Фольгер, Ленора и Кухулин встретились перед перегоном, ведущим на станцию Боровицкая, в Полис. Случилось это как-то неожиданно. Каждый из них был в своем пласте реальности, с кем-то общался, с кем-то сражался, не замечая, что рядом, быть может, всего лишь в нескольких метрах, с товарищем происходит то же самое: он с кем-то разговаривает, с кем-то борется, видит что-то свое. И вот Полянка их отпустила, и пути вновь сошлись; сознания двух людей и одного суператора влились в сумрачную матрицу единого восприятия метрошной действительности. Ленора оставила на станции подаренный Феликсом нож фирмы «Камиллус» с непонятной надписью на пятке, зато нашла новенький противогаз. Фольгер приобрел пистолет Ярыгина, а Кухулин остался при своих, – только лицо его стало отчего-то еще более угрюмым и задумчивым, нежели раньше.

– Я выполню свою часть уговора, – сказал Феликс, высыпая в рот остатки психостимулятора из пробирки – Покажу вам звезды Кремля, пускай даже ценой своей жизни, – она мне все равно не нужна. В любом случае это мой последний поход на поверхность.

Никто ему не возразил.

Троица брела по туннелю молча. Они потеряли всякую осторожность, и даже когда мимо них прошли с громоздкими тюками караванщики, ни Феликс, ни Кухулин, ни Ленора даже не взглянули на вооруженных здоровенных мужиков. Вязкая печаль струилась в их душах. Фольгер мечтал вернуться на Полянку к своей возлюбленной. Кухулин хотел, наконец, прикоснуться к великой тайне, чтобы окончательно выбрать: оставаться ему в Москве и начинать смуту или покинуть навсегда мегаполис. А Ленора не знала, что ей дальше делать; она была в смятении.

Начальник погранпоста с татуировкой в виде двуглавого орла на виске без малейшего интереса взглянул на протянутые ему паспорта, вяло осмотрел путников и сказал:

– Вас ожидают.

– Нас? – удивился Фольгер. – Кто?

Пограничник не удостоил вопрос ответом, поманил ладонью путников и зашагал к станции. Троица последовала за ним.

Боровицкая была ослепительна. Яркий, непривычный после полутемных станций и мрачных туннелей свет давил. Зажмурившись, ожидая, пока глаза привыкнут, Фольгер тихо произнес:

– Никогда не понимал, к чему такие неуемные траты электроэнергии…

– Полис – светоч метрополитена, и теней здесь не должно быть совсем, – сказал появившийся словно из ниоткуда мужчина в балахонистом одеянии.

Это был один из тех троих, кто помог Феликсу, Кухулину и Леноре справиться с глаберами во время Игр. В лице его, худом и остроскулом, читалась легкая надменность, а цепкий острый взгляд серых глаз заставлял испытывать дискомфорт.

– Я – Спица, – представился мужчина, поправив кукри, висящий на офицерском ремне. – Иногда меня называют агентом Спицей, но это не совсем правильно.

Фольгеру вдруг пришла мысль, что Полис на самом деле не светоч, а вампир метрополитена, вурдалак, высасывающий электроэнергию из соседних станций. И нестерпимо яркое освещение здесь возможно только потому, что оно вообще отсутствует, например, на Павелецкой радиальной или Полянке. Для того чтобы одни купались в свете, другие должны тонуть во тьме. И делиться богатые с нищими не будут: ни электричеством, ни едой, ни знаниями, ни гуманизмом. Однако Феликс решил не озвучивать свою мысль.

– Мило, – сказал он, – у браминов, оказывается, тоже есть свой спецназ.

– Я не из спецназа, я самый обычный книжник, который служит Полису и своему господину. Возьмите, у нас слишком ярко, – Спица жестом отпустил начальника погранпоста, достал из кармана трое солнцезащитных очков и протянул их Феликсу и его спутникам.

– Сами-то почему не носите? – спросил Фольгер.

– Свет истины не слепит дваждырожденного, – с достоинством ответил брамин.

Криво усмехнувшись, Феликс надел очки. Немного поколебавшись, Ленора последовала его примеру. Кухулин отказался, вернув очки Спице.

– Мы ждали вас, – сказал брамин, с почтением посмотрев на Кухулина, – и знали, что рано или поздно Судьба приведет вас в Полис.

– Интересно, откуда такие сведения? – спросил Фольгер.

– Долго объяснять. Скажем так: Полис – это средоточие остатков великих знаний человечества, это единственный источник света в темном мире невежества, – ответил Спица, не глядя на Феликса. – И любой избранный так или иначе, осознанно или неосознанно стремится сюда. Была такая поговорка: все дороги ведут в Рим. Теперь же ее можно перефразировать: все туннели ведут в Полис.

– Вы считаете меня избранным… – Кухулин произнес это нейтральным тоном, и неясно было, спрашивает он или утверждает.

Брамин хитро улыбнулся:

– Следуйте за мной, и вам все станет понятно.

У Фольгера сложилось впечатление, что для Спицы он и Ленора – не живые люди, а лишь функции, дополнения, которые обеспечили Кухулину возможность попасть в Полис, и теперь надобность в них в общем-то отпала. Они сделали все для того, чтобы события шли по нужному сценарию, и сейчас отходят на второй план. Впрочем, очень скоро Феликс убедился, что ошибается.

Пройдя по переходам и лестницам, они оказались на станции Библиотека имени Ленина. Желто-мраморная, накрытая одним-единственным монолитным сводом, вытянутым в поражающую воображение длину, она мало чем уступала по освещенности Боровицкой. Однако людей тут было заметно меньше. Возможно, оттого, что станция находилась слишком близко к поверхности, и радиоактивный фон здесь несколько превышал допустимую норму. Но, судя по всему, местных жителей эта проблема мало волновала. Они отличались и от сытых, самодовольных ганзейцев, и от изможденных обитателей Павелецкой радиальной, и от агрессивно настроенных приверженцев дела расы и партии. Казалось, каждый гражданин Полиса знает свое место в жизни, и это придавало их лицам почти неуловимую уверенность, не свойственную большинству выживших. Впрочем, так оно и было. Вступая в одну из четырех каст, ты уже знал наперед свои права и обязанности: что должен делать, что – не должен и как вообще будет протекать твоя жизнь.

– Чувствуйте себя как дома, – сказал агент Спица, обращаясь к Леноре и Фольгеру, затем повернулся к Кухулину: – А вас, почтенный, ожидают. Прошу за мной.

– Я скоро вернусь, – Кухулин посмотрел сперва на Фольгера, затем на Ленору.

Девушка отвела взгляд.

– Ну что будем делать? – спросил Феликс у Леноры, когда Кухулин и Спица ушли.

Девушка, пожав плечами, застенчиво улыбнулась. В солнцезащитных очках она выглядела более взрослой. Удивительно, как меняет человека такая мелочь: укрытый за темным стеклом взгляд. Будто обретаешь уверенность и силу, преимущество над окружающими. Ведь ты видишь глаза других, а твоих – не видно. Фольгер подумал, что большинство обитателей Полиса носят очки не из-за яркого света, а из-за незыблемой уверенности в превосходстве над остальными жителями метро. От микрогосударства, расположенного в центре Москвы и состоящего из четырех станций, веяло снобизмом и высокомерием. Полис взирал на другие фракции надменно, сквозь затемненные очки тайных и явных знаний книжников и бывших вояк генштаба, перевоплотившихся за двадцать лет хаоса и разложения в браминов и кшатриев.

Феликс хотел уже рассказать о своих мыслях Леноре, но вдруг заиграла музыка. Возле лестницы в центре зала стоял молодой человек, выводящий на флейте удивительно красивую мелодию. Музыкант был хорош собой и необычайно строен, даже хрупок. Нестриженные волосы и темные очки придавали ему особую харизму, неуловимое очарование, которое влекло к себе уставших от однообразия быта зрителей. Ленора, глядя на симпатичного незнакомца, открыла рот от удивления.

«Никогда раньше не слышала звуков флейты», – предположил Фольгер.

Молодой человек улыбнулся девушке, и та улыбнулась ему в ответ. Это не понравилось Феликсу. Если бы его спросили, как он относится к Леноре, вряд ли он смог бы вразумительно ответить. Нет, Фольгер не испытывал к ней влечения как к женщине, но после гибели Евы, после того, как он разоткровенничался о битве десятилетней давности с зомби, он невольно начинал ощущать себя то ли старшим братом, то ли отцом, который должен опекать девушку в отсутствие Кухулина.

Последнего рядом не было. Зато был какой-то смазливый хмырь, играющий на большой дудке и нагло кидающий откровенные улыбки.

– Препарат нужен? – вкрадчивый голосок вывел Феликса из задумчивости.

Перед ним стоял щуплый мужчина довольно-таки интеллигентного вида, одетый в толстый коричневый свитер и в столь же толстые брюки. Фольгер узнал его. Это был торговец майком. В Полисе, несмотря на запрет, нелегальная торговля психостимулятором процветала, и местные власти отчего-то смотрели сквозь пальцы на это вопиющее безобразие. Не иначе как были в доле, а может, сами и санкционировали. Феликс вспомнил, что его порошок закончился, и если не принять новую дозу, то грозный приступ может нагрянуть уже через два-три часа. Все-таки во время Игр ему пришлось слишком часто принимать наркотик.

Фольгер осмотрелся. Вокруг музыканта собралась небольшая толпа, кое-кто даже подбрасывал патроны в лежащий у ног флейтиста потертый футляр. Ленора была увлечена чарующей мелодией. Вроде на торговца и потенциального клиента никто не обращал внимания.

Феликс почти незаметно кивнул и вслед за интеллигентным барыгой спрыгнул с платформы, зашел под лестницу.

– Сколько? – спросил он.

– Двадцать, – ответил торговец.

– Подешевел? – удивился Фольгер.

Барыга неопределенно пожал плечами. Феликс решил, что расплачиваться патронами не стоит, и вытащил из кармана рюкзака трофейный пистолет Ярыгина, принадлежавший когда-то штурмбаннфюреру Бруту.

– Могу две дать, – сказал торговец, осмотрев оценивающим взглядом оружие.

– Хватит одной, – невесело произнес Фольгер, – все равно я отправляюсь в свой последний поход.

Интеллигентный барыга вновь неопределенно пожал плечами; в руках у него появилась стеклянная пробирка, до основания набитая порошком. Феликс, отдав пистолет, быстро спрятал психостимулятор в карман летной куртки.

Поднявшись на платформу, он выцепил взглядом Ленору. Людей заметно прибавилось. Все они окружили музыканта, слушая чарующую мелодию. Феликсу она показалась знакомой.

«Кенни Джи, что ли?» – подумал он и направился к девушке.

В этот момент дорогу ему преградили два здоровенных бугая в зеленых фуражках, а сзади кто-то положил Фольгеру на плечо могучую лапу.

– Уважаемый, – пробасил один из громил, – вы арестованы. За покупку запрещенного на территории Полиса наркотического препарата.

Феликс посмотрел сперва на одного стража порядка, затем на другого и, вежливо улыбнувшись, прошептал про себя: «Подстава».

В тесном коридорчике перед неширокой стальной дверью Кухулин увидел тумбочку с телефоном и бритого наголо послушника, одетого в такой же балахонистый костюм, как и агент Спица. Молодой парень с татуировкой в виде раскрытой книги на виске стоял навытяжку. Кухулин уже сообразил, что наколки в Полисе являются иерархическим маркером: двуглавый орел – символ кшатриев, раскрытая книга – соответственно, браминов. Интересно, каков баланс сил между двумя этими правящими кастами?

– Сообщи дваждырожденному, что избранный стоит у его порога, – торжественно, с режущим слух пафосом произнес Спица.

Послушник молча поклонился и исчез за дверью. Спустя полминуты он вновь появился в коридорчике и, все так же не говоря ни слова, сделал пригласительный жест. Кухулин вопросительно посмотрел на своего проводника. Агент Спица, еле заметно поклонившись, сказал:

– Идите, этот разговор не для моих ушей.

В маленькой, ярко освещенной комнатке, опершись локтем на изящный столик, на стуле с мощными ножками сидел одетый в серый халат немолодой мужчина, лысый, с седой бородкой. Неприятно острый взгляд его устремился на вошедшего, губы вытянулись в бесцветной улыбке.

– Приветствую вас, почтенный Кухулин, – вымолвил он, указывая на стул, стоящий у стены, – я несказанно рад нашей встрече. Наконец-то сбывается то, что было предрешено Судьбой.

Суператор поначалу хотел усомниться в том, что предопределение существует, но затем отказался от этой затеи. Невозможно вот так, с наскока хоть в чем-то переубедить человека, верующего в свою и чужую исключительность.

– С кем имею честь разговаривать? – спросил Кухулин, присаживаясь.

– Называйте меня Верховный Хранитель, – мужчина неспешно погладил бородку.

– Почему вы решили, что я избранный? – задал следующий вопрос суператор.

Сощурившись, брамин улыбнулся мудрой, всезнающей улыбкой и сказал:

– У нас есть предсказание, что избранный явится в самую долгую и темную ночь, когда силы мрака будут иметь наибольшее влияние. Он придет, и тьма начнет отступать. Долгая и темная ночь – это, безусловно, безлунная ночь с двадцать первого на двадцать второе декабря. Все совпало. Вы со своей спутницей проникли в метро двадцать первого декабря в новолуние.

– Проникли в метро… – Кухулин вопрошающе посмотрел на собеседника.

– Только не пытайтесь отрицать, – Верховный Хранитель усмехнулся в бородку. – Вы пришлый, не от нашего мира, не от мира подземки. Наверху вам комфортней, вы там без противогаза разгуливаете.

Суператор не стал спорить, догадавшись, что утверждение брамина – установленный факт. Возможно, за ним и Ленорой вели наблюдение уже на поверхности Москвы, возле Павелецкого вокзала.

– Вы правы, – сказал Кухулин после непродолжительного молчания, – я пришел издалека. И однажды меня уже принимали за избранного, святого, который явился избавить народ от тиранического притеснения. Это место называлось Десять Деревень. Я принял на себя миссию освободителя, но до сих пор не уверен, что поступил правильно. Я возглавил восстание и сверг угнетателя, но, покидая Десять Деревень, я знал, что мир, согласие и справедливость воцарились там ненадолго.

– От вас вовсе не требуется устраивать революции, – Верховный Хранитель любовно осмотрел колесо, висящее на стене. – Полис способен возглавить метро без кровавых битв. Вы нам поможете по-другому.

– Как?

– Мы руководствуемся предначертаниями, – брамин перевел взгляд на Кухулина. – В отличие от всех остальных мы верим в предопределение. Одно из важнейших предсказаний говорит о том, что однажды явится избранный. Он сумеет добыть книгу, в которой записано будущее. Кто будет владеть книгой, будет владеть миром. Страницы ее аспидно-черные, а буквы вытиснены золотом. Находится она в Библиотеке, в Большом Книгохранилище.

– Вы полагаете, что такая книга есть на самом деле?..

– Раньше существовало три фолианта, – Верховный Хранитель говорил ровным голосом, словно не слыша возражений собеседника, – в них хранилась информация о Прошлом, Настоящем и Будущем. Первые две книги сгинули безвозвратно, третья хранится где-то среди груды макулатуры. Вы поможете нам отыскать этот прекрасный цветок в безбрежном море сорняков.

– Книги очень часто создавались для того, чтобы оболгать прошлое и извратить восприятие настоящего, так с чего вы взяли, что они могут предсказать будущее? – Кухулин пронзил брамина острым взглядом так, что тот непроизвольно сжал кулаки, и спросил: – Что будет, если я скажу «нет»?

Перед испуганным взором Леноры предстал здоровенный малый с лицом, будто вырубленным из камня.

– Пройдемте с нами, уважаемая, – пробасил он, – вы подозреваетесь в хранении наркотических препаратов, запрещенных на территории Полиса.

– Я таким не занимаюсь, – девушка инстинктивно подалась назад и наткнулась спиной на чью-то жесткую грудь.

– А это что, по-вашему? – громадная волосатая ручища залезла в карман брюк и небрежно вырвала из него закупоренную пробирку с порошком.

– Это не мое, – искренне удивилась Ленора.

Красавец-музыкант, резко оборвав мелодию, оторвал флейту от губ и закричал:

– Оставьте ее! Я видел, вы подбросили!

Люди, стоящие вокруг, недоуменно зашептались. Ленора вопрошающе взглянула на разоруженного стражами порядка Фольгера. Тот еле заметно повертел головой из стороны в сторону – мол, не сопротивляйся.

– Вы нарушаете права! – вновь закричал музыкант. – Ведь это Полис! В Полисе все по закону!

– Граждане, – обратился к толпе неизвестно откуда взявшийся невысокий мужчина в сером френче, с коротко постриженной бородкой рыжего цвета, – здесь только что произошло задержание опасных преступников. Просим прощения за вынужденное беспокойство. Вы можете и дальше заниматься своими делами и чувствовать себя в полной безопасности.

– Никуда не расходитесь! – не унимался флейтист. – Это провокация!

На мгновение у Фольгера возникла надежда, что сознательные люди помешают беспределу, однако секунду спустя он отмел эту мысль как совершенно бредовую. Кто здесь толпился? Шудры, являющиеся низшим сословием, да пришлые с других станций зеваки. Полис законопослушен, граждане не усомнятся в словах своих книжных и военных фарисеев. Яркий свет и отсутствие теней на станции намекали на незыблемость истины. Брамины и кшатрии не могут ошибаться.

Отобрав оружие у Феликса и Леноры, стражники повели их по лестнице и далее по межстанционному переходу. Музыкант увязался следом за процессией, периодически выкрикивая что-то вроде: «Я буду свидетельствовать, они невиновны, а вы творите произвол!» До поры до времени на него не обращали внимания, но потом, когда арестованных заводили в комнатку, один из стражников преградил искателю правды дорогу.

Мужчина с рыжей бородкой (Феликс окрестил его про себя «следователем») уселся за стол, окинул быстрым изучающим взглядом задержанных и сказал:

– Девушку уведите в другое место и проследите, чтобы этот чертов флейтист не увязался за ней. А нас оставьте вдвоем.

Первым импульсом Фольгера было помешать охранникам, однако благоразумие одержало верх, и он сел на стул напротив следователя. Феликс понимал, что задержали их не просто так. Запрет на маёк в Полисе являлся чистой формальностью, за это пришлых не карали, только своих. Значит, тут замешано нечто другое.

– Господин Фольгер, – неторопливо произнес следователь, когда они остались наедине, – вы понимаете всю серьезность обвинений, предъявленных вам?

– Так я арестован или нет? – Феликс, гадая, кто перед ним, кшатрий или брамин, пытался разглядеть татуировку на виске собеседника, но она была скрыта под густыми волосами.

– Давайте не будем заострять внимание на процессуальных тонкостях, а просто условимся на том, что у вас большие неприятности, – на лице следователя появилась гаденькая улыбочка.

– А давайте вы просто, прямо и открыто скажете, что вам от нас надо, – Фольгер улыбнулся, но, как обычно, не гаденько, а вежливо.

Следователь мгновенно посерьезнел, глаза его скосились в сторону. В таком состоянии он застыл на несколько секунд, а затем вновь посмотрел на Феликса и сказал:

– Что ж, будем играть в открытую. Вы, вернее, ваша подруга – подстраховка.

– Подстраховка?

– Да, именно так. Сейчас Верховный Хранитель Книг делает предложение вашему Кухулину, от которого тот не может отказаться. Но если ваш друг заупрямится, то, сами понимаете… – рыжебородый пожал плечами.

– Понимаю, – сказал Фольгер, – вы взяли заложницу.

– Нет, – возразил следователь, – мы взяли ее и вас с поличным и можем закрыть на это глаза в случае плодотворного сотрудничества с властями Полиса.

Феликс понял, что спорить бессмысленно, и вновь спросил:

– Что вы от нас хотите?

– Знаете… – рыжебородый посмотрел вверх, лицо его окаменело на пару мгновений, а затем он продолжил: – Мне не очень нравятся нелепые игры браминов, но я выполняю свой долг. В конце концов, без солидарности правящих классов мы погрузимся в хаос.

«Значит, ты – кшатрий», – решил про себя Фольгер, а вслух произнес:

– Мы и так в хаосе.

– У браминов есть такое предание, будто в Библиотеке, что над нами, существует некий экземпляр нетлеющей книги, в которой записано будущее мира. От вас требуется разыскать его.

– Чушь, – Фольгер развел руками, – я слышал эти глупые байки. Сколько сталкеров отправилось на поиски несуществующего фолианта? Сколько из них погибло в схватке с мутантами, проживающими в Библиотеке?

– Вы правы, – невозмутимо согласился следователь, – но мы помогаем браминам, а брамины помогают нам. Такова логика симбиоза. И далеко не всегда этот симбиоз имеет рациональные основы.

– Вы пошлете Кухулина на верную гибель, – медленно и четко проговорил Феликс.

– Не только его, но и вас, – заметил без всякого сарказма рыжебородый. – А девушка останется здесь. Мы не можем отправить столь юное создание на смерть, ведь Полис – светоч не только знаний, но и гуманности.

– А если мы задумаем уйти по поверхности, не выполнив миссии, – Фольгер горько усмехнулся, – с юным созданием может случиться несчастный случай. Ведь так?

– Не все так плохо. Я вам вот что скажу… – пожав плечами, следователь замер, устремив взор в стену, и как бы нехотя произнес: – У вас есть небольшой шанс.

– Шанс? – Феликс привстал со стула, весь обратившись во внимание.

– Да, шанс. Вы знаете, что такое Суд Толкований?

– Впервые слышу.

– Неудивительно, – следователь вытащил из-под стола пробирку с майком и протянул ее Фольгеру. – Об этом в метро практически никто не знает. За все время существования Полиса таких Судов было четыре или пять, может, шесть. Брамины хранят свои тайны. Сейчас я введу вас в суть дела.

Феликс удивился и, немного поколебавшись, принял из рук рыжебородого наркотик. Дело принимало любопытный оборот. Видимо, между браминами и кшатриями существовал не только симбиоз, но и конкуренция.

Кухулин пронзил брамина острым взглядом так, что тот непроизвольно сжал кулаки, и спросил:

– Что будет, если я скажу «нет»?

Верховный Хранитель, не поменявшись в лице, сцепил руки в замок, и, положив их на живот, произнес:

– От Судьбы не уйдешь, а тех, кто не желает исполнять ее указания, Рок тянет за шиворот к неотвратимому. Вы не можете ответить «нет», а если так скажете, Судьба покарает вас.

– Каким же образом, интересно?

– Прямо сейчас на территории Полиса совершается преступление. Ваши друзья уличены в торговле наркотиками. Мы – государство, что славит торжество разума, а наркотики туманят разум, и, значит, они запрещены.

Кухулин мгновенно сообразил, к чему клонит лукавый брамин. Наступила тягучая пауза. Наконец, суператор нарушил гнетущее молчание:

– Вы не боитесь, что я сверну вам шею?

Вопрос прозвучал тихо, но оглушительно. Верховный Хранитель даже не шелохнулся, однако костяшки пальцев на его руках побелели. Спустя мгновение голос его зазвучал спокойно и ровно:

– Вы можете отказаться от своего избранничества, можете убить меня, но за это Рок ниспошлет вам наказание. Вы не выберетесь отсюда живым, сами погибнете и навлечете гибель на ваших соратников. И не моя вина будет в том, ибо я действую по велению Судьбы, ибо я хочу блага для родного Полиса и всего метро, ибо я хочу спасти этот мир, повернуть волею Рока Колесо Времени, – брамин мотнул головой в сторону калачакры, висящей на стене. – Сделать так, чтобы человечество вновь пришло к процветанию. Вы невероятно сильны, вы можете жить без противогаза на поверхности, вы особенный и потому обязаны найти книгу, где записано Будущее.

Кухулин осознал, что находится в проигрышной ситуации, и сейчас не время для угроз.

– Ладно, – сказал он, – но сначала я должен взглянуть на башенные звезды.

– Это безумство, – облегченно выдохнув, Верховный Хранитель расцепил пальцы. – Все, кто обращают свой взор на звезды, идут, загипнотизированные, в сторону Кремля и никогда уже не возвращаются.

– Я должен взглянуть на звезды, – упрямо повторил Кухулин. – Если вы считаете меня избранным, то со мной ничего не случится, я вернусь в Полис.

Собеседники встретились напряженными взглядами, затем брамин сказал:

– Хорошо, пусть исполнение вашего желания станет компромиссом. Но с вами пойдет наш человек.

– Что будет с моими товарищами?

– Фольгера можете взять с собой, а девушка останется в Полисе, – Верховный Хранитель развел руками. – Извините, ничего личного, только веление Судьбы.

Кухулина отвели в отдельную комнатку с деревянной кроватью без матраца, принесли недурную на вкус еду: свинину с какой-то растительной приправой. Ганзейские игры закончились, а вместе с ними – и самая длинная ночь в году, и теперь наверху немилосердное солнце поливало смертоносным светом безлюдный, переполненный мутантами мегаполис. В дневное время выходить на поверхность было чрезвычайно опасно, и до следующего заката делать было нечего. Что ж, с кремлевскими звездами в ближайшие полдня вряд ли что-то случится. Подождут. Да и собственные мысли нужно привести в порядок.

Кухулин лег на доски и задумался над тем, как произойдет эта встреча с неизвестным, губительным сиянием. Что он увидит за завесой, сотканной из пурпурных лучей? И увидит ли хоть что-нибудь? Во сне перед суператором часто представали башни, с вершин которых его слепили и обездвиживали звезды. Или перед глазами маячила гигантская гардина, за которой скрывалась тайна, но Кухулин не мог пошевелить даже пальцем, не говоря о том, чтобы сорвать проклятую штору.

Если перед кремлевскими стенами люди входят в подобие транса, в измененное состояние сознания, а затем гипнотической силой затягиваются внутрь, то можно ли смоделировать нечто подобное без соприкосновения с неведомой жутью? Сон – тоже измененное состояние сознания. Но это не то. А осознанное сновидение? Способно ли оно хоть чуть-чуть приблизить к тому, что происходит на поверхности в центре Москвы? Человека – вряд ли. А суператора?

«Хоть я и очень похож на людей, но все же другой, – подумал Кухулин. – Вероятно, я чем-то подобен тому, что сидит в Кремле, ведь я умею подчинять своей воле мутантов, как это нечто – людей. Вернее, я раньше покорял своей воле, а сейчас… не могу покорять… покорять…»

– Покорись и покори…

Леденящий шепот вывел суператора из задумчивости. Он стоял посреди широкой площади. Гнетущая тьма безлунной ночи давила нестерпимой тяжестью одиночества. Холодный ветер, обжигая щеки, навевал тоску. Кухулин поднял глаза и увидел башню, и сияющую на ней звезду, и распахнутые настежь ворота, закрытые матовой завесой.

– Покорись и покори… – тихий, вкрадчивый голос обволакивал, сковывал мышцы тела, обездвиживал, требовал безоговорочного послушания.

Нечто противное, склизкое, бездонно-черное вязкой вонючей жижой втекало в нос, в ушные раковины, в глаза, в полуоткрытый рот, жаждало заполнить собой нутро суператора, стать им самим. Кухулин задержал дыхание, пытаясь хотя бы так остановить наступление бесформенного и жуткого Нечто.

– Не противься… – послышался шепот, – впусти… будет легко… будет хорошо…

Матовая завеса озарилась пурпурным сиянием. Суператор дернулся, но не смог пошевелить даже мизинцем. То, что скрывалось за гигантской шторой, парализовало его, превратило в беспомощную статую, в жалкий манекен. Кухулин напряг всю свою волю, но сдвинуться с места так и не смог.

– Впусти… впусти… впусти… или умри… – настойчиво шептал голос, – впусти или умри… впусти или умри… впусти или умри…

«Впустить или умереть… – тело Кухулина не слушалось, но мысли текли беспрепятственно, – такой вот выбор…»

Ветер усилился, завыл, и вслед за ним пурпурное сияние стало ярче, и голос из-за завесы повысился:

– Впусти или умри!

«Но ведь это не мой выбор, – вдруг сообразил суператор. – Не мой выбор, он навязывается мне. Я не покорюсь и не умру».

И тут же Кухулину пришла в голову еще одна нетривиальная мысль: преодолеть черную волю того, что спрятано за воротами, можно, но не усилием, а представлением. Все, что сейчас происходит, ему снится. Так почему бы не сделать сон осознанным? Если ты хочешь сделать шаг, не нужно тщетно напрягать мышцы, надо просто вообразить, что ты идешь. И никакие звезды, никакие стены, ворота и завесы не смогут тебя остановить.

Кухулин так и сделал, он представил, что двигается навстречу гигантской шторе, подсвеченной пурпуром.

– НЕТ!!! – взревело Нечто, и завеса, дико хлопая, заколыхалась на бешеном ветру.

Но яростный крик не смог остановить суператора. Он неуклонно приближался к воротам.

– НЕТ!!! – оглушительный вой разнесся над миром, над целой вселенной.

На миг Кухулина окутало сомнение, и чужая воля темными щупальцами вновь стиснула его мышцы. Но суператор представил себя смело шагающим навстречу опасности и некоторое время спустя оказался возле ворот. Он протянул руку к шторе. Завеса озарилась нестерпимо алым сиянием, пальцы обожгла боль. Кухулин сконцентрировался на том, что матовая ткань – холодная, а свет – тускл. Сразу же Нечто, скрывающееся за мгновенно остывшей завесой, начало угасать. Суператор рванул штору…

И увидел лицо Феликса Фольгера.

– Тебя хрен добудишься, – сказал угрюмый Феликс.

Кухулин поднялся с кровати, осмотрелся, вспомнил, где находится.

– Они Ленору в заложницы взяли, долбаные козлы! – Фольгер сжал кулаки.

– Я знаю, – спокойно произнес Кухулин.

– И что предлагаешь делать? Идти в Библиотеку?

– Я настоял на том, что сперва увижу звезды, а уж потом – будь, что будет.

– Эти чертовы книжники от тебя так просто не отстанут, – Феликс сел на кровать рядом с Кухулином, – но мне тут один тип из кшатриев подкинул интересную идейку. Видимо, в Полисе не все так гладко, как кажется с первого взгляда, здесь ведется подковерная борьба.

– У тебя есть какие-то важные сведения? – Кухулин внимательно посмотрел на товарища.

– Да, – кивнул Фольгер. – Мне тут сообщили о такой любопытной штуке, как Суд Толкований.

– Что еще за суд?

– Я сейчас все тебе расскажу…