Альберто вошел в прохладную комнату.

Он всегда включал кондиционер перед уходом. Важно вернуться в комнату, где приятно находиться. Но сейчас он вообще не обратил на это внимания.

Он даже не стал ложиться на кровать и смотреть в окно, не уселся на балконе со стаканом виски со льдом. Он просто начал собираться, думая, доволен он или ужасно испуган. Наемный убийца не должен быть ужасно испуганным. Так что он, видимо, доволен.

Он уже видел, как его цель выходит. Высокий, одетый в темно-синий костюм, этот человек шел быстрыми, резкими шагами, держа руки в карманах. Еще одна цель. В конце концов, просто еще одна цель. Но вот появились три сюрприза.

Первым сюрпризом было то, что его цель резко развернулась, вышла на проезжую часть и целеустремленно перешла на другую сторону улицы.

Альберто рассчитывал, что этот человек пойдет на парковку, и сейчас вроде бы впервые в жизни понял, что у целей есть своя жизнь и что они запросто могут решить перейти улицу, как будто на другой стороне есть что-то интересное.

Он взял на мушку человека в костюме, пытаясь понять, когда настанет подходящий момент для выстрела, прежде чем цель дойдет до противоположной стороны улицы и исчезнет из поля зрения.

Вторым сюрпризом было то, что его клиент остановился посреди дороги.

На секунду Альберто показалось, что он решил вернуться обратно. Альберто понятия не имел, что может отвлечь внимание человека настолько, чтобы он в раздумьях остановился посреди проезжей части. Через секунду он понял.

Это будет авария. Отлично. Все дело заняло полторы секунды. Его цель подумала секунду, обернулась назад, остановилась еще на мгновение. Этого хватило, чтобы Альберто сфокусировал прицел на его груди, задержал дыхание между вдохом и выдохом, переключил ружье в режим одиночного выстрела, поместил палец на спусковой крючок и…

И вот появился третий сюрприз.

Короткий визг тормозов, белое такси остановилось перед целью, нервный водитель высунул голову и начал ругаться. Человек в костюме поднял руки, извиняясь, и продолжил свой медленный путь на другую сторону улицы, выйдя из-под прицела.

Палец Альберто все еще лежал на спусковом крючке, и он чувствовал, что задыхается.

Ничего. Ничего не произошло. Он знал, что этот день когда-нибудь настанет. Он чувствовал то самое покалывание, сильное желание напополам с чувством безопасности, чувствовал свое тяжелое дыхание – все как и раньше в такие моменты.

Нужный момент настал, потом прошел, и – ничего не случилось.

Если он сейчас не возьмет себя в руки и не уничтожит цель в ближайшие две с половиной секунды, ничего и не случится.

Все двигались очень медленно.

Цель внизу задумчиво шагала по противоположной стороне улицы.

Прицел ружья Альберто следовал за целью.

Четкое понимание, что сейчас – в этот раз по-настоящему – он должен убить человека. Не ждать, пока он сам умрет. Убить.

Вот перекрестие прицела расположено в точности там, где нужно.

Палец на спусковом крючке. Решение стрелять. Приказ, отданный мозгом пальцу, прошел по затылку и шее, повернул направо около лопаток, перелез через плечо, проскользнул, как кусок масла, по руке и достиг пальца, и тогда, тогда…

И тогда палец, злодей, не исполнил приказ. Наглец.

Цель вышла из поля зрения.

Альберто Браун и в самом деле не способен убить человека.

Когда он уже сидел в самолете и взлетная полоса бежала за окном рядом с ним, он понял, что чувствует. Он не доволен и не полон ужаса. Он просто испытывает огромное облегчение. Он сдал один настоящий экзамен. Сделал один простой выбор, в результате чего самый эффективный и тихий киллер в Северном полушарии стал просто человеком с хомяком. Просто человеком.

Человеком, который сейчас уйдет в тень и будет вынужден сменить имя, а может быть, не сможет долго жить на одном месте. Человеком, который от разочарования и страха забыл заряженное ружье на крыше здания. Человеком, который купил билет на первый попавшийся рейс, увиденный им на табло с расписанием полетов.

Но просто человеком.

Дверь закрылась за Михаэлем с легким щелчком. Он будто старался не разбудить никого, несмотря на то что она, единственный человек дома, видимо, вообще не спала, хоть и лежала в кровати.

Уже поздний час. Он пришел сюда не прямо из офиса.

Он тогда перешел улицу, зашел в магазин, купил кое-что и вдруг почувствовал себя как-то по-другому, по-новому. Воздух на улице был прохладным, и первый вдох, который он сделал, когда вышел из магазина, был особенно удивительным, как первый вдох младенца. Будто он только сейчас вспомнил, как нужно дышать, будто был мертв и вернулся к жизни. Тогда он тряхнул головой, посмотрел на маленький пакет в своей руке и начал рассуждать почти вслух, как он мог подумать, что это что-то изменит.

Он тихо оставил портфель у двери, мягко положил ключи на столик у входа. Одна его рука уже автоматически пыталась ослабить галстук на шее, но он вспомнил, что уже сделал это, когда, отдавшись на волю своих ног и своих мыслей, блуждал по улицам. Он бродил несколько часов, спрашивая себя снова и снова, что, по его мнению, он делает и почему именно эта попытка будет успешной, в отличие от всех остальных, провальных.

Тусклый свет все еще горел на кухне. Он вошел и налил себе стакан холодной воды, быстро и решительно скинул ботинки, оставшись в носках, и его ноги благодарно ощутили прохладу пола. Он стоял в кухне и пил воду маленькими глотками, прерываясь каждую секунду-другую для короткого вдоха. Он удивился, заметив, что немного волнуется.

Меньше чем час назад все это выглядело как будто решенным вопросом. После того как он вернулся с прогулки на офисную парковку, пакет в его руке уже был довольно увесистым, до краев заполненным напрасными надеждами. Он открыл багажник и почти с отвращением кинул пакет внутрь, ругая себя за наивность, ругая Среднего Джона за иллюзию, которую он в нем посеял, ругая весь мир.

По дороге домой он чувствовал, что постепенно возвращается к себе. Вернулось это ощущение, тяжелое, обволакивающее, к которому он уже привык настолько, что оно стало его второй природой. Вот она, твоя жизнь, вот кто ты сейчас, и смирись с этим. Книга, которая лежит в багажнике – это всего лишь очередная отчаянная попытка вернуть любовь, только на этот раз он задушит ее в зародыше. Жаль тратить время. Его время. Ее.

Он стоял в обычной вечерней пробке и вдыхал привычно пахнущий воздух, пропущенный через кондиционер.

По радио диджей промямлил что-то про «ошибочку, которая у нас тут вышла», и заиграла песня.

Михаэль допил воду и поставил стакан в раковину.

Все, конечно, решили, что он сумасшедший, подумал он и позволил себе улыбнуться. С чего бы им так не решить?

Что им оставалось делать, когда они увидели посреди пробки высокого человека в костюме, который открыл дверь машины и начал танцевать и плакать под звуки радио?

Что они знают о песнях, которые проникают в твои чувства, как троянский конь? Велик ли шанс, что кто-то из них поймет или догадается, каким был ее взгляд, когда она поставила ему эту песню на своей аудиосистеме и сказала: «Под это ты сейчас будешь со мной танцевать, и пусть весь мир катится к черту»?

Ведь все, что они видели, – это человек, стоящий посреди дороги, и машина рядом с ним, сотрясаемая мощными динамиками. Человек двигал коленями и головой, как идиот, просто потому, что в свое время думал, что именно так надо танцевать и потому что ее это веселило. Где им понять?

Они не сигналили, не открывали окна и не кричали. Может, они и делали все это, только он не знает. В мыслях он был не там. Он просто танцевал и танцевал, а все эти оболочки, в которые он завернулся в последние годы, покрывались трещинами и отваливались от него, будто присохшая корка отчаянья. Широко раскрыв глаза и размахивая руками, он отбросил все упорядоченные мысли. Когда песня кончилась, он перестал дергаться, сел обратно в машину, закрыл дверь, выключил радио и перекрыл ту лазейку в мозгу, через которую просачивались все идеи, начинающиеся словами «но нельзя же…».

К концу поездки, даже после того, как сердцебиение замедлилось и успокоилось, книга в багажнике снова стала чем-то пульсирующим и настоящим. Он перестал вытирать слезы и просто дал им высохнуть, и они оставили на его лице светлый солоноватый след, словно боевой шрам на щеке, который доказывал, что он участвовал в войне за свою душу и выиграл по крайней мере одно сражение.

Он медленно поднялся по лестнице и тихо вошел в спальню.

Она лежала там, уже успев повернуться спиной к двери.

Он не хочет приходить с какими-то ожиданиями.

Он тут вообще не для того, чтобы чинить, менять или спасать ее.

Ему нужно меняться, а не ей. Он пришел работать над собой.

Он понял это в ту секунду, когда заиграла та песня.

Он сел на кровать и прислонился спиной к стене, держа книгу в руке.

– Ты правда никогда не читала? – спросил он ее однажды.

Она пожала плечами.

– Каюсь, – сказала она, – всегда обещала себе и знала, что надо бы, но по какому-то странному совпадению у меня никогда не получалось даже достать книгу.

– Нам надо почитать когда-нибудь.

– Надо, – кивнула она.

Может, она сейчас спит, может, нет.

Может, она услышит, может, нет.

Это не важно. Он не ждет чуда или перемен и готов делать маленькие шаги. Куда придем, туда придем. Он раскрыл книгу.

– «Ну вот, перед вами Винни-Пух». – Он начал читать вслух. – «Винни-Пух спускался по лестнице вслед за своим другом Кристофером Робином, головой вниз, пересчитывая ступеньки собственным затылком: бум-бум-бум».

Он будет читать, пока хватит сил, пока не уснет.

Михаэль заметил, что ритм дыхания Мики немного изменился. Он понял, что она слушает.

Когда он дочитал книгу, первые лучи солнца уже ворвались в комнату, превратив пылинки в маленькие, почти неподвижные звездочки. Он положил книгу на край кровати и позволил себе вздремнуть часок-другой. Только через несколько месяцев, вспоминая этот момент, он осознáет, что хотя она и спала, хотя ее лицо было все еще серым, но уже тогда она повернулась к нему.