Парк был почти пустой в этот утренний час.

Он иногда приходил сюда, когда не мог больше сидеть на лекции в аудитории и слушать непрекращающуюся болтовню. При всем уважении к понятию «студент», человеческий дух не должен томиться в классе столько времени. Ему нужен простор.

Так вот, он иногда приходил сюда, в основном вместо лекций по статистике и тому подобных курсов, немного бегал вокруг озера, смотрел на траву, на растения или на садовника, который постоянно тут бродил и задорно на него поглядывал, и думал о чем-нибудь или немного упражнялся в жонглировании. И сегодня не успели еще до конца произнести фразу «лектор плохо себя чувствует», как он уже был на улице.

Сейчас садовник, как всегда, работал в дальнем углу парка на маленьком холмике. Его колени почти уже пустили корни внутри маленькой клумбы с розами. Недалеко от места, где он стоял, какой-то длинноногий тип сидел, погруженный в свои мысли, с открытым блокнотом в руке.

Он уже дошел до четырех шариков. Этому очень легко научиться. Главное правило, напоминал он себе каждый раз, – это не смотреть на руки. Нужно следить за шариками в воздухе, а не смотреть, как ты ловишь их.

Странно, но он никогда специально не учился этому. С самого начала эти движения получались у него совершенно естественно.

Он встал у пруда в центре парка и начал подкидывать шарики в воздух, стараясь войти в ритм, чтобы руки жонглировали сами, а мысли летали, где им хочется.

Когда он увидел, что она смотрит на него, что-то произошло.

Руки будто бы сами остановились, позволяя шарикам разлететься вокруг, и ее взгляд, то ли любопытный, то ли игривый, пронзил его душу.

Она сидела, опустив руки на книгу, ее красно-белое платье колыхалось на ветру в том же ритме, что и рыжие волосы.

Он привык, что вокруг него вьются девушки. Привык очаровывать их, привлекать их взгляды, впечатлять их своим остроумием. Но ни одна из них не заставляла его чувствовать, как бы это сказать, что ему правда есть до нее дело. Это было что-то вроде игры. Он не понимал почему, но ему всегда казалось, будто кто-то шепчет ему, что время еще не пришло.

И вот появилась эта девушка на противоположном берегу пруда, и он почувствовал – что-то воспламенилось у него в груди.

Будто маленькое сильное пламя, будто еще одно бьющееся сердце, будто старое любовное письмо, спрятанное и выжженное у него под кожей, а сейчас ожившее от ее взгляда и загоревшееся под сердцем, строчка за строчкой.

Она сложила руки рупором у рта и крикнула ему:

– Почему ты прекратил? Было мило.

Он попробовал прийти в себя и быстро собрал шарики.

– Что ты читаешь? – прокричал он ей в ответ.

Она подняла книжку, чтобы он увидел:

– Это называется «Гуманитизм», одного поэта, Эди Леви.

– О чем это? – спросил он.

– Не знаю. Стихи. Я пока что была занята тем, что смотрела на тебя и шарики. Не успела вникнуть.

– Подожди минуту.

И он побежал к ней вокруг пруда.

Где-то там, в маленьком чемодане, несколько воспоминаний зашевелились, словно дети, которые ворочаются во сне.

Он никогда не вспомнит этого, но найти ту бабочку было и правда нелегко.

Он глупо себя чувствовал: долететь до цели, бродить по джунглям целую неделю, чтобы найти нужную колонию бабочек, быть покусанным комарами, почти подвергнуться нападению тигра, а потом вести изматывающие переговоры с бабочкой целых три дня.

Хоть он и окончил курс с отличием благодаря этому заданию, но в душе недоумевал, зачем все это нужно. Простой взмах крылышком в определенное время – что это даст?

Он помнил теорию: за всеми маленькими действиями стоят большие последствия, но давайте на минуту будем откровенными. Ведь крыло этой бабочки не установит мир во всем мире и не совершит технологическую революцию. Небольшая порция воздуха придет в движение, а в конце концов чуть бóльший объем воздуха придет в движение, и это максимум, что может случиться, разве нет?

Блуждающий порыв ветра немного взметнул ее волосы, когда он наконец добежал до нее, и он подумал, что ничего красивее в жизни не видел.

Она сидела и ждала его, руки все еще лежали на закрытой книге, и тот же порыв ветра донес до нее почти знакомый запах, отчего ее брови немного приподнялись в удивлении.

Слишком много слов промелькнуло в его голове, и письмо под кожей возле сердца уже практически полыхало.

– Привет, – сказал наконец тот, кто уже не был Гаем.

– Привет, – сказала та, кто уже не была Эмили.

Высокий человек на противоположном берегу озера поставил маленькую решительную галочку в своем блокноте.

Садовник на холме погладил пальцем нежный лепесток.

И все четверо улыбнулись, каждый по своей причине.