег Борисович Ярчук. Он же все еще занимает пост начальника гарнизона?

— Так точно. Только вот… — связист замялся. — У нас сейчас ночь и…

— Мне исключительно все равно, что у вас там! — яростно прокричал собеседник. — Позови мне Ярчука, моя информация предназначена только для его ушей. Скажи, Лесник на связи.

— Слушаюсь! — парень вскочил и очумело уставился на микрофон.

Немного подумав, он все же потянулся к телефону внутренней связи и набрал номер начальника гарнизона, заранее втянув голову в плечи в ожидании выволочки.

Минут через пятнадцать в помещении появился Олег Борисович. Кинув хмурый, не предвещавший ничего хорошего взгляд на вытянувшегося в струнку солдатика, он присел за приборы, подвинув ближе микрофон.

— Ярчук на связи.

— Олег? Олежа, это ты? — прокряхтели в ответ динамики. — Здорово, дружище!

Лицо начальника расслабилось, хмурые складочки на лбу исчезли, губы расплылись в улыбке.

— Колян, жив, чертяка! А я тебя уже похоронить, отпеть и помянуть успел. Все-таки пять лет, как о тебе ни слуху, ни духу. Как сам? Где пропадал? Рассказывай!

— Позже за жизнь поговорим. Дело у меня к тебе. Серьезное, — со значением добавил далекий собеседник, акцентируя внимание на последнем слове.

— Понял, подожди минуту.

Ярчук повернулся к солдатику, который от любопытства вытянулся к динамикам, не опасаясь свернуть шею или вызвать гнев начальства

— Так, дежурный, а ну брысь отсюда. Снаружи постой. Закончу, позову.

С тихим вздохом и выражением вселенской скорби на лице молодой человек покинул помещение.

— Все, мы одни. Говори, что у тебя за дело.

— Не буду томить, да и времени нет. Помнишь наш последний разговор?

— О проекте «Целестис»? Ну, допустим, помню. Только при чем тут твой истерический бред? Опять в гости белочку позвал? — мужчина глухо засмеялся.

— А при том, Олежек, что белочка ко мне на свидание как раз не пришла, а вот тебе пора штурмовой отряд из лучших бойцов собирать и снаряжать их в поход до Кеми. Как я и надеялся, одному из детишек удалось выжить. Более того, добраться до большой земли.

Разом перестав потешаться над старым другом, Олег Борисович до белых костяшек вцепился в столешницу. Лицо его одеревенело, как от судороги.

— Хм… Информация достоверна?

— Более чем. Из первых рук, так сказать. Я лично с ним сегодня встретился и был впечатлен. Техника боя великолепна. Скорость, сила, реакция…

— Николай, ты же понимаешь, — какой он боец, нам не важно. Не ты ли мне плакался, как жестоко и несправедливо вы с сиротками поступали? Но факт остается фактом. Если ты не ошибся, и этот парень из программы, в его крови препарат.

— Я. Не. Мог. Ошибиться. Я годы рядом с ними провел. Ну, да это все вода. В общем, вам необходимо взять с собой медицинский термобокс для перевозки препаратов. Поместите в него пробирки с… — Лесник помолчал. — Да, неважно, с чем, хоть с отваром из грибов. Главное, чтоб никто из отряда, за исключением ведущего, не был в курсе, что в нем плацебо. А то, не дай Бог, сболтнут парню лишнего, не отмашемся потом.

— А может, проще сразу все ему рассказать?

— Не прокатит. Судя по нашей беседе, он более чем агрессивен. Да и как, по-твоему, он отнесется к человеку, бывшему, пусть и годы назад, его тюремщиком?

— Все, все. Понял и осознал. Готовься. Адрес тот же? Дня через три-четыре к тебе заглянут мои ребятки. Отправлю человек десять, из личного подразделения. Такие горы свернут и не поморщатся. Командиром Ермолов пойдет.

— Тот же, тот же. Куда я отсюда денусь, — в нескольких километрах от Заполярного Рая мужчина, сжимая микрофон самодельной рации, уставился в хмурое небо за узеньким окном землянки. — И не нужны горы. Нам всего-то нужно дойти до Москвы. Если необходимое оборудование где и есть, то только в столице. Надеюсь, мои расчеты верны… Все, Олеж, до связи. Да поможет нам Бог.

Треск в динамиках утих. Но Ярчук еще долго сидел за столом, вперив в приборы невидящий взгляд.

Услышав условный стук караванщиков Полярных Зорь, дозорный открыл гермоворота. На территорию убежища вступил тяжеловооруженный отряд солдат в полной выкладке. Все один к одному — бугаи типа «шкаф + антресоль». За исключением высокого мужчины интеллигентного вида, довольно неуместного в подобной компании. Выделялся он не только внешностью, но и снаряжением: новенькая офицерская «элька», из оружия — лишь висящий на шее автомат.

Вперед, сняв респиратор, вышел мужчина лет сорока, с короткой стрижкой и гусарскими усами пшеничного цвета. Его суровую физиономию от левого виска к подбородку пересекал грубый шрам, три рубца — будто след от чьих-то когтей. Судя по звездочкам на камуфляже — капитан.

— Здоров, старик. Мне к твоему начальнику назначено, — пробасил офицер чуть скрипучим голосом.

— И тебе не хворать, — отозвался дозорный неопределяемого на вид возраста в старой, замызганной ушанке. — А к начальнику не положено. Вы вообще кто будете? Караванов на этой неделе не ждем. Как и на следующей, и через неделю, и…

— Слушай, старый. Если не знаешь, кто мы, на кой черт герму открыл? Хотели бы, давно уже весь бомбарь перерезали. Сказал же, назначено.

— А я говорю, не положено! Начальник занят. Когда я к нему с радикулитом пришел, он меня выставил и очень доверительно попросил не беспокоить. О как, — старичок ткнул указательным пальцем в потолок.

— Раз самому лень идти, развалина, вон, молодого своего отправь, — слишком спокойно проговорил капитан, сжимая кулаки, упакованные в кожаные перчатки без пальцев.

— Повторяю. Не положено. Занят начальник, — повысив тон, ответил дозорный.

— Да я тебя…

Отведенную для удара руку капитана перехватил интеллигент.

— Ермол, прибереги ярость для выполнения задачи, — тихий спокойный голос и колючий взгляд заставили усача спустить пар.

— Сам с ним разбирайся, — буркнул мужчина, буквально стряхнув щуплую руку.

Интеллигент примиряющее улыбнулся и обратился к дозорному, с любопытством наблюдавшему за сценой.

— Уважаемый… Простите, как вас? — мужчина скинул с плеч небольшой рюкзак, порылся в нем и достал ополовиненную упаковку анальгина.

— Михалычем кличут, — взгляд старика уперся в таблетки, глаза загорелись.

— Уважаемый Михайлович. Будьте так любезны, отправьте вашего помощника к начальнику. Он действительно нас ждет, — лекарство перекочевало в сухонькую ладонь дозорного.

— Это мы сейчас, это мы мигом. Толя! — прокричал старик в сторону прикорнувшего у костра парня. — Толян, етить твою расту-дыть!

— Чего? — промямлил проснувшийся парень, потирая глаза.

— Давай, метнись-ка к Натанычу, — дозорный обвел быстрым взглядом отряд. — Кажи, гости к нему. Из Рая. Говорят, назначено им.

— Толян то, Толян се… заколебал, старый пень, — парень поднялся и лениво потопал в глубь убежища. Стихающему эху шагов, отражающемуся от влажных стен темного тоннеля, вторила удаляющаяся недовольная ругань.

Совсем скоро дозорный вернулся. Торопливо, едва не срываясь на бег, пересек остаток коридора до гермоворот.

— Иван Натанович просил проводить вас к нему. Проследуйте за мной, пожалуйста, — быстро проговорил паренек и в том же темпе рванул обратно.

Переглянувшись, капитан с интеллигентом углубились вслед за ним в лабиринт коридоров убежища. Обыкновенные бетонные стены, местами украшенные влажными подтеками, капающая с проржавевших труб вода, небрежные жгуты кабелей под потолком, слабо мерцающие оголенные лампочки на тонких проводах — жалкая картина, с головой выдающая древность укрытия. Внутренние помещения небольшие: три основных зала — сердце колонии, и пара десятков крохотных каморок. Где-то под полом слышались крепкая мужская брань, стук металла и скрежет механизмов. Видимо, технические подсобки находились уровнем ниже. Все это было наполнено убойной смесью запахов пота, машинного масла, сгоревшей еды, сырости и затхлости.

— Недолго гадюшнику осталось. И надо было только добро разбазаривать на того ущерба, — недовольно бурчал Ермолов по дороге.

— А по-твоему, самое разумное — начинать дело с отправленного в лазарет старика? — хмыкнул в ответ его спутник. — Причем больничка ему светила в лучшем случае. А скорее — морг, ну или куда они тут трупы отправляют. Ермол, ты, вроде, взрослый мужик, а все туда же: сначала кулаками махать, потом думать. Как сопляки твои, честное слово!

Возразить капитан не успел — их проводник остановился у невзрачной двери и, пробормотав «вам сюда», немедленно ретировался. Улыбнувшись поведению паренька, интеллигент постучал в дверь и тут же ее открыл.

— Ермолов, Лесник. Проходите, проходите. Я вас заждался, — отставив в сторону недопитую кружку, мужчина средних лет в стареньком, но все еще добротном костюме поднялся из-за стола и пожал протянутые в приветствии руки.

— Да вы не стойте, присаживайтесь, — он махнул на два грубых стула. — Рассказывайте, по какому поводу к нам. Может, вам налить чего?

— Не стоит, — отрицательно покачал головой капитан. — Мы, собственно, по делу. Нам нужен один твой человек. Одолжишь?

— В этом весь ты, Гусар, — сразу быка за рога. И никаких преамбул, — мужчина сел в кресло, деловито сложив на груди руки. — Я бы с удовольствием, как не помочь старому партнеру. Да только сам знаешь, какая у нас обстановка. Каждый боец на счету. И так молодых по пальцам пересчитать можно.

— А нам твои бойцы без надобности. Вон, целый отряд головорезов у гермы прохлаждается. Нам охотник твой нужен.

— Эти-то у меня вообще в дефиците, — начальник убежища грустно улыбнулся. — Впрочем, вас интересует кто-то конкретный?

— Самый что ни на есть конкретный, Иван Натанович, — вступил в разговор интеллигент. — Самый лучший. Вик.

При звуке этого имени мужчина поперхнулся чаем и закашлялся. Глаза его удивленно расширились. Отдышавшись и поправив чуть съехавший на бок галстук, он заговорил, позабыв о напускной манерности:

— Зачем вам этот отморозок? Он же на привале всю группу порешит и не поморщится. А потом вернется и меня к праотцам отправит. За то, что против воли его куда-то послал.

— Он что, настолько плох?

— Более чем! Года два назад солдатика моего прирезал. Одного из лучших, кстати. Семь ударов клинком в корпус! Разве здоровый человек так поступит?

— Хреновые, значит, у тебя лучшие, чтоб так просто отдаться, — хмыкнул в роскошные усы Ермолов. — И чего вы его еще не расстреляли, если настолько боитесь?

— Дык, полезный же, сукин сын, — развел руками Натанович, будто извиняясь. — Мы до его появления от живности местной страдали. А сейчас — посмотрите, вы же без происшествий добрались? То-то. Вот за прошедшие три года, как он в убежище живет, все мутанты в округе издохли не своей смертью. К тому же поначалу, пока Терентьевич, что его в бомбарь пустил и у себя приютил, жив был, царство ему небесное, Вик вполне адекватно себя вел. Чурался только всех. На людях появлялся исключительно в полной боевой и с неизменным подшлемником на морде. Так что, как он выглядит, никто толком не знает. Кроме Ольги с младенцем, что с ним сейчас живут. А тут еще и малой приболел… — мужчина сделал большой глоток остывшего чая и продолжил: — Так вот. Вначале Вик нормальным мужиком был. А как Терентьевич от инсульта умер, так у него будто крыша поехала…

— Ну, будет вам, — чуть раздраженным голосом перебил его Лесник. — Вы лучше ответьте, отдадите нам своего неадеквата? Не бесплатно, конечно.

На стол перед начальником убежища лег внушительных размеров мешок. С наигранной ленцой перебрав содержимое, мужчина протянул гостям ладонь.

— Так и быть, по рукам. Но договариваться сами будете. Мне шкура дорога.

— Разберемся как-нибудь, — ответил Гусар, поднимаясь. — Показывай, где берлога твоего охотника.

На лицо мужчины выплыла ехидная улыбка.

— А она вам без надобности. Все равно на территории бомбаря он практически ни с кем не разговаривает. Вик сейчас на вылазке. Должен вернуться с минуты на минуту. Так что советую поймать его у гермы, снаружи. В противном случае разговора не получится. Давайте я вас провожу, а то заблудитесь в наших катакомбах.

Начальник убежища вышел из-за стола, явив миру старые разбитые туфли. Распахнув дверь кабинета, вытянул руку, корректно и ненавязчиво предлагая гостям выметаться. Первым, хмыкнув, вышел интеллигент. За ним, чуть приотстав, — Гусар и сам начальник. Поняв несложную мимику компаньона, Лесник ушел еще на несколько метров вперед, предоставляя мужчинами возможность поговорить приватно.

— Слушай, Ермол. Как там обстановка с караванами? Что-то они последнее время вне графика ходят. Проблемы какие? — шепотом обратился мужчина.

— Да мэр это все, — капитан скривился так, будто птер нагадил ему точнехонько на хромовые сапоги. — Он каким-то образом разузнал, что раз в месяц из его гарнизона бесследно исчезает группа одних и тех же бойцов. Теперь ходит весь такой подозрительный, разнюхивает. Парней моих вызвал на разговор по душам, после которого они бесследно пропали на несколько дней. Вернувшись, напоминали куски кровоточащего и ноющего фарша, а не элитных штурмовиков. Приходится обучать новых ребят и быть осторожней.

— Мда, неприятная ситуация, — задумчиво протянул Натанович. — А может, рассказать ему? Половину проблем можно будет смело вычеркнуть.

— Иван. Это не моя и не твоя тайна, а дело Ярчука. Ему и решать. И давай закроем тему. Лучше расскажи, что у вас с Общинными.

— Да все как обычно. Что им сделается, если они даже нашествие орды Шеки, считай, и не заметили? — он раздраженно махнул рукой. — Сидят себе в своем периметре и вовсю эксплуатируют имеющийся живой материал. Мы им на глаза тоже стараемся не показываться.

— И что, так и не собрались помочь заключенным? — Ермолов остановился, схватив за локоть Натановича и глядя на него исподлобья. Лесник сделал вид, что не заметил остановки спутников, и прошел дальше.

— Ермол, тебе же прекрасно известна обстановка в убежище. У меня молодых ребят от силы десяток наберется. Остальные — старики, инвалиды и пьяницы. Ну, еще бабы. Куда мне с таким воинством хорошо укрепленный объект осаждать? И им не поможем, и сами залетим по самые яйца, — он вырвал руку из хватки капитана и продолжил путь.

В конце коридора уже виднелся небольшой костерок, освещавший предбанник внутренних гермоворот.

— К тому же это их проблемы. И я не обязан в них вмешиваться. Там этих рабов знаешь сколько? Раза в два больше населения моего бомбаря. Взбунтовались бы, глядишь, и удалось свергнуть угнетателей.

— Трус ты, Ванечка. И слабость свою сладкими речами прикрываешь, — глухо буркнул в ответ капитан.

— Я бы назвал себя реалистом. Звучит приятнее.

Начальник убежища подошел к вытянувшимся в приветствии

дозорным. Давешнего старичка на посту уже не было. Видимо, его сменил другой представитель местной фауны, мало чем отличавшийся от предыдущего.

— Ну что, господа, — Иван Натанович чуть повысил голос, в театральном жесте разводя руки. — Вот мы и пришли. Удачных переговоров, а я вернусь в кабинет. Работы по горло.

Обменявшись рукопожатиями с гостями, он неспешным шагом удалился.

— Какая у него там работа? — тихо спросил напарника Лесник, поднимаясь к внешней герме.

— Главная его работа — протирание штанов, — раздраженно проскрипел Гусар. — Крыса он. Забудь.