Глава 8
Контрабанда

Сведения, которые сообщили брамины о сталкерах, побывавших на Полежаевской, оказались весьма расплывчатыми. Неудивительно, что брамины не смогли разыскать этих людей. Но Гончая точно знала, с чего начинать поиски.

Ответ подсказал заигрывающий с ней пограничник Краснопресненской. Этот ответ был связан с ее старым знакомым по имени Шериф. Суть службы Шерифа состояла в расследовании именно таких происшествий, выяснении всех их обстоятельств. Правда, его служебный интерес ограничивался станциями Кольцевой линии и перегонами между ними, но Гончая представить не могла, чтобы трагедия Полежаевской, о которой говорило все метро, не привлекла его внимание. Даже если это не так, разговор с Шерифом мог помочь выйти на след очевидцев трагедии. Но тот обретался на Краснопресненской, а туда еще нужно было как-то попасть.

Гончая понадеялась на помощь браминов, но с ними ей оказалось не по пути. Выбрав исполнителя для своего заказа, они не стали задерживаться в Китай-городе, что, по мнению Гончей, было весьма разумно, а в сопровождении нанятых для охраны молодчиков сразу отправились на Таганскую, планируя доехать оттуда по Кольцу до Киевской, где до Полиса уже рукой подать. По сравнению с любым другим маршрутом этот путь был наименее опасным, хотя и не самым близким.

В отличие от браминов вход на Таганскую для Гончей был закрыт. Уж в этом обещании Стратега можно не сомневаться. Единственный доступный маршрут пролегал через наводненный красными шпиками Кузнецкий мост и обитель их непримиримых врагов – фашистский Рейх. Гончая отнюдь не была уверена, что после недавних событий на Тверской и Пушкинской, особенно после гибели пяти штурмовиков в концлагере, пограничники Рейха отнесутся к ней благосклонно. Вдвоем с Майкой она ни за что не решилась бы на такую авантюру, но без девочки можно и рискнуть.

Свою помощь неожиданно предложил Коленвал, когда узнал, куда направляется его старая знакомая. По его словам, к Баррикадной шли двое его ходоков, он так и сказал «мои ходоки» и вызвался познакомить с ними Гончую.

Ходоки оказались челноками, но на обычных торговцев походили мало. Оба выглядели опытными и тертыми бродягами. Гончая с первого взгляда определила, что на их счету немало рискованных и опасных путешествий. Практичная одежда, добротная, а главное крепкая, неизношенная обувь: у одного – кирзачи, у другого – армейские берцы, наконец, оружие: укороченный автомат со складным прикладом и ухоженная охотничья двустволка – все указывало, что эти двое серьезно подготовились к предстоящему походу.

Старшего, который был обут в берцы и вооружен укороченным «калашниковым», звали Башка, его спутника в кирзовых сапогах – Самокат. При виде незнакомой женщины он выпятил грудь и расплылся в добродушной улыбке. Гончую это не удивило. Перед знакомством с ходоками она привела в порядок одежду, вымыла голову и расчесала волосы.

– Катана, – компанейски хлопнул ее по плечу Коленвал. – Ей тоже на Баррикадную надо. Возьмешь за компанию?

Вопрос адресовался Башке. И по тому, что это был не приказ, а вопрос, Гончая поняла, что челноки Коленвалу не подчиняются. В отличие от Самоката Башка посмотрел на нее хмуро и неприязненно, Гончая насторожилась (с чего бы?), но отказываться от нежданной женской компании не стал.

– Пусть идет. Но если вдруг чего, я тебя на себе не потащу, – предупредил он будущую спутницу. – Брошу в туннеле.

Гончая слегка улыбнулась в ответ и кивнула, зато Коленвал заржал в полный голос:

– Ты лучше переживай, чтобы она тебя не бросила, если чего.

Этого говорить не следовало, чтобы не настраивать спутников против друг друга, но необдуманность Коленвала в словах равнялась его невоздержанности в выпивке.

– Он шутит, – улыбнулась Гончая, однако сгладить возникшее напряжение не удалось.

Башка царапнул ее хмурым, подозрительным взглядом, Самокат продолжал рассматривать с прежней приветливой улыбкой, хотя это ничего не значило. Гончая не сомневалась, что он будет так же улыбаться, перерезая ей горло. Но и она вполне могла сделать то же самое, ничем не отличаясь в этом от Самоката и его напарника.

Ей не терпелось отправиться в путь, но пришлось ждать, пока челноки, по их словам, «заберут и упакуют товар». Теперь Гончая ожидала увидеть у них увесистые баулы, однако у выхода со станции они появились с единственным не очень-то большим рюкзаком, который нес за спиной Башка.

Даже сомневаться не приходилось, что в этом рюкзаке повсеместно запрещенная на Кольце контрабанда, а именно – галлюциногенная дурь, массово изготавливаемая на Китай-городе и конкурирующей с ним Третьяковской – основными поставщиками наркотического зелья в метро. Теперь необходимо было выяснить, собираются ли челноки сбывать свой товар на Баррикадной или планируют пронести на Кольцо.

Гончей необходимо было в перспективе как-то попасть на Краснопресненскую, и знание надежных путей, используемых контрабандистами, могло оказаться весьма полезным. Но время для откровенного разговора с поставщиками дури еще не пришло.

Поначалу их маленькая группа шагала молча. Но женщина знала по своему богатому опыту, что даже самые суровые и угрюмые мужчины не могут молчать вечно, а напарник Башки к тому же к молчунам явно не относился. Он и заговорил первым.

– Давно с Коленвалом? – спросил Самокат, когда огни Китай-города остались за спиной.

Он шагал впереди, освещая путь налобным фонарем. Охотничья двустволка висела за спиной, но пальцы постоянно поглаживали ремень с готовностью в любой момент сдернуть ружье с плеча. Гончая пристроилась рядом. Неприязненный взгляд Башки буравил ей спину, но ради хоть какого-то начала отношений можно и потерпеть.

– Сплю? – уточнила она у Самоката.

Он добродушно рассмеялся. Значит, вопрос достиг своей цели.

– Хотя бы.

– Уже завязала.

Он снова хохотнул.

– А чего так? Хромая нога мешает? Или ему не только ногу перебило?

– Тебе все в подробностях перечислить?

Самокат одобрительно кивнул.

– А ты смелая девка, не меньжуешься.

Но сей бодро начавшийся разговор оборвал Башка.

– Хватит языком чесать! Лучше по сторонам гляди! – прикрикнул он на своего напарника. – А ты, Катана, или как тебя, рот заткни! Иначе я тебе его сам чем-нибудь заткну.

«Это вряд ли», – подумала Гончая, но провоцировать контрабандиста не стала.

– Да чё ты, Башка? Нормальная ведь девка, – вступился за нее Самокат.

– Все они нормальные, пока язык за зубами держат, – отрезал Башка.

Под этим утверждением Гончая готова была подписаться, уточнив лишь, что оно в той же мере справедливо и для мужчин.

Самокат обиженно замолчал, хотя время от времени бросал выразительные взгляды на шагающую рядом женщину. Гончая была уверена, что его терпения надолго не хватит. Но нарушил молчание не он, а Башка.

– Катана, – осторожно, словно пробуя звучное прозвище на вкус, сказал контрабандист. – Слышал я про одну Катану. Случайно не про тебя?

– Смотря что слышал, – обернулась к нему Гончая.

– Что та еще стерва, – сквозь зубы процедил Башка, но развивать свою мысль не стал.

Впереди показались фонари Кузнецкого моста.

Первую станцию проскочили быстро.

«Откуда? Куда направляетесь? С какой целью?» – сыпались обычные вопросы. Башка отвечал на них бодро и уверенно. Самокат и Гончая тоже добавили пару слов к месту.

Когда пришел черед досмотра личных вещей, Самокат сделал небрежный, но заранее просчитанный шаг в сторону, заслонив командира погранпоста от подчиненных своей широкой фигурой. В тот же миг заполненный патронами автоматный рожок перекочевал из руки Башки в карман шинели командира пограничного наряда. После челнок предупредительно раскрыл рюкзак, но заглянувший туда пограничник «не заметил» внутри ничего запретного, как ранее «не заметил», что его шинель внезапно потяжелела.

Несмотря на формальность проверки, задерживаться на Кузнецком мосту контрабандисты не стали и поспешили убраться со станции. Снова оказавшись в туннеле, Башка вытащил из бокового кармана своего рюкзака увесистую металлическую фляжку, с удовольствием сделал из нее несколько глотков и передал Самокату. Тот тоже приложился к горлышку и после недолгого колебания протянул ее Гончей. Контрабандисты ее удивили: внутри оказался не самогон и не брага, а крепкий чай. Хороший чай! Гончая с трудом себя остановила, чтобы не допить все до конца.

– Хороший чаек. Спасибо, – она благодарно кивнула и возвратила фляжку Башке. – С ВДНХ?

– Оттуда.

Гончая рассчитывала на более развернутый ответ, и все-таки это уже был разговор. План сработал.

– В Печатниках вон тоже чай варганят, – сказала она. – Даже на Полежаевской пытались, да только им же и потравились. А представляете, если бы они свою отраву по всему метро продавать начали?

– Не мели, чего не знаешь! – огрызнулся Башка. – Не от чая там все передохли! Да и не делали на Полежаевской никакого чая.

– А от чего? – насела на него Гончая. Самокату тоже стало любопытно, и он уставился на напарника с не меньшим интересом.

– Никто не знает, – уступил их настойчивым взглядам Башка. – Те, кто побывал на Полежаевской, разное говорят. И что бандиты на станцию напали, и что мутанты с поверхности пробрались, и что жители сами друг друга перебили.

Все это Гончая уже слышала, но ее интересовало другое.

– А кто мог там побывать? Станция-то на отшибе.

– Ну так что с того? – возразил Башка. – Люди-то заходят. Челноки с Беговой или у кого родня на соседних станциях.

– Я слышал, туда сталкеры с поверхности спустились, – присоединился к разговору Самокат. – Когда уходили, на Полежаевской все нормально было, а вернулись – ни одной живой души. А у них там семьи: жены, дети. Как с ума не сошли, не знаю.

– Брехня! – отрезал Башка. – Никто там не выжил. Все сдохли, разом.

– И про сталкеров брехня? – не унималась Гончая, но во второй раз вызвать на откровенность неразговорчивого контрабандиста уже не удалось.

– Брехня – не брехня, вяжем базар! – сурово сказал он. – В туннелях о таких вещах лучше не говорить. Беду накличешь. Да и вообще лучше не болтать, если жить охота.

Сказано это было таким тоном, что Гончая сразу поняла: о сталкерах, побывавших на Полежаевской, от контрабандистов она больше ничего не услышит.

Какое-то время челноки шагали молча, пока на пути не стали попадаться расклеенные по стенам печатные листовки, призывающие всех полноценных людей беспощадно бороться с заселяющими метро мутантами. Самокат сорвал одну из них, бегло пробежал глазами напечатанный текст, но не смял и не выбросил, а дважды сложил пополам и спрятал в нагрудный карман своего армейского бушлата.

– Во, делать фашикам нечего! – усмехнулся он.

– Пускай, лишь бы к нам не лезли, – хмуро ответил Башка.

Гончая ничего не сказала. Судя по расклеенным листовкам, до внешнего блокпоста осталось не более двухсот метров, и нужно было срочно решить, как действовать в случае осложнения ситуации.

Первое, что бросалось в глаза на подходе к Пушкинской, это висящий над путями и подсвеченный снизу прожектором широкий фанерный щит. На листе светлой фанеры черной краской было выведено крупными буквами «СМЕРТЬ ВЫРОДКАМ».

Гончая хорошо помнила, что, когда они с Майкой, Стратегом и его телохранителями на дрезине покидали Пушкинскую, этого щита здесь не было. Значит, он появился позже. После того как в Рейхе разлетелась новость о пяти застреленных в концлагере штурмовиках! Теперь понятно, кого фюрер объявил виновниками их гибели – мутантов-выродков!

Башка и Самокат не обратили внимания на транспарант с грозным призывом. И совершенно напрасно. Его появление однозначно указывало, что в пропускном режиме блокпоста произошли изменения. Гончая даже знала их причину – охраняющие границы Рейха бойцы, взбешенные гибелью своих соратников, жаждали крови.

Ускорив шаг, она обогнала Самоката и вся обратилась в слух. Лучше обнаружить опасность прежде, чем опасность обнаружит тебя. За пару десятков метров от поста Гончая услышала доносящиеся оттуда возбужденные голоса. Самый громкий голос принадлежал женщине.

– Придет, придет тьма! И падет на ваши головы!

Затем последовал хлесткий удар, и женский крик оборвался.

Стремительно преодолев последние метры до границы, Гончая увидела возведенный на путях полукруглый барьер, сложенный из мешков, набитых каменистой землей, а за ним – пограничников в форме штурмовиков Рейха.

Двое из них держали под руки потерявшую сознание немолодую женщину в разорванной одежде. Рядом стоял разъяренный офицер, руки его дрожали от злости. Еще трое пограничников расположились возле установленной на краю платформы большой армейской палатки и внимательно следили оттуда за своим командиром. Обычная смена на пограничном посту состояла из трех человек, сейчас их оказалось в два раза больше.

По знаку офицера держащие женщину штурмовики швырнули ее обмякшее тело на противоположную стену туннеля и вскинули автоматы. От тряски или удара женщина пришла в себя, открыла глаза и подняла голову.

– Зверь уже здесь! – прошептали ее разбитые губы. – Я слышу его дыхание! Слышу, как он выбирается из-под земли!

Голос женщины становился все громче, словно эти слова придавали ей сил. Гончая почувствовала, как по телу пробежал озноб. Нечто подобное происходило и со штурмовиками. Направленные на жертву автоматы задрожали, а сами солдаты попятились назад.

– Молчать! Заткнись, ведьма! – во все горло заорал офицер, но заглушить голос женщины ему не удалось.

– Восстанет Зверь из вечного мрака, из адских глубин! И великая тьма окутает землю!

Что-то прикоснулось сзади к руке Гончей, но это оказался всего лишь подошедший поближе Самокат, за спиной которого маячил Башка.

– Огонь! Огонь! Пристрелите ее! – продолжал кричать офицер.

Но пограничники не стреляли. Их сведенные судорогой пальцы плясали на спусковых крючках, не в силах нажать на спуск. А по туннелю катился набравший нечеловеческую силу голос.

– И бледные черви будут грызть разлагающиеся трупы!

Женщина отделилась от стены, расправила плечи и двинулась на пограничников, и те, подавшись назад, сами отпрянули от нее. Гончая тоже почувствовала непреодолимое желание бежать прочь, неважно куда, главное – отсюда, от этого голоса. Но тут офицер выдернул из кобуры пистолет и открыл огонь.

Бах! Бах! Бах!

Когда он сделал первый выстрел, их разделяло не более четырех метров. Всего четыре метра! Промахнуться на таком расстоянии просто невозможно. Но женщина продолжала двигаться. Она даже не пошатнулась!

– Зверь уже здесь!

В какой-то момент Гончей показалось, что голос не принадлежит женщине. Она лишь открывает рот в такт словам.

Бах! Бах!

– Я слышу его дыхание!

Бах! Бах!

Гончая мысленно считала выстрелы, с ужасом думая, что произойдет, когда в пистолете офицера закончатся патроны, и приближающаяся к нему женщина (ведьма!) коснется его своей рукой.

– Слышу…

Бах!

Магазин опустел, затвор застыл в заднем положении, но последняя выпущенная офицером пуля, скорее всего, случайно угодила женщине в шею, перебив гортань.

Вместо слов из простреленного горла вырвалось облачко кровавого пара, она пошатнулась, но не упала, а мягко, словно бы нехотя, опустилась на рельсы. Вот тогда пограничников отпустило странное оцепенение, и они принялись в ярости поливать свинцом уже неподвижное тело. Прикончивший женщину офицер машинально снял пистолет с затворной задержки и тоже несколько раз яростно нажал на спуск, но еще ни одно оружие не выстрелило, не будучи заряженным. Зато пограничники продолжили пальбу, пока их автоматы не захлебнулись. Тогда они принялись менять пустые рожки, а офицер наконец оторвал взгляд от изрешеченного женского тела и изумленно уставился на подошедших к посту людей.

Теперь Гончая могла как следует рассмотреть командира пограничного наряда. Нет, лицом к лицу она с ним прежде не встречалась. И с остальными бойцами тоже. Значит, ни офицер, ни его подчиненные не смогут ее опознать. Убедившись в этом, Гончая перевела взгляд на своих спутников.

Разыгравшаяся на блокпосту жуткая сцена привела контрабандистов в смятение. Причем Гончая была абсолютно уверена, что их испугало не столько убийство женщины, сколько ее мрачные пророчества. Им надо было переждать в туннеле, пока пограничники придут в себя, а не соваться на блокпост в гущу событий. Но Гончая слишком поздно осознала допущенную ошибку, когда изменить что-либо стало невозможно.

– Стоять на месте! Кто такие?! – грозно спросил офицер. И пять автоматных стволов, одновременно нацелившихся на путников, лишь подтвердили реальную угрозу в его голосе.

– Челноки с Китай-города… на Баррикадную, вот, идем, – залепетал Самокат.

– Полноценные люди, – с достоинством ответил Башка.

Гончая решила, что из всех вариантов ответа опытный контрабандист выбрал лучший. В обычных обстоятельствах такой ответ подействовал бы на пограничников отрезвляюще. Но пережитый ими страх и опьянение от недавно пролитой крови были еще слишком сильны.

– Проверим, какие вы полноценные, – тяжело дыша, произнес офицер и внезапно сорвался на крик. – Личный досмотр! Раздевайтесь! Живо!

– Да зачем же? Вот, у нас и документ есть, с печатью, как положено. Все проверки пройдены, – попытался урезонить командира Башка.

В его руках действительно появилась какая-то бумага с печатью Рейха, но прежде чем офицер открыл рот, Гончая уже поняла, что никакие бумаги с печатями тут не подействуют. Он отмахнулся от протянутой бумажки и снова схватился за пистолет.

– Молчать, тварь! Снимай одежду! И вы тоже!

Ствол пистолета по очереди нацелился в грудь Самоката и Гончей. Магазин восьмизарядного «макарова» был пуст – офицер так и не перезарядил его. А вот его подчиненные не забыли это сделать и сейчас разглядывали трех чужаков сквозь прицелы снаряженных автоматов, взяв их на изготовку.

– Эй-эй, чего вы? Ладно, раз так, – испуганно пробормотал Самокат и принялся расстегивать свой армейский бушлат.

Через секунду к нему присоединился Башка, но Гончая заметила его секундную задержку. Отчего-то вспомнился медицинский кабинет дока и его остановившийся взгляд на сросшихся пальцах Майки. Где-то в самом низу живота возникло сосущее чувство неотвратимой беды. Гончая сделала незаметный шаг в сторону. Миг, и она исчезнет в туннельной темноте. Правда, на посту имеется мощный прожектор, который и освещал недавно установленный фанерный щит, и если пограничники направят его в туннель, то без труда обнаружат удирающую женскую фигурку. Дальше уж как повезет. Но пять автоматов! Это настоящий шквал огня и почти верная смерть.

Гончая снова перевела взгляд на Башку. Тот уже снял ватник и, опустившись на одно колено, не спеша, без суеты расшнуровывал берцы. Может, все еще обойдется.

– Ну, чё встала? Боишься сиськи показать? – прикрикнул на нее офицер.

Гончая решила, что это хороший знак, раз к командиру пограничников вернулась способность шутить. Она сбросила свою брезентовую робу и взялась за пуговицы рубашки.

Самокат разделся первым: видимо, очень спешил доказать свою полноценность. Переступая по шпалам босыми ногами, он приблизился к командиру пограничников, заискивающе улыбнулся, после чего спустил до колен свои широкие мужские трусы и замер в такой скрюченной позе.

– Можешь одеваться, – высокомерно разрешил офицер, взглянув на его вяло обвисшее хозяйство.

Гончая решила последовать примеру Самоката. Вид обнаженного женского тела наверняка поднял бы настроение пограничной страже. Но тут внимание командира пограничников внезапно переключилось на Башку.

– А это что? – воскликнул офицер и, подскочив к Башке, сорвал майку с его правого плеча.

Под мышкой у Башки под кожей выпирала шишка размером со свиной пятак. Увидев ее, офицер брезгливо отдернул руку. Гончая не поняла, как он заметил сей дефект под одеждой, но сейчас это уже не имело значения.

– Мутантский нарост! – заверещал офицер, и опустившие было стволы пограничники снова вскинули оружие.

– Да какой нарост? Мозоль это. От лямки рюкзака мозоль! – пробовал оправдаться Башка, но его не слушали.

– Врешь, тварь. Нарост! – со злорадным удовлетворением повторил офицер. – Значит, ты мутант, выродок! А что делают с выродками?

Пограничники довольно оскалились, осмелели. Офицер победно обернулся и уперся взглядом в Самоката.

– А ты, скотина, с мутантом связался?! Покрываешь его?!

– Не-е, – отчаянно замотал головой тот. – Не покрываю.

– Не покрываешь? – хмыкнул офицер, потом подобрал охотничье ружье, которое контрабандист прислонил к стенке пассажирской платформы, и сунул его Самокату в руки. – Тогда кончи мутанта.

Самокат еще сильнее замотал головой, но старший блокпоста имел большой опыт подавления таких протестов. Его пистолет уперся Самокату в висок.

– Кончай его или сначала сам сдохнешь!

Офицер не мог выстрелить, потому что в его пистолете не было патронов, но это ничего не меняло. Самокат «поплыл». Ствол его ружья постепенно начал клониться в сторону Башки. С такими темпами на это могло уйти несколько секунд. А потом непременно грянет выстрел.

Гончая прикинула, что она может сделать. Можно вырвать ружье у Самоката из рук – он так напуган, что физически не сможет сопротивляться, и оглушить прикладом командира пограннаряда. Возможно, ей даже удастся застрелить и пару штурмовиков. А потом? Потом трое оставшихся нашпигуют ее, Самоката и Башку свинцом. Можно вообще ничего не делать: посмотреть, как напарник прихлопнет Башку, и продолжить путь. Или объявить во всеуслышание, что она Валькирия, и потребовать отменить казнь. Не факт, что пограничники ей поверят. В концлагере ведь не поверили. Да и Башку ее признание не спасет, а вот свое лицо она раскроет. Ввязываться из-за какого-то челнока в огневую или словесную схватку в равной мере не хотелось. Вот если бы на месте Башки оказалась Майка, Гончая не колебалась бы ни секунды. Но тут ее блуждающий взгляд зацепился за бодро шагающего по платформе человека.

– Меня смотреть разве не будете? – спросила Гончая у командира погранпоста, чтобы выиграть время. – Я что, зря раздевалась?

Она успела снять только многострадальную робу и расстегнуть рубашку, но пограничники все равно повелись. Даже Самокат на время забыл о своем обреченном напарнике и повернулся к ней. А замеченный объект тем временем неумолимо приближался. Гончая решила, что пора.

– Без меня не начинайте. Я быстро.

Действительно быстро, никто не успел даже рта раскрыть, Гончая вскочила на барьер из мешков с землей, оттуда перепрыгнула на платформу и уже через секунду оказалась возле объекта.

– Привет, док.

Доктор изумленно вытаращил глаза и уставился на нее, Гончая развернула его спиной к пограничникам, заслонившись от них его дряблым телом.

– Тебя не пристрелили? Я рада.

– Я-я… – залепетал он.

– Знаю: ты тоже рад. Сейчас обернись.

Она развернула его лицом к блокпосту. Момент был опасным, но пограничники не стреляли.

– Эти двое со мной. У того, что в разорванной майке, под мышкой мозоль или не знаю что, тебе виднее. Но он не мутант! Ты понял? Твоя задача объяснить это остальным. Сделаешь так, и я забуду, что ты пытался меня убить. Все ясно?

– Д-да.

Ответ прозвучал еле слышно, зато энергичный кивок выглядел более убедительно.

– Тогда вперед, – Гончая хлопнула доктора по спине, подтолкнув к блокпосту.

– Увидела старого знакомого, не смогла удержаться, – объяснила она свою выходку командиру пограничного наряда.

Тот гневно сверкнул глазами и открыл рот, собираясь что-то сказать, но доктор опередил его.

– Что здесь происходит? Доложите.

Док был гражданским, что, по мнению офицера, почти приравнивалось к недочеловеку, но он лечил фюрера, его любовницу и раненых героев Рейха, поэтому его вопросы оказалось невозможно полностью игнорировать.

– Мутанта поймали, – доложил офицер.

– Мутанта? – переспросил доктор. – Что-то не похож.

– У него какой-то нарост на правом боку, – вставила Гончая. – Сами посмотрите.

Док понял подсказку, спустился на пути и подошел к подозреваемому. На женский труп в растекшейся луже крови он старался не смотреть. Брезгливостью или осуждением здешних порядков доктор не отличался, просто полностью сосредоточился на предстоящей задаче.

Приказав Башке поднять руку, док заглянул ему под мышку, даже ковырнул пальцем злосчастную шишку.

– Какой же это нарост? Это зарубцевавшийся келоидный шрам, – объявил он свой вердикт.

– Да разве такие шрамы бывают?! – возмутился командир пограничников.

Но Гончая не зря с недавних пор считала дока хитрой сволочью. В словесной перепалке у штурмовика не было против него никаких шансов.

– Вы много видели шрамов, герр офицер? Или, может быть, у вас их много?

– Да, нет… Я просто… – залепетал командир пограничников. Со стороны это было уже похоже на капитуляцию.

– В таком случае медицинскую диагностику предоставьте мне, а вы возвращайтесь к своим прямым обязанностям – охране рубежей Рейха, – виртуозно закрепил успех доктор.

– Так точно! – вытянулся по стойке «смирно» офицер. На какой-то момент он даже забыл, что разговаривает с гражданским специалистом, а не с непосредственным начальником. – А с этими что делать?

– Вышвырните со станции, да и дело с концом, – поморщился доктор.

На этот раз, пожалуй, переиграл, но такие выражения оказались понятнее командиру пограннаряда, и он не заметил в словах доктора фальши.

– Валите отсюда и больше мне на глаза не попадайтесь! – офицер пнул в сторону контрабандистов ворох снятой ими одежды и, утратив к ним интерес, повернулся к своим подчиненным.

Самокат и Башка не заставили себя ждать, подхватили разлетевшиеся по шпалам шмотки и рванули к черному зеву западного туннеля. Через несколько минут Пушкинская, а вместе с ней и граница Рейха остались позади. Лишь тогда Самокат решился остановиться, чтобы натянуть кирзачи, которые все это время держал в руках.

Двое обреченных неумолимо приближались к ожидающей впереди кровавой развязке. Одному из них вскоре предстояло умереть, но пока об этом знала только Гончая, шагающая рядом. Невозможно доверять друг другу и невозможно оставаться партнерами после того, как один целился в другого, готовясь спустить курок.

От того, кто первый – Башка или Самокат – это поймет, зависело, который из них останется жив. Все разговоры между бывшими напарниками смолкли, хотя поначалу Самокат не закрывал рта, снова и снова вспоминая побег с Пушкинской. Гончая тоже молчала, оставив контрабандистов наедине с жестоким, но неизбежным выбором, а на случай, если кому-то из них придет в голову заодно избавиться и от свидетеля своих дел, держала на виду обоих.

Через три-четыре минуты молчания раздалась короткая автоматная очередь. Самокат дернул головой и завалился вперед лицом вниз. Вот и все – Башка наконец решился. Или просто соображал быстрее. Гончая повернула голову и, больше не таясь, посмотрела контрабандисту в лицо.

– Чего уставилась? – сердито спросил он. – Он бы прикончил меня, если бы я этого не сделал! Он собирался выстрелить, когда тот офицер приставил пистолет к его виску!

– Я знаю, – Гончая кивнула.

– Знаешь? – переспросил Башка. На его лице по очереди отразились растерянность и изумление. – А тогда, на станции, тоже знала? Почему же бросилась спасать меня?

– Потому что я та еще стерва.

Челнок виновато опустил голову.

– Ты прости меня за все. Я понимаю: если бы не ты, я бы сейчас здесь не стоял.

– Только не пытайся и со мной, как с напарником. Не выйдет, – предупредила его Гончая.

– Да ты что? – вскинулся Башка. – И в мыслях не держал!

Обида в его голосе звучала искренне. Похоже, он действительно не собирался ее убивать. Впрочем, временная спутница для контрабандиста не представляла угрозы. Дошли до конечной станции и разбежались.

Пока Гончая просчитывала намерения Башки, он сноровисто и умело обыскал труп, забрал у него налобный фонарь и двустволку, после чего протянул и то и другое ей.

– Тебе за помощь. Ну и вообще, в знак благодарности.

Гончая не стала отказываться, хотя в одном из швов ее широких брюк хранился полученный от Стратега ганзейский вексель, скрученный в плотную трубочку, по которому на любой станции Ганзы можно было получить столько патронов, что их хватило бы на десяток фонарей, ружей и таких, как у Башки, автоматов. Но отказываться от заслуженной платы как-то глупо, а до Ганзы еще предстояло добраться.

Об этом и заговорил челнок, когда Гончая нацепила фонарь на лоб и повесила на плечо ружье.

– Тут такое дело. Товар, что у меня в рюкзаке, мы на Краснопресненскую несли. У Самоката ксива ганзейская есть… была. Он и проносил. А сейчас, сама понимаешь.

Контрабандист выразительно посмотрел в глаза Гончей, словно это она была виновата в гибели его напарника. Она не ответила на его взгляд, молча ожидая продолжения.

– В общем, помоги рюкзак на Кольцо переправить. Барыш пополам. Я бы и сам пошел, да мою рожу погранцы знают, спалят сразу, – признался Башка. – Другое дело ты. А паспорт ганзейский на Баррикадной выправим, я человечка знаю. Он и Самокату ксиву рисовал.

Гончая предпочла бы пересечь ганзейскую границу с надежным проводником, а не с рюкзаком дури и фальшивым паспортом в кармане. За то и другое пограничная стража расстреляла бы ее на месте. Но Гончей далеко не впервые случалось подвергать свою жизнь опасности. Фактически вся ее жизнь и состояла из смертельного риска. Она утвердительно кивнула, и Башка сразу повеселел. Радость показалась преждевременной, для себя Гончая еще ничего не решила, но упрекать контрабандиста в самообмане не стала.

На Баррикадной местная администрация по мере сил старалась поддерживать спокойствие и порядок. В частности, чужакам запрещалось проносить с собой огнестрельное оружие. Формально этот запрет касался всех, но офицеры Рейха не таясь расхаживали по станции с пистолетами в кобурах. Однако рядовые челноки не пользовались такими привилегиями, поэтому еще на подходе к пограничному посту Башка отсоединил автоматный рожок и вместе с автоматом затолкал в свой рюкзак. Охотничье ружье даже в разобранном виде туда не помещалось, и Гончей пришлось сдать его в камеру хранения. Плату за хранение в размере пяти патронов Башка внес беспрекословно. Еще десяток он выделил своей спутнице, когда послал ее в местный бар, велел дожидаться там его возвращения, а сам отправился на поиски спеца по ксивам.

Среди людей, которым она снова была абсолютно безразлична, на Гончую снова накатила тоска одиночества. Оставался единственный способ избавиться от нее – напиться до беспамятства. Но полученного от Башки аванса хватало только на пару стаканов самогона, которого явно мало для лечения накатившей хандры, либо на кусок не очень сочной недожаренной отбивной. Гончая выбрала второе. Повар настоятельно рекомендовал взять свиные котлеты, на все лады расхваливая их достоинства, но Гончая отлично знала, что все без исключения котлеты в метро изготавливаются из крысиного фарша, смешанного со всякими отбросами, и отказалась.

Она меланхолично разжевала и проглотила мясо, на сдачу купила большую кружку чая, такого же паршивого, как им с Майкой подали на Белорусской, и теперь медленно цедила его сквозь зубы.

Башка все не появлялся. Гончая подождала еще, но когда в баре дважды сменились посетители, встала из-за столика и вышла наружу. За время ее затянувшегося обеда можно было уже раз десять обойти всю станцию и давно найти нужного человека или убедиться в его отсутствии. В любом случае Башка рассказал бы ей о своих поисках независимо от результата, если… Если бы смог вернуться.

Гончая присмотрелась к прохожим на платформе. Все куда-то спешили по своим делам. Озабоченные, хмурые, иногда встревоженные, но ни один человек не был напуган или настроен враждебно. Несмотря на последнее обстоятельство, не стоило обольщаться безопасностью Баррикадной. Гончая уже много лет нигде не чувствовала себя в полной безопасности.

Она хорошо помнила планировку станции, знала, куда ведут запертые двери и охраняемые коридоры, где руководители станции проводят секретные совещания и где нечистые на руку торговцы прячут товар, который не рискуют выставлять на прилавок. Потому поиски Башки не заняли у нее много времени.

Он лежал под лестницей, ведущей с платформы в подвал, где располагались каптерки и склады не слишком ценного хозяйственного инвентаря. На правом виске запеклась кровь, а на шее обозначился багрово-лиловый след от затянутой удавки. Для Гончей не представляли никакой тайны детали произошедшего: контрабандиста ударили по голове, но не убили сразу. Возможно, он даже успел отклониться или удар оказался недостаточно сильным, чтобы пробить височную кость. Как бы там ни было, завязалась борьба, убийце или убийцам пришлось завершать начатое удавкой.

Рюкзак с автоматом и дурью, как и все личные вещи, исчезли. Гончая печально вздохнула. Она не испытывала к Башке жалости, скорее, почувствовала разочарование. Теперь стало ясно, что она переоценила контрабандистов, когда впервые увидела их в Китай-городе. Купилась на их внешний вид, поддавшись первому впечатлению, а оно оказалось неверным. Башка, напротив, недооценил коварство знакомого изготовителя фальшивых ксив, когда отправился на встречу с ним в одиночку. Возьми он с собой помощницу, сейчас бы здесь не лежал. Гончая поймала себя на том, что рассуждает уже излишне самоуверенно, и поправилась: или они лежали бы здесь рядом.

Прежде чем подняться на платформу, Гончая включила полученный от Башки фонарь и еще раз внимательно осмотрела труп и закуток под лестницей, но неизвестный убийца контрабандиста забрал его вещи и не оставил следов. Хотя… В окоченевшем кулаке что-то блеснуло. Присев на корточки, Гончая разжала пальцы мертвеца. Ее взору открылась узкая металлическая пластинка с двумя зазубринами и свежим сколом с одной стороны. Хорошо знакомая была вещица. Гончая едва заметно улыбнулась. Она не собиралась разыскивать убийцу Башки – пусть этим занимаются местные стражи порядка. Но находка являлась прекрасным поводом для официального обращения к Шерифу, а это в корне меняло дело.

Обстановка на границе Ганзы на первый взгляд выглядела вполне обычной. Двое пограничников неторопливо и довольно небрежно просматривали документы у стоящих в небольшой очереди людей. Еще двое, очевидно из другой смены, так же неторопливо играли в домино. Еще один взимал с торговцев и транзитников плату за проход. И пограничники, и люди в очереди вели себя удивительно вежливо. Те, кого пропускали беспрепятственно, благодарили погранцов и проходили мимо, челноки послушно оплачивали входную пошлину, и даже мужчина, которого после проверки документов завернули обратно, не стал возмущаться.

Гончая бесцеремонно нарушила эту идиллию. Она обошла выстроившуюся очередь и, безошибочно определив среди пограничников старшего, свистнула, привлекая к себе его внимание.

– Чего надо? – недружелюбно спросил он.

Ганзейцу пришлось отвлечься от игры, поэтому его недовольство было понятно.

– Шерифа знаешь? – не унималась Гончая.

– Ну?

– Позови. Разговор к нему есть.

– А ты кто такая, чтобы Шериф с тобой разговаривал?

Гончая сделала два вывода: первый – старший смены действительно знает Шерифа, второй – личный авторитет Шерифа или его должности не позволяет солдату отмахнуться от странной просьбы беспаспортной незнакомки.

– Спроси у него, если интересно.

Несколько секунд пограничник молча разглядывал настырную женщину, прикидывая возможные последствия своего решения, наконец, спросил:

– Чего ему сказать-то? Хоть имя назови.

Имя? Помнит ли Шериф ее имя? Вряд ли.

– Скажи, старая знакомая, по служебному делу.

– Ты вроде еще не старая, – пробурчал пограничник, поднимаясь на ноги. – Ладно, жди здесь.

Он хотел послать за Шерифом одного из своих подчиненных, но затем передумал и отправился сам. С его стороны это оказалось верным решением. Всех участников предстоящего дела в случае успеха ожидала награда, и пограничник не желал оставаться в стороне.

Гончая отошла подальше и, устроившись на брошенной на пол плащ-палатке, приготовилась к долгому ожиданию. Однако на этот раз не прошло и получаса, как на пост вернулся начальник смены в сопровождении Шерифа. Последний выглядел взволнованным, но, увидев поднявшуюся ему навстречу Гончую, расслабился и улыбнулся.

– Ты? Рад тебя видеть, – его слова прозвучали как оправдание. – А где твоя дочь?

Словно жесткая мокрая губка стерла с лица Гончей ответную улыбку.

– С ней все в порядке.

«В порядке? Ты в этом уверена?»

Нет, Гончая так не думала. Но это была ее боль. Только ее! Боль, которую она не хотела и не собиралась ни с кем делить. Даже с Шерифом.

Он кивнул: понял, что о девочке она ничего не скажет, как бы ни расспрашивал, и сменил тему.

– У тебя ко мне какое-то дело?

Гончая оглянулась. Очередь на посту рассосалась. Пограничники заканчивали проверку двух последних челноков. Ни те, ни другие не могли слышать ее разговора с Шерифом. И все же она понизила голос.

– Пять, шесть, семь, может быть, десять килограммов дури.

Шериф снова кивнул. Ее осведомленность его не удивила.

– Рассказывай. Хотя дурь – не моя тема.

Гончая усмехнулась: если бы в рухнувшем мире можно было отделить одно от другого. И начала рассказывать. Про контрабандистов, про их планы переправить дурь на Краснопресненскую и про убийство Башки.

– Считаешь, убийца понесет наркотики на Краснопресненскую? – спросил Шериф, когда она закончила.

– Десять килограммов дури понадобились ему не для личного употребления. А на Ганзе она стоит втридорога.

Шериф задумчиво вздохнул. Эмоций никаких не проявил, но по загоревшимся азартом глазам Гончая поняла, что он принял решение.

– Что ты хочешь за свою информацию?

– Попасть на Краснопресненскую.

Ответ удивил Шерифа.

– И только?!

– Вообще-то я пришла сюда, чтобы поговорить с тобой, – призналась Гончая.

– Я тоже должен тебе многое рассказать! – внезапно затараторил Шериф, словно ее последние слова прорвали плотину его молчания. – Во-первых, тебя с дочерью искал какой-то человек. Не знаю, кто он такой, я никогда его прежде не видел, но все наше начальство ходило перед ним на цырлах. Он допрашивал меня, и…

– Ты рассказал ему о нас, – перебила собеседника Гончая. – Я знаю.

– Знаешь? – Шериф растерялся, а потом на его лице проступило прозрение. – Он нашел вас? Он забрал твою дочь, да? Он забрал ее?!

Гончая зажмурилась, не в силах вынести его осуждающего взгляда. А Шериф продолжал добивать ее.

– Почему ты позволила ему забрать дочь? Она же страдает.

«Да что ты знаешь о страдании?!»

– Как ты могла? Как вообще можно отдать кому-то своего ребенка?

– Заткнись! – во весь голос закричала Гончая. Пограничники и идущие по переходу люди обернулись в ее сторону, но она плевать хотела на них и на все остальное. – Заткнись или я перегрызу тебе глотку!

Но Шериф не заткнулся, хотя Гончая действительно была близка к тому, чтобы вцепиться ему в горло зубами.

– Забери дочь. Ведь ты любишь ее. Я видел.

– Она мне не дочь! У меня вообще нет детей! Эту девочку я похитила по приказу человека, который тебя допрашивал! Все ясно?!

– Но ты же любишь ее, – как заведенный повторил Шериф. – А она тебя. Помнишь, как она вступилась за тебя на месте обвала?

Тех Майкиных слов, которые девочка выкрикнула в лицо Шерифу, Гончая не забыла бы до конца жизни: «Мама говорит правду!».

– Да на кой черт ей такая мать?!

– Тебе решать, – сдался Шериф.

– Вот именно! – отрезала Гончая. – И я для себя уже все решила!

Но он смотрел и смотрел на нее. Смотрел так, словно хотел напомнить о чем-то очень важном, возможно, самом главном, о чем она забыла. Или не заметила второпях.

Следом за пожилой женщиной, с трудом переставлявшей отекшие ноги, из выстроившейся у пограничного поста очереди вышел парень помоложе. Гончая скользнула по нему оценивающим взглядом и отвернулась. Все, что требовалось, она запомнила. Двадцать пять – тридцать лет, одет в кожаную куртку, спортивные штаны и разношенные кеды, в руках потертый, но довольно крепкий чемоданчик. Обычный парень, ничего особенного, если бы не его куртка и чемодан. Особенно куртка!

За то время, что Гончая провела на пограничном посту, прикованная наручниками к ножке стола, на который челноки по требованию пограничников выкладывали свой товар, мимо прошли десятки мужчин и женщин. Десятки людей с чемоданами, рюкзаками, сумками и пустыми руками, одетых в ватники, плащи, униформу, армейские бушлаты, драповые пальто, кожаные и болоньевые куртки и вовсе без верхней одежды. Были ли среди них воры, контрабандисты, грабители и убийцы? Возможно. Даже наверняка. Не было лишь того, кто ей нужен, кого она ждет уже пятый час, закованная в стальной браслет. Отсидела себе всю задницу на жестком ящике, от напряжения ломило спину, а рука на привязи, которую приходилось держать неподвижной, почти онемела. Но сейчас опыт и интуиция подсказывали Гончей, что все это было не зря.

Присутствие на погранпосту посторонней девушки поначалу насторожило парня. Но потом он увидел на ней наручники и успокоился. Он держался очень уверенно. Если бы не его куртка, Гончая, скорее всего, даже не обратила на парня внимания. Он небрежно протянул пограничникам паспорт жителя Краснопресненской и с готовностью поставил на досмотровый стол свой чемоданчик.

Ганзейские пограничники не обыскивали и не досматривали вещи своих сограждан, если те не вызывали у них подозрений, а ни во внешности, ни в поведении парня и не было ничего подозрительного. Его паспорт, похоже, тоже оказался в полном порядке, потому что пограничник пробежал взглядом по строчкам, мазнул пальцем по подписям и оттиску печати и вернул документ владельцу.

– Проходи.

Парень подхватил чемодан, в который пограничники так и не заглянули, и бодро зашагал к переходу, но покинуть пограничный пост не сумел. Стоило ему поравняться с Гончей, как та выставила в проход ногу, зацепив парня за лодыжку, и тот, потеряв равновесие, грохнулся на пол, а сверху на него навалился Шериф, переодевшийся для конспирации в форму одного из пограничников. Парень попытался вырваться, но сильный удар по почкам сразу успокоил его.

– Вы чё творите? За что? – плаксивым голосом заныл парень, решив сменить тактику. Гончая не помнила случая, чтобы такое нытье хоть раз подействовало на стражей порядка, но задержанному ничего другого не оставалось.

– Что в чемодане? – не вступая с ним в пререкания, грубым голосом спросил Шериф.

– Инструменты да барахло всякое. Электрик я.

– На Баррикадной что делал?

– За инструментами на базар ходил, – нашелся паренек.

Выпростав из-под себя руку, он открыл замки и откинул крышку чемодана. Внутри действительно оказались кусачки, клещи, несколько отверток и скрученные мотки разноцветных проводов. Шериф и Гончая переглянулись. Он понял ее без слов. Выбрав отвертку с плоским жалом, Шериф подцепил и выдрал из чемодана фальшивое дно, под которым оказалось не менее дюжины одинаковых свертков с бурым зельем.

– Это не мое! – тут же завопил парень. – Мужик знакомый попросил чемодан приятелю на Краснопресненской передать! Я понятия не имел, что в нем!

– Значит, знакомый попросил чемодан передать, а ты его за это грохнул? – усмехнулся Шериф.

– Да вы чё?! – глаза неудавшегося контрабандиста наполнились неподдельным ужасом. – Никого я не…

Не дослушав, Шериф рывком поставил парня на ноги и ткнул пальцем в его правый боковой карман, на котором вместо застежки висела скрученная проволока.

– «Молнию» где порвал?

– Не помню. Давно было.

– А я думаю, недавно.

Шериф вынул переданную Гончей находку и сунул под нос парня раскрытую ладонь, на которой лежала оторванная «собачка» от застежки– «молнии», такая же, как и остальные на его одежде.

Парень принялся оправдываться. Оказалось, он действительно не помнил, при каких обстоятельствах сломал замок и потерял «собачку», которую позже обнаружила Гончая в зажатом кулаке Башки. Но для Шерифа, как и для нее, это уже не имело значения. Разоблаченного убийцу пограничники заковали в наручники, которые Шериф снял с руки Гончей, и куда-то увели. И его дальнейшая судьба Гончую не интересовала в отличие от сведений, которые она надеялась получить от Шерифа.

Тот проводил взглядом обмякшего и вяло переставляющего ноги парня, которого держали под руки двое пограничников, и спросил:

– Знаешь, что его ждет?

– Мне все равно, – Гончая дернула головой. – Я искала тебя не для того, чтобы сообщить о контрабанде и убийстве одного из контрабандистов.

Шериф печально вздохнул, или ей это только показалось.

– Понимаю. Так зачем я тебе понадобился?

– Поговорим по дороге.

Гончая взяла его под руку и потянула за собой в глубину перехода. Какое-то время, совсем недолго, он послушно шагал бок о бок с ней, после чего высвободил руку. Гончая не стала навязываться. Он искренне обрадовался, увидев ее, но после разговора о Майке ее общество стало его тяготить.

Ничего, сказала себе Гончая. Много времени она у него не займет. Как-нибудь потерпит ее несколько минут. А потом она уйдет, и, если повезет, они больше никогда не увидятся.

пропела Гончая.

Шериф непонимающе уставился на нее. Гончую это повеселило.

– Не волнуйся, – сказала она. – Я не собираюсь навязываться тебе ни в друзья, ни в любовницы. Мне лишь нужны ответы на несколько вопросов.

– О чем?

– О Полежаевской. Знаешь, что там произошло?

Такого вопроса Шериф не ожидал. Он остановился и долго смотрел Гончей в лицо, потом ответил:

– Этого никто не знает. Могу только сказать, что на станцию никто не нападал.

– Это всем известно, – усмехнулась Гончая, и ее небрежный тон неожиданно вывел Шерифа из себя.

– Все только говорят об этом! – повысив голос, сказал он. – А я знаю точно, потому что разговаривал с теми, кто побывал на Полежаевской сразу после гибели ее жителей!

– И что они тебе сказали?

– Что жители станции сами перебили друг друга.

– Вот так просто? Поголовно сошли с ума и перебили?

– Нет, не просто! У людей, которые там побывали, руки тряслись, когда они об этом рассказывали!

– Кто они?

– Сталкеры. Точнее, бывшие сталкеры. Они егерями на Ганзу нанялись, после того как их станция погибла.

– Егерями?!

Гончая остро глянула на Шерифа. Если где-то в метро существовала более опасная профессия, она о ней не знала.

Егеря отлавливали в туннелях и на поверхности хищных тварей, которых потом расстреливали на специально оборудованном охотничьем полигоне любители пощекотать себе нервы из числа проживающих в метро толстосумов. Пару раз на полигон наведывался Стратег, но такая забава не пришлась ему по вкусу, а вот фюрер не пропускал практически ни одной «охоты». Ради развлечения его и прочих извращенцев егеря ежедневно рисковали жизнями, сходясь с монстрами не в бутафорских декорациях охотничьего стрельбища, а в реальных местах обитания чудовищ и не в показушной, а смертельной схватке. За каждого отловленного зверя егеря платили кровью, а порой и собственными жизнями. Бывали случаи, когда команды звероловов погибали в полном составе. Несмотря на это, Ганза никогда не испытывала недостатка в егерях. Стоило какому-нибудь зверолову погибнуть от когтей или зубов хищников, всегда находился измученный голодом, нищетой или отчаянием смельчак, желающий занять его место.

– Они жить не хотели после увиденного. Вот и нанялись в егеря, – пояснил Шериф в ответ на вопросительный взгляд Гончей.

– Как их звали?

– Одного Рубец, другого, кажется, Штык, третьего не помню.

Не густо, но хоть что-то. Рубец, Штык и безымянный третий – егеря Ганзы. Скорее всего, все трое – уже трупы. Или горстка обглоданных, разбросанных костей.

– Это все, что тебе было нужно? – вернул Гончую к реальности Шериф.

Она молча кивнула.

– Ты куда сейчас?

– Получать долги.

– Помощь нужна?

Гончая заглянула в глаза Шерифу. Нет, это не рисовка, он действительно хотел ей помочь. Она улыбнулась.

– Справлюсь.

Шериф тоже улыбнулся, но как-то вяло и невесело, потом дотронулся до ее руки. Гончая подумала, что он сожмет ее пальцы, но тот ограничился лишь этим неуверенным прикосновением.

Изучив предъявленный вексель, казначей в замешательстве уставился на Гончую. Ее это не удивило.

Денежные расписки ввели в обращение ганзейские купцы, опасающиеся возить с собой большое количество наличных. К тому же кошели на пять-шесть цинков патронов становились просто неподъемными. В отличие от мешков с патронами, сейфов и железных сундуков, бумажный вексель ничего не весил, занимал гораздо меньше места и его всегда можно было носить с собой.

Пользовались векселями исключительно богатые купцы и крупные ганзейские чиновники, а для рядовых жителей метро эти ценные бумаги были такой же редкостью, как сейф или мешок с громадным количеством патронов. Наверняка еще не было случая, чтобы вексель на круглую сумму предъявила молодая, невзрачно одетая женщина. Но все необходимые подписи и печати на расписке имелись – Стратег не стал бы связываться с фальшивками, поэтому казначею просто некуда было отступать.

– Какие-нибудь проблемы? – спросила у него Гончая.

– Э-э, нет, – замялся казначей. – Я просто хотел уточнить: вы желаете получить всю сумму целиком?

Гончая усмехнулась. Она, конечно, не надорвется, но зачем ей столько? И, прикинув, сколько ей потребуется наличных, озвучила ответ. Казначей сразу просветлел лицом и превратился в саму любезность.

– Тогда на остальную часть суммы я выпишу новую расписку.

– Валяй, – великодушно разрешила Гончая.

Через несколько минут она покинула казначея с увесистым холщовым мешком в руках, в котором позвякивали новенькие автоматные патроны, и новой денежной распиской в кармане.

На мгновение промелькнула мысль пригласить в бар Шерифа и напиться там с ним вдвоем, но Гончая ее тут же прогнала. Все равно это будет самообманом – никому она не нужна. Да и Шериф наверняка откажется. А если согласится, будет только хуже – снова станет болтать про Майку, доказывая ей, какая она безжалостная тварь. Так что к черту Шерифа! И бар туда же! Закупить стволов и прочь отсюда!

Оружейные рынки Кольца не зря считались самыми дорогими в метро. На любой из радиальных станций оружие можно купить гораздо дешевле, но Гончая решила не мелочиться. Да и выбор здесь традиционно был самый роскошный. Однако стволов, по-настоящему достойных внимания, оказалось немного. Поколебавшись между многозарядным «Перначем», имеющим режим автоматического огня, и легким, но мощным ГШ-18, Гончая выбрала последний, а в качестве компактного оружия для скрытого ношения приобрела малокалиберный «вальтер» с глушителем. Точно такой же пистолет, только без глушителя, имелся в коллекции фюрера – большого любителя немецкого оружия. Последней покупкой стал обоюдоострый универсальный нож с хорошей балансировкой клинка, который можно было использовать не только в ближнем бою, но и метнуть при необходимости. Нож, два пистолета и оставленная на Баррикадной в камере хранения двустволка представляли собой грозный арсенал, но после недолгих размышлений Гончая решила не брать с собой тяжелое и громоздкое ружье. Ее тактикой всегда были быстрота и скрытность, а столь серьезный огнестрел не годился ни для того, ни для другого.

Вооружившись, Гончая направилась в бар, чтобы подкрепиться перед дорогой. Ей предстоял неблизкий путь. Поиски сталкеров, о которых рассказал Шериф, следовало начинать с базы егерей – охотничьего полигона, а он располагался в противоположной части метро, на Пролетарской. Однако в баре ее ждал сюрприз.

За центральным столом, прямо напротив входа, сидел Стратег собственной персоной. Увидев его, Гончая подалась назад, но было уже поздно. Стратег тоже заметил ее и призывно замахал рукой, а чтобы она не проигнорировала его жест, выход из бара загородили своими бочкообразными фигурами его дюжие телохранители. Пришлось принять столь настойчивое предложение.

Стратег скучал за столиком в одиночестве. Гончая уселась напротив. Телохранители остались у входа. От Стратега, как обычно, пахло спиртным, но выглядел он не совсем так, как прежде. Помятым, растерянным, нерешительным? Гончая не смогла подобрать слова, чтобы описать произошедшие с ним перемены, но они явно присутствовали. Даже надкусанные куски свиного шашлыка на его тарелке подтверждали это. Тот Стратег, которого помнила Гончая, не бросался с куска на кусок и не размазывал еду по тарелке. Сытый или голодный, он всегда ел с аппетитом и исключительно аккуратно. Если это связано с Майкой! Сердце Гончей сжалось от ужасного предчувствия.

– Что с девочкой? – прямо спросила она.

Вопрос не удивил Стратега. Значит, он здесь из-за Майки.

– Ест, пьет, читает книжки…

«Не пори чушь! Майка не умеет читать».

– Только не рисует, – закончил Стратег свою мысль.

Все стало ясно. Сердце застучало как прежде, и Гончая облегченно выдохнула.

– Вы нашли меня, чтобы я заставила ее рисовать?

– Я сам ее заставлю, если понадобится! – сорвался на крик Стратег. – Я покарал негодяев, травивших ее собаками, обеспечил жильем и настоящей постелью, даже игрушками! Я кормлю и пою ее! Казалось бы, что еще девчонке надо? Но эта маленькая упрямица хочет видеть тебя!

Сердце Гончей радостно забилось. Майка. Хочет. Ее. Видеть!

– Обычный детский каприз, но пока мысли девчонки заняты тобой, она не может погрузиться в необходимое для пророчеств состояние.

«Так вот почему ты не в себе! – сообразила Гончая. – Ты наконец-то столкнулся с человеком, шестилетней девчонкой, которой не можешь манипулировать. И тебя это бесит!»

– И она просила вас разыскать меня?

Ответ был очевиден. Иначе Стратег не стал бы разыскивать ее. Но Гончей хотелось, чтобы он сам объявил ей об этом.

– Она даже сообщила, где тебя ждать, – усмехнулся Стратег. – И вот я здесь, и ты тоже. Кстати, за каким бесом ты отправилась на Краснопресненскую?

Гончая пропустила его вопрос мимо ушей. Майка сообщила Стратегу, где ее ждать. Девочка думала о ней!

– Она здесь?!

– Еще чего! – Стратег не на шутку рассердился. – Принцессы и прорицательницы должны сидеть в своих замках.

«Под охраной дракона».

– Тогда едем к ней!

Гончая вскочила со стула, но Стратег не двигался с места, продолжая смотреть на нее с ироничной улыбкой.

– Ты же, кажется, собиралась перекусить?

Она схватила с его тарелки нетронутый кусок мяса и забросила в рот.

– Едем!

И потом еще несколько секунд с нетерпением наблюдала, как Стратег поднимается из-за стола и нетвердой походкой направляется к выходу. Он вовсе не тянул время, но Гончей все равно хотелось пнуть его под зад, чтобы он поспешил, или схватить за руку и потащить за собой.