Глава 6
Привал

Данила направил лодку в среднюю арку. Они проплыли совсем немного, до того места, где реку наискось пересекал следующий мост, высокий и широкий, с бетонными опорами. Видимо, по нему проходила автострада. Здесь возле одного берега скопилась куча гниющего мусора, среди которого старик замаскировал их средство передвижения.

Сталкеры выбрались из лодки и, пройдя чуть-чуть по берегу, спустились в люк и попали в подземный ход, где было относительно сухо и можно было стоять в полный рост, хотя под ногами и хрустела какая-то дрянь. Тут у старика был оборудован, как оказалось, настоящий тайник – даже доски лежали, покрытые тряпьем, чтоб можно было устроиться с относительным удобством. Данила стянул противогаз, остальные последовали его примеру.

– Здесь переднюем, – пояснил он, – следующей ночью дальше поплывем. Тут у нас место надежное.

Они освободились от костюмов химзащиты, отнесли их подальше в глубь туннеля. Федор обнаружил, что одежда его промокла. «Драный костюм старик дал, пожадничал», – подумал он. Впрочем, вымокли и Неля, и Фил, да и у самого старика одежда, похоже, была сырой.

Данила указал место, где можно развести костер. Они принялись собирать обломки прогнивших досок, которые валялись здесь в изобилии. Фил схватил Федора за руку, глаза его возбужденно блестели.

– Знаешь, я вышел – и как будто не было этих двадцати лет в подземке! Все осталось почти как было. Господи, целая жизнь прошла – а я не заметил даже. Я так рад, что пошел. Даже если останусь наверху, оно того стоит. А этот зверь – прямо жуть кошмарная! Я думал, все, конец! А вообще я боялся, что хуже будет. Оказывается, все не так уж страшно. Я так рад. Спасибо вам всем, вы – супер! Настоящие люди!

Слова его были бессвязными, на щеках выступил слабый румянец, глаза были еще краснее обычного, волосы спутаны. Федору показалось, что Фил бредит – возможно, у него начинался жар.

Федор и сам смутно чувствовал что-то похожее. Первый испуг перед поверхностью сменился у него радостным возбуждением, когда они победили жуткую водяную тварь. Сразу было забыто предубеждение против старика, теперь он казался Федору героем. Здесь, на поверхности, он был в своей стихии. И Нелей Федор восхищался. Потрясающая девушка – ничего лишнего, никаких этих обычных бабских глупостей в голове. А какая смелая! На нее можно положиться в трудную минуту. Не поддалась панике во время нападения зверя. Теперь обычные обитатели подземки казались ему жалкими. Настоящая жизнь – здесь, наверху. Но Федору бы и в голову не пришло так явно показывать остальным свои переживания, Фил же выглядел, словно пьяный или одурманенный. Наверное, на него так подействовало возвращение наверх после двадцати лет под землей.

Старый Данила озабоченно глядел на него. Подошел, пощупал лоб.

– Тоже сказал – не страшно. Я уж который раз наверху и все равно боюсь. Без страха долго не протянешь. Однако, как бы ты не свалился, некстати это будет – нам еще переход тяжелый предстоит. На-ка, глотни.

Он плеснул из фляжки в алюминиевую кружку резко пахнущую жидкость. Фил взял кружку, выпил одним глотком, закашлялся, замотал головой. Щеки его еще сильнее покраснели. Данила протянул ему лепешку, и Фил без особого аппетита принялся жевать. Понемногу он успокоился.

– Простите. Устал я очень, – пробормотал он, потирая глаза.

– Ну так ложись спать, – буркнул Данила.

– Здесь? – удивился Фил, и все расхохотались, даже Неля – такое неподдельное удивление звучало в его голосе.

– Можешь наверху, если там тебе больше нравится, – проворчал Данила, но потом смягчился и помог Филу соорудить из досок и ветоши подобие постели. Фил улегся, укрывшись курткой, закрыл глаза и, казалось, задремал. Тем временем старик успел налить воды в котелок, пристроил его на два кирпича. Костерок никак не хотел разгораться, от сырых щепок шел дым, разъедал глаза.

Мысли Федора вернулись к недавним событиям.

«Я даже не сказал Филу спасибо за то, что он меня спас, – подумал он. – Ладно, успеется еще!»

Он вновь и вновь переживал момент, когда оказался в окружении этих жутких созданий. Только сейчас он почувствовал, что был на волосок от гибели. Он непроизвольно вздрогнул, и это не укрылось от Нели.

– Что с тобой? – спросила она. – Замерз?

– Нет, вспомнил, как чуть не попал в лапы прядильщиц. Там, у метро.

– Как ты их называешь? – удивился Данила.

– Прядильщицы, – повторил Федор. – Я слышал, как у костра один сталкер рассказывал про них.

– А ты больше слушай, чего у костров болтают, – хмыкнул старик. – Наверху и впрямь до сих пор какие-то выродки живут, а некоторые болтуны и рады сочинять. Прядильщицы – это ж надо такое придумать.

– Я своими глазами видел черепа на столбах, – поежился Федор. – И ведь моя голова тоже могла там оказаться.

– На поверхности вообще хлопать глазами не стоит, – наставительно сказал старик. – Конечно, лучше выродкам в лапы не попадаться – кто знает, что им в голову взбредет?

– А черепа?

– Ну что ты заладил – черепа? Они ведь уже ничего не соображают – как дети, как животные. Черепов по улицам валяется немерено – могли просто подобрать несколько штук и повесить на палки. Может, они в лунные ночи водят вокруг них хороводы. Помню, перед самой Катастрофой у сына моего, у Вальки, все майки были с черепами, даже мне он пепельницу в виде черепа подарил, – старик вздохнул и замолчал.

Федор хотел спросить, где теперь сын Данилы, но передумал.

– Но если они не такие уж злые, – неуверенно спросил он, – то может, не стоило одну из них убивать?

– Конечно, – хмыкнул старик, – надо было подождать, пока на шум сбегутся еще какие-нибудь звери. Хотел бы я посмотреть, как бы ты их уговорил тебя отпустить. Хотя, конечно, жалко – тоже ведь тварь живая.

– Лучше об этом не думать, – сказала Неля, нахмурившись, и Федор подивился ее жесткому взгляду.

– Мы убиваем только по необходимости, когда иначе нельзя, – примирительно сказал Данила. – Как говорил один хороший человек: «Не сокращай сущности без надобности». У нас тут свои понятия о добре и зле.

– По-другому я слышал, – встрял в разговор Фил, который, оказывается, не спал, а прислушивался, – ученые люди говорят: «Не умножай сущности без надобности».

– Умножать без надобности тоже не стоит. Ученым по-любому виднее, – миролюбиво согласился Данила.

– Спасибо, что спас меня, – обернулся Федор к Филу. – Если бы не ты… б-р-р, кто знает, что бы от меня осталось…

Фил изумленно уставился на него.

– Но я не… – начал было он, и тут раздался грохот. Все вскочили. Оказалось, это Данила уронил какую-то доску.

– Да чего вы переполошились? – проворчал он. – Старею, руки не слушаются. Прикидывал вот, чего вместо сломанного весла пока приспособить.

– А что за зверь-то на нас нападал? – вздрогнув, спросил Федор. – Я такую жуть первый раз вижу, будто мусорная куча ожила.

– Мы зовем их ручейниками, – буркнул старик. – Раньше были такие маленькие белые личинки, строили себе домики из песчинок и мелкого мусора. На них хорошо клевала рыба. Нынешние немного подросли и уже сами кого хошь скушают. И домики себе по-прежнему строят из всего, что вокруг валяется, только уже побольше. Может, поэтому в реке так мало рыбы. Ну, и у хозяина аппетит неплохой…

– У какого хозяина? – удивился Федор. Но старик сделал вид, что не слышал вопроса.

– Ничего себе зверюшки на поверхности развелись, – присвистнул Фил. – Я уж думал, это какое-то порождение преисподней, с которым обычным оружием и не сладить. Надо было его авадой кедаврой по голове огреть.

Старик хмыкнул.

– Чем огреть? – заинтересовался Федор. Оружия через его руки прошло много, но о таком он еще не слышал.

– Ладно, забей, неудачная была шутка, – сказал помрачневший Фил. – Не завидую я вам – тем, кто в подземке вырос. Многое мимо вас прошло. Это мы в детстве чуть ли не поголовно мечтали стать волшебниками, а у вас и книг-то таких теперь нету, какие нам матери в детстве читали.

Старик тем временем сокрушался, что дым будет вытягивать наружу, и их легко будет засечь. Но выхода не было – в подземелье было зябко, и, оставаясь в мокром, они запросто могли простыть. У Нели и так глаза лихорадочно блестели. Она выглядела совершенно измученной, осунувшейся, и Федор испугался за нее: ему казалось, что причиной тому – не только переохлаждение и пережитые приключения. Казалось, девушку угнетали какие-то невеселые мысли.

Вдруг Неля хрипло закашлялась, Данила с тревогой поглядел на нее, достал из рюкзака необъятных размеров старую рубаху – когда-то она, видимо, была черного цвета, но теперь выцвела до серого.

– На-ка, переоденься в сухое, быстро.

– Да ну, – капризно отмахнулась девушка. – Не хочу.

И тут же снова закашлялась, еще сильнее – так, словно хотела выкашлять что-то внутри. Казалось, еще немного – и ее вывернет наизнанку. Она схватилась за грудь. У Федора сердце разрывалось от жалости – за что ей такое? Пока он раздумывал, не похлопать ли ее по спине, приступ кашля начал утихать, девушка в изнеможении опустилась на пол, все еще прижимая руку к груди. Лицо ее казалось совсем белым. Губы были страдальчески закушены, глаза полуприкрыты. Она обвела присутствующих невидящим взглядом, словно забыв, что она здесь делает. Но понемногу взгляд ее стал более осмысленным.

– Ну, что смотришь, – буркнула она Федору, чуть отдышавшись. – Я немного простыла, со всяким бывает.

Федор перехватил взгляд Данилы – тот смотрел на девушку с ужасом и жалостью. Но встретившись глазами с Федором, сразу принял озабоченный вид.

– Надеюсь, сегодня нелегкая никого сюда не принесет, – буркнул он.

– А где мы сейчас? – спросил Федор.

– Немного дальше Бауманки, – сказал старик.

– Метро Бауманская? – переспросил Федор. – Мы так мучились, чуть не погибли – только чтоб оказаться возле Бауманской?

Он не находил слов. Зачем старик потащил их по поверхности, чуть не угробил, когда можно было просто проехать одну остановку на дрезине, ну, на худой конец, пройти по туннелю.

– Возле Бауманского института, – пояснил Фил. – До станции тут прилично будет, – он неопределенно махнул рукой куда-то назад.

– А куда вообще этот ход ведет? – спросил Федор. Данила пожал плечами.

– Тут целая система ходов. По одному можно выйти в подвал дома на соседней улице. А куда другие ведут, не знаю – многие обвалились или затоплены.

– А откуда вы про это место узнали? – спросил Федор. Старик вздохнул:

– Подземных ходов вообще много, вся Москва ими насквозь пронизана, – сообщил он. – Вот, например, под Электрозаводским мостом, где мы в лодку садились, впадает в Яузу подземная речка Рыбинка. По ее руслу, по трубам бетонным, можно под землей пройти чуть ли не до Сокольников, где красные сейчас обосновались. То есть раньше точно можно было, а что там сейчас творится, спустя двадцать лет после Катастрофы – не знаю. Может, и завалило где туннель или дрянь какая-нибудь завелась. А еще выше по течению, в районе Преображенской набережной, в Яузу впадает Хапиловка – чуть ли не самая глубокая из подземных рек. Когда-то она тоже текла поверху, потом ее в коллектор спрятали. Но для жилья те трубы не годятся, слишком сыро. Зато я слышал, что в коллекторе подземной реки Неглинки до сих пор люди живут. Там живность всякая водится, пригодная для пропитания – рыба, раки. Еще там, правда, живут белые тараканы размером со среднюю собаку, но они вроде не опасные, на людей не кидаются. Ну, и опять же коммуникации всякие подземные – если знать эти ходы, можно под землей из одного района в другой добираться. Опытные люди по маркировке железных крышек, закрывающих люки, могут многое понять.

– Карта нужна, – заметил Фил. Старик покачал головой.

– Карты составлялись давно, с тех пор многое поменялось. Какие-то туннели завалило, какие-то – затопило. Осталось только на рассказы бывалых людей полагаться.

У них с Филом завязался спор о подземельях, из которого Федор уяснил только, что старика все эти ходы интересуют с чисто практической точки зрения, а Фила больше занимает история – кем, когда и для какой цели они были прорыты. Потом Федор, кажется, задремал чуть-чуть, потому что потерял нить разговора. Казалось, он отключился всего на пару минут, но когда вновь прислушался, старик и Фил уже ожесточенно спорили, как он понял, о снаряжении. Старик ностальгически вспоминал, как в прежней жизни ловил на какой-то реке Клязьме по осени щук на блесну.

– Забродники для такого дела – самое то, – уверял Фил.

– Фигня это, – утверждал старик, – швы мигом расходятся.

– Можно «Моментом» заклеить.

– Где ты сейчас этот «Момент» найдешь – за двадцать лет он весь высох. Проще новую снарягу отыскать.

– Ах, да, я и забыл, – почесал в затылке Фил. – Но хорошие забродники могут два-три года прослужить. Главное, чтоб швы были нормально проклеены.

– Не знаю, мне народ в свое время рассказывал – наши, те, что из ПВХ, быстро портятся. Может, импортные и получше будут. Да притом, те, что с тонкой подошвой, полегче, зато подошва мигом рвется, а у которых подошва толстая, те тяжелые. По мне, уж лучше в болотниках, по старинке. Особенно в жару – в комбинезоне-то сопреешь мигом. Да и быструю речку трудно переходить в нем – тебя будто выталкивает.

Насчет жары Федор был совершенно согласен – он так упарился в химзе этой теплой летней ночью, что был момент, когда он готов был проклясть все на свете и от души жалел, что подписался на такую авантюру. Но здесь, в подземелье, было прохладно и сыро, его даже знобило немного.

– Тебе просто хороший комбинезон не попадался, – возражал Фил. – Надо по магазинам рыболовным поискать – наверняка еще полно всего там валяется. Когда-то на Садовом был хороший рыболовный магазин.

– На Садовом уже разграбили все небось, – вздохнул Данила, – место проходное. Если только где-нибудь в глубинке, от метро подальше, повезет случайно наткнуться на склад. А ты, смотрю, тоже рыбалкой баловался в прежней жизни?

– Было дело, – ответил Фил. – Даже не столько рыбалкой, сколько походами на байдарке. И мне интересно – чего это у нас за конструкция на буксире мотается. Нет, я оценил, конечно, элегантное техническое решение, но не проще было байдарку надувную приспособить?

Старик развел руками:

– Знаешь, сколько я здесь лодок уже загубил? То на корягу наткнешься, то на острое чего-нибудь, а бывало, что и прокусят. Достало меня уже все это. А покрышек автомобильных везде хватает – нужно только чехол носить с собой. Удобно. Опять же, на воде эта штуковина устойчива.

– А не пробовал теперь в Яузе рыбку половить? – ехидно спросил Фил.

Старик хитро усмехнулся:

– Так ведь пока ты ее ловишь, тебя самого могут десять раз схомячить. Не стоит оно того. Да и рыбка теперь не та – ее не всякий есть осмелится. Но я за лодкой иной раз сеть привязываю – кой-чего попадается.

Костер разгорался, хотя и сильно дымил. Закипел, наконец, котелок. Воду для питья, как понял Федор, старик прихватил с собой и собирался поэтому расходовать экономно. Но каждому досталось по кружке дымящегося чая, пахнущего какой-то травой. Они жевали взятые с собой лепешки и сушеное мясо, запивая горячим чаем, и жизнь показалась Федору вполне сносной.

Неля вроде тоже немного повеселела. Промокшие насквозь штаны она все-таки пристроила к огню сушиться, но рубаху старика взять отказалась и сидела в длинной темной майке, которая вполне заменяла ей платье. От майки шел пар. Федор покосился на ее ноги – Неля заметила и сердито натянула майку на колени, бросила на ноги свою еще сырую пеструю жилетку.

– Что это у тебя? – спросил Федор, увидев на плече девушки темные разводы, линии, которые как будто складывались в рисунок.

Неля вздрогнула.

– Ничего, – сердито буркнула она, схватила жилетку и накинула ее на плечи.

Федор расстроился – он вовсе не хотел ее обидеть.

– Возьми у меня сухую майку, – предложил он, – простудишься.

Но Неля отвернулась, что-то сердито проворчав. Федор начал уже привыкать к перепадам ее настроения – оно менялось без видимой причины, оставалось только ждать, пока девушка вновь сменит гнев на милость.

– Ладно, давайте-ка спать, – сказал Данила. – До вечера отдохнем – и дальше в путь. Только надо договориться, кто в какую смену дежурит. Тут хоть место и не проходное, но мало ли что?

– Давайте я первым буду, все равно ведь не усну, – вызвался Фил.

Федор подосадовал – он сам хотел дежурить первым: ему казалось, это легче, чем просыпаться потом на дежурство, проспав пару часов. Договорились, что он будет вторым, а после него подежурит Данила. Насчет Нели разговору не было, и Федор решил, что это правильно – пусть девушка выспится. Она и уснула почти сразу, как только легла, свернувшись клубочком, подстелив на доски свой пестренький, еще не просохший толком жилетик и укрывшись теплой жилеткой Федора.

Данила достал из рюкзака странную штуку – в голубенький корпус были вделаны одна над другой две прозрачные скляночки, из одной в другую медленно пересыпался песок. Он объяснил, что это для определения времени – когда весь песок пересыплется вниз, это будет означать, что четверть вахты позади. Тогда нужно перевернуть часы, а потом еще два раза, и когда весь песок будет в нижней колбе, заступает следующий.

– А тут кто-нибудь водится? – спросил Федор.

– Да нет, разве только крысы, – проворчал Данила. – Но если услышите какие-нибудь непонятные звуки, будите меня.

Потом Данила улегся и захрапел, а Федор сразу заснуть не мог – по большей части из-за болтовни Фила. Сидел у костра, подбрасывая щепочки, глядел, как спит Неля. Она укрылась его жилеткой чуть ли не с головой, дышала трудно, с присвистом – видно, и вправду простыла. Федор осторожно поправил жилетку так, чтобы она не закрывала лицо девушки, Неля что-то произнесла сквозь сон быстро и жалобно, но не проснулась. Фил тем временем говорил без умолку – что наверху, оказывается, вовсе не так страшно, как он думал, что в домах и квартирах наверняка осталось еще много интересных вещей, а сталкеры приносят только еду да шмотки.

– А старик-то не промах, – вещал Фил. – Ты тоже видел ту харю в доме, где мы лодку взяли? Спаивает, видно, туземцев огненной водой, а они, получается, стерегут его имущество. Им самим лодка без надобности, да и никто другой за ней к ним не сунется. А слышал, как девчонка кашляет? Простыла она, как же. Это не простуда, это она дозу схватила. На поверхность со стариком ходит, не бережется, допрыгается скоро. Этот кашель ее через полгода, самое позднее, в могилу сведет, уж у меня глаз наметанный. Все, кто со стариком ходил на моей памяти, умирали или пропадали. А ему, черту старому, ничего не делается – может, слово какое знает?

Федору стало противно.

– Что ж ты сам-то с ним пошел? – хмыкнул он.

– Потому что пора было, – со странным блеском в глазах произнес Фил. Федор подозрительно посмотрел на него. Фил снова как-то неестественно рассмеялся.

– Ну, что смотришь… Вот ты как думаешь – что это за река?

– Яуза вроде, – пробормотал Федор.

– Яуза. Звучит почти как Янцзы. В тумане разницы нет. Ты видел, какой туман вокруг – заблудиться можно. Знаешь, вот так живешь себе во тьме и вдруг однажды понимаешь – пора уже забить на это жалкое существование, наплевать на глупые страхи. Просто выйти на поверхность, гулять в тумане над рекой и ни о чем не беспокоиться. И все решится само собой.

«Грибов наелся, не иначе», – подумал Федор.

Фил говорил что-то еще, кажется, предлагал Федору организовать команду и ходить наверх, сначала в компании Данилы, а потом и самим. Федору эти планы казались абсолютно несерьезными, но он какое-то время слушал. Потом Фил замолчал и начал зевать, Федор сжалился над ним и сказал, что подежурит сам, хотя песок успел просыпаться всего три раза.

Он был даже рад, что все вокруг спят – наконец-то он мог подумать. Ему казалось, что еще чуть-чуть – и он поймет что-то очень важное. Но мысли в голове ворочались какие-то вялые, ленивые. Он только знал, что ему хорошо так сидеть, глядя на спящих. Впервые за долгое время ему было спокойно. Да, он знал, что в любую минуту может подкрасться какой-нибудь хищник, что нужно быть настороже. Но откуда-то у него взялась и уверенность, что они справятся.

Вот спит Данила – и вид у него даже во сне такой, словно он в любую минуту готов вскочить и, не тратя лишних слов, дать отпор любому врагу. Разрумянившаяся во сне Неля выглядит такой беззащитной, что Федор рядом с ней чувствует себя смелым. Какую чушь нес Фил – у девушки просто небольшая простуда, и она скоро поправится.

Почти ничто не нарушает тишину, лишь изредка где-то со стуком падают капли. Здесь так странно пахнет – вроде бы и гнилью, сыростью, но в то же время и чем-то приятным, травой какой-то, что ли. А не то что на Китай-городе – дешевой парфюмерией, пригорелой едой, потом. Удивительный покой. Впервые за долгое время он чувствует себя свободным от людей с их вечными проблемами и претензиями, вечной мелочной суетой.

Странные такие мысли в голову лезут – зачем вообще живет человек? Неужели только ради того, чтоб бороться за пропитание, расталкивая локтями себе подобных? Так ведь и жизнь пролетит в тесных туннелях, в подземке – и не заметишь.

Федор даже поежился, представив: если все будет хорошо, то через день, от силы два, он вернется на Китай, и там все начнется по новой – суета и постоянное нытье Веры. Или она будет глядеть ему в глаза, ловить каждое слово – это тоже быстро надоедает. А здесь – только его спутники, с которыми свела ненадолго судьба, да мертвый город наверху. Он никому ничего не должен. Здесь такой покой, такая свобода. И первый раз пришла Федору в голову мысль, что возвращаться ему, в сущности, необязательно.

Неля вдруг судорожно закашлялась во сне, и это вернуло Федора к реальности – он понял, что уже некоторое время слышит шорох в туннеле. По мере того, как гасли угли в костре и тьма подступала все ближе, шорох становился все отчетливее. Федору очень хотелось разбудить Данилу, но он решил, что старик не простит ему напрасной тревоги. Между тем неведомое существо, судя по всему, совсем осмелело – шуршание слышалось уже совсем близко.

Федор почему-то представил себе здорового, с кулак величиной паука. На поверхности, он знал, водились такие, которым сожрать человека было – раз плюнуть. Сюда такой не поместился бы, конечно, а вот его более мелкие сородичи – запросто. Или какая-нибудь гигантская многоножка – говорили, что эти твари бывают ядовиты. Последняя мысль придала, наконец, Федору решимости, и он включил фонарик, одновременно направив его в сторону подозрительных звуков. Луч на мгновение выхватил из темноты огромную крысу, которая, сидя на задних лапах, передними смешно, как человек, держала кулек из-под сушеных грибов, который бросил кто-то из них и, шевеля усами, обследовала его, привлеченная, видимо, вкусным запахом. В следующую секунду ослепленная крыса, выронив бумажку, в панике бросилась наутек. Федор от души рассмеялся.

Через некоторое время он вновь услышал знакомый шорох, но теперь уже сидел спокойно – наоборот, присутствие крысы подбадривало его, он был не один. Федор даже нарочно кинул ей жесткую корку от лепешки и по наступившей тишине, а затем тихому хрусту понял, что угощение пришлось зверьку по вкусу. Пару раз донеслись до него отдаленные завывания откуда-то сверху. Вряд ли стоило завидовать тому, кто на свою голову решил бы прогуляться по поверхности, но здесь, в подземном убежище, Федор чувствовал себя в относительной безопасности.

Крыса вскоре совсем осмелела и, почти не обращая внимания на Федора, бродила вокруг спящих, принюхиваясь, не завалялась ли где еще еда. Вдруг она испуганно пискнула и мигом куда-то пропала. Федор вгляделся в полумрак. Невозможно было что-то различить во тьме, но когда он напряг слух, ему почудились тихие, крадущиеся шаги.

Федор поднял автомат. Шаги затихли. Но Федора не оставляло ощущение, что в темноте, совсем близко, кто-то стоит и смотрит на него. Слабый неверный свет тлеющих углей озарял его спящих спутников. Федор вздрогнул при мысли о том, что ночной гость при желании может с легкостью перебить их всех – преимущество на его стороне.

Но может, в туннеле на самом деле никого нет? Может, ему это только мерещится? Он подумал, не разбудить ли старика, и тут же отбросил эту мысль. Если рядом в самом деле кто-то притаился, то разбудить старика он не успеет. А если никого нет, то он будет выглядеть полным дураком перед всеми – и в глазах Нели тоже.

Пауза затянулась. И нервы у Федора не выдержали.

– Кто здесь? – окликнул он, стараясь, чтоб голос его звучал по возможности твердо и грозно.

Ответа не было. Но через секунду там, где, по предположению Федора, затаился зверь или человек, негромко стукнул упавший камушек, кем-то потревоженный.

Федор остервенело жал на спусковой крючок, но ничего не происходило. «Заело», – в отчаянии думал он. И вдруг он вновь услышал тихие шаги – они удалялись. Минута, другая – и все стихло. И прошло ощущение постороннего присутствия – теперь Федор мог бы поклясться, что в туннеле никого нет.

Рядом вновь тихонько зашуршала любопытная крыса. Испытывая неимоверное облегчение, Федор принялся искать причину неисправности оружия – и понял, что он, как последний идиот, забыл снять автомат с предохранителя! Это хорошо еще, что ночной визитер предпочел скрыться! «Хорош бы я был, – мрачно думал Федор, – если б он решил напасть». Незадачливый сторож долго раздумывал, рассказывать ли Даниле о происшедшем, но, поразмыслив, решил промолчать. В конце концов, шаги могли ему послышаться. Вполне возможно, что на самом деле там никого и не было. Федор пытался успокоить таким образом свою совесть, прекрасно понимая – если с ним могло шутить шутки воображение, то крыса явно испугалась кого-то вполне реального.

Время летело быстро – пять раз пересыпался в скляночках песок, и Федор осторожно коснулся плеча Данилы. Тот мигом открыл глаза, словно ждал этого. Успокаивающе махнул Федору рукой – отдыхай, мол – и уселся на досках, вслушиваясь в ночную тишину. Федор рухнул на жесткие доски и провалился в сон.

– Где я? – услышал он вдруг в темноте хриплый голос Фила. – Что это за дыра?

Что-то неразборчивое промычал Данила в ответ. Федор зажег фонарик и увидел, что Фил сидит, дико озираясь по сторонам, а Неля приподнялась на локте и с недоумением смотрит на него. Данила, когда свет упал на его лицо, буркнул: «Дайте поспать!» и вновь захрапел.

– Почему мы не в метро? – спросил Фил.

– Ты что, не помнишь ничего? – удивился Федор. – Мы в какой-то дыре возле Яузы, сейчас все проснутся, и поплюхаем на лодке дальше.

– Я не хочу дальше, – сказал Фил пока еще обманчиво-спокойным голосом. – Я хочу обратно в метро.

– Здесь метро рядом нет, – подала, наконец, голос Неля, в голосе ее смешались презрение и жалость. – До Бауманской отсюда долго топать, да и смысла никакого. А от Электрозаводской мы вообще уже далеко.

– И какого черта я с вами потащился?! – взвыл Фил. – Во что только я влип? Нас вчера-то чуть не сожрали. А сегодня точно сожрут.

– Хочешь, оставайся здесь, а мы дальше поплывем, – презрительно сказала Неля. Фил обхватил голову руками и закачался из стороны в сторону.

– Ох, я дурак, вот дурак, – бормотал он. Вчерашняя эйфория сменилась у него отчаянием.

– Хватит нам нервы мотать! – цыкнул на него проснувшийся старик и даже замахнулся. – А то сейчас отправлю наверх, будешь там мутантам проповедовать. Я как чувствовал – не хотел тебя с собой брать, ты сам напросился.

Фил умолк, только вздрагивал всем телом. Федору стало его жалко. Он и сам боялся предстоящего пути, но при виде этой истерики постарался взять себя в руки. Настроение у него испортилось, он увидел вещи в истинном свете: затеянный ими поход – на самом деле авантюра. Может, для старика такие вылазки – дело привычное, но он, Федор, точно зря во все это ввязался. Однако теперь ничего не поделаешь, с полдороги уже не повернешь. Оставалось только надеяться, что они в целости доберутся до метро – а тогда уж он на поверхность ни ногой, хватит с него. Он вспомнил вчерашнего монстра, который чуть не утопил лодку, и у него снова мороз пробежал по коже.

– Мы скоро дальше поплывем? – спросил он Данилу. Но тот не ответил – он озабоченно щупал лоб девушки. Тут и Федор обратил внимание, что на бледных щеках Нели выступил нежный румянец. Она казалась очень красивой. Но Данила выглядел озабоченным.

– Никуда мы пока не поплывем, – буркнул он, – у нее жар. Придется тут задержаться.

Федор вполголоса чертыхнулся – необходимость задержаться в этой дыре действовала ему на нервы. Но Данила не обратил на это никакого внимания. Он развел костер, поставил котелок с водой на огонь, и когда вода закипела, принялся заваривать какие-то сушеные травы. У Федора создалось впечатление, что если б заболел он или Фил, старик вполне мог бы оставить их тут и отправиться дальше по своим делам.

Федор присел возле Нели.

– Почитай мне, что дальше было, – попросила она, протягивая ему книжку.

У Федора вовсе не было настроения читать, и пришлось сделать над собой усилие, чтоб не буркнуть: «Отстань» – он чувствовал, что Данила смотрит на него. Лучше было не ссориться со стариком и девчонкой – ему с ними еще идти вместе. И Федор принялся читать вполголоса при неверном свете небольшого костра. Неля слушала его, прихлебывая из кружки дымящийся напиток.

Понемногу Федор вновь увлекся историей давно живших людей. Он дошел уже до того места, когда царь узнал об измене красавицы. Прежняя хозяйка книги рассказывала ребенку сказку совсем не так – видно, не поняла половины.

– Значит, Анхен не отрубили голову? – сонно спросила Неля, доверчиво глядя на него. – Я рада, что ее не убили.

– Нет, царь просто не велел ей больше показываться ему на глаза. Прогнал от себя. А голову отрубили какой-то Марии за убийство своего младенца – тут и про это есть рассказ.

– А почему она убила младенца?

– Не знаю. Я так понял, что она не бедная была, могла бы и прокормить его. Но ей не хотелось, чтоб кто-то знал, что у нее был ребенок. Я б таким тоже головы рубил. Понятно еще, когда детей бросают оттого, что самим есть нечего.

– Может, этому младенцу было лучше сразу умереть, раз уж он собственной матери был не нужен, – жестко сказала Неля. – Такой кроха – он и не понял ничего, не успел. Зато не мучился. Я вот для себя решила – у меня никогда детей не будет. Зачем их рожать на мучения?

Федор удивленно поглядел на нее – он не ожидал от Нели такой злости. И почему-то его неприятно кольнуло это ее заявление. Он сам себе удивился: у него ведь тоже мысль о том, чтобы завести ребенка, вызывала протест, почему же так озадачили его слова девушки?

– Младенцу, может, и лучше, – пробормотал он. – Не знаю. Но одно я точно знаю – хуже женщины-убийцы ничего быть не может. Я еще могу понять Кошку, которая убивает, чтоб отомстить – и то об этом думать неохота. А вот так, хладнокровно придушить ребенка – это мерзость. Такого прощать нельзя.

– Какую кошку? – удивилась Неля.

– Неважно, ты ее не знаешь. Что ты так странно на меня смотришь?

– Нет, ничего. Значит, ты не мог бы простить женщину, которая убила? Все равно кого – ребенка, взрослого?

– Ни за что, – уверенно сказал Федор. – Женщины нужны для продолжения рода. Если еще они убивать начнут – что же это будет?

– Даже если убила, защищаясь? Или убила дурного человека, от которого один вред?

– Все равно, – упрямо сказал Федор.

– Понятно, – сказала Неля. – Убивать можно только мужчинам. А с женщинами они могут обходиться как угодно – те должны только слушаться и помалкивать, иначе их вообще пришибут. Не нравится что-нибудь – ну, поплачь, и то в темном углу где-нибудь, не на виду у людей. А то кого-нибудь могут разозлить твои слезы, и еще больше достанется.

– Да что с тобой? – удивился Федор. – Что ты так разошлась? Тебя кто-то обидел?

В первый раз ему пришло в голову, что он, в сущности, ничего о ней не знает. А она продолжала говорить с неожиданной горячностью:

– А ты не думаешь, что смерти не каждый боится? Вот ты как считаешь – что будет после смерти?

– Не знаю, – честно сказал Федор. – Ничего, наверное.

На самом деле он вовсе не был в этом уверен, но и других вариантов ответа у него не было.

– Это потому, что ты не веришь, – наставительно сказала Неля.

– Во что? – удивился он.

– Во что, в кого – какая разница? Некоторые верят в Распятого Бога, некоторые – в Хозяина Туннелей. Костя вот верил в проводника. Я думаю, за Костей пришел поезд, которого он так дожидался. Если человек верит в какого-нибудь бога, то после смерти к нему и попадет. Поэтому смерти не все боятся, и не для всех умереть – это плохо. Для многих это лучше, чем так жить. А если умирает дурной человек, то это тоже хорошо – значит, не успеет натворить еще больше бед. Такому лучше заново родиться – в новой жизни он сможет исправить все зло, которое сделал в прежней.

Фил, видимо, смирившись с тем, что никто не собирается прямо сейчас отводить его в метро, немного успокоился и начал прислушиваться к разговору.

– А ведь и правда, я слышал, что в некоторых африканских племенах похороны отмечали как праздник, – сказал он. – Кто рассказал тебе это, девочка?

– Тебе какое дело? – тут же огрызнулась Неля.

«Кто ж ей, в самом деле, так грамотно мозги-то промыл? – подумал Федор. – Говорит, как по-писаному».

– Ну ладно-ладно – примирительно сказал Фил. – Мы все равно теперь не узнаем, как оно было – уехал твой сталкер на потустороннем поезде или растворился в Нагвале.

– В чем? – спросил Федор.

– Эту трудно объяснить, – туманно сказал Фил, – я сам не вполне понимаю. Нагваль – это нечто невыразимое, это дух, воля, что-то вроде бессмертной души, но его надо выращивать в себе всю жизнь. И если правильно подготовиться, можно в конце жизни уйти в бесконечность, сохраняя сознание и воспоминания о своей земной жизни. Нагваль – это и все то, что за пределами привычного нам мира, то, что мы не можем представить себе. Это бесконечность, это небытие.

– Вот же язык подвешен у чудика, – шепнул Федор Неле. Девушка рассмеялась, хотела что-то сказать, но смех перешел в хрип и она, схватившись за грудь, тяжело, надрывно закашлялась.

– Федя, – позвал старик, – пойдем, дров наберем еще. А то чай вскипятить не на чем будет.

Когда они отошли немного в глубь туннеля, Данила сказал:

– Ты с ней не спорь лучше – видишь, как она волнуется. Она ведь тоже матери своей не помнит.

– Я не знал, – сконфуженно пробормотал Федор. – Ладно, больше не буду.