Тоненький детский голосок раздавался где-то рядом. Знакомый голос, родной, очень похожий на Славкин. Затем последовал заливистый смех второго братика.

Ольга вздрогнула. Слишком неожиданно все вокруг изменилось. Она находилась в военном городке – он никуда не делся, и сидела на заднем сиденье «КамАЗа» – старый железный зверь, обвешанный металлом со всех сторон, тоже был на месте. Пропали люди. Игорь – спаситель и защитник, да и надежный, в общем-то, человек, исчез, как и Яр – необычный, но правильный, правильнее многих, встреченных девушкой. Даже Лида… ее тело испарилось с заднего сиденья.

Стойкое чувство тревоги засело внутри Ольги. Что-то неправильное, что-то совсем неестественное было в этой нелепой ситуации. Заснула на миг? Тогда где друзья? Куда делись люди? Унесли похоронить тело Лиды, не тревожа девушку, чтобы она смогла отдохнуть? Или побоялись ее реакции?

Ольга поежилась, словно от резкого дуновения ветра. Но какой ветер в кабине? Запотевшие стекла на миг вызвали страх, как когда-то в подвале… Он едким ручейком мурашек побежал по спине, материализуя и соединяя прошлое и настоящее. Темный, пропахший гнилью подвал и одиночество внутри покинутой кабины «КаМАЗа» с запотевшими стеклами.

Вновь эта забытая в незапамятные времена детская песенка на слуху. Когда-то давно ее пели братики. Мать, будучи в довоенные годы учителем русского языка, обучала мальчишек так же, как и сестру. С азов русского – и далее, заставляя читать довольно серьезные книжки, выставленные в широком шкафу большой комнаты. И сейчас, будто призрак прошлого, эта песенка скользила снаружи, огибая кабину автомобиля и то удаляясь, то приближаясь к ней. И такими же призраками звучали детские голоса, давно уже не позволявшие себе такого – появляться в реальном мире Ольги. Девушка осторожно, с робостью, которую, казалось, потеряла после ожесточенной борьбы за жизнь, медленно придвинулась к стеклу. Попыталась хоть что-то разглядеть сквозь влагу, покрывающую внутреннюю сторону окна, но тщетно: матовая поверхность не пропускала ее взгляда, надежной стеной отгородив от внешнего мира.

– Чего же ты ждешь? – ясно, будто колокольчик прозвенел, раздался снаружи голос Ваньки. А Славка вновь запел:

Ольга не верила ушам: детская песенка, сочиненная когда-то матерью и знакомая с детства, переиначивалась детьми на какой-то свой, пугающий и извращенный лад. Будто кто-то подсказывал ужасные слова детям, ее братикам… Девушка решилась: одним движением стерла ладонью мешавшую видеть влагу и выглянула наружу.

Ничего странного: те же пустые дома, небольшая площадь с оплавленным памятником, деревья вокруг и снег. Он покрывал все вокруг и падал, падал… Где же Игорь с Яром? Пустое и жуткое место… Ольга вновь поежилась. Откуда появились эти галлюцинации с детьми? Бред уставшего мозга? Но песенка опять зазвучала. Полилась из ниоткуда, словно принесенная вместе со снегом.

В это мгновение в окно заглянуло детское лицо. Случилось это так внезапно, что Ольга отпрянула, чуть не свалившись с сиденья. Но на нее смотрели глаза Ваньки! Она вновь рванула к окну, не веря увиденному и сомневаясь в собственном рассудке, но эмоции были сильнее. Вот же он – живой и целехонький. Смотрит на нее хитрыми, улыбающимися глазами с легким прищуром, а озорная улыбка светится детским задором: мол, давай поиграем. А потом он как бы спрыгивает с подножки кабины и исчезает из вида.

Ольга, задыхаясь и не думая о том, что мальчик должен бы быть старше, если б он на самом деле был жив, моментально дергает за рычажок и выскакивает из кабины. Прыгает в неглубокий снег, оглядывается, огибает пожарную машину и в недоумении смотрит вокруг. Куда же подевался маленький чертенок? Был же, она его видела, различала каждую черточку, каждый волосок и родинку, такие родные и до одури знакомые, пронесенные в памяти сквозь время.

Отчаяние охватило девушку, словно мозг застило что-то, словно накинули полупрозрачный саван, мешающий думать и понимать.

– Ванька! Славка! – крикнула она изо всех сил. – Где вы?

Некоторое время было тихо. Снег легонько ложился на плечи, а девушка не замечала и этого, бродила вокруг автомобиля и странной статуи, вглядываясь в снег на земле и пытаясь отыскать следы братьев. Ей в голову не приходило, что следы очень важны. Они – связующая нить с реальностью. И если ты их не видишь, то не иллюзия ли все остальное?

– Ты бросила нас! – долетел до девушки с ветром голос Ваньки.

– Нет! – взволнованно возразила Ольга, оглядываясь и пытаясь понять, откуда идет звук. – Я не…

– Зачем хранила в шкафу столько времени, если не собиралась оставаться? – это уже Славик.

– Что? – девушку прошиб пот от жестокости этого утверждения, но разум подсказывал: они же дети, всего лишь дети… – Это не я! Это отец! Неужели вы не понимаете этого?

– Мы тебе не верим! – сквозь снег Ольга различила у двухэтажного здания братьев, и они указывали на что-то позади девушки. – Он с нами! Он не мог. А ты… Это сделала ты!

Ольга обернулась и сделала шаг назад. Перед ней стоял отец. Первобытный, неконтролируемый ужас сковал девушку. Темная фигура, будто капля чернил, попавшая в воду, пыталась раствориться под падавшими на нее снежинками и медленно протягивала серые руки, подернутые струпьями тлена, к ней, стараясь коснуться лица. То, во что превратился отец, беззвучно раскрывало рот, являя взгляду дыру в черепе. Ольга затряслась, пытаясь сдвинуться с места, но не хватало сил, тело не могло шевельнуться. И тут призрак заговорил. Тихо и протяжно, словно никуда не торопился и констатировал факт:

– Ты их бросила! Ты нас бросила! Ты меня бросила! Сучка… – Ольга безмолвно замотала головой, пытаясь отрицать сказанное отцом, но холодная шершавая рука коснулась щеки, одновременно рассыпаясь. И так вдруг девушке стало тяжело, так больно, что эта боль от всех потерь и насилия, излившегося на нее в течение жизни, тяжким грузом надавила на плечи. Коленки подогнулись, тело дернулось в конвульсиях, но боль неожиданно переродилась в совсем другое чувство – в обиду и злость. Она рванула в сторону, уворачиваясь от мерзкой конечности, и зло закричала, что есть мочи:

– Нет! Нет! – И эти слова придали сил, подпитали не желающее двигаться тело. Ярость превратилась в энергию. Ольга толкнула отца. Тот, казалось, рассыпался, разлетевшись облачком пепла вместе со снегом. – Ты – урод! Тебя нет уже давно! Как… – Она обернулась. Мысль, что нет и братиков, стрельнула в голове, но как-то неправильно, нехотя, будто Ольга не желала верить в это. Они молча стояли и смотрели печальными глазами, понимая сестру без слов. Она замотала головой и медленно пошла к ним, боясь спугнуть. А Ванька со Славиком молчали, и лица постепенно обиженно вытягивались.

– И нас нет? – наконец спросил Иван.

– Нет-нет! Что ты! – попыталась оправдаться Ольга и протянула руку.

– Ты все врешь! – по-взрослому констатировал Славик. Потом закричал: – ТЫ ВСЕ ВРЕШЬ!

Ольга вновь замотала головой, но братья резво развернулись и побежали, через мгновение скрывшись за углом обшарпанного здания.

– Как же так? – в отчаянии бросила девушка ветру и почувствовала чужое прикосновение. Она обернулась столь резко, будто ей угрожала опасность – каждая клеточка тела кричала об этом. Перед Ольгой вновь стоял он – неизвестно каким образом сгустившийся в серую фигуру отец. И страшно скалился ртом, похожим на чернеющий зев. И пустыми глазницами простреленного когда-то черепа пялился на нее. Ужас опять охватил девушку. Когда же она наконец избавится от этой твари!

– Ты все врешь, – повторил призрак, надвигаясь и нависая над Ольгой. – Ты всегда и всем врешь! Даже моим мальчикам!

– Нет, – мотала головой Ольга, отступая. – Они не твои!

– Мои, – шептала серая фигура. – Мои! И ты не заберешь их у меня!

И тут девушка поняла, что если не заберет братьев, то потеряет их навсегда. Панический ужас от этой мысли распространился по телу, и она, снова оттолкнув этот мерзкий призрак, чтобы кошмар вновь рассыпался, бросилась за угол здания, следом за мальчишками.

Они стояли, держась за руки, на поляне, меж таких же посеревших вдруг сосен. Два маленьких мальчика в серых, рваных рубахах и не менее изношенных штанах, а вокруг белые хлопья снега кружились в медленном танце. Невероятное и страшное зрелище. Поверх рубах на груди расплывались алые пятна, именно туда отец и нанес смертельные удары, убившие братьев. А вокруг вместе со снегом кружились его слова:

– Ты не заберешь их у меня!

Ольга медленно пошла к детям, но вдруг остановилась. Мальчики вытянули руки из-за спины. У каждого было по топору, причем как две капли воды похожих друг на друга. Даже лезвия были одинаково окрашены запекшейся темной кровью. Тот же топор, каким убивал их отец. И дети шагнули к Ольге, поднимая оружие. Лица их были спокойными и умиротворенными, словно перед ней не дети. Уже не дети… а чудовища, сотворенные жестокой рукой отца.

Ольга попробовала отступить, но не смогла. Неизвестная сила удерживала ее на месте. Тогда она закричала…

– Оль, ты куда? – Яр не сразу заметил странности в поведении девушки. Все-таки он сидел на переднем сиденье и не мог видеть, что происходит за спиной. Пока он смотрел сквозь лобовое стекло на площадь и дальние здания, куда ушел Потемкин, строго-настрого приказав сидеть на месте, с девушкой начали происходить какие-то непонятные метаморфозы. И только усилившаяся позади возня заставила юношу обернуться. Ольга неестественным, пустым взглядом всматривалась в боковое стекло, а лицо выражало страх. А еще Яра донимало беспокойство, поселившееся внутри с тех пор, как они заехали на территорию военного городка. Постепенно это чувство разрослось, и юноша ощутил усилившуюся головную боль, которая пульсировала, нарастая. Яр потер виски, сжал голову руками, пару раз легко стукнул головой о руль, но ничего не помогало. Тут Ольга открыла дверь и выпрыгнула из «КамАЗа», зовя каких-то Ваньку и Славку. Яр успел лишь в изумлении ахнуть, затем потряс больной головой, накинул ремень автомата, схватил лук с десятью оставшимися стрелами в кожаном колчане и выпрыгнул следом.

Ольги не было видно, зато ее голос, взывающий к неизвестным Ярославу людям, доносился с другой стороны пожарной машины.

– Ты куда? – Яр бросился следом – четкие следы на снегу огибали автомобиль. Но догнал он девушку, только когда полностью обошел «КамАЗ». Ольга стояла посредине площади рядом с оплавленным памятником и оживленно жестикулировала, бессвязно выкрикивая непонятные фразы. Яр подошел, дотронулся до ее плеча и чуть не отпрянул – настолько чужим взглядом смотрела девушка. Она словно видела парня в первый раз, затем что-то прокричала и толкнула Ярослава. И откуда столько силы? Юноша отлетел назад, на мягкий и пушистый снег. Еще некоторое время он в недоумении смотрел на девушку, которая, продолжая кричать и размахивая руками, шла вдоль двухэтажного здания…

И тут мир рассыпался на множество осколков. Боль вспыхнула с новой силой и разрушила окружающее пространство. Картинка завертелась и взорвалась безумством красок. Яр не выдержал и повалился на снег, теряя сознание. Мир мигом потемнел и швырнул юношу в непереносимый мрак.

– Ты никто… – голос гудел вокруг, заполняя собой все пространство, будто Яр оказался в огромном мире, лишенном света. И голос гулял в темноте, как вздумается, не натыкаясь на стены, не находя преград. Яр ощутил себя внутри чего-то огромного, где песчинка-человек падал и падал, не находя опоры, а звук постоянно накатывал на него и бил с новой силой, швыряя из стороны в сторону. – Ты, – тело пронзало болью и кидало в беспросветную тьму. – Никто, – и юноша летел в другом направлении. – Ты… ничто… – безвольное тело вновь подхватило звуком, словно нечто легкое и воздушное, будто и не тело вовсе – а одну эфемерную душу.

– Ты – не человек! Ты – мутант! Ты – тварь, каких на земле не бывало!

– Не… не… правда, – тихо, еле слышно проговорил Яр на пределе своих сил. Вот-вот – и сознание растворится во всепоглощающей тьме, исчезнет навсегда.

– Да что ты лепечешь, твареныш?! – и снова боль, удар, голова раскалывалась… но теперь она хоть вернулась на место: Яр ощущал ее и тело. Что-то неведомое происходило вокруг, что-то неподвластное сознанию, но сопротивление Яра давало эффект. Юноша чувствовал, что это помогает. Странным образом его борьба помогает.

– Я! Не! Твареныш! – с каждым слогом голос становился сильней. Упрямство и злость – вот тот стержень, который еще связывал его внутренний мир с настоящим. Сопротивление. Оно помогало. Оно делало его человеком. Да – человеком!

– Что? Что ты несешь? – закричал голос, но уже не так уверенно. Уже тише, и боль охватывала тело уже не такими мощными волнами, но сдаваться нельзя было. Еще рано. Ведь можно пропустить момент, когда тело откажется действовать, сопротивляться. И тогда чудовище… нанесет новый удар. Яр не думал, что это за чудовище и где оно. Юноша лишь чувствовал неведомую опасность и ощущал упрямство – невероятное упрямство, с которым хотелось задавить неведомую гигантскую сущность. Ибо она не права. Яр – человек, и, как бы ни изменился его «говно-код», он останется человеком.

– Я – человек! Я, мать твою – человек! – кричал Ярослав в исступлении, понимая, что нечеловеческая сущность вокруг сжимается, боль в голове отступает, а тихие и слабые теперь слова: «Нет! Ты ошибаешься! Все… не… так… ты…» – не приносят ему никакого вреда.

А где-то в темноте, очень-очень далеко, загорается точка. Она нестерпимо-яркая, ослепительно-блестящая, как солнце, лучик которого выглянул из-за облаков на его памяти раз в жизни. И точка растет, разгоняет темноту, согревает тело и изгоняет боль. Яркий свет вымывает последнюю серость из этого огромного мира…

Теперь Яр ощущает себя полностью. Боли нет, и голоса неведомого существа – тоже. Вокруг равномерный, льющийся из ниоткуда свет, а перед ним неясная, размытая фигура.

– Молодец, – произносит она. Не ртом, а как-то иначе, но юноша понимает ее. И даже ощущает что-то знакомое, родное.

– Что происходит? – спрашивает Яр. Все так эфемерно вокруг, неправдоподобно.

– Ты познаешь себя…

– Разве?

– Да. Ты веришь в себя, начинаешь понимать, что человек.

– Я и так это знаю, – неуверенно бормочет Яр.

– Но теперь уверен в этом.

– Да, – соглашается тот.

– Отлично! – прошептала фигура и начала растворяться, исчезая в свете.

– Но… кто ты? – обеспокоенно попытался уточнить юноша. Ему показалось это важным. Важнее всего на свете.

– Ты и так это знаешь, – прошептал голос на грани слышимости.

– Отец? Но как?

– Я всегда с тобой… в твоей памяти…

– Отец! – крикнул Ярослав и очнулся. Раскрыл глаза и увидел перед собой Игоря. И несколько долгих секунд пытался понять, что происходит, расслышать, что говорит ему Потемкин взволнованным голосом. Наконец он пришел в себя, и крик лекаря врезался в уши.

– Что случилось? Где Ольга? Ну, ни на минуту нельзя оставить!

– Там… Туда… – Яр в прострации приподнялся и указал в направлении здания, куда до этого направлялась Ольга. – Она… была слегка не в себе.

– Идти можешь? – на полном серьезе спросил Потемкин, с тревогой вглядываясь в глаза парня.

– Думаю, да, – кивнул тот, поднимаясь.

– Тащи мешки в машину и сиди там, жди нас, – Игорь указал на три брезентовых мешка с лямками. – Старайся не думать о боли в голове. Понял?

Когда Яр кивнул, лекарь быстро засеменил в сторону здания, прикладывая автомат к плечу и готовясь стрелять. Он уже встречался когда-то с подобными тварями, но давно и не в этих местах, поэтому, когда пошел в казармы искать ОЗК с противогазами, не придал легкой головной боли значения. Он-то не раз сталкивался со всякого рода психическими воздействиями, даже уже научился с ними бороться, но не учел, что такой способности нет у молодых людей, оставшихся в «КамАЗе». И теперь проклинал свою беспечность – когда он возвращался обратно, то сразу понял, что происходит неладное: Яр лежал на земле, дергался в конвульсиях и кричал что-то бессвязное, а Ольги нигде не было.

Свернув за угол, лекарь почувствовал усиление головной боли – направление верное. Он быстро прошел вдоль торца здания и выглянул из-за угла. И сразу увидел то жуткое создание, которое было причиной головной боли. Метрах в пятидесяти от здания, частично скрытый прямыми, как мачты кораблей, соснами, рос гриб гигантских размеров, целиком обхватив дерево. Пульсирующие поры постоянно извергали зеленоватую дымку, тут же разносимую ветром по окрестностям. Вокруг белели скелеты животных, а усики-сенситивы тянулись на метр от гриба, стараясь прикоснуться к девушке. Ольга сопротивлялась – она стояла вблизи чудовищного гриба и всеми силами старалась не сделать следующего шага. Было заметно на расстоянии, что девушку трясет от неимоверных усилий, но чудовище постепенно побеждает – Ольга медленно и неуклонно подходит к усикам. Еще немного – и они опутают жертву, притянут к грибу, и жертва будет несколько дней в агонии биться около зловещего чудовища, медленно заживо перевариваться и страдать, запутавшись в образах, навеянных извне.

Игорь бросился вперед. Трудно освободить жертву, не желающую спасения. Она сопротивляется с силами, в несколько раз превосходящими человеческие возможности. И чтобы девушку оттащить, придется действовать жестко. Главное – не дышать самому.

Подбегая, Игорь задержал дыхание – нескольких минут должно хватить на «операцию», да и шарф задержит споры. Не раздумывая, он довольно крепко приложил девушке по затылку прикладом АКСУ. Она тут же обмякла, повалившись на снег. Усики гриба живо задергались, словно ощутили опасность потерять жертву, но Потемкин не обращал внимания на чудовищное создание. Он взвалил Ольгу на плечо и что было мочи рванул прочь. Игорь не заметил, как за минуту пробежал сотню метров, отделяющую их от пожарной машины. Закинул девушку на заднее сиденье, в объятия Яра, сам сел за руль и несколько раз выдохнул, тряся головой. Боль становилась нестерпимой – нужно срочно убираться из этого места, иначе похороны придется устраивать не только Лиде.

Чем дальше убегал «КамАЗ» по дороге, тем менее ощутимым становилось воздействие гриба. Игорь физически ощущал, как проясняются мысли. И приходило понимание, что Лиду они так и не похоронили. Окровавленное тело прислонили к дальнему стеклу, а у ближнего дремали Яр с Ольгой. Так и сидели втроем на заднем сиденье – парень с девушкой и окровавленный труп. Романтика…

У поворота на трассу до Подольска Игорь остановил «КамАЗ». Здесь вдоль леса торчали маленькие деревянные домики, на некоторых до сих пор висели таблички «продается». Похоже, что когда-то здесь находился частный строительный рынок, специализирующийся на беседках и домишках для садовых хозяйств. Самое время устроить какие-никакие похороны. Земля еще не промерзла, но времени копать не было. День и так выдался насыщенным событиями до невозможности, а им еще километров двадцать до Черноголовки – надо успеть до темноты отыскать здание пресловутого НИИ, где можно заночевать и выяснить все о горе-ученых, безалаберно выпустивших на волю очень опасный вирус.

– Эй, подъем! Яр, срочно тормоши Ольгу!

Юноша первый открыл глаза. Ощутил, что его состояние явно улучшилось, все-таки сон иногда – главное лекарство. Юноша некоторое время хлопал глазами и, не веря своему счастью, с трепетом ощущал на своем плече голову девушки. Он и не предполагал, что страшная ситуация выльется в нечто подобное и, не думая ни о чем, не торопился будить Ольгу. Игорь обернулся и, хмыкнув, бросил:

– Ну? Чего ты? Давай же, буди! Времени нет совсем.

Юноша несколько раз аккуратно толкнул Ольгу, словно боясь причинить вред, затем захлопал ладонью по ее щекам – бесполезно. Слишком сильным оказалось воздействие ментального чудовища на хрупкий женский организм. Игорь, видя это, махнул рукой.

– Ладно! Думаю, она простит нас…

– За что? – удивился Яр.

– Давай, выбирайся, – сказал Игорь, выходя из автомобиля. – Поможешь мне с Лидой.

Они оттащили тело женщины до ближайшей деревянной постройки, лекарь слил немного солярки из бака. Затем, высыпав порох из патрона, поджег. Огонь занялся быстро и уверенно, пожирая давно высохшие бревна. Казалось, с дымом улетала душа Лиды – настолько сильно люди свыклись с женщиной, что даже дым от погребального костра отождествляли с ней.

– Да сбудутся чистые помыслы твои, – тихо заговорил Игорь. Сил не было, мыслей тоже, но не сказать несколько слов о человеке он не мог. – Да встретитесь вы с Жорой. И найдете покой. Где бы ни были сейчас небеса и врата в царствие Господне, вы найдете их, уверен, и откроются они вам – светлым и чистым душам…

Плавно падал снег, ложился на плечи. Яр в это время почему-то думал о другом. Он не верил в совпадения, но то, что произошло в «Кабардинке», стало чем-то значительным. Перед тем, как очнуться, он произнес слово «отец», а, открыв глаза – увидел Игоря. Неужели?.. А может, и правда, последние недели сроднили их до такой степени, что Игорь воспринимался Яром уже как отец? Юноша чувствовал, как много мужчина сделал для всех вокруг и для него в большей степени. Не дорога сама по себе была главной в этом путешествии, а то, что мужчина защищал каждого, путешествующего с ним. Беспокоился, боролся. И, если бы не он с его неподдельной заботой и поддержкой, ощущаемой и Яром, и Ольгой, и даже умершей Лидой, то они навсегда застряли бы в Юрьеве. Незаметно он вошел в жизнь каждого, наполнил ее собой, принял в них участие. И вместе с пониманием этого факта в юноше начало зарождаться новое чувство, которое он испытывал только по отношению к собственному отцу. Уважение и доверие, что ли, привязанность.

– Ну, все, – сказал Игорь, закончив, и потянул Яра за плечо. – Пора убираться отсюда. Нам до Черноголовки пару часов ехать по такой дороге. Но успеть до темноты еще умудриться надо.

Мотор чихнул, «КамАЗ» завибрировал и медленно скрылся за поворотом, оставляя горящую избушку позади – последнее пристанище Лиды.

Часа через три мимо проехали всадники на измученных, больных лошадях. Гром, возглавляющий группу из трех человек, выглядел угрюмо, но решительно. Снег почти замел следы автомобиля, но упрямый мужчина с орлиной зоркостью замечал длинные полосы. Они тоже свернули, бросив лишь мимолетный взгляд на догорающую могилу. Пусть Игорь и оторвался от них на большое расстояние, но Олег читал записку, которую лекарь показывал Панову, и конечную цель путешествия ненавистного человека знал. В любом случае, когда-нибудь они встретятся, и тогда Гром выльет на Потемкина накопленную за годы ненависть и… убьет!

– Сынок! Сыно-о-ок! – звучал голос из старого далека, зыбкого и почти забытого. И гулял этот голос меж деревьев, сухих и искореженных неведомой силой; среди пустых двухэтажек, покинутых временем, с застывшими навсегда предметами обихода: заправленными истлевшим и прогнившим тряпьем койками; шкафчиками с висящей в них одеждой; прикроватными тумбами, где при случае можно найти тюбик зубной пасты; среди выбитых давнишними взрывами окон. Этот знакомый звук словно соревновался с ветром, звал, просил окунуться в далекое детство, когда все было на месте и не распалась еще семья…

– Сын! Сыно-о-ок! – вновь этот голос из далекого прошлого проскальзывает легким шелестом меж деревьев. Зовет за собой, напоминает дни великой слабости, о которой Митяй жалел много раз.

– Мама? Мама! – закричал он и пошел по заснеженной поляне, огибая двухэтажное здание. – Это ты? Мама!

Опять слабость? Наверное. Митяй давно уже потерялся в этом мире, сознание то исчезает, то возвращается вновь и кидает его из одного места в другое. И юноша уже не понимает, что происходит. Почти забыл, как это – понимать. Лишь легкий голос вернул его последний раз из небытия и повел за собой, будто то преступление перед умирающей матерью еще можно предотвратить.

– Мама! Ты где?! – среди деревьев замаячила белесая фигура, столь легкая, что повисла над землей. Белый саван окутывал, не давая увидеть, кто скрывается за тканью, а пушистый снег будто огибал фигуру, не задевая. – Мама! Прости меня… – Митяй почти подошел к мороку, почти коснулся его, но тут рывками изнутри начало пробиваться животное, заталкивая юношу обратно – в темень, пустоту и одиночество, в жуткую, пугающую пропасть страшной «жизни» в скорлупе, без возможности выбраться и избавиться от чужого сознания. Монстр подминал под себя Митяя, и непонятно, кто из них был первым, самым настоящим монстром…

А тварь чувствовала морок, глаза видели совсем другое: огромный гриб навис над животным, протягивая к нему свои усики-сенситивы и заставляя видеть картинки из прошлого, а под землей на много метров вокруг разветвилась грибница. Чудовище чувствовало и видело себе подобного, но другого и опасного. А вокруг расстелились ковром останки жертв. И быть бы жертвой и Митяю-мутанту, не подави он вовремя сентиментальное второе «я».

Надо бы его держать в узде. Монстр склонил набок голову, осматривая владения гриба-паразита, уважительно зарычал и развернулся – теперь нужно победить реального врага, который ушел далеко вперед. А Митяя оставить глубоко внутри, незачем ему появляться вновь.